Часть третья «Самая разгромная», или Шестидневная война

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть третья

«Самая разгромная», или Шестидневная война

Словно выстрел против эрцгерцога. — Вновь фанфаронство, вновь бравада. — Даян — это война. — Классический пример превентивного удара. На трех фронтах, практически одновременно. — Флаг над башней Давида. Очередной шок в арабском мире. — Торжество и подавленность. — Всенародный туризм, но война продолжается. — Советский Союз вновь приходит на помощь. Начинается война на истощение, арабы обретают второе дыхание. — Что делать дальше?

В мае 1967 года премьер-министр Израиля Леви Эшкол завершал свой четвертый год на этом посту. Несмотря на свой преклонный возраст семьдесят два года — и серьезные проблемы со здоровьем, он являлся еще и министром обороны. В Израиле этот пост считается критически важным. Как и его предшественник Бен-Гурион, он предпочел оставить этот пост за собой.

Занятие Эшколом этой должности было встречено в стране со вздохом облегчения, особенно среди военных. Бен-Гурион был руководителем жестким и особенно активным в вопросах обороны. Его же наследник Эшкол был только рад позволить военным практический контроль за ведением своих дел. Он был финансист, а не эксперт в вопросах стратегии, и, хотя по ряду соображений оставил за собой этот пост, но всегда полагался на совет Ицхака Рабина, своего блестящего начальника Генштаба, хотя и не всегда ему это нравилось.

В народе Эшкола любили. Это был добросердечный политик, который всегда хотел найти компромисс, приемлемый для всех. Но спустя четыре года пребывания у власти стало ясно, что его медовый месяц с народом кончился, а популярность сошла на нет. Проблемы в еврейском государстве только нарастали: экономика пробуксовывала, кризис «кусал» все сильнее, безработица росла. Постоянный поиск компромиссов теперь рассматривался как яркий пример нерешительности этого политика. Появились и анекдоты. Один из них гласил: «Вам кофе или чай, г-н премьер-министр?» Эшкол, после долгой паузы и раздумий: «Лучше половину того и другого».

Днем 14 мая 1967 года Эшкол находился в своем рабочем кабинете. Сквозь приоткрытую дверь балкона с муниципального стадиона доносились звуки оркестра — там шла последняя репетиция церемонии празднования 19-й годовщины образования государства Израиль. Эшкол вышел на балкон, но вдруг со срочным сообщением появился Ицхак Рабин, который в тот момент, в возрасте 45 лет, был одним из самых одаренных военных авторитетов Израиля. В состоянии шока и какого-то неверия Эшкол переспросил для уточнения только что услышанные слова: «Насер двинул свои войска на Синай?».

На следующее утро 15 мая 1967 года Эшкол и Рабин с помощниками встречались в отеле «Кинг Давид» (почему именно там?) в Иерусалиме для оценки ситуации. Им нужна была дополнительная информация. Пока все, что они знали, это то, что две египетские дивизии переправились через Суэцкий канал и вошли в пределы Синая. Хотя все передвижение было в пределах их собственной территории, такие действия значительного по силам контингента были очень необычными и тревожными.

С того места, где находились три дивизии египтян, они могли двинуться через пустыню, обойти буферную зону, где стояли ООНовские миротворцы, смести немногих израильских солдат у себя на пути и подступить к Беэршеве и другим городам Израиля.

Эшкол и Рабин обязаны были просчитать все свои ответные шаги.

Объявить хотя бы частичную мобилизацию для усиления своих сил? Этот вариант не был идеальным — противостоящая концентрация войск только усилила бы напряжение на границе и, возможно, привела бы к открытому столкновению. Это было бы весьма дорогостоящим мероприятием. Регулярная армия Израиля была настолько невелика по размерам, что пришлось бы сразу призывать резервистов. А в случае всеобщей мобилизации большинство мужчин возраста 18–45 лет и даже многие женщины обязаны покинуть свои рабочие места. Это означает серьезное нарушение всей жизни общества. Пока решено было подождать, при этом оповестить всех командиров и поручить всем отслеживать ситуацию. Перед тем как отправиться принимать парад, Рабин заявил: «Если Насер продолжит отправку своих солдат на Синай, мобилизация станет неизбежной. Мы не можем позволить себе риск оставить свою южную границу с тем небольшим количеством солдат…»

Спустя некоторое время на центральной трибуне стадиона уже сидели премьер Эшкол, президент государства Залман Шазар с супругами, другие министры в окружении высшего генералитета Израиля.

Здесь же в своей хорошо различимой летной форме светло-серого цвета находился и Мордехай Ход, недавно назначенный командующим ВВС. Окружавшие знали, в каком напряженном темпе он работает, готовя своих летчиков к возможной войне. К этому времени израильская военная доктрина гласила, что если война с арабскими соседями становится неизбежной, то Хель-Хаавир должен быть готов нанести упреждающий удар по арабским ВВС до того, как они сумеют подняться в воздух.

Задачи для себя, своих пилотов и разведслужб Ход сформулировал следующим образом: им было нужно знать мельчайшие детали и подробности о противнике, включая обычное время вылета на патрулирование, их летные маршруты, порядок размещения самолетов на базе и точный распорядок дня на полевых аэродромах с указанием времени приема пищи, отдыха и т. п. Самой ценной считалась информация о путях безопасного подхода к авиабазам противника, с минимальным риском быть обнаруженным его радарами.

Но в тот момент, на параде, Ход даже не предполагал, что до решительного столкновения оставалось всего лишь несколько недель.

Йешайяху Гавиш, командующий войсками на Синае, также был извещен о переброске египетских солдат на полуостров. Как только парад был закончен, он бросился на узел связи, где ему еще раз подтвердили о передислокации войск противника. Как он вспоминал позднее: «Я был удивлен и озадачен. К тому моменту Насер послал 70 000 своих лучших солдат сражаться в Йемен, в гражданской войне на стороне республиканцев. Ожидать, что одновременно он начнет еще одну войну, было бы немыслимо».

