Век песен

Век песен

Веком песен назвал елизаветинское царствование поэт Гаврила Державин. Действительно, эти двадцать лет оказались выдающимися в истории русской музыкальной культуры. И главную роль здесь сыграли личные пристрастия императрицы, одаренной несомненными музыкальными способностями. Музыки при дворе звучало столько, что все царствование Елизаветы походило на какой-то непрерывный международный музыкальный фестиваль. «Отныне впредь при дворе каждой недели после полудня, – читаем мы указ от 10 сентября 1749 года, – быть музыке: по понедельникам – танцевальной, по средам – итальянской, а по вторникам и в пятницу, по прежнему указу, быть комедиям».

Конечно, при дворе, как я уже упоминал, господствовала итальянская музыка. В 1742 году из Италии вернулся в Россию Франческо Арайя, композитор, дирижер и режиссер, с оркестром и труппой актеров и певцов, и сразу же начались постановки грандиозных оперных спектаклей. Опера была вершиной театрального и музыкального искусства. Опера XVIII века существенно отличалась от современной и по жанру, и по сценическому воплощению. Сольное и хоровое пение, балетные номера чередовались с декламацией. Жесткие рамки классицизма заставляли постановщиков оперы думать о том, чтобы сюжет был преимущественно из античности, чтобы зло всегда наказывалось, а добро торжествовало. Спектаклям предшествовали аллегорические прологи, которые наивно агитировали зрителей, убеждая их, что лучшей самодержицы, чем Елизавета Петровна, в России еще не было. Поэтому актеры на сцене изображали сложные фигуры: «Благополучие России», «Радость верноподданных» и, наконец, «Обрадованную ревность». «При окончании оперы, – писала газета, – Ее Императорское Величество соизволила свое удовольствие оказать ударением в ладони, что и от всех прочих смотрителей учинено было, причем чужестранные господа министры засвидетельствовали, что такой совершенной и изрядной оперы, особливо в рассуждении украшений театра, проспектов и машин, нигде еще не видано».

Знакомство России с итальянской оперой не прошло напрасно для русского искусства. Именно в итальянских операх впервые выступили русские оперные певцы – Максим Березовский, Степан Рашевский и другие. «Эти юные оперные певцы, – писал Якоб Штелин, – поразили слушателей и знатоков своей точной фразировкой, чистотой исполнения трудных и длительных арий, художественной передачей каденций, своей декламацией и естественной мимикой». В 1758 году в опере «Альцеста» семилетним мальчиком участвовал будущий русский композитор Дмитрий Бортнянский. В балетных номерах стали все чаще появляться русские балерины и танцовщики.

И все же оперы оставались редким зрелищем – слишком сложны были тогда оперные постановки. Доступнее были концерты оркестра и хоров. Придворная капелла обычно набиралась из голосистых украинцев и отличалась высочайшим искусством, а уж Елизавета знала в хоровом пении толк. Классическая музыка при ней вышла за стены дворца. С 1748 года в Петербурге стали впервые проводить публичные концерты, на которые был открыт доступ всем, кроме «пьяных, лакеев и распутных женщин», – так говорилось в афише первого концерта. Благодаря музыкальным пристрастиям царицы в русскую культуру вошли новые инструменты: арфа, мандолина, а главное, – гитара. Некоторые историки музыки считают, что именно сама Елизавета стала зачинателем русской городской песни – романса – и напела несколько весьма популярных в XVIII веке романсов. Любила она и русские народные песни. Их слушали в перерывах спектаклей, и как-то раз «Ее Императорское Величество изволили сказать, что русское всегда более на сердце русское действие производит, чем чужестранное». Не оторвалась дочь Петра от своего народа!

При Елизавете родился необычайный вид искусства – роговой оркестр. Его изобрел чешский валторнист Иоганн Антон Мареш в 1748 году. Он приехал в Россию и нашел мецената в лице обер-егермейстера двора Степана Нарышкина. И вот однажды в 1757 году императрица, совершавшая прогулку верхом по осенним полям Подмосковья, была поражена звуками величественной музыки, которая как будто лилась с небес. В чистом поле слышались фуги Иоганна Себастьяна Баха. Это был сюрприз Нарышкина – концерт рогового оркестра, состоявшего из десятков музыкантов, которые дули в свои огромные инструменты. Они могли и не знать музыкальной грамоты, а лишь считали паузы, чтобы не пропустить свою партию. Это был настоящий живой орган гигантских размеров. Слушать его можно было только на приличном расстоянии – за 300–500 метров, не ближе. Вскоре он стал символом особой роскоши богатейших помещиков – владельцев тысяч рабов, из которых только и можно было набрать такой оркестр. Впрочем, императрица близко к живому органу не подъезжала и обратная сторона музыкального чуда, как и жизни ее подданных, ей была неведома.