Как правильно: «опробуеца» или «апробуэтца»?

Как правильно: «опробуеца» или «апробуэтца»?

Читатель вправе спросить: каким все же государственным деятелем была императрица Анна Иоанновна? Ответ прост: да никаким! Совершенный ноль! Для того чтобы на пространном докладе или челобитной нацарапать: «Быть по сему», «Отдать ему» или «Опробуеца» (вариант – «Апробуэтца», в смысле «опробовать, утвердить, одобрить»), много ума не требовалось. Анна Иоанновна постоянно демонстрировала откровенное нежелание заниматься государственными делами, особенно в дни, когда она отдыхала. А отдыхала она почти непрерывно. Императрица часто выговаривала своим министрам за то, что они вынуждали ее что-то решать, особенно по делам, которые назывались мелкими или малыми. Так, в 1735 году Анна Иоанновна предупреждала членов Кабинета министров, чтобы «о малых делах Нас трудить» не надлежало.

Нельзя сказать, что императрица полностью устранялась от государственных дел. Но она предпочитала скорее слушать доклады, чем самой сидеть над бумагами. Особенно часто докладывали ей Андрей Иванович Остерман и Артемий Петрович Волынский. И уже по совету и рассуждению с Бироном Анна Иоанновна выносила решение. Для приведения в действие всей огромной государственной машины нужна была краткая резолюция или одобрительный кивок головой. Да и это бывало Анне Иоанновне трудно. Артемий Волынский, вернувшись из дворца, с раздражением говаривал приятелям: «Государыня у нас дура, резолюции от нее не добьешься!»

Особую проблему для государыни представляли надоедливые челобитчики-просители. Годами гонимые и томимые канцеляриями и конторами, они ехали в Петербург с последней надеждой и терпеливо поджидали царицу у дворца, чтобы с воплем отчаяния пасть ей в ноги и протянуть слезами написанную жалобу на какую-нибудь несправедливость. Некоторые смельчаки ухитрялись прорываться под царицыны пули в Петергоф или настигнуть Ее величество на прогулке и там подавать челобитную. Но удавалось это мало кому – почти всех вылавливала стража.

В 1736 году в Тайной канцелярии рассматривалось дело одного доносчика, который, вывалившись из кустов в Летнем саду, своими воплями и видом до смерти перепугал императрицу. Несчастного уволокли в тюрьму. Известен и эпизод с просительницей, которая, «долго ища случая», сумела улучить момент и подать царице свою челобитную о задержанном жалованье ее мужа. Анна Иоанновна сурово отчитала просительницу: «Ведаешь ли, что мне бить челом запрещено?» – и потом велела вывести бедную дворянку на площадь и выпороть плетьми. Для науки другим, конечно.

В 1738 году Анна Иоанновна решила разом покончить с проблемой жалоб. Она распорядилась, чтобы Сенат собрал все жалобы и, «рассмотрев, решение учинил, как указы повелевают, чтоб бедным людям справедливость учинена была безволокитно и Ея императорское величество о таких обидах больше прошениями не утруждали». Замечательно мудрое решение – мечта всех русских правителей! Думаю, что Анна Иоанновна приняла его самостоятельно.

Наша помещица Ивановна была свято убеждена в неотразимой действенности крика. «Ты попа того призови, – поучала она Салтыкова в одном из писем, – и на него покричи…» Как вспоминает генерал-прокурор Сената Я. П. Шаховской, вид прибывшего с «гневным указом» петербургского генерал-полицмейстера В. Ф. Салтыкова был зловещ. Он созвал чиновников и «весьма громким и грозным произношением (обязательная деталь! – Е. А.) объявил нам, что Е. И. В. известно учинилось, что мы должность неисправно исполняем, и для того приказала ему объявить свой монарший гнев и что мы без наказания оставлены не будем».

Анна Иоанновна свято верила, что, содрогнувшись от крика и угроз, чиновники тотчас прекратят воровать, лениться и бессовестно волочить просителей. Как тут не вспомнить другого Салтыкова, известного как Щедрин!