Тем вечером на авиабазе Тель-Ноф возле Тель-Авива состоялся традиционный прием в рамках проведения праздника. Присутствовали многие политики, ветераны ВВС и молодые пилоты, многие из них со своими женами и подругами. Мириам Эшкол, супруга премьера, рассказывала: «Все разбились на небольшие группы, и сквозь жужжание голосов можно было слышать: «Война будет», «Нет, войны не будет» и тому подобное, но напряжение всех было очевидным».

Эшкол никак не мог понять мотивацию действий Насера, но у него были серьезные причины полагать, что Насер только блефует, и это не силовая акция, а своего рода «шоу». В конце концов, такие ситуации случались и прежде. Например, 18 февраля 1960 года Израиль провел военную операцию против Сирии в Тауфике, сирийцы обратились к Насеру за помощью, и он откликнулся, но только после того, как израильская акция была завершена.

Эшкол мог предположить, что Насер, возможно, повторяет ту же тактику, особенно с учетом того, что напряженность между сионистским государством и Сирией вновь возрастала. Это было отмечено сразу после 7 апреля, когда израильские самолеты сбили над Голанами сразу 6 сирийских МИГов.

Про этот эпизод стоит рассказать подробнее. Утром того дня израильские фермеры вышли на свои поля, прямо ввиду Голанских высот. Сирийцы не утерпели и открыли по ним огонь из артиллерийских орудий. Для их подавления вылетела группа штурмовиков Хель-Хаавир. В ответ сирийцы подняли свои самолеты. На всем протяжении от Голанов до Дамаска завязался «dogs fight» воздушный бой («собачья свалка», по терминологии западных пилотов), реактивные самолеты сходились, расходились, маневрировали, но выучка израильтян опять оказалась выше — без единой потери они действительно сбили шесть сирийских истребителей.

Но в тот вечер, который завершал празднования, присутствующие только терялись в догадках, почему Насер послал войска на Синай?

За двое суток до описываемых событий, то есть 13 мая 1967 года спикер Народного собрания Анвар Садат только что вернулся после официального визита в Москву. Прямо из аэропорта он направился в Маншиет Эль-Бакри, резиденцию Насера, где последний как раз принимал Абдель Хакима Амера, заместителя Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами. Садат сообщил им о разговоре в Московском аэропорту с Владимиром Семеновым, заместителем советского министра иностранных дел. Семенов заявил ему на прощание: «Десять израильских бригад концентрируются на сирийской границе».

Насер и Амер не были удивлены. Об этом им уже сообщали советские разведисточники в Каире. Насер был встревожен и — плюс — пребывал в состоянии раздвоенности. Еще 4 ноября 1966 года он подписал с Сирией Пакт о взаимной обороне. Согласно его положениям, если бы Сирия была атакована, то Египет должен был прийти к ней на помощь. Мог Насер остаться глухим к их просьбам, как это и было 7 апреля? За это он подвергся критическим нападкам. Будучи главным защитником арабского дела — о чем неоднократно публично провозглашалось, — мог ли он позволить себе не занять твердой позиции против израильтян? Встреча Насера, Амера и Садата затянулась далеко заполночь. Когда она закончилась, Амер лично позвонил начальнику Генштаба Мухаммеду Фавзи и распорядился созвать на утреннее совещание всех ведущих военачальников египетской армии.

Весь верхний эшелон армии присутствовал на этом совещании утром 14 мая. Там же был и военный министр Шамс Бадран. Амер был основным докладчиком и лично обрисовал создавшуюся ситуацию с израильскими угрозами против Сирии. Затем он повернулся к генералу Фавзи и сказал: «Я хочу, чтобы ты начал мобилизацию наших сил. Затем отправляйся в Дамаск и удостоверься, что информация, переданная Советами, правильна».

Приказ о мобилизации был отдан. Но офицеры задавали вопросы: «Каковы наши намерения? Действительно начать войну? Или только обороняться?». Фавзи не мог дать ответа.

В это время ведущая государственная радиостанция Радио-Каир уже начала передавать патриотические песни и марши, а первые войсковые подразделения двинулись маршем по улицам Каира, по пути на Синай. (Как писала одна лондонская газета: «Солдат провели практически под балконами западных посольств в Каире…»)

Давший интервью авторам генерал Ахмед Фахер, в то время молодой армейский полковник, свидетельствовал: «Улицы Каира были заполнены боевой техникой и всеми видами вооружений. Никто не пытался сделать какую-либо маскировку, и вдобавок солдаты кричали: «Мы идем на Тель-Авив».

В то время как египетские войска уже пошли через Синай, генерал Фавзи вылетел в Сирию, чтобы своими глазами увидеть тот «билд-ап» (наращивание) израильских сил на границе с сирийцами, о чем постоянно шел такой встревоженный разговор. По прибытии он встретился с министром обороны Хафезом Ассадом и начальником Генштаба Ахмедом Суэйдани. Объяснив причину своего визита, Фавзи попросил отвезти его на границу с Израилем. Там его ожидал своего рода шок. «Я предполагал увидеть концентрации израильских войск, но на границе не было ничего необычного… Мне показали аэрофотоснимки, но опять же я не обнаружил чего-то неожиданного». С этим Фавзи вернулся в Каир и представил письменный доклад Амеру.

Сирийцы также пытались проверить эту информацию. Сирийский генерал (который предпочел, чтобы его имя не обнародовалось) рассказал, что их самолеты несколько раз высылались с разведмиссиями. Ни один из них не привез подтверждения, что израильтяне массово перебрасывают войска на границу.

В свою очередь, американцы, которые уже уловили какие-то «подземные толчки» в ближневосточном регионе, дали военному атташе своего посольства в Тель-Авиве задание выяснить, где же истина. Он съездил на границу и честно сообщил в Вашингтон, что не наблюдал массовых перебросок войск. Израильтяне вообще-то сами попытались опровергнуть эти обвинения, заявляя, что «единственными известными им концентрациями являются концентрации туристов».

Израиль не концентрировал своих войск на границе с Сирией.

Советы, которые распространили опасный слух, знали это, но у них были свои планы (так заявляют авторы «Пятидесятилетней войны).

В конце концов, это был период «холодной войны», когда обе супердержавы — СССР и США — боролись за превосходство в мире. А Ближний Восток был одним из регионов, где они пытались распространить свое влияние.

Если для полноты картины обратиться к крайним точкам зрения, то вновь процитируем Голду Меир: «…В 1966 году арабы закончили подготовку к новой стадии войны. Симптомы уже были известны. Прелюдия к Шестидневной войне была похожа на прелюдию к Синайской кампании: банды террористов — при одобрении и поддержке президента Насера, — как и федаины 50-х годов, проникали на территорию Израиля из Газы и Иордании.

…И вдруг осенью 1966 года Советский Союз стал обвинять Израиль, что он готовится напасть на Сирию. Это было абсурдное обвинение…

…После уничтожения шести МИГов Сирия, как всегда подстрекаемая Советским Союзом, опять завопила (так у Голды Меир. — Примеч. авт.) об израильских военных приготовлениях, и советский посол в Израиле г-н Чувахин даже передал премьер-министру официальную жалобу от имени Сирии.

…Насер, чтобы поддержать Сирию в ее, как он выразился, «отчаянном положении», отдал приказ сконцентрировать египетские войска и бронечасти в Синае. Чтобы никто не усомнился в его намерениях, каирское радио резко заявило, что «Египет, со всей его мощью… готов к тотальной войне, которая станет концом Израиля».

Теперь для контраста совсем другие данные доктора исторических наук Л.И. Медведко (правда, учтем, что его работа издана еще в советскую эпоху в 1985 г.): «…премьер Эшкол недвусмысленно заявил, что Израиль готов «наказать» Дамаск и для этого он сам «изберет время, место и средства для эффективных действий». Начальник Генерального штаба И. Рабин выразился еще более определенно, заявив, что целью Израиля является «свержение режима в Дамаске». Нагнетание военного психоза дало нужные результаты. 9 мая 1967 года израильское правительство получило от кнессета полномочия на принятие решения о проведении военных операций».

Потом: «…Рабин угрожал уже не только Сирии, но и Иордании и Ливану». «15 мая в Западном Иерусалиме состоялся традиционный военный парад… на котором фактически отсутствовала боевая техника — танки, артиллерия. Их демонстративно уже передвигали к границам» (?!).

Остается только повторить ту фразу, что «когда начинается война, то ее первой жертвой становится правда».

Действительно, разобраться не так просто. Но мы будем ориентироваться в основном на исследования еврея Арона Брегмана, родившегося в Израиле, и мусульманки Джихан Эль-Тахри, которая родилась в Бейруте. Конечно, их труд появился в 1998 году, и мы понимаем, что за тридцать лет страсти, как говорится, уже «поутихли». Но раз под этой работой стоят две подписи и исследователи вопроса — как следует понимать — достигли «консенсуса», то это и будет самый взвешенный и объективный взгляд на самый разрушительный конфликт 67-го года прошлого столетия. Или еще ждать лет двадцать, пока откроются запасники МИДа?

Надо отдать должное Брегману и Тахри. В таком авторитетном учреждении, как Библиотека Фонда Линдона Джонсона, они нашли много интересного. Например, свидетельства Евгения Пирлина, который в 1967-м был главой Департамента Египта в советском МИДе. Евгений вспоминает: «В то время мы верили, что если война даже не будет выиграна нами — то есть египтянами, то она все равно приведет к нашей политической выгоде, потому что египтяне продемонстрируют свою способность сражаться нашим (выделено автором) оружием, с нашей военной и политической поддержкой».

Ему вторит непоименованный «CIA agent» (т. е. агент ЦРУ): «СССР хотел создать еще одну горячую точку для Соединенных Штатов, в дополнение к той, что уже существовала во Вьетнаме. Целью Советов было создать ситуацию, в которой бы США завязли экономически, политически и даже в военном смысле и потерпели бы серьезный урон, как результат их блокирования с Израилем против арабов».

Если так, то советские преуспели в том, что они задумали. Они расшевелили головешки в этом очаге, и Насер решился на мобилизацию. Трудно сказать, поверил ли Насер «разведданным» Советов, — особенно в свете доклада, который ему представил начальник его собственного Генштаба. Но маховик уже набирал обороты, и Насер стал предпринимать действия, которые подталкивали Египет — как и весь регион — к точке, откуда уже не было возможности дать задний ход.

Чтобы избавиться от критики, которую обрушивали на Насера арабские радиостанции, особенно в Саудовской Аравии, Иордании и Сирии, а суть ее заключалась в том, что он прячется за юбками Чрезвычайных сил ООН (UNEF), он принял решение удалить UNEF с Синая. Это дало бы ему возможность напрямую сразиться с Израилем.

* * *

Контингент UNEF размещался вдоль египетско-израильской границы в пустыне Негев, а также в секторе Газа и крепости Шарм-аш-Шейх. Прибыл он сразу по окончании войны 1956 года и был дислоцирован только с египетской стороны границы. В то время Израиль сразу сообщил о своем отказе разместить его у себя, мотивируя это тем, что атаки федаинов проходили с египетской стороны, значит, и контролировать их следовало там же. Тогда же было согласовано, что роль UNEF заключается в том, чтобы обеспечивать буферную зону между двумя воинственными соседями и в качестве рефери в самые острые моменты всегда говорить «брейк!». В целом это был способ поддержания пусть хотя и не добрососедских, но хотя бы корректно-нейтральных отношений.

