3. Инертность
3. Инертность
В отличие от регулярной армии партизанские силы не призваны одержать победу в войне, а должны лишь вносить свой вклад в достижение ее. На вопрос о том, сколь весом должен быть этот вклад, трудно дать однозначный ответ, даже говоря о таком строго контролируемом партизанском движении, каким оно было в Советском Союзе. Рядовой партизан не ставит себе целью пасть смертью героя, а более склонен выжить. Оказавшись на службе, которая, по определению, является опасной, он вынужден постоянно прилагать усилия к уменьшению риска. Подобный постулат справедлив и для всего партизанского движения. В качестве института оно направляет усилия на собственное сохранение, а отнюдь не на саморазрушение. Такая позиция является стойкой и последовательной. В лучшем случае она способствует уменьшению военного потенциала партизан, а в худшем – приводит к полному бессилию партизанского движения.
Разлагающее влияние таких сил было главной причиной провала партизанского движения в 1941 году. Во многих партизанских отрядах люди просто решили, что сопротивление невозможно, и эти отряды распадались. Сохранившимся отрядам удалось уцелеть в первую очередь благодаря тому, что основной целью себе они поставили личную и групповую безопасность. В написанных после войны мемуарах секретарь обкома, тесно связанный в 1941 году с партизанским движением, описывает один из партизанских отрядов как «пристанище для группы людей, которые лишь защищались от врага». «Другой отряд, – пишет он, – распался на две группы: те, кто готовился воевать постоянно, и те, кто стремился воевать лишь потому, что искал приключений». Командиры, по его словам, не преследовали какой-то одной цели, а искали «середины», что приводило к пассивности[164]. Описанное им положение характеризовало проявлявшийся повсеместно феномен. Отряды, пережившие первый шок после того, как оказались на оккупированной территории, оценив ситуацию и обнаружив, что им не грозит немедленное уничтожение, стали пересматривать свои цели так, как им это было выгодно. В процессе этого возникло убеждение, что, просто сохраняя себя, они уже тем самым проявляют героизм, а потому им следует затаиться и готовиться к серьезным действиям против противника в отдаленном будущем или приберечь свой потенциал до возвращения Советской армии.
Весной 1942 года вмешательство советского командования путем направления офицеров кадровой армии и установления строгого контроля над партизанскими отрядами вдохнуло новую жизнь в партизанское движение. Этот процесс продолжался до начала лета 1944 года. Одной из наиболее примечательных особенностей периода 1942–1944 годов стало стремление к концентрации партизанских сил. Численность отрядов возросла до 2000 и более человек. Кроме того, отряды больше не перемещались свободно по оккупированной территории, а стремились сконцентрировать свои силы путем создания крупных партизанских центров. Этот процесс достиг своего наивысшего развития в Белоруссии, где появилось более десятка таких центров. В одном из них, к северу от Полоцка, было собрано 15 000 человек; в другом, вдоль реки Ушача между Полоцком и Лепелем, было 12 000 человек; еще один находился в болотах по течению реки Березины между Лепелем и Борисовом; и еще 8000, 9000 и 14 000 человек находились в трех центрах под Минском, Сенно и Витебском. К 1943 году по меньшей мере три четверти личного состава всего партизанского движения было сконцентрировано в таких центрах.
Создание таких центров диктовалось главным образом тактическими соображениями и условиями местности; но, пожалуй, не стоит забывать и о том, что они в определенной степени стали отражением процесса застоя партизанского движения, возникшего в результате стремления отрядов и отдельно взятых партизан обезопасить себя. В военном отношении крупные центры не оправдали усилий, предпринятых для их создания и сохранения. Они якобы препятствовали проникновению противника на большие пространства, но на самом деле большинство из них возникло в тех районах, которые немецкие войска обошли, и они, по существу, не были оккупированы. Центры служили постоянными базами, откуда небольшие отряды можно было направлять на разрушение немецких линий коммуникаций, но это представляло собой крайне неэффективное использование личного состава. Каждый раз из десяти – пятнадцати тысяч человек могли эффективно использоваться лишь около 10 процентов. На первый взгляд эти центры были местами сосредоточения крупных сил, но они являлись лишь небольшими островками (уместным будет сравнение с положением японцев на Тихом океане). При отсутствии мобильности они не представляли собой ударной силы, и один центр не был способен собрать свои силы для оказания поддержки другому в случае нападения на него. Столкнувшись с решительными действиями противника, центр мог избежать полного уничтожения лишь путем самороспуска, позволяя своим силам рассредоточиться мелкими группами.
Единственным крупным преимуществом центров, пожалуй, было то, что они давали возможность партизанам обезопасить себя. В болотистой или лесистой местности, куда трудно было проникать немецким войскам, партизанские отряды могли беспрепятственно наращивать свою мощь. Достигнув численности от 5000 до 10 000, они становились неуязвимы для небольших по размаху действий противника, а поскольку немцам редко удавалось собрать достаточное количество сил для проведения крупномасштабных операций против партизан, такие центры могли месяцами, а иногда и годами существовать спокойно. И пусть не в привычках советского режима было позволять партизанам оставаться в бездействии на своих относительно безопасных плацдармах – избежать этого полностью было невозможно. Центры, хотя и за счет снижения своей эффективности в военном отношении, способствовали укреплению дисциплины и улучшению морального климата. Подобная ситуация отражена в приведенном ниже немецком донесении об одном из партизанских центров Белоруссии: «Большинство бригад усилены военнослужащими Красной армии и находятся под командованием офицеров. Дисциплина хорошая, и боевой дух высок. Вместе с тем основная масса партизан еще не принимала участия в сражениях с немецкими частями. В результате подобного спокойного развития событий в данном регионе моральное состояние и населения, и партизан относительно неплохое».
Ответную реакцию центров на воздействие сил, обусловливающих инертность партизанского движения, иллюстрируют приводимые ниже выдержки из направленных на советскую территорию писем, захваченных в партизанском центре у города Россоно в 1943 году:
1. «Россонский район стал настоящим партизанским краем; все население взялось за оружие и поднялось на борьбу с фашистами».
2. «Наш район полностью очищен от немцев, и населению спокойно и хорошо живется при нас, партизанах. 19 сентября мы отпраздновали годовщину освобождения от фрицев; целый год прошел с тех пор, как они перестали топтать своими коваными сапогами землю нашего района».
3. «Я живу неплохо и вспоминаю время, возврата к которому уже не будет. Тебе хорошо известно, что жизнь у нас, партизан, не то что раньше. Когда мы пришли сюда с «Большой земли», немцы были повсюду, и приятного в этом было мало. Было много полицаев и другой нечисти, воевавшей на стороне немцев. Население тоже было против нас. За прошедший год все изменилось. Район наших действий расширился. Теперь немцев в районном центре не видно. Свою работу нам приходилось делать в тяжелых условиях, теперь стало легче; население всего района поддерживает нас».
Об условиях жизни некоторые писали:
1. «В нашем партизанском крае урожай был собран без потерь и без борьбы».
2. «Мы живем хорошо; еды, одежды и обуви нам хватает. Никто ни в чем не нуждается. Мы собрали урожай немецкого зерна и теперь можем обеспечить себя хлебом».
3. «Жизнь у меня теперь вполне сносная. Еды, обуви и водки вполне хватает».
Заявления о том, что Россонский район был очищен от противника, далеки от истины – силы немцев изначально там были чисто символическими. Если опустить риторику, то в этих письмах авторы, главным образом, пытаются выразить свое облегчение оттого, что имеют возможность жить в относительно безопасном месте.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.