«О большевиках есть хороший роман?»

«О большевиках есть хороший роман?»

— Сейчас я читаю: весь народ пошел за ленинской идеологией. Это абсурд! Из двадцати миллионов коммунистов полмиллиона настоящих не найдется. И ученые говорят чушь! — утверждает Молотов. — Нужна дисциплина, но дисциплина тоже должна быть сознательной. Другой дисциплины не может быть при социализме.

Для этого нужна гораздо большая организованность, гораздо большая ответственность сверху. И сверху донизу. Ленин в 1902 году говорил в брошюре «Что делать?»: дайте мне организацию революционеров, и мы перевернем Россию. Он и перевернул. А много ли из этих революционеров были действительно вполне сознательны, вполне организованы? А перевернул! Не силой. Как Пастернак потом писал: «Он управлял теченьем мысли и потому — страной». (Цитирует по памяти. — Ф. Ч.) Пастернак почуял.

А иначе бы не вышло. Это очень умно, очень… Вы помните Пастернака «Высокую болезнь», как он описывает Ленина, когда он выходит перед съездом Советов делать доклад? Это шаровая молния! Когда он вышел, сразу все организовалось, дисциплинировалось, стало объединенным. Хорошо сказано: «Я думал о происхожденьи века связующих тягот. Предвестьем льгот приходит гений и гнетом мстит за свой уход». Это очень трудно даже понять. Это философия. Это очень серьезная вещь. В Ленина он верил, а в народ — нет. Не способен. Это неправильно. Ленин один — ничего не получится.

А вышло так, что никто не верил, какая социалистическая революция может быть в России, а вот Ильич поверил и повел, и дисциплина оказалась, и преданность оказалась, и сила оказалась, и мозгов хватило. А другие не смогли. И всех покорил, всех расшиб. А какие были сложности — и внутренние, и внешние! Выборы — меньшинство, а победил! Выдержка колоссальная, а какая внутренняя сила! Если народ организовать, если найти какие-то, так сказать, пути-дорожки к народу, по-моему, через исключительную сплоченность коллектива, хотя бы какой-то группы, которая может за собой вести уже более широкий слой, а тот — еще более широкий, разматывается вся активная часть, а те, которые враждебны и активны, — их расшибают. Это все очень интересно. Хорошо это пока не раскрыто, не описано, не освещено по-настоящему. А об Октябрьской революции вообще нет художественных произведений, которые бы показали, откуда взялись эти большевики, как это вышло, что какая-то партия, о которой до революции мало кто знал, оказалась во главе, повела и добилась победы.

Крупные писатели были, а вот не смогли ничего написать. Настолько это сложное явление, потому что, действительно не просто случай, а сложное явление. Настолько много сложностей и неясностей, как это все происходит в одной партии, и такого, как Ленин, очень трудно показать. О Ленине есть хороши роман? Нету. О большевиках есть хороший роман? Нету.

Вот Горький дал Самгина, ну что там, какие там большевики? Не вышло, нет. Кутузов — разве что, Ленина или руководители большевиков хоть сколько-нибудь напоминает? Нет. Настолько сложное явление. Тыщу раз об этом писали — не так просто. Философы, историки… Вот я читаю «Историю Октября». Три тома. Тысячи две с половиной страниц, я их, вероятно, до смерти не дочитаю.