Глава 3 Брестская крепость

Глава 3

Брестская крепость

Полыхают дальние зарницы,

Злые тучи ходят у границ.

Днем и ночью у границы

Не смыкаем мы ресниц.

(из песни)

За ивняками Буга — секреты погранвойск, в Минске — штаб ЗапОВО и в Москве — НКГБ СССР и разведуправление РККА видели многое, а знали — еще больше.

Вот, например, сообщения в ЦК ВКП(б) (от ГРУ) и Сталину, Молотову, Берии (от НКГБ) от 5 мая: «…По всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, идет выселение с приграничной зоны…Проводятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами нашей границы… О предстоящей войне между Германией и СССР немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле, уже решенном. Война якобы должна начаться после окончания весенних полевых работ[225]. Немецкие солдаты, со слов своих офицеров, утверждают, что захват Украины немецкой армией якобы обеспечен изнутри хорошо работающей на территории СССР пятой колонной.

С 10 до 20 апреля германские войска двигались через Варшаву на восток беспрерывно как в течение ночи, так и днем. Из-за непрерывного потока войск останавливалось все движение на улицах… По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и частями самолетов… Проводится заготовка переправочных средств через реку Буг»[226].

Но только те, от кого что-то зависело, объясняли ситуацию так, как казалось наиболее логичным. С одной стороны — Германия связана войной на западе, вряд ли она повторит ошибку Вильгельма, начав войну на два фронта. Ненависть Гитлера к коммунистам и евреям — слишком слабое обоснование для нападения на СССР.

С другой стороны — несмотря на сообщения о концентрации немецких войск в Польше, их состав так и не удалось достоверно установить, и поэтому считалось, что обнаруженных было недостаточно для вторжения и, казалось, что время еще есть. Даты нападения советской разведкой назывались неоднократно, — но оказывались ошибочными, подчас — и подброшенными разведорганами Германии. В итоге доверие к таким сообщениям постепенно угасло.

В-третьих — считалось, что конфликту должен был предшествовать т. н. «угрожаемый период» — обострение советско-германских отношений (предъявление Германией каких-либо требований к СССР). Это подтверждала как международная практика, так и различные агентурные сообщения, например такое: «[в штабе ВВС Германии] заявляют, что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды. В качестве гарантии выполнения этих требований в промышленные и хозяйственные центры и на предприятия Украины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские районы должны быть оккупированы германской армией. Предъявлению ультиматума будет предшествовать „война нервов“ в целях деморализации Советского Союза… Большая часть германского офицерства, а также некоторые круги национал-социалистической партии настроены явно против войны с СССР». Через несколько дней источник повторил информацию, явно подброшенную ему с определенной целью: «…По данным польской разведки, между армией и политиками в Германии имеются расхождения… военные высказываются за войну против СССР, в то время как политики настаивают на переговорах.

Политики, руководимые Риббентропом, доказывают, что в переговорах Германия добьется всего того, чего она хочет, т. е. участия в экономическом и административном контроле Украины и Кавказа. Мирное разрешение даст Германии больше, Чем управление завоеванной территорией, лишенной советского административного аппарата. В конце апреля Гитлер еще не принял определенного решения, какой из двух методов следует применить»[227].

Таким образом, руководству СССР внушалось, что решение еще не принято и в конечном итоге оно будет зависеть от поведения самого СССР.

Наконец, доводимая до Кремля германская «деза» не только вводила в заблуждение советское руководство относительно сроков и условий нападения, но и объясняла причины появления у границ соединений вермахта: «…Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если ее к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет в связи с этим более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное — даст больше товаров, особенно нефти»[228].

Несмотря на неясность обстановки, руководство СССР не могло сидеть сложа руки — помимо более тщательного и настойчивого сбора информации, было принято решение и об усилении армии, принимая во внимание поступавшие из-за рубежа сообщения.

В апреле-мае 1941 г. Наркомат обороны и Генеральный штаб с согласия правительства СССР начали проводить скрытую мобилизацию военнообязанных запаса под прикрытием больших учебных сборов (всего призвано на «сборы» 802 тыс. человек)[229]. С апреля 1941 г. развернулась работа по переводу стрелковых дивизий на штат военного времени, утвержденный 5.04.1941-го.

При этом состав сд приграничных округов был доведен: 21 сд — до 14 тыс. человек, 72 сд — до 12 тыс. человек, и 6 сд — до 11 тыс. чел. Например, 12 сд первого эшелона ЗапОВО (3, 10 и 4А) на 11 июня была обеспечена (по штату военного времени) 120-мм минометами, всеми типами артиллерийских орудий, стрелковым оружием[230] и боеприпасами к этому.

В апреле нарком обороны СССР С. К. Тимошенко и начальник Генштаба РККА Г. К. Жуков приказали командующему войсками ЗапОВО Д. Г. Павлову приступить к разработке плана оперативного развертывания. В директиве на его разработку, в частности, говорилось: «Пакты о ненападении между СССР и Германией, между СССР и Италией в настоящее время, можно полагать, обеспечивают мирное положение на наших западных границах. СССР не думает нападать на Германию и Италию. Эти государства, видимо, тоже не думают напасть на СССР в ближайшее время. Однако, учитывая… сосредоточение Германией к границам СССР значительных сил… заключение германо-итало-японского военного союза… необходимо при выработке плана обороны СССР иметь в виду… и таких возможных противников, как Германия… Не исключена возможность, что немцы сосредоточат свои главные силы в Восточной Пруссии и на варшавском направлении с тем, чтобы через Литовскую ССР нанести и развить удар на Ригу или на Ковно, Двинск. Одновременно необходимо ожидать вспомогательных сильных ударов со стороны Ломжи и Бреста с последующим стремлением развить их в направлении Барановичи, Минск…»[231]

Основными задачами для ЗапОВО, становящегося с началом боевых действий Западным фронтом: упорной обороной УР прикрыть отмобилизование и сосредоточение войск, не допустить вторжения на территорию СССР. Далее — при наступлении Юго-Западного фронта ударом левого крыла на Седлец способствовать разгрому люблинско-радомской группировки врага.

В соответствии с планом развертывания в начальный период необходимы четыре района прикрытия (РП).

РП № 4 (РП-4), прикрывающий направление Брест — Барановичи, оборонялся войсками 4-й армии генерал-майора A. A. Коробкова[232], чья полоса обороны: справа — (иск.) Дрохичин, (иск.) Гайновка, Коссово; слева — (иск.) Демблин, Влодава, Невеж и далее по реке Припять. Задача — прочной обороной Брестского УРа и полевых укреплений по восточному берегу Буга прикрыть сосредоточение и развертывание армии.

Далее — наступая на Дрошин, Седльце (Седлец), Горволин, Форсировать р. Буг, на 3-й день операции подвижными силами овладеть Седлец, на 5-й — переправами на Висле, на 8-й (главными силами) выйдя на нее, в готовности форсировать. В дальнейшем иметь в виду действия на Радом[233].

…26 апреля Генштаб отдал предварительное распоряжение Военным советам Забайкальского и Дальневосточного ВО быть готовыми к отправке на запад — пяти мк, двух ск и двух вдбр.

С 13 по 22 мая поступили распоряжения Генерального штаба о начале выдвижения к западной границе трех армий. Переброска была спланирована с расчетом завершения сосредоточения в районах, намечаемых оперативными планами, в период с 1 июня по 10 июля 1941 г.

В середине мая нарком обороны СССР С. К. Тимошенко и начальник Генштаба КА Г. К. Жуков подали председателю СНК И. В. Сталину свои соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил СССР на случай войны с Германией и ее союзниками: «…Вероятнее всего, главные силы немецкой армии… будут развернуты к югу от Демблин для нанесения удара в направлении Ковель, Ровно, Киев…[сопровождаемого]…короткими концентрическими ударами со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи».

Командование РККА, предотвращая удар вермахта, предложило ни в коем случае не давать Германии инициативы — атаковать самим, упредив ее в развертывании, в тот момент его этапа, когда она не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.

Тимошенко и Жуков предложили главный удар нанести силами Юго-Западного фронта в направлении Краков, Катовице (отрезая Германию от ее южных союзников), вспомогательный — левым крылом Западного фронта в направлении Седлец, Демблин (с целью как сковывания варшавской группировки, так и содействия Юго-Западному фронту в разгроме люблинской группировки противника…)[234].

С военной точки зрения предложение было оправданным. Хотя и достаточно рискованным: с одной стороны, Финляндия показала, что уверенность в победе не всегда к победе приводит, с другой — Германия гораздо сильнее Финляндии.

В-третьих — можно ли доверять разведке в части сведений о численности (и соответственно степени готовности) германской армии в Польше? Последнее опасение было не беспочвенным — например, 15 мая ГРУ ГШ РККА сообщало о наличии на варшавском направлении, в полосе ЗапОВО 30 дивизий. В реальности же даже в декабре 1940 г. Германия держала на востоке (т. е. в Польше) 34 дивизии, к концу апреля 1941 г. их стало 75, а к 15 мая их число подошло к 100[235], причем около 50 — в полосе ЗапОВО. Нелишