«Полина жива!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Полина жива!»

В жаркий августовский день приехали на Новодевичье кладбище — на сегодня назначено открытие надгробного памятника П. С. Жемчужиной. К шестнадцати часам в старой части кладбища, в углу стал собираться народ — земля слухом полнится. А слух такой, что приедет Молотов — тот самый, исчезнувший с портретов в 1957 году.

— Я недавно с ним ехал в одном троллейбусе, — слышу голос в толпе.

— Ну да, будет он в троллейбусе ездить — у него небось персональная «Чайка»!

Надо сказать, Хрущев лишил его, как и других членов «антипартийной группы», всех прежних привилегий. Молотов жил у родственников на Чкаловской и получал пенсию сто двадцать рублей. Накоплений и богатства не было — не та закалка, да и жил на всем государственном.

Вспоминаю разговор с маршалом Г. К. Жуковым; «Когда меня сняли при Хрущеве, мы с Галиной Александровной думали, что у нас много денег. Оказалось — ничего. Пришлось баян продать. Солдат отнес в комиссионку, принес пятьдесят рублей. Я, конечно, мог бы ездить на трамвае, но ведь меня будут снимать для иностранных журналов, я же одиозная фигура».

Я уже ничему не удивлялся, ибо знал, как живут опальные бывшие.

…Молотов идет по аллее в строгом темно-синем костюме, при галстуке, в пенсне. Рядом — дочь Светлана и зять Алексей Дмитриевич Никонов, доктор наук, профессор.

Памятник делал Вучетич. Денег не взял. Долго делал, тянул, объяснял, что это «должно быть достойно Вучетича». На черной вертикальной плите — белый барельеф. Все. Строго, ничего лишнего.

На кладбище мы пробыли с полчаса и поехали в дом на улице Грановского, квартира 61, где помянули Полину Семеновну.

— Мне выпало большое счастье, — сказал Молотов за столом перед гостями, — что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное — настоящий большевик, настоящий советский человек. Для нее жизнь сложилась нескладно из-за того, что она была моей женой. Она пострадала в трудные времена, но все понимала и не только не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают, ибо тот, кто очерняет Сталина, будет со временем отброшен как чуждый нашей партии и нашему народу элемент.

— Все-таки мне кажется, — позже сказал я ему, да и не раз у нас возникал разговор на эту тему, — что не она из-за вас пострадала, а вы из-за нее, когда Сталин выступил против вас на Пленуме после XIX съезда и не ввел в Бюро Президиума ЦК.

— Чего он на меня взъелся? Может, и это имело значение.

Когда на заседании Политбюро он прочитал материал, который ему чекисты принесли на Полину Семеновну, у меня коленки задрожали. Но дело было сделано на нее — не подкопаешься. Чекисты постарались. В чем ее обвиняли? В связях с сионистской организацией, с послом Израиля Голдой Меир. Хотели сделать Крым Еврейской автономной областью… Были у нее хорошие отношения с Михоэлсом… Находили, что он чуждый.

Конечно, ей надо было быть более разборчивой в знакомствах. Ее сняли с работы, какое-то время не арестовывали. Арестовали, вызвав в ЦК. Между мной и Сталиным, как говорится, пробежала черная кошка.

Она сидела больше года в тюрьме и была больше трех лет в ссылке. Берия на заседаниях Политбюро, проходя мимо меня, говорил, вернее, шептал мне на ухо: «Полина жива!» Она сидела в тюрьме на Лубянке, а я не знал.

— А вы продолжали оставаться вторым человеком в государстве?

— Формально — да. Но только для прессы, для общественного мнения.

На свободу она вышла на второй день после похорон Сталина. Она даже не знала, что Сталин умер, и первым ее вопросом было: «Как Сталин?» — дошли слухи о его болезни. Я встретился с ней в кабинете Берии, куда он пригласил меня. Не успел подойти к ней, как Берия, опередив меня, бросился к ней:, «Героиня!»

Перенесла она много, но, повторяю, отношения своего к Сталину не изменила, всегда ценила его очень высоко.

Шота Иванович добавил:

— Однажды один из ее родственников за столом стал осуждать Сталина, она его быстро поставила на свое место: «Молодой человек, вы ничего не понимаете ни в Сталине, ни в его времени. Если б вы знали, как ему было трудно сидеть в его кресле!»

18.08.1973

— В последний период у него была мания преследования. Настолько он издергался, настолько его подтачивали, раздражали, настраивали против того или иного — это факт. Никакой человек бы не выдержал. И он, по-моему, не выдержал. И принимал меры, и очень крайние. К сожалению, это было. Тут он перегнул. Погибли такие, как Вознесенский, Кузнецов…

Все-таки у него была в конце жизни мания преследования. Да и не могла не быть. Это удел всех тех, кто там сидит подолгу.

21.10.1982

— Не знаю, на кого он понадеялся! Хрущева выдвинул, а меня смешал вместе с Микояном. Ну никаких же оснований не было. Тут не только из-за Полины Семеновны. Я знаю, что это влияло, это я допускаю.

— В народе говорят, он потребовал, чтоб вы развелись, а вы отказались. Потребовал, чтоб отмежевались от нее.

— Во-первых, отмежевали меня от нее. А вот то, что я воздержался при голосовании, когда ее исключали из ЦК еще в 1940 году — это да. Да, он тогда и сказал: «Вот все говорят — как же так, голосовал против». Она была кандидатом в члены ЦК, ее исключили. Обвинили… Чего только не придумали… Очень путано все это было. Кажется, Жданов выступал с разъяснениями по этому вопросу. В ТЭЖЭ, где она работала, вредители появились. В Узбекистане началось. Она тогда занималась парфюмерией и привлекла к этим косметическим делам сомнительных людей. А других, конечно, не было. Немецкие шпионы там оказались. Жены крупных руководителей стали ходить к ней, заниматься косметикой.

А когда в 1949-м ее арестовали, предъявили, что она готовит покушение на Сталина. Вышинский потом говорил. Перед тем как меня сняли из Министерства иностранных дел, Сталин подошел ко мне в ЦК: «Тебе надо разойтись с женой!» А она мне сказала: «Если это нужно для партии, значит, мы разойдемся». В конце 1948-го мы разошлись. А в 1949-м, в феврале, ее арестовали.

А мне никакого обвинения. Мне толком ничего не говорили. Но я из сопоставления некоторых фактов понял, и потом подтвердилось, дело в том, что, когда я был в Америке, вероятно, в 1950 году, когда я ехал из Нью-Йорка в Вашингтон, мне был предоставлен особый вагон. Я тогда, может, это недостаточно оценивал; это, очевидно, был вагон для подслушивания, мне его выделили, чтобы послушать меня хорошенько. Со мной из Советского Союза врачи ехали без билетов, какая-то комиссия, о чем они могли болтать?

Сталин ничего не говорил, а Поскребышев стал намекать: «Почему дали особый вагон?» Потом мне Вышинский говорит: Поскребышев говорит, проверяли вагон. Специальный вагон, конечно, не всем предоставляется. До этого не было, а тут почему-то предоставили.

— А что, вы должны были отказаться? В чем могли вас подозревать?

— Особые отношения, может быть, со мной. Это в ООНе когда я был. Это уже подозрительность была, явно завышенная. Ведь Сталин сам назначил Полину Семеновну наркомом рыбной промышленности — я был против! Она была единственным наркомом-женщиной по хозяйственным вопросам. На здравоохранении были, Крупская по народному образованию была замом, а по хозяйственным — не было.

Сталин, с одной стороны, как будто выдвигал и ценил Полину Семеновну. Но в конце жизни он… Тут могли быть и антиеврейские настроения. Перегиб. И на этом ловко сыграли.

04.12.1972, 10.03.1977 29.09.1982

Данный текст является ознакомительным фрагментом.