1. Содержание и методы

1. Содержание и методы

Печатная пропаганда

Средства пропаганды, используемые для воздействия на воевавших коллаборационистов, мало чем отличались от тех, что предназначались для других групп. Широко использовались листовки: значительная их часть печаталась в советском тылу и распространялась партизанами; часть листовок печатали сами партизаны[218].

Основной акцент делался на то, что сотрудничество с врагом пусть и является предательством и достойно презрения, тем не менее вину за него можно искупить, если только коллаборационист добровольно станет партизаном и докажет свою преданность и незаменимость в Отечественной войне. Советская пропаганда стремилась вызвать у коллаборационистов реакцию надежды и страха: надежды на то, что, вступив в партизаны, они смогут реабилитировать себя как члены советского общества, и страха оттого, что отказ дезертировать будет означать верную смерть либо от рук партизан, либо после «неминуемой» победы Красной армии. В типичной листовке говорилось: «Родина простит предательство русского народа. Она простит всех тех… кто добровольно перейдет на нашу сторону… Не медлите – скоро будет слишком поздно». Вместе с тем судьба тех, кто не внял этому совету, была прописана вполне определенно: «Страшный день отмщения ожидает тех, кто продолжает сотрудничать с немцами». Листовки в значительной мере старались развеять страх перед переходом на сторону партизан. Помимо обещания, что «каждому, кто добровольно перейдет на нашу сторону, будет сохранена жизнь и он будет принят в наши ряды как истинный сын Родины», листовки содержали уже готовые оправдания для коллаборационистов: «Вы будете прощены, ибо всем известно, что многие из вас были военнопленными [и пострадали], других же силой заставляли помогать немцам. Многие из вас были обмануты и сбиты с толку немецкими людоедами».

Осознание того, что партизаны примут без обвинения в предательстве, упрощало принятие решения дезертировать. Из приведенного выше уже готового оправдания вытекало, что коллаборационисту не нужно стыдиться своей прошлой вины за измену, а это само по себе являлось примечательным, пусть и не вполне внятным, признанием эффективности антисоветской пропаганды немцев. В листовках чуть ли не признавалось, что многие коллаборационисты сражались ради уничтожения большевизма, но даже к ним обращались с призывами. Примечательно, что в условиях военного времени не ставилась задача убедить их в преимуществах коммунизма, а скорее было нужно продемонстрировать, что уничтожение большевизма не являлось главной целью вторжения немцев. «Немцы оккупировали Францию, Польшу, Норвегию, Чехословакию, Бельгию, Голландию, Данию и Югославию – а зачем? Разве там у власти находились большевики и организовывались колхозы?» В том же духе в одной из партизанских листовок, адресованных украинским коллаборационистам, подразумевалось, что коллаборационистом мог стать и «истинный патриот»: «Обращаясь к вам с призывом, мы надеемся, что вы, как истинные патриоты, перестанете служить фашистам». Партизанская пропаганда стремилась показать, что не сотрудничеством с врагом, а вступлением в партизаны даже придерживающийся антисоветских взглядов русский человек может проявить свой патриотизм.

«Мы, партизаны, сознательно беремся за оружие для защиты чести, свободы и независимости своей родной страны – Советского Союза. Мы защищаем наших людей от уничтожения и рабства; защищаем нашу залитую кровью землю, наших отцов и наших детей. А что защищаете вы? Вы защищаете жизни немецких прихвостней, надругавшихся над вашими семьями… вы защищаете интересы немецких землевладельцев».

Прилагались особые усилия для разжигания антигерманских настроений среди коллаборационистов с помощью, например, вот таких заявлений: «Немецкие офицеры всем сердцем ненавидят вас. Они считают вас предателями родины, для которых немецкие деньги дороже крови ваших братьев, отцов, жен и детей». Другим подходом была попытка показать истинные цели немцев при вербовке коллаборационистов: «Армия фашистских захватчиков потеряла 6 400 000 солдат и офицеров убитыми и взятыми в плен. Неужели вы не понимаете, что для достижения своих целей гитлеровцы хотят использовать вас лишь как пушечное мясо?» И наконец, подчеркивалась неизбежность поражения нацистской Германии. Изложив все имеющиеся доводы, задавался один и тот же вопрос: «Нежели вы и вправду хотите проливать кровь и жертвовать собой в качестве фашистских наемников, воюющих против советских людей?»

Акцент на зверствах немцев не был присущ листовкам, адресованным коллаборационистам, но в призывах особо подчеркивалось, что сотрудничество с врагом делает воюющих против своих соотечественников солдат соучастниками преступлений немцев. «Советские солдаты, разве вы не поступаетесь своей честью, помогая продолжать эту преступную войну? Разве вы не понимаете, что помогаете фашистам уничтожать ни в чем не повинных братьев, сестер, жен и детей своих собратьев?» Ряд лозунгов затрагивал такие далекоидущие цели немцев, как использование экономических ресурсов, порабощение русских и предстоящая колонизация огромных пространств советской территории – цели, достижению которых сотрудничавшие с врагом, сами того не понимая, способствовали.

Принималась во внимание и национальная проблема. Предпочтение при вербовке коллаборационистов, в особенности до 1943 года, немцы отдавали не русским, а лицам других национальностей или тех групп, которые, по их мнению, являлись противниками советского режима. Поэтому осуществлялся призыв украинцев, казаков, лиц прибалтийских и кавказских национальностей. Советская пропаганда учитывала это, хотя нет свидетельств того, что основной упор делался на национальные особенности. Тем не менее делалась попытка развенчать немецкие утверждения о предпочтительном отношении к нерусским. Так, в одной из листовок подчеркивалось, что немцы напали на Советский Союз, чтобы захватить сырье Украины, Кавказа и Белоруссии. В другой проводилась мысль о том, что цель развязанной немцами войны – утвердить свое мировое господство, что исключает возможность хорошего отношения к какой-либо нации. «Фашистам нужны вы, ваша жизнь и ваша кровь, чтобы осуществить свой идиотский план превращения народов Европы и Советского Союза в рабов». Иногда в листовках, обращенных к украинцам и другим славянам, присутствовали панславянские мотивы.

Призывы к латышам, литовцам и эстонцам были аналогичны призывам к лицам других национальностей; основное внимание в них уделялось зверствам немцев, советским победам и военным целям Германии. Однако в некоторых листовках делалась попытка отождествления национальных интересов независимых в прошлом государств с интересами советского режима. В одной из листовок, адресованных литовским солдатам, описывалось, как немцы подавили выступление литовских студентов и как партизаны пришли им на выручку. Не делая скидок на литовский национализм, листовки рисовали партизан как истинных защитников литовского народа. Листовки, предназначенные для эстонских коллаборационистов, старались показать, что советский режим является поборником национального существования Эстонии, тогда как немцы стремятся использовать эстонцев лишь как пушечное мясо. В качестве доказательства приводился тот факт, что много эстонцев погибло в Сталинграде зимой 1942/43 года. В другой листовке утверждалось, что эстонских солдат отправляли в Африку воевать за германский империализм, а вовсе не за независимость Эстонии. Национальные различия учитывались главным образом лишь в призывах местного значения, хотя распространяемые партизанами листовки часто были обращены к «русским, украинским и белорусским солдатам» или «к литовским солдатам», а в ряде случаев к отдельным воинским частям, таким как, например, «украинский полк под командованием майора Вайсе». Составленные самими партизанами листовки часто были обращены к отдельным группам коллаборационистов. Их преимуществом являлось то, что в них можно было показать коллаборационистам, каким путем можно дезертировать. Одна партизанская листовка после обычных призывов заканчивалась следующими строками:

«Мы, партизаны Марковской бригады, обращаемся к вам со следующими предложениями:

1. Расстреляйте своих преданно служащих немцам начальников.

2. Берите свое оружие и боеприпасы.

3. Направляйтесь в деревню [название], где мы будем вас ждать. Приходите при первой представившейся возможности. Мы обсудим основные условия [принятия вас в наши ряды].

Привет от советских партизан.

Штаб партизанской бригады имени Ворошилова».

Иногда партизаны использовали в качестве стимула к дезертирству письма, адресованные отдельным коллаборационистам. В одном из случаев, например, военнослужащий так называемого «восточного батальона», вступивший в переписку с партизанами, получил заверения в том, что его батальону пойдут на уступки, если он дезертирует в полном составе. В другом письме, адресованном командиру воевавшей против партизан группы, запрашивались разведывательные сведения и содержались угрозы передать немцам изобличающие его сведения в случае отказа сотрудничать.

Одним из средств советской психологической войны являлась устная пропаганда, проводимая контактировавшими с коллаборационистами людьми или внедренными в подразделения коллаборационистов агентами. Во многих случаях трудно доказать, что такие агенты были партизанами, но им всегда требовалось устанавливать с партизанами связь, поскольку в первую очередь они должны были способствовать переходу коллаборационистов на сторону действовавших в округе партизан. Эти агенты распространяли слухи и сеяли недоверие, пытаясь вбить клин между коллаборационистами и немцами. Источники происхождения широко распространяемых слухов, разумеется, было невозможно установить. Немцы часто приписывали их советским агентам, тогда как по существу они являлись естественным выражением недовольства и недоверия утратившего иллюзии населения. Тем не менее нельзя отрицать и то, что партизаны и их агенты использовали слухи в целях пропаганды и что все – включая гражданских лиц, коллаборационистов и, видимо, даже самих немцев – способствовали их распространению.

Пропаганда без использования печатного слова

1) Обращение с военнопленными

Обращение с захваченными в плен коллаборационистами почти никогда не фигурировало в качестве аргумента в пропагандистских кампаниях. Но эта проблема тем не менее имела крайне важное значение. Поскольку в глазах советского руководства все сражавшиеся на стороне немцев являлись предателями по определению, к ним нельзя было обращаться с призывами, которые обычно адресованы войскам противника, а нужно было побуждать к дезертирству обещаниями безопасности, хорошего обращения и быстрого возвращения домой после войны. Однако, как было показано, коллаборационистам предоставляли возможность искупить свою вину добровольным переходом на советскую сторону. Если их захватывали силой, они теряли шанс воспользоваться такой возможностью и не могли рассчитывать на положенное настоящим военнопленным обращение. Кроме того, партизаны не могли брать в плен и содержать их в больших количествах по тем же причинам, по которым не могли держать огромную массу военнопленных и немцы. Как это нередко происходит в партизанской войне, существовало всего две альтернативы: пленного либо убивали, либо он сам становился партизаном. Примеры того, как взятым в плен коллаборационистам сохраняли жизнь и отправляли в Москву для допросов, имели место лишь в тех случаях, когда советские власти стремились получить подробные сведения о подходе немцев к проблеме коллаборационизма[219].

Судьбы взятых в плен коллаборационистов в первую очередь зависели от отношения к ним отдельного партизанского командира. В крупных, базирующихся на одном месте бригадах у рядовых коллаборационистов было больше шансов остаться в живых. Нижеследующее наблюдение одного из офицеров отряда Ковпака, пожалуй, можно отнести ко всем таким отрядам: «Если рядовой [коллаборационист] мог надеяться на великодушие партизан, то руководителей и офицеров предателей ожидало мало хорошего, если они попадали к нам в руки»[220].

Коллаборационистов, добровольно дезертировавших от немцев в ответ на призывы партизан, обычно включали в состав партизанских отрядов. Иногда их принимали как равных, не навешивая ярлыков. Немцы часто отдавали должное бывшим коллаборационистам, сражавшимся с особым упорством: им было прекрасно известно, что их ожидает смерть, если они попадут в руки к немцам. Отдельных коллаборационистов даже удостаивали наград советского правительства за службу в партизанах; хотя кое-кто из них вполне мог все время быть советским агентом. Известен случай, когда несколько сотен казаков, воевавших на стороне немцев и дезертировавших к партизанам в Белоруссии, распределили мелкими группами по разным бригадам во избежание скопления ненадежных элементов.

Важно отметить, что при обращении с коллаборационистами партизаны почти всегда следовали букве, но не духу своих пропагандистских обещаний. Существуют свидетельства, что бывших коллаборационистов обычно не принимали как равных, а обращались с ними как со второразрядными бойцами. Им поручали менее ответственные и менее почетные задания или такие, от которых не зависела безопасность основного партизанского отряда. Бывших коллаборационистов, пытавшихся дезертировать из партизан, разумеется, расстреливали. Многих из них часто использовали в качестве наживки для побуждения других вступать в партизаны; они, например, подписывали листовки к своим бывшим товарищам с призывом следовать их примеру, сообщая, что их хорошо приняли и что они горды тем, что сражаются вместе с партизанами. В одной из таких листовок говорилось:

«Обращение ко всем так называемым «украинским солдатам», «казакам» и «полицаям» бывших солдат (пленных красноармейцев) 221-й немецкой дивизии, 230-го батальона, украинской роты, а теперь красных партизан [следовало 13 фамилий].

Товарищи! Следуйте нашему примеру… 23 сентября 1942 года мы… перешли на сторону красных партизан. Партизаны приняли нас очень дружелюбно. После дружеской беседы нам сообщили, что теперь мы стали партизанами и полноправными гражданами СССР… Нам вдруг показалось, что другая кровь заструилась по нашим жилам, горячая и чистая кровь граждан СССР».

Еще в одном случае группу бывших коллаборационистов, получивших новое обмундирование и оружие, провели парадным строем по деревням Бобруйской области; рассказы об обращении с ними, несомненно, достигли ушей их товарищей, остававшихся служить у немцев.

Следующий пример, относящийся к более раннему периоду, показывает, на какие уступки были готовы идти партизаны ради привлечения на свою сторону отдельных подразделений коллаборационистов. Немцы захватили переписку между партизанской бригадой и «восточным батальоном», в которой партизаны пытались убедить батальон целиком перейти на их сторону:

1. Батальон целиком со всем оружием и снаряжением переходит на сторону партизан.

2. Всему личному составу подразделения даются гарантии в том, что им сохранят жизнь и свободу и они получат определенное задание в составе партизан.

3. Всем военнослужащим батальона будет оказано содействие в розыске их жен, детей и родителей.

4. Батальон сохранит своею целостность как отдельное партизанское подразделение, непосредственно подчиненное Центральному штабу партизанского движения[221].

Точно не известно, перешел ли этот батальон на сторону партизан. Аналогичный случай произошел также в Белоруссии, когда состоявшее из 2000 коллаборационистов подразделение СС, носившее название «Дружина», целиком перешло на сторону партизан. Впоследствии оно действовало как отдельная партизанская бригада под командованием того же офицера, который командовал этим подразделением у немцев. Есть основания полагать, что несколько офицеров данного подразделения, включая командира, были советскими агентами.

2) Внедрение

Широкомасштабный призыв бывших военнослужащих Красной армии в подразделения коллаборационистов предоставлял советской стороне массу возможностей для внедрения в них своих агентов. Не все военнопленные, добровольно сражавшиеся на стороне немцев, стремились четко выполнять взятые обязательства, и часть из них могла быть завербована в качестве советских агентов. Хотя точных цифр не существует, можно предположить, что просоветские элементы в той или иной степени присутствовали внутри многих подразделений коллаборационистов. Помимо этого существовали агенты, выполнявшие особые задания по проведению подрывной деятельности внутри групп коллаборационистов[222]. Другие получали задания по деморализации коллаборационистов извне через гражданских лиц и других агентов.

Во многих случаях подразделения с внедренными в них агентами целиком переходили на сторону партизан после убийства немецких военнослужащих и захвата их оружия и снаряжения. Для подобных операций требовались связные, проводившие предварительные переговоры с партизанами. Схема действий, по всей видимости, представляла собой попытки советских агентов (или партизан) сначала уговорить наиболее значимых лиц в подразделении, нескольких младших командиров и тех, кто, например, имел доступ к пулеметам и артиллерии. Часто рядовых военнослужащих заранее не ставили в известность о планах дезертировать; в подходящий момент, обычно в заранее обговоренном с партизанами месте, совершался переход. Тех, кого считали крайне враждебно настроенными, или пытавшихся оказать сопротивление расстреливали, и остальным не оставалось ничего иного, как подчиняться, чтобы избежать уничтожения партизанами или своими бывшими товарищами, контролировавшими тяжелое вооружение.

Играло на руку партизанам и то, что немцы по «идеологическим соображениям» старались формировать небольшие подразделения коллаборационистов, обычно не превышавшие численностью батальона. Значительно легче было убедить дезертировать несколько сот человек, чем переманить на свою сторону целую дивизию. Переход на сторону партизан целых подразделений был весьма показателен, но не менее важен был и постоянный приток отдельных дезертиров, хотя роль советских агентов в этом процессе выявить сложнее.

В ряде случаев агенты создавали «конспиративные» группы, имевшие далекоидущие планы. Одна из таких групп, выявленная в бригаде под командованием Каминского, получила задание убить командира подразделения вместе с его ближайшими соратниками и организовать переход целиком всей бригады численностью 7000 человек на сторону партизан[223]. Другая неудачная попытка была предпринята, когда партизанская бригада «За Родину» получила указания Центрального штаба партизанского движения и, по всей видимости, НКВД организовать секретную группу, которая (судя по перехваченному немцами приказу) получила задание устроить «нападение на Каминского и его ближайших заместителей, на казармы военнослужащих, на штаб и т. д. [Для этой цели предполагалось доставить специальное бесшумное оружие и магнитные мины.] А также вести подготовку восстания среди подчинявшихся Каминскому войск». Подготовка уже велась, и восстание должно было начаться одновременно с лобовым ударом Красной армии на Брянском фронте[224].

Эффективность использования советских агентов подтверждается многочисленными случаями дезертирства, которому агенты, несомненно, способствовали, но это отнюдь не являлось целиком из заслугой. К весне 1943 года число дезертировавших коллаборационистов возросло настолько, что партизаны организовывали специальные комиссии, занимавшиеся приемом, проверкой и распределением по отрядам дезертиров[225].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.