Глава 11 «ГЕРМАНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

«ГЕРМАНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ»

Отто Штрассер, немецкий эмигрант, которому нынче стукнуло сорок три года, свое «золотое время» посвятил, как я уже говорил, поискам «немецкого социализма». Я приложил массу усилий, чтобы показать, что это за человек. Теперь же я попробую показать, какую разновидность социализма он искал, ибо в стране, в которой должна увидеть свет эта книга, многие люди просто зачарованы или околдованы словами и даже не пытаются понять, какая реальность кроется за произносимыми звуками.

Такое отношение особенно справедливо для слова «социалистический». Островитяне, как говорит о нас сегодня один из популярных сатириков, в умственном плане находятся где-то на уровне четырнадцатилетнего подростка, ибо большинство людей при слове «социалист» представляют себе исключительно человека, лишенного всяких средств к существованию, который только и думает, как бы эти самые средства отобрать у них. Хотя многие даже и на такое умозаключение неспособны. Они просто ненавидят само слово, не позаботившись узнать, что оно все-таки означает в действительности.

(Если судить по жизненному пути Отто Штрассера, его социализм отчасти достался ему по наследству, отчасти же был порожден в нем тем миром, в котором этот человек рос. Большую роль сыграла и война: он питал отвращение к тем жестоким солдафонам, которые познакомили его с муштрой; да и сегодня он отнюдь не питает любви к подобному человеческому типу, который, как он видит, вполне неплохо чувствует себя в руководстве режима национал-социалистов. Однако в то же время война привила ему необычайное уважение по отношению к офицерскому составу старой, имперской немецкой армии; кроме того, он чувствовал глубокую симпатию и к своим подчиненным, людям, не чуравшимся размышлений над самыми важными жизненными вопросами. Никогда, даже ни на секунду, он не видел союзника для своего, немецкого социализма в лице, например, компартии — это и правда было невозможно, ибо эта партия была по сути своей интернациональной, а его социализм был социализмом патриотическим. И он много сделал для того, чтобы вытеснить коммунистов из своей родной Баварии. В тот момент, в поисках своего, немецкого, социализма он пришел сначала в социалистическую партию, потом в национал-социалистическую, но в итоге покинул их, преисполненный глубокого отвращения.

Себя он называл вполне определенно — революционный социалист. Однако в одной из его книг я заметил, что он назвал себя (правда, всего однажды) консервативным революционером, и я думаю, что именно это название, объединенное с историей его жизни, лучше всего поможет понять читателю, что это за человек.

Его нелюбовь к этим апологетам плаца и муштры образца 1914 года практически равна его глубокому неприятию бюрократии. Он не видит какой-то особой заслуги и блага в том, чтобы лишить всего представителей одного класса, класса богачей, занимавшего исключительное положение в обществе, ради того, чтобы заменить их аристократией бюрократов. А ведь именно так поступили большевики, и именно так поступило бы большинство социалистов. На деле же это означает всего лишь замену одной тирании на другую, без кардинального улучшения жизни беднейших слоев населения.

Он не считает лекарством от социальных зол современности и средством общественного прогресса простую конфискацию имущества у богатых, пауперизацию всех и провозглашение, в итоге, диктатуры пролетариата. На деле происходит лишь замена одной группировки, поживившейся в доходном месте, на такую же другую группировку. Более того, Штрассер считает, что подобное есть не что иное, как отрицание социализма.

Он видит социализм как процесс, в ходе которого происходит постепенное возвышение неимущих масс до уровня более успешных людей, а отнюдь не насильственное низведение класса собственников до уровня пролетариата. И не возведение пролетариата (который в моем словаре означает представителей низших слоев общества) на трон, настоящее или мнимое, но изживание такой пролетарскости, если можно так сказать — вот та цель, на которой он сосредоточен. Дать этому низшему классу, этим обездоленным слоям населения чувство независимости, совместного владения собственностью, совместной ответственности за происходящее в государстве — вот тот идеал, за который он ведет борьбу. Не поставить над всеми нового деспота, социалистическое государство с ордой его чиновников, вместо старого — кайзеров, Гитлеров, денежных тузов и т. п., а сократить разрыв, существующий между классами общества. Вот его цель.

Отто Штрассер отличается от большинства других претендентов, рисующих схемы будущего развития Германии, тем, что у него есть разработанный план построения немецкого социализма, который вот уже десять лет как не просто запечатлен на бумаге, но и отпечатан на типографском станке. И называется он «Структура немецкого социализма». Кстати, Штрассер никогда серьезно не правил его. Этот план, как он говорит, явился ему, разработанный практически до последней детали, словно видение, во время поездки на поезде из Берлина в Мюнхен. Вот почему его «немецкий социализм» — это не нечто туманное, но конкретная политическая программа, с которой каждый может ознакомиться лично. И если ему удастся прорваться к власти, то этот документ станет документом первостепенной важности. Именно по этой причине я изложу ниже его основные положения.

Социализм, если говорить о его конкретном воплощении после войны, целиком или частично, в различных странах мира, отпугнул от себя многих людей, которые, как и я в душе своей хотели того, что олицетворяет само это слово. Московская форма социализма, подчинившая русский народ импортированному, чуждому режиму и за двадцать с лишним лет лишь ухудшившая его судьбу вместо того, чтобы улучшить ее, достаточно омерзительна сама по себе, чтобы вызвать законное отвращение. Социалистические же партии в других странах фактически выродились в организации, где спорят и сводят счеты друг с другом профессора и профсоюзные деятели. Их взгляды на вопросы внутренней и внешней политики зачастую неотличимы от позиции консерваторов или других партий по аналогичным вопросам. В книге Дженни Ли «Завтра будет новый день» дано правдивое изображение переживаний искреннего человека и идеалиста, размышляющего о вырождении такой партии (речь идет о британских социалистах, партии лейбористов).

Но даже если подобные партии прорвутся не сегодня-завтра к власти и обобществлят все и вся, то все равно будет крайне трудно представить, что за этим воспоследует некое изменение в общественном устройстве. Насколько можно себе представить, это в очередной раз будет некий режим, который отберет имущество у тех, у кого оно есть, и не отдаст его тем, у кого его не было. Причем я даже не уверен, возьмет ли он его у тех, у кого его слишком много.

В Берлине по сути почти социалистическое правление означало, главным образом, необычайное возрастание еврейского влияния в городе и царство «свободы» — в смысле отсутствия любых ограничений и свободы распущенности. В числе прочего это означало и то, что наступила неограниченная свобода для эксплуататоров человеческого несчастья. А вот каких-то заметных улучшений в общественном устройстве так и не произошло. Единственными социалистами, по моему мнению, которые действительно сделали что-то, чтобы улучшить положение широких масс, которые действительно сделали то, что можно назвать социализмом в самом точном смысле этого слова — то есть на благо всего общества — были социалисты Вены, блестящим образом решившие вопросы, связанные с положением рабочих.

Думаю, что, наглядевшись за последние двенадцать лет на европейских политиков и их деяния, я буду последним, кто будет с восторженностью и огнем в глазах реагировать на какие-либо теории или программы этих самых политиков, политиков вчерашнего или сегодняшнего дня.

Понаблюдав несколько лет за тем, как готовилась эта война, я бы скорее сказал так: они все практически одинаковы, начиная от политиков самых бедных аграрных стран Балканского полуострова и заканчивая деятелями богатейших государств Запада. Все это люди, которым нет никакого дела до своих соотечественников; они лишены каких-либо принципов, так что именно они, всем скопом, и несут ответственность за эту скачку гадаринских свиней{66}. Буквально каждого из них можно уличить в том, что своими устами они говорили и проповедовали одно, а делали другое. Фактически лишь один из них в самый тяжелый момент поступил как настоящий мужчина. Поразительно, что человеком, проявившим настоящее мужество в момент кризиса, оказался самый никудышный, в плане расчетливости, политик — я говорю о Курте фон Шушнигге. Его поведение в те дни делает его по-настоящему видной политической фигурой — не то, что остальных.

Однако я — будучи своего рода ведущим и комментатором — считаю немецкий социализм Отто Штрассера наиболее побуждающей к действию и отчасти даже провокационной теорией. Мы же еще не знаем, что появится в итоге на свет после окончания этой войны — может быть, еще более худшая тирания и хаос. А может, она наконец вновь откроет путь здравому смыслу и человечности. Она может привести Штрассера к власти, вот почему я рекомендую исследовать этот вопрос самым тщательным образом. Я же могу дать здесь только самый общий набросок. Вот он.

Отто Штрассер начинают свою книгу «Немецкий социализм» с краткого философского исследования первоначал своих построений. У него нет теории о существовании сверхрасы нордических суперлюдей; он энергично протестует (и это в 1930 году!) против «поклонения расе». Он считает, что народы Европы (из числа коих он исключает русских) являются смесью, в которой в разной пропорции присутствуют представители четырех или пяти рас. Как бы то ни было, но к этому выводу пришла и наука.

Из всех этих смешанных в расовом отношении групп, тесно связанных между собой, географические, климатические и исторические условия сформировали различные «народы». И уже рост осознания своей индивидуальности привел к тому, что из народов постепенно сформировались «нации». Мировая война, говорит Отто Штрассер, слепила из немецкого народа нацию — самую последнюю из наций, сформировавшихся в регионе, который мы, по не совсем понятным причинам, называем «цивилизацией Запада».

Этот беглый обзор показывает, насколько видение Штрассером «европейской семьи» (это его собственное выражение) отличается от видения Гитлера и насколько оно гораздо ближе к пониманию этого вопроса обычным благонамеренным человеком.

В истории Европы, которую он изображает как сообщество находящихся в тесном контакте наций, Отто Штрассер различает определенную ритмичность в повторении эпох, эпох «общественных», когда человек исполнен тяготения и причастности к общему, и эпох индивидуалистических и эгоистических.

Он считает, что такие эпохи повторяются каждые 100–150 лет — первый раз это было в 1500 году в эпоху Реформации, затем в 1640–1649 годах во время Английской революции и затем уже в 1789–1799 годах во время революции во Франции.

В каждой из этих революций он видит возобновляющийся конфликт между двумя первичными инстинктами — инстинктом самосохранения и инстинктом сохранения вида. По его мнению, первый инстинкт соответствует тому, что мы называем либерализмом — когда каждый за себя. Второй же он отождествляет с тем, что мы называем консерватизм — когда каждый за общество.

Маятник истории, пишет он, постоянно качается между этими двумя идеями — идеей индивидуума и рода человеческого в целом. Английская революция, считает Штрассер, принесла победу консервативной, а французская — либеральной идеям. Эпоха либерализма (пишет он в 1930 году) совершенно очевидно приближается к концу, ведя себе на смену эпоху социализма в том виде, как это понимали тогда, социалистического Sehnsucht или желания социализма, ибо это учение впервые проявило себя еще тогда, когда основная идея либерализма («каждый сам за себя») находилась на пике популярности, позаимствовав у последнего достаточно много — и идею классовой борьбы, и принцип интернационализма, и материализм, поставив себя, таким образом, с ним в тесную взаимосвязь. (В 1930 году, когда он писал такие строки, подобный диагноз был достаточно смелым; потери, понесенные впоследствии соцпартиями Германии, Австрии и Испании, подтвердили это.)

Итак, Отто Штрассер полагает, что приближается новая эпоха, эпоха второй идеи, когда каждый работает для общества или для сохранения вида. Начиная с 1914 года, пишет он, маятник истории качнулся в сторону новой, консервативной эры со всеми сопутствующими ей идеями — социализмом, патриотизмом и национальным идеализмом, и ослепительный выброс этих идей в Германии будет называться немецкой революцией.

Исходя из подобных умозаключений, Штрассер говорит о, приближающемся конце капитализма в том виде, в каком мы видим его сегодня. Капитализм же он связывает с либеральной эпохой. (Читатель должен понимать разницу насчет правильного использования терминов «консервативная эра» и «либеральная эра», а также нынешним использованием этих слов в отношении этих двух партий в Англии, которые, судя по всему, не имеют каких-то ощутимых различий в основных принципах своей политической деятельности.)

Капитализм, по его мнению, является плодом и экономическим выражением либеральной эры, и он считает, что ты экономическая система, которая существовала в Германии до наступления эпохи либерализма, имела много общего с его видением социализма. Однако он считает, что в наше время социализм в Европе был воспринят и отчасти воплощен в жизнь просто в иной форме капитализма — государственного капитализма. Уже присутствие огромных армий безработных, говорит он, является достаточным доказательством падения капитализма. Идеальное экономическая формула выражения либерализма — это теория «каждый за себя», теория «лисы в курятнике», демократического эксплуататора, демократически эксплуатирующего демократически эксплуатируемых во имя Свободы. Его девиз — «священный характер частной собственности», а условие существования заключается в том, что 80 % населения этой самой собственностью не обладают. Общественное сознание инстинктивно чувствует, что эта система аморальна и несправедлива, поскольку при ней общество разделено на эксплуататоров и эксплуатируемых, а подавляющее большинство населения собственностью не обладают.

Вот почему Отто Штрассер в своем «немецком социализме» и в своем «четвертом рейхе» упразднит «священное право частной собственности» — но по своей, особой методе.

Так что же он предпримет?

Он проводит четкое разделение между тем, что он называет «монопольными товарами» (то есть земля, уголь, другие полезные ископаемые и ресурсы и средства производства), которые существуют в ограниченных количествах, и товары, которые можно производить без каких-либо ограничений. Существование людей, пишет он, основано в первую и главную очередь именно на этих монопольных товарах, и тот факт, что они находятся в частном владении и что хозяин может сделать с ними все, что ему заблагорассудится, ставит население в зависимое положение по отношению к нему — и это «настоящее проклятие капитализма». Поэтому он намерен упразднить частное владение землей, полезными ископаемыми и прочими природными ресурсами, а также средствами производства.

Это он называет главным требованием, краеугольным камнем своей теории «немецкого социализма». Оно, отмечает он, в целом совпадает с требованием социализма по Марксу, но совершенно расходится с ним в отношении вопроса дальнейшего развития. Вот в этом-то месте и появляется собственно «немецкий социализм».

Его решение основано на изучении немецкой истории и немецкого характера. Следовательно, это отнюдь не попытка воткнуть немцев в прокрустово ложе некой экономической теории, но желание вычленить в немецком характере и Традициях немцев ту практическую экономическую систему, которая будет отвечать их характеру.

Немцы, пишет Штрассер, постоянно живут с Sehnsucht в душе. Это — желание независимого и созидательного существования. Отсутствие же средств и надежды на выполнение этого Sehnsucht является первейшей причиной неудовлетворенности и бесцельности, которые демонстрирует нам современная Германия. (Это было написано в 1930 году, и с тех пор Гитлеру неоднократно удавалось подкидывать немцам какие-то идеалы; но аргумент Штрассера состоит, как я уже объяснял ранее, в том, что Гитлер просто увел в сторону это Sehnsucht, обратив его на милитаризм, военщину и войну, так что отсутствие шансов на победу в этой войне вскоре снова канализирует эти чувства по направлению к социализму.) Немец, пишет Штрассер, страдает по поводу бедной жизни, отсутствия собственности, мрачных перспектив в старости и зависимости от дня сегодняшнего.

Подобное неискоренимое Sehnsucht, пишет Штрассер, у немца можно излечить, покончив с этим пролетарским существованием, а это станет возможно, если каждый немец примет участие в акционировании «священного права частной собственности», потому что лишь осознание того, что ты чем-то владеешь, дает независимость мысли, чувство ответственности и созидательную энергию, которая позволяет человеку чувствовать себя человеком.

Подобный ход мыслей приводит Отто Штрассера к двум первым положениям его теории немецкого социализма — тезисам о собственности. На первый взгляд, они кажутся противоречивыми, но при более близком рассмотрении они выглядят более чем интересно.

Первое: ни один немец в будущем не будет владеть на правах частной собственности ни землей, ни имением, ни полезными ископаемыми, ни средствами производства.

Второе: каждый немец будет владеть землей, имениями, полезными ископаемыми и средствами производства.

(Для дальнейшего понимания этого важнейшего принципа «Немецкого социализма» важно понимать разницу между термином «собственность», понятием, не ограниченным никакими рамками, и словом «владение», которое означает временное владение, подверженное определенным ограничениям.)

Решение этой проблемы, предложенное Отто Штрассером, заключается в следующем: он предлагает ввести наследное право. К этому выводу он пришел, проанализировав немецкую историю до эпохи либерализма. По-моему, это самая интересная попытка придумать систему, которая сможет сохранить лучшие черты социалистического учения, но без присущих ему основных негативных моментов.

«Народ, то есть сообщество немцев, — говорится в его программе, — становится единственным собственником земли и имений, полезных ископаемых и средств производства, управление которыми будет доверено отдельным лицам с учетом их способностей и заслуг».

Предлагая этот вариант, Отто Штрассер намеревался найти разумный и приемлемый средний путь между ничем не ограниченным правом одного человека эксплуатировать, продавать, закладывать, закрывать или продавать за рубеж, например, угольную шахту или разрез, ценность которой для всего общества была крайне высока, и монополистическим, руководимым чиновниками социалистическим государством по марксистско-коммунистическому варианту. Его предложение, конечно, есть некий возврат к феодальным практикам, но при этом место баронов и князей занимают государство или общество.

«Владеть вещью, — пишет он, — означает иметь возможность делать с ней, что вам захочется: продавать ее, наносить ей вред, уничтожать. Владеть же означает управлять ею, пользоваться и использовать ее, получать доходы с нее от имени другого человека, в частности, «владельца».

Владельцем же в будущем будет исключительно само общество, нация. Но сама нация не будет управлять посредством своего внешнего проявления, внешней формы — государства. Она передаст землю отдельным людям или группам в Erblehen, наследное владение, чтобы те управляли ею».

Именно так Отто Штрассер предлагает решить застарелую проблему имущих и неимущих, немногих богачей и бедного большинства, общества и тунеядцев. Мне кажется, что Такой подход необычайно интересен, и я уверен, что многие люди, которые находятся в поисках практического социализма, но не находят для себя ничего привлекательного ни в марксизме, ни в советском варианте социализма, в данном случае найдут, над чем поразмыслить. Меня, в частности, привлекло его внимание к старым традициям и к старым общественным установлениям.

Отмену юридической концепции «неприкосновенности частной собственности» и замена ее в жизненно важных для нации вопросах на систему наследственного права названа Штрассером фундаментальной основой всей его «структуры немецкого социализма». Только такой подход, говорит он, обеспечит единение частной выгоды и всеобщего благосостояния, который и отвечает требованиям социалистического Sehnsucht и не нарушает законы человеческой природы. Капиталистическая система сама себе подписала смертный приговор, когда поставила на пути масс препоны, запретив им двигаться вперед, к владению собственностью. Раздел всего имущества среди членов общества вне зависимости от того, кто будет им распоряжаться — отдельный человек или коллектив, — необходимо для того, чтобы устранить то зло, к которому привел всех капитализм. Единственную возможность для этого предоставляет система наследственного владения, которая на протяжении веков была юридической формой выражения немецкой экономической системы.

«Немецкий социализм, — говорит Отто Штрассер, — согласен с госкапитализмом, который сегодня ошибочно называют государственным социализмом, в требовании передать все права собственности обществу, представителем коего является государство, но он абсолютно не согласен с тем, что деятельностью концернов руководит государство или его чиновники, поскольку это явно противоречит социалистическому учению. Такой подход не позволит ни вызволить людей из их пролетарского состояния, ни освободить их созидательную энергию, ни зародить в них чувство ответственности. С другой стороны, это усугубит все существующие язвы, так что рабочие получат еще меньше прав в отношении своего работодателя, Государства, чем при частнокапиталистических отношениях… И я слишком хорошо знаю (продолжает он), сколь сильно в разрушительном плане действует на человека чиновничество. Мне слишком хорошо известно сильное желание немецких крестьян и представителей среднего класса обрести независимость, поэтому я буду считать негативной любую реформу, которая осуждает подобное стремление к независимости и которое готово пустить его под тяжелый каток чиновничьего подхода. Я видел, какие страдания переживают люди, обитающие в стесненных условиях, которых вечно угнетают, принижают, и им нужна эта независимость, вот почему я считаю самой важной задачей культивировать в рабочих осознание независимости, а не стремиться к ухудшению судьбы крестьян и представителей среднего класса».

Более того, при государственном капитализме — который, как совершенно справедливо указывает Штрассер, на самом деле является госкапитализмом, поскольку на место сотен или тысяч капиталистов, которые управляют страной сегодня, приходит один большой капиталист в виде государства — работник имеет еще меньше прав, чем при частнокапиталистическом укладе (большевики-евреи хорошо показали это), ибо государство совмещает в себе функции нанимателя и законодателя. При частном капитализме государству всегда приходится волей-неволей придерживаться принципа объективности, потому что рабочие, как ни крути, все-таки граждане, налогоплательщики и солдаты. Этот факт, пишет Штрассер, революционные марксисты пытаются опровергнуть, представляя государство как «диктатуру пролетариата», заявляя, что государство суть те же рабочие, а потому между ними и не может существовать никакого антагонизма. На самом деле, предлагаемая ими система приводит к господству нового привилегированного класса — чиновников, которые занимают место прежних аристократов, финансистов, царей и т. д., и т. п.

Данное возражение Штрассера абсолютно справедливо. Я видел все это в реальной жизни, будучи в Москве. Трудящиеся массы там еще сильнее погрузились в трясину невежества и угнетения по сравнению с тем, что было раньше, хоть в это и трудно поверить. Все это весьма наглядно говорит о том, на что способно советское государство, если оно этого захочет.

Единственный класс на земле, который получает всякого рода привилегии, продвигается по службе, имеет льготы и пользуется всеми материальными благами, это класс новых тиранов, чиновников; большинство из них — евреи, причем такие, что человек с самой буйной фантазией никогда не назовет их русскими. Они совершенно похожи на понаехавших в последнее время в Британию, которые уже умудрились стать стопроцентными англичанами, чье неважное знание английского и неустранимые отличия от нас самих столь очевидны на страницах книг и журналов, которые они издают, фильмов, которые они снимают. Большевистская Россия являет собой, полагаю я, наиболее удивительный пример в истории, пример того, как чужеродная тирания была насажана в стране исключительно за счет ловкости рук и мимикрии ей под «русскость». Даже военачальник, который возглавил несчастную русскую армию в непонятную и гибельную для нее Финскую кампанию, Штерн, был евреем, родившимся за границей. Вряд ли он сможет послужить иллюстрацией к тезису об исключительных способностях евреев, которые их апологеты считают главной отличительной чертой этого народа.

Я постарался достаточно подробно показать прочное и враждебное отношение Отто Штрассера к идее о том, что все недостатки общества можно излечить, судьбу рабочих и крестьян улучшить и, тем самым, усовершенствовать жизнь всего общества путем простого создания некоего чудовищного механизма под названием «Государство», которое должно символизировать освобождение и триумф угнетенных масс, на самом деле оставаясь таким же тираном, как и все остальные тираны мира.

Для него самодовольное официальное государство всего лишь суперкапиталист; и в его глазах оно символизирует не триумф освобожденных масс, но триумф тех социальных групп, которые он ненавидел еще с тех времен, когда упражнялся на армейском плацу — мелких душонок и ограниченных тупиц, облеченных малой толикой власти; невежественных шутов, вообразивших себя пусть и маленькими, но божками всего лишь потому, что за ними стоит вся мощь государства. Их невозможно сместить, а в конце службы их обязательно ожидает хорошая пенсия. «И фашизм, и коммунизм, — говорит Отто Штрассер, — соперничают друг с другом в вопросе возвеличения государства, в подавлении свободы экономической и свободы личности, в преувеличении роли силы и успешности организации, всякого рода постановлений, бесчисленных годовых планов и, особенно, полиции!»

Поэтому в качестве основания своей теории немецкого социализма Отто Штрассер кладет решающий аргумент: он отказывается от тезиса о священном характере частной собственности, он передает Государству как представителю всего немецкого общества титула владельца вещей, наиболее важных для народа — земли и имений, полезных ископаемых и средств производства. Кроме того, он говорит о повторном наделении предыдущих владельцев правом наследственного пользования, которое они будут осуществлять на правах владельца, полученных от государства.

Главный аргумент в пользу его плана заключается в том, что узуфруктарий{67}, несмотря на наследственный характер владения, не смогут продать, заложить или как-то иначе провести отчуждение того, чем они владеют. Таким образом, совместное владение общества будет гарантировано и самые важные для нации ресурсы будут защищены от тайных, направленных на нанесение ущерба и иных антипатриотических операций акул финансового мира, международных финансовых корпораций и биржевых дельцов.

Главная цель «немецкого социализма» Штрассера заключается в обеспечении возвращения народа на землю (как ни странно, но в Англии необходимость в этом еще острее, но никаких позитивных сдвигов в эту сторону пока не видно) и контроле за процессом гипериндустриализации, роста гигантских, порабощающих человека заводов. «Идеал либерал-капитализма и либерал-марксизма, сводящий все к функционированию современной, громадных размеров фабрики и к выпуску максимально возможного объема товаров, — пишет он, — должен уступить путь консервативному идеалу свободного существования, реализованного в полной мере… консервативная мысль не может считать этот процесс каким-то отсталым, потому что он приведет к определенности сокращению производства фабричных товаров. В Германии наступает время, когда тирания машинного века будет сброшена. Нужно отменить этот порядок и заставить промышленность и машины вернуться «к их изначальной роли — роли помощников, от которой они, по стечению обстоятельств, были освобождены… Для консервативной революции работа — это средство поддержания жизни»». Кроме того, Штрассер предлагает перенести столицу Германии из Берлина как гигантского, неблагоприятного в человеческом плане поселения в какой-нибудь исторический центр, хранящий культурные традиции немецкого народа — например, в Регенсбург или Гослар.