Насер дал указание своему заместителю Амеру организовать отъезд UNEF. Амер, в свою очередь, перепоручил это генералу Фавзи. Последний подготовил и направил письмо индусу Индир Джит Райхье, который командовал ООН-контингентом на Синае. В письме говорилось, что Египет готов к ответным действиям в момент, когда Израиль атакует «любое арабское государство», и поэтому для своей собственной безопасности солдатам ООН предлагалось уехать.

Первоначальным намерением Египта было обеспечить отвод сил ООН между Газой и Эйлатом, а те, которые были в Газе и особенно в Шарм-аш-Шейхе, должны были остаться.

Если силы ООН ушли бы из Шарм-аш-Шейха, он переставал быть демилитаризованной зоной. Миротворцев ООН заменили бы солдаты Насера, и если бы они стали реагировать на израильское судоходство через пролив, то это означало бы акт войны с последующей израильской реакцией.

Итак, Насер созвал решающее совещание Верховного Исполнительного Комитета (так в тексте). Присутствовали: заместитель Верховного главнокомандующего ВС Амер, премьер-министр Сидки Сулейман, вице-президент Закария Мохиэддин, член Исполкома Арабского социалистического Союза (фактически это была правящая партия) Хуссейн Шафи, Генеральный секретарь АСС Али Сабри и спикер Народного собрания Анвар Садат.

В повестке дня был один вопрос: Тиранский пролив.

Все понимали, что если заблокировать пролив и таким образом перекрыть залив Акаба для израильского судоходства, то половина света будет отрезана от израильского экспорта и, соответственно, от ответных поставок жизненно необходимых товаров и поступлений валюты. Такая блокада, несомненно, жестоко поразила бы израильскую экономику и одновременно подвергла бы критическому испытанию ту декларацию, которую Израиль сделал еще в 1956 году. В Синайской кампании, как известно, «Цахал» провел специальную операцию, чтобы оккупировать Шарм-аш-Шейх.

При урегулировании этого ближневосточного кризиса на Израиль было оказано беспрецедентное международное давление. Правительство Бен-Гуриона вынуждено было согласиться с отводом войск, но при этом было заявлено, что любая будущая попытка заблокировать пролив будет рассматриваться как акт войны со всеми вытекающими последствиями. В международной практике это называется латинским термином causus belli (повод к войне). Насер, несомненно, знал об этом, поэтому он сразу перешел «к делу». «Итак, с концентрацией наших сил на Синае шансы на войну становятся «фифти-фифти». Но если мы закроем пролив, то это будет означать 100-процентное начало войны». Маршал Амер и другие были за закрытие пролива. Только премьер-министр Сидки Сулейман стал возражать, говоря, «что наша экономическая ситуация и так непростая, и все наши амбициозные проекты по развитию будут поставлены под сомнение».

Но Насер оставил эту ремарку без ответа. Он уже решился закрыть пролив и таким образом поддержать свой престиж в арабском мире. Бывший министр обороны Шамс Бадран вспоминает о том давлении, что оказывали другие арабские страны по вопросу закрытия пролива: «Они постоянно заявляли, что мы позволяем проходить их (израильским) судам на Эйлат, а этот порт был основным для их экспорта. Их пропагандистская атака на нас, особенно в иорданской и саудовской прессе, была очень жесткой, и они доказывали нам, что Египет должен обязательно сделать что-то, чтобы пресечь израильское мореплавание сквозь пролив».

Совещание закончилось. Насер в сопровождении своих высших командиров и чиновников выехал на Синай, в передовую авиабазу в Бир-Джифгафе. Там он объявил своим летным офицерам о решении закрыть пролив для израильского судоходства. «Наши вооруженные силы заняли Шарм-аш-Шейх, — заявил он. — Ни при каких условиях мы не позволим израильскому флагу проходить сквозь пролив. Евреи угрожают нам войной. Мы отвечаем им: пожалуйста, мы готовы к войне, но эти воды принадлежит нам!»

* * *

Получив письмо генерала Фавзи, Индир Джит Райхье, командующий контингентом ООН, ответил: «Я военный человек. И я получаю свои приказы от Объединенных Наций, а не Египта». Этот документ был переотправлен через океан и попал на рабочий стол заместителя Генерального секретаря ООН, генерала Брайана Уркхарта. Он вспоминал: «Я получил телеграмму. Документ был составлен абсолютно безграмотно, но из него я понял, что они просят вывести UNEF. Мне и помощникам стало ясно, что это вообще-то серьезно и означает войну. Поэтому мы пригласили египетского посла. Он появился одетым для званого ужина и был очень недоволен. Прямо из офиса Генерального секретаря ООН У Тана он позвонил в Каир. Поговорив и повесив трубку, он повернулся к нам и сказал: «Да, это похоже на правду. Это действительно серьезно».

Бирманец У Тан, который тогда был Генеральным секретарем ООН, среагировал быстро и, возможно, слишком поспешно. Он информировал правительство Египта, что удовлетворить его запрос о частичном выводе UNEF невозможно. Силы ООН не могут выполнять свою миссию, если им приходится оставлять часть своих позиций. «Такая просьба равнялась бы запросу о полном выводе войск», — заключил он.

Насер был загнан в угол. Если бы он сделал шаг назад, то рисковал бы потерей лица в глазах других арабов. Его ответ был краток: «Хорошо, тогда полный вывод».

В последней попытке спасти ситуацию, Поль Мартин, тогдашний министр иностранных дел Канады, запросил израильского посла Гидеона Рафаэля принять UNEF на израильской стороне границы. «Это смешно. Израиль — это не Армия Спасения, чтобы принимать у себя ООНовцев, выдворенных из Египта», — гордо, но холодно ответил посланник.

Такого же благородного негодования была преисполнена и Голда Меир. «По каким-то непонятным причинам Генеральный секретарь ООН У Тан уступил Насеру немедленно. Он ни с кем не посоветовался. Он не запросил мнения Совета Безопасности. Он даже не попросил дать отсрочку на несколько дней. Он согласился, на собственный страх и риск, немедленно убрать войска ООН. Они стали уходить на следующий же день, и 19 мая, под оглушительные аплодисменты египтян, ушло последнее соединение, и египтяне остались единственными стражами своей границы с Израилем.

Не могу описать, до чего болезненно меня поразила смехотворная капитуляция У Тана… А 22 мая, опьяненный своим успехом, Насер решил еще раз проверить, какова будет реакция мира, если он начнет настоящую войну против Израиля. Он объявил, что Египет возобновляет блокаду Тиранского пролива… Конечно, это был сознательный вызов…»

В 2002 году исполнилось 40 лет со дня выхода книги Барбары Такман «The Guns of August» («Августовские пушки»), которая у нас вышла под названием «Первый блицкриг: август 1914». Посвящена она событиям июля-августа 14-го года, когда разгорелась война, называемая по тем временам Великой.

Книга, чисто случайно, конечно, появилась в витринах магазинов в момент Октябрьского кризиса 1962 года (на Западе он называется Ракетным). И этот том имел выдающегося читателя — Джона Ф. Кеннеди. Об этом свидетельствует переводчик книги Олег Касимов.

Президента Соединенных Штатов поразил необратимый лавинообразный процесс сползания к войне… Президент сделал вывод, что Первая мировая, в сущности, разразилась в результате ложной оценки действий другой стороны. Он любил приводить эпизод обмена репликами между двумя германскими канцлерами. Бывший канцлер спрашивал: «Как же это случилось?», а его преемник отвечал: «Ах, если бы знать!».

…Кеннеди взял за правило раздавать книгу людям, посещавшим Белый дом.

До его трагической гибели был еще год, а до июня 67-го еще три. Ах, если бы ему подсказали послать пяток экземпляров книги политикам и генералам в Каир, ну и просто для соблюдения паритета, конечно, пару-тройку в Тель-Авив!

Ночью, после того как Насер объявил о закрытии пролива, премьер-министр Эшкол находился в номере отеля «Дан» в Тель-Авиве. Накануне из Иерусалима к нему приехала жена. Телефон стал звонить у них в номере рано утром. Трубку взяла Мириам, с ней говорил Исраэль Лиор, ближайший помощник Эшкола. «У меня срочное сообщение для господина премьера». — «Но он еще спит». — «Разбудите его немедленно». Трубку взял Эшкол: «В чем дело?» — «Насер закрыл Тиранский пролив!» Эшкол сразу уехал в комплекс правительственных зданий. Приблизительно в это же время такой же звонок раздался в доме начальника Генштаба Рабина. Как вспоминает его вдова Леа: «Ицхак оделся и покинул дом бегом — я повторяю, действительно бегом».

Решение Насера закрыть пролив поразило Израиль как гром среди ясного неба. Политики, военные, да и любой израильский гражданин знали, что это значит. Годами им говорили, что закрытие пролива означает войну. Брегман и Эль-Тахри дают свою собственную ремарку, давший им интервью египетский генерал Нуфал заявил, что пролив в тот момент «фактически не был закрыт», но весь окружающий мир считал, что «закрыт», раз так заявил Насер.

23 мая началась всеобщая мобилизация, хотя об этом официально не объявлялось. Уже к полудню жизнь в стране изменилась коренным образом. Пляжи и прогулочные бульвары опустели, убежища срочно очищались от мусора и тут же рылись зигзагообразные противоосколочные траншеи, многие полеты авиакомпании «Эль Ал» были отменены, фары и «габаритники» автомобилей срочно окрашивались синей краской, доноры выстраивались в очередь на пунктах переливания крови, городские парки были закрыты — там готовились места на случай срочных захоронений, с теми же целями были заготовлены упаковочные мешки и 10 000 гробов (!), всем иностранным посольствам рекомендовалось отправить своих сотрудников на родину, а все, что ездило на четырех колесах, мобилизовалось в армию. Одновременно было отмечено, что все ведущие агентства новостей мира стали срочно бронировать номера в гостиницах для своих военных корреспондентов, а евреи — добровольцы из многих стран — стали приезжать, предлагая любую помощь, на которую они были способны.

Вдоль границ противостоящие армии действительно стали концентрировать свои силы. У египтян было 900 (1200/1200) танков (в скобках даются данные из международной «Харперской военной энциклопедии» и через косую черту из советских «Локальных войн»), более 200 (431/500) боевых самолетов, и 80 000 (200 000/200 000) солдат.

Сирия выделила 6 бригад (63 000/ок.50 тыс.) и 300 (450) танков. Хафез Ассад, министр обороны Сирии, провозгласил, что «настало время начать битву за освобождение Палестины». Иорданский король Хуссейн отрядил 300 танков. Он также привел в боеготовность свои небольшие военно-воздушные силы и разрешил проход иракских и саудовских войск на линию будущей конфронтации с Израилем. Даже Ливан мобилизовал свою совсем небольшую армию (цифр не приводится нигде).

Всем этим силам противостояла отмобилизованная израильская армия: 275 000 (230 000/200 000) солдат, 1093 (1100/1100) танков и 203 (260/230) самолета. Ближний Восток опять превратился в пороховую бочку.

Как позднее писали советские авторы в «Локальных войнах»: «В количественном отношении войска трех арабских государств превосходили израильские: по личному составу — почти в 2 раза, по артиллерии — в 2,5 раза, по танкам и самолетам — в 1,5 раза».

Но, очевидно, в тот момент израильские лидеры не знали этих цифр и этих соотношений. Иначе чем объяснить ту ситуацию, когда Эшкол буквально в коридоре столкнулся с шефом «Моссада» Меир Амитом и тот поторопился заявить ему (как бы в ликующих тонах): «Пролив — это казус белли для нас. Но это будет их конец. Это будет их могила».

Но вообще-то тогда это было только мнение Меир Амита. Ситуация оставалась еще во многих аспектах неопределенной и непредсказуемой. 23 мая, когда в Тель-Авиве шло заседание кабинета министров, Эшкол увидел на заседании министра иностранных дел Аббу Эбана. Эшкол написал и передал ему записочку: «Ты что делаешь тут? Твое место в Нью-Йорке».

Эбан понял, о чем тут говорилось: для него настало время приняться за самую важную дипломатическую миссию.

Ранним утром 24 мая министр иностранных дел Абба Эбан вылетел из аэропорта Лод на борту пустого «Боинга-707».

К этому времени прошли ровно сутки с момента объявления Насером о закрытии Тиранского пролива. Маршрут Эбана пролегал в Вашингтон через Париж и Лондон. Он должен был объяснить президенту Франции Де Голлю, премьеру-министру Великобритании Гарольду Вильсону и президенту США Линдону Джонсону позицию своего правительства. А она была следующей: по политическим и экономическим причинам Израиль абсолютно не может позволить, чтобы пролив был закрыт для его судоходства. Руководители страны желали бы знать, можно ли рассчитывать на вмешательство великих держав Запада для обеспечения прохода израильских судов. Или нет…

Спустя пять часов в сопровождении посла Уолтера Эйтана он уже входил в Елисейский дворец. Встреча с великим французом практически закончилась провалом. В основном это произошло от недопонимания. Де Голль почему-то был под впечатлением того, что Израиль уже решил воевать, а в Париж Эбан приехал за помощью. В действительности, руководство надеялось предотвратить войну, если бы удалось найти пути открытия пролива.

Де Голль был очень краток: «Ne faites pas la guerre (Не делайте войну), — заявил он, правда, после этого подправил сам себя: — Во всяком случае, не стреляйте первыми. Если Израиль атакует, то это будет катастрофа». Эбан стал давать свои объяснения, но генерал был не в настроении выслушивать контраргументы. Спустя пару минут встреча была завершена.

На Даунинг-стрит, 10 премьер Вильсон был более любезен. Он даже пригласил Эбана на заседание своего кабинета. Сидя рядом с ним, «с чашкой очень крепкого чая в руке и подвергаясь опасной газовой атаке, так как Вильсон непрерывно курил свою трубку», Эбан подробно объяснил ситуацию. После этого британский премьер-министр выразил мнение присутствующих, что политика Насера по блокированию пролива является неприемлемой. «Если будет необходимо, то Британия готова присоединиться к другим в деле открытия пролива», — завершил он. Итак, впереди был только Вашингтон — самый важный этап его миссии.

В аэропорту Вашингтона Эбана встретил посол Авраам Харман. Он протянул ему запечатанный конверт и сказал при этом: «Из Тель-Авива передали, что вам нужно обязательно ознакомиться с документом до начала любых переговоров, с любым официальным лицом». Прибыв в гостиницу «Мэйфлауэр», Эбан первым делом вскрыл конверт. Там был текст телеграммы, отправленной прошлой ночью. Суть этого документа заключалась в следующем: по имеющимся данным, существует реальная опасность совместного нападения на Израиль со стороны Сирии и Египта, причем это произойдет в ближайшее время. Министру иностранных дел поручалось срочно встретиться с Президентом США (в случае его отсутствия с Госсекретарем) и добиться от него публичного заявления, что нападение на Израиль будет приравнено к нападению на США и что американским силам в Средиземноморье приказано координировать свои действия с израильскими военными. Подпись: Эшкол.

Эбан был потрясен. Эта телеграмма абсолютно противоречила данному ему заданию. Он должен был заявить американцам то, во что сам не верил. Из своих собственных источников Эбан знал, что арабские войска стояли в оборонительных позициях. А теперь его обязали просить Америку, которая уже вела свою войну во Вьетнаме, чтобы она присоединилась и к их конфликту на Ближнем Востоке!.

Пробормотав в качестве ругательства слово «chutzpah» (в переводе с иврита — какая глупейшая наглость!), он протянул телеграмму сидевшему напротив него послу Израиля при ООН Гидеону Рафаэлю со словами: «Человек, который составил телеграмму — будь это премьер-министр или нет, безумец… — И после паузы: — Но я обязан выполнять эти указания…»

На первую встречу к Госсекретарю Дину Раску Эбан поехал вместе с Рафаэлем. Он начал с того, что изложил текст этой телеграммы, и Раск был несказанно удивлен услышанному. У него была своя информация, что арабские войска не стояли в наступательных порядках и не были в такой степени готовности. Раск поручил своему заместителю Юджину Ростоу срочно связаться с разведслужбами в Пентагоне, чтобы они так или иначе прокомментировали это сообщение. Вернувшись, Ростоу сообщил, что у военных нет никаких данных в поддержку версии израильтян, и нападение арабов не обязательно должно случиться. Раск, уже достаточно раздраженный, обратился к Эбану со словами: «Вы дали мне эту информацию, чтобы заранее оправдать запланированный вами упреждающий удар?» Эбан мог только ответить: «Я сообщил вам ту информацию, какую я получил». На этой ноте встреча закончилась.

Спустя минуту после ухода израильтян Ростоу уже набирал телефонный номер посла Египта в Вашингтоне. Ему он сказал следующее: «К нам поступило сообщение, которое, как мы надеемся, является неверным. Мы и не думаем, что оно верное. И с египетской точки зрения, лучше бы, чтобы оно было неверным».

Президент Джонсон был, конечно, проинформирован о деталях встречи в Госдепартаменте. Он хотел, чтобы Эбан вылетал домой с правильным представлением об американской позиции относительно арабо-израильского конфликта. У него и так было много проблем с войной во Вьетнаме. И последнее, что он «хотел», так это получить такую же головную боль и на Ближнем Востоке. Проводя совещание со своими помощниками, он даже употребил очень специфическое выражение, которым пользуются ковбои, когда хотят взнуздать лошадь. Тем не менее, чтобы сделать атмосферу более доверительной, он распорядился принять израильскую делегацию на «семейной половине» Белого дома.

…Эбану было предоставлено право начать: «Если Израиль будет лишен права доступа в залив Акаба, то он будет отрезан от половины окружающего мира. Насер уже совершил акт агрессии, и его целью является удушение Израиля. Сейчас моя страна имеет альтернативу: сдаться или сражаться». Далее он попросил дать ему ответ — что сделают США, чтобы исполнить свое обязательство обеспечить свободу судоходства в проливе? При этом он особо выделил оценку израильских военных, что арабы планируют перейти в наступление. После некоторого молчания Джонсон ответил: «Ваш кабинет должен знать, что наше влияние и усилия будут приложены для решения вопроса по обеспечению судоходства в проливе…»

Далее он упомянул, как он выразился, «международную армаду», которая должна открыто пройти сквозь пролив, бросая вызов Насеру, и пусть он только попробует сделать что-то. Но Джонсон не вызвался начать мобилизовать эту армаду. Наоборот, он сказал, что «Израиль, совместно с другими морскими державами, в частности Англией и Францией, должен…» — и т. д. «Что касается участия США в этом вопросе, то мне нужно согласие Конгресса. Получить его поддержку — на это потребуется определенное время. Без этого я всего лишь техасец ростом 6 футов 4 дюйма», — даже пошутил он. И закончил он следующим: «Мы не думаем, что арабы намерены атаковать вас. Если да — то вы разгромите их в скоротечной войне». Дальше он развернул какой-то листок бумаги — очевидно, это была «домашняя заготовка» — и прочитал его с таким выражением, как будто цитировал Священное писание: «Израиль не одинок… если только не решит идти в одиночку». И последней его фразой перед прощанием было: «Вы не в опасности… Вы просто в трудном положении».

Когда Эбан ушел, Джонсон повернулся к Ростоу и приглашенному министру обороны Роберту Макнамаре и сказал: «Я потерпел неудачу. Они собираются воевать». Будто сговорившись, последние в унисон старались успокоить его: «Нет, нет, мистер Президент… он непременно доведет ваше послание, и израильский кабинет воспримет его очень серьезно».

Вернувшись в Тель-Авив, Эбан сразу проехал на заседание к ожидавшим его членам кабинета и изложил содержание своих бесед в Париже, Лондоне, Вашингтоне. При этом он не упомянул, что Джонсон не вызвался организовывать эту армаду и даже возложил эту задачу на еврейское государство.

В той дискуссии, что последовала, министр труда Игал Аллон — один из ведущих военачальников в войне 1948 года — немедленно бросил только два слова: «Действуем завтра». Министр Хаим Гивати: «Если мы не ударим первыми… то Насер покончит с нами». Генерал Хаим Вейцман, начальник оперативного управления Генштаба: «Война будет трудной, но у нас нет другого выхода, как сражаться. Мы их побьем, просто потому что мы лучше».

Даже премьер-министр Леви Эшкол, который до этого предпочитал все спустить на тормозах, теперь был в пользу войны. На него оказали влияние два фактора: немыслимое давление со стороны военных советников, которые требовали перехватить инициативу и перейти к действиям, и осознание того, что нация не может постоянно и бесконечно находиться в состоянии полной отмобилизованности, — это приведет только к разрушению израильской экономики.

Но общего мнения так и не было выработано. Умолчание Эбана о некоторых нюансах его встречи в Вашингтоне привело министров к мысли, что Джонсон все еще намерен организовать международную армаду и таким образом с кризисом будет покончено. Заседание закончилось где-то в пять часов утра. Перед этим было проведено голосование по итогам встречи. Голоса разделились поровну: девять, включая премьера, были «за» начало боевых действий, девять «против».

* * *

28 мая 1967 года израильский кабинет собрался на заседание в 10 утра. К этому времени Эшкол полностью изменил свою личную позицию по вопросу войны и мира. Своим озадаченным коллегам он заявил, что «нужно подождать еще неделю или две». В тот момент он разрывался под давлением своих советников — немедленно начать боевые действия — и международным давлением — ни в коем случае не ступать на тропу войны.

На него повлияли два события. Первым стало письмо президента Джонсона, полученное этим же утром. Там недвусмысленно говорилось, что Израиль должен проявить сдержанность и не наносить удар. Эшкол осознавал, что поддержка американцев критически важна для нейтрализации действий Советов, а затем для пополнения арсеналов Армии обороны Израиля.

И вторым случившемся событием был ночной визит Джона Хейдона, резидента ЦРУ, прямо к главе «Моссада» Меир Амиту. Хейдон говорил в непривычно резком тоне:

«Если вы нанесете удар, то США десантируют свои силы в Египет для защиты его.

Амит: А я вам не верю.

Хейдон: Для вас важно, чтобы Соединенные Штаты были на вашей стороне, а не на другой».

Амит сильно сомневался, что заявление резидента ЦРУ отражает официальную позицию администрации США, но о ночном визите он, естественно, Эшколу рассказал.

Вмешались и русские. Советский посол в Израиле Леонид Чувякин поднял помощника Эшкола посреди ночи и сказал, что ему нужно видеть премьера немедленно. Они встретились в 2.10 ночи, и Чувякин передал премьеру расшифрованную телеграмму, полученную от Косыгина. Там советский премьер говорил о необходимости снизить накал конфронтации. «Очень легко разжечь пожар, но загасить пламя будет не так просто», — предупреждал он.

Встреча между Эшколом и советским послом продолжалась целых два часа. Чувякин вспоминает: «Я просил Эшкола остановить эскалацию, прекратить концентрации и начать переговоры с арабскими государствами».

Это давление со всех сторон и особенно письмо Джонсона повлияло на Эшкола. Настало время напрямую обратиться к нации и к нетерпеливым военным командирам.

Эшкол направился в передающую студию радиостанции «Kol Israel». Страна затаила дыхание… Он в открытую сказал, что силы обороны Израиля находятся в состоянии боеготовности. Дальше он говорил о необходимости разблокирования Тиранского пролива и что правительство решило идти дипломатическим путем для решения этой задачи.

Содержание речи было для тех обстоятельств вполне ожидаемым, но ее презентация прошла ужасно. Генерал Шейке Гавиш вспоминал: «Вы получали впечатление, что человек, который ее произносил, был или не уверен в себе, или просто испуган. Это было удручающе».

Произошла абсолютно непредсказуемая вещь — Эшкол едва смог прочитать те несколько страниц, что помощники положили перед ним. Накануне текст составлялся в спешке, потом в него же советники внесли многочисленные изменения и исправления. Премьер только усугубил ситуацию. Незадолго до того ему сделали глазную операцию, глаза слезились, и, потерев их, он сместил одну глазную линзу и в результате едва мог разобрать этот текст. В добавление, ситуация усугубилась следующим: Эшкол свободно говорил на идиш (европейском еврейском яз.), но гораздо хуже знал современный иврит.

Одним из слов в тексте было «le hasig», по-английски «pull back» (отвод войск). Здесь он вообще запнулся — премьер не смог произнести этого слова, и он даже не был уверен, что оно означает.

Все это произвело шокирующее впечатление на публику, в том числе на его ближайшее окружение. Жена Мириам почти что кричала помощникам: «Вы что, не смогли распечатать это раньше и ознакомить его заранее?»

Но было уже поздно. Эшкол не смог успокоить своих сограждан.

Из радиостудии он срочно выехал в главный штаб. Кроме всех высших военачальников там присутствовали Игал Аллон и начальник Генштаба Ицхак Рабин. Он устроил эту встречу, так как считал, что именно премьер должен объяснить последние решения кабинета своим военным командирам. Они были в состоянии полного нетерпения и считали, что война стала неизбежной, а раз так, то надо немедленно атаковать.

Из-за провала своей речи Эшкол был не в настроении, а Рабин выглядел подавленным и уставшим. Он отсутствовал на рабочем месте предшествующие 24 часа, потому что находился в прединфарктном состоянии — из-за большого напряжения и многочисленных выкуренных сигарет. Также эмоций ему добавил бывший премьер Бен-Гурион. Последний, всегда будучи сторонником жесткой линии по отношению к арабам, считал, что в этом случае Израиль не обеспечил себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не мог надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он обвинял персонально Рабина и заявил ему об этом лично.

На совещании 28-го Бен-Гурион отсутствовал, зато говорили другие.

Вспоминает генерал Узи Наркисс, командующий Центральным сектором (можно сказать, Иерусалим был его военной специальностью): «Все беспрерывно курили. Эшкол был бледен. Говорил он долгое время и рассказал нам все, вплоть до ночного визита советского посла к нему».

Затем премьер предложил всем высказываться, причем открыто и откровенно. Начав с уже банального «Прекратите нас удерживать!», выступавшие набирали все более язвительную тональность. Генерал Маттияху Пелед (о нем вы еще услышите в пятой главе) бросил Эшколу в лицо: «Чего вы боитесь? Почему вы ждете? Мы готовы, и мы должны начать — сегодня!»

Дивизионный командир Ариэль Шарон: «Настало время действовать… Каждый лишний день ожидания потом приведет к более тяжелым потерям».

Эшкол был взволнован, однако все пытался их утихомирить, говоря, что «мы должны исчерпать все другие возможности, перед тем как перейти к войне». Но это только добавляло горючего в костер… Когда он вернулся домой, Мириам увидела, что ее муж был в очень удрученном состоянии. «Я знаю, они все нападали на него… безжалостно…» — сказала она.

На следующее утро 29 мая либеральная газета «Гааретц» в редакционной статье опубликовала резко критический материал о Эшколе: «У нас нет уверенности в способности г-на Эшкола вести наш государственный корабль в столь трудное время… Кажется, что все больше людей тоже теряют эту уверенность… и их число увеличилось после вчерашнего выступления на «Кол Исраэль». Он не создан быть премьером и министром обороны в текущей ситуации и должен уступить свой пост новому руководству. Времени мало».

В период самой опасной конфронтации Израиля со своими арабскими соседями в политических кругах этой страны начался опасный кризис. Нашлись люди, которые желали вернуть на этот пост отставника и пенсионера Бен-Гуриона, которому в то время уже исполнился 81 год. Но это было неприемлемо для правящей партии. В конце концов был найден устраивающий всех вариант — Эшкол сохраняет свой пост премьер-министра, а министерство обороны он со вздохом облегчения отдает 52-летнему Моше Даяну, бывшему начальнику Генерального штаба, который в то время входил в партию Бен-Гуриона «Рафи».

1 июня лимузин «Сааб» зеленого цвета доставил в министерство обороны его нового шефа — генерала Моше Даяна.

* * *