Итак, я пояснил, насколько то позволяют небольшие объемы этой книги, основные положения штрассеровской системы «немецкого социализма», которые находят свое концентрированное воплощение в стимулирующей идее Erblehen, или наследственного владения. Теперь же перейдем к описанию механизма его реализации.

Первое: земли и сельское хозяйство, которые являются основой всех реформ, причем не только в Германии, но и во всех более-менее известных странах.

Все земли и все имения переходят во владение всего общества, которое представляет Государство. Они будут заново переданы в наследственное владение людям, способным на ней работать (их кандидатуры определяет местный крестьянский совет). При распределении надлежит руководствоваться следующим принципом: никто не может владеть землей в большем количестве, чем он сможет обработать, но у него не должно ее быть меньше, чем необходимо для жизнеобеспечения его самого, его семьи (предусмотрена возможность получения небольшого дохода).

В этом вопросе Отто Штрассер оправдывает свои претензии на то, чтобы называться революционным социалистом или, чтобы быть точнее, революционером-консерватором. Ибо его предложение означает конфискацию земель у крупных землевладельцев с последующей передачей и разделом этих земель между небольшими крестьянскими хозяйствами в форме наследственного права, гарантированного государством. На практике, это нанесет сильнейший удар по интересам крупных землевладельцев Восточной Германии; на остальной части Германии уже существует крепко стоящее на ногах, со своими традициями, не бедное крестьянство. И свободное — если бы не долги.

В данном случае Отто Штрассер нападает на силы, которые вели Европу от войны к войне, которые привели к власти Гитлера, которые вызвали и нынешний конфликт. Он также ставит на кон свое политическое будущее, все свои надежды. Если бы ему пришлось пойти на компромисс по этому вопросу, хотя он никогда не шел на компромиссы, то в момент, когда нацистский режим вступил бы в стадию распада, все дороги к власти в Германии для него были бы открыты без каких-либо препятствий. Если же он не пойдет на компромисс, то самые могущественные группы в Германии будут сопротивляться его появлению на политической арене всеми имеющимися средствами, любыми доступными им способами. Но он считает, что немецкое общественное Sehnsucht неотступно требует этой реформы и не успокоится до тех пор, пока она не будет реализована.

Нужно помнить и о том, что те самые прусские магнаты, крупные землевладельцы востока Германии именно по этой причине свергли канцлера Брюнинга, человека, который имел все шансы привести Германию к мирному и плодотворному сотрудничеству с остальными государствами Европы. Он тоже хотел разделить эти крупные имения, многие из которых давно уже находились в состоянии банкротства и были по уши в долгах перед государством («Помогите крестьянину!»). Он хотел дать эти земли уволенным из армии. На самом деле это и было выполнение обещания, данного президентом, фельдмаршалом фон Гинденбургом солдатам, которых он привел с фронтов Первой мировой, во время выборной кампании, когда он выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Но когда он стал президентом, упомянутые землевладельцы Восточной Германии скинулись и купили для Гинденбурга большое имение на востоке. В результате он стал одним из них. А когда Брюнинг предложил разделить эти земли, они сказали Гинденбургу: «Это — сущий большевизм!» И он рассердился на Брюнинга, снял его с должности и поставил на пост канцлера выдвиженца от тяжелой промышленности, Франца фон Папена.

Вот так в Германии начался период политического хаоса, который закончился триумфом Гитлера. Но еще до его победоносного прихода во власть другой канцлер, генерал зфон Шлейхер, вновь попытался реализовать этот план в надежде собрать вокруг себя достаточно здравомыслящих немцев, чтобы противостоять Гитлеру и, в конце концов, удалить его с политической арены. И снова произошло то, что случилось с Брюнингом. Землевладельцы вновь шепнули стареющему президенту заветное слово: «Большевизм!», Шлейхер был отправлен в отставку (а потом и убит), а его место занял Гитлер.

Вот почему, принимая этот вызов, Штрассер совершает весьма храбрый поступок. Я говорю об этом так подробно потому, что это — ключ к пониманию общегерманской ситуации и проверка его искренности.

Еще до прихода к власти Гитлер заручился поддержкой упомянутых могущественных землевладельцев Восточной Германии, отменив в нужный момент пункт первоначального варианта программы национал-социалистов, тех самых «Двадцати пяти пунктов», который требовал конфискации крупных земельных владений. Придя к власти, он принял Erbhofgesetz, Закон о наследовании земли, единственный правовой акт из всего массива нацистских законов, имеющий отдаленное сходство с его социалистической программой и планами Отто Штрассера по возрождению жизни в аграрном секторе Германии. Согласно этому закону, на деревне создавалась система неотчуждаемого, наследственного владения. Однако среди крестьянства подобная практику уже существовала — правда, в той мере, в какой ей дозволял это делать существовавший капиталистический строй. Но он не делал главного — не устранял те факторы, которые на деле работали против формирования процветающего, благополучного, наследственного крестьянства. Он оставлял капиталистическую систему без изменений, так что на деле крестьяне были не свободными людьми, но рабами кредитов, которые им приходилось брать в банках либо у частных лиц в ближайших городах. Закон также не изменил существовавшую систему налогообложения, которая была очень сложная и обременительная и требовала от крестьянина уплаты наличными, что, соответственно, периодически ввергало его в долговую кабалу. Не уменьшил он и груз закладных по фермам, которые на бумаге считались свободными, неотчуждаемыми и свободными для завещания. И самое главное — этот закон защищал крупных землевладельцев, разрушая таким образом, надежды второго и третьего сына крестьянина на получение ими независимости в плане обладания своим земельным участком.

Вот так Отто Штрассер выдвигает на первый план своей программы, своей системы «немецкого социализма» эту величайшую и крайне взрывоопасную реформу. Реформу, которую Гитлер обещал, но потом «забыл», как, впрочем, и все остальные свои обещания. Реформу, которую хотел реализовать консервативный католик-канцлер, ныне на протяжении многих лет находящийся в ссылке. Реформу, которую хотел процвести в жизнь один прусский генерал, ныне уже мертвый. Реформу, которой, вне всякого сомнения, ждет каждый немец.

Я уже говорил, что аграрная реформа — это своего рода необходимая лакмусовая бумажка, которая является доказательством искренности намерений Отто Штрассера. Потому что если он откажется от нее, то сразу получит огромную финансовую и политическую поддержку, дружеское отношение и участие влиятельных лиц — даже находясь в ссылке.

Крестьянин, хуторянин, мелкий земельный собственник и все остальные, кто, по системе, предложенной Штрассером, будут таким образом держать землю во владении, получив ее от государства, и передавать перед смертью своему сыну, будет платить государству единый сбор — десятину, выплачиваемую либо наличными, либо натурой. На практике эта реформа может означать, что основная масса крестьян останется при своих прежних владениях, ибо из 5 096 533 хозяйств, существовавших в Германии по переписи 1925 года, только 18 668 подпадали под категорию крупных хозяйств, т. е. их площадь была 200 га и более. Но эти 18 668 землевладельцев имели в собственности почти пятую часть земель сельхозназначения. И именно эти земли предлагалось использовать для создания новых крестьянских хозяйств.

Согласно этой реформе, говорит Отто Штрассер, основная часть немецкого крестьянства останется владеть тем, что у них уже есть. Но они впервые станут по-настоящему свободными — поскольку ликвидация юридического статуса «частной собственности» и введение вместо него статуса «наследственного держания», получаемого от государства, неизбежно и закономерно повлечет за собой отмену ипотечных закладов. Земля, которую дает в пользование государство, уже по определению не подлежит залогу.

Таким образом, крестьяне, освобожденные от груза по выплате процентов и уже не являющиеся частными собственниками своего имущества, впервые станут по-настоящему свободными людьми и будут свободно пользоваться своей землей. Освобождение немецкого агрария от долгов и невозможность нового закабаления крестьян также является одним из основных компонентов «немецкого социализма». Для того чтобы спасти кредиторов от разорения, существующие закладные будут обменены на беспроцентные долговые обязательства, предусматривающие трехпроцентые амортизационные выплаты ежегодно, которые будут осуществляться за счет средств, получаемых от выплаты десятины. Крупные землевладельцы, лишенные права владения, останутся владельцами достаточно больших участков земли и будут также получать компенсацию из средств, направленных на ликвидацию закладных.

Этот процесс, как представляет его себе Отто Штрассер, займет несколько лет, но, полагает он, его практическая реализация будет достаточно легкой.

Однако достаточно о сельском хозяйстве, скале, на которой должно быть построено любое правильное и благополучное государство. Все эти идеи приводил и Гитлер, но он характеризовал их как путаницу, свойственную «недоумкам» — марксистам, большевикам, либералам, демократам и т. д., и т. п. Именно с помощью таких слов жулики и глупцы всегда хотят скомпрометировать устремления порядочных людей. Я же предоставлю читателю самому сравнить этих двух людей, их идеи, их деяния, их жизнь, наконец.

А как обстоит дело с промышленностью? Это, пишет Штрассер, очень сложный вопрос, который предполагает совсем другое решение. Сельхозпредприятие основано, главным образом, на труде одного человека и его родственников; промышленное же — на сотрудничестве владельца и рабочих. Сельское хозяйство зависит от качества земель и климатических условий; промышленность — от поставок сырья, комплектующих и сбыта продукции. Источники сырья расположены частично на территории Германии, а частично завозятся из-за рубежа. Желая организовать эффективную, но без разграбления, эксплуатацию первых и оправданные по размерам поставки вторых, Отто Штрассер предлагает выстроить экономическую и торговую политику страны с расчетом на максимально возможное самообеспечение, а внешнюю торговлю построить исходя из здравой необходимости. Таким образом, государство сможет обрести достаточное влияние по вопросу поставок сырья, чтобы соблюсти интересы всей нации.

Именно по этой причине государство будет иметь своих представителей (наряду с другими участниками) в промышленных предприятиях. В этой сфере существуют три интереса, говорит Отто Штрассер — интерес собственника, рабочих и общества. Ни один из них не имеет абсолютной власти — ни собственник, как при капитализме; ни государство, как при фашизме (хотя на практике и при этой системе собственник сохраняет свои неограниченные права); ни рабочие, как при коммунизме (хотя и в этом случае это только декларация, поскольку реально управляют государство и его чиновники).

Общество, которое представляет государство, должно по мнению Штрассера, стать владельцем промышленных предприятий, которые, подобно сельхозугодиям, будут переданы в наследственное владение государством же. Оно будет как бы вновь даровано владельцу, но уже в качестве узуфруктария, а вместо нынешних налогов государство будет получать единый платеж из прибыли предприятия, размер которого будет периодически определяться. Оно будет направлено на покрытие расходов государства и будет иметь первенство перед прибылями и запасами.

Вот так будет введен в промышленности порядок, предполагающий, что владельцем предприятия является общество при равном участии государства, узуфруктария и рабочих. Руководителя предприятия будут, как и сейчас, назначать, исходя из его энергии и профессиональных качеств, позволяющих предприятию развивать производство. Он, общество и трудовой коллектив будут владеть равными долями в управлении, капитале и прибылях предприятия. Со своей трети рабочие будут получать пусть и не очень большую доплату к своим зарплатам; но зато у них будет чувство совладения и соответственности. Они смогут подняться над положением рабов — придатков машин. Отто Штрассер пишет, что, с одной стороны, эта система породит класс ответственных промышленных лидеров, совершенно непохожих на капиталистов-грабителей дня сегодняшнего, а с другой — нынешняя масса неимущих, бедных, зависимых, живущих на одну зарплату фактически крепостных, которых никто не слышит и о которых никто не думает, уступит место классу свободных тружеников, которые будут обладать статусом совладельцев и чувствовать свою соответственность за судьбу предприятия.

Отто Штрассер поясняет и разницу между воздействием на экономику «немецкого социализма» и капитализма и социализма в современном понимании этих слов.

Его социализм отличается от капитализма тем, что частное владение средствами производства будет отменено — их нельзя будет ни купить, ни продать, а только получить в пользование от государства; поэтому как бы ни были велики у человека финансовые возможности (и это хорошо, когда они есть), но они, тем не менее, не смогут привести к возникновению тех негативных моментов, которые существуют при диком капитализме. Рабочие, государство и глава концерна становятся партнерами, причем последний — это не просто лишенный всего «капиталист», но — узуфруктарий, пользователь. Обязательства по воплощению здравых экономических схем и учет интересов всех сторон в отношении главы концерна будут гарантированы двумя третями большинства — рабочими и государством.

От Марксова варианта социализма его схема отличается тем, что сохраняется личная инициатива руководителей промпроизводства. Она ограничивается только с учетом потребностей всего общества. Конкуренция между отдельными концернами осуществляется в рамках государственной экономической политики. Отождествления понятий «государство» и «промышленность» или чиновничества с руководителями предприятий не происходит, так что нет здесь места и произвольной эксплуатации рабочих со стороны «государства».

Здесь встает вопрос о практическом выполнении этих обещаний в промышленности и на селе. Их реализация зависит в первую и главную очередь от Отто Штрассера или от человека, ему равного, если он придет к власти, а затем — от изменения законодательства, регулирующего экономическую систему Германии — то есть от ликвидации юридического принципа частной собственности, не ограниченного никакими национальными, социальными, моральными или иными соображениями.

Если это препятствие будет взято, говорит Штрассер, то никаких особых трудностей в воплощении принципов «немецкого социализма» в промышленном и аграрном секторах не будет. «Самый простой метод, — пишет он, — заключается в том, что надо преобразовать все промышленные концерны и большие предприятия, предварительно установив планку по количеству сотрудников, в акционерные общества. В этом случае разделение на три части собственности, управления ею и прибыли можно будет осуществлять без особых хлопот. Но такое акционирование должно в корне отличаться от того, которое существует сегодня. Эти акции должны быть занесены в Национальный регистр собственности полностью на имя держателя; их нельзя будет ни продать, ни заложить, поскольку по природе своей эта собственность находится в держании от государства».

Очень часто по поводу тезиса о промышленности мне возражали, пишет Штрассер, следующее: мол, при таком порядке возникнет новая капиталистическая система. Но данное возражение, замечает он, не учитывает принципиальной разницы между капиталистом, который бесконтрольно распоряжается финансовыми средствами, и потенциальным руководителем, которому это предприятие дано в пользование. Да и вообще, оппоненты упускают из вида тот факт, что капитализм, то есть экономическая и финансовая власть, основанная на неограниченном владении монопольными товарами, не может просто повториться еще раз, потому что не одни богачи смогут покупать акции предприятия, поскольку оно будет дано в пользование государством. Он мог купить неограниченное количество товаров, которые производятся в огромных количествах, например, тюбиков с зубной пастой, но он не сможет купить то, что существует в ограниченных масштабах, то есть землю, полезные ископаемые, средства производства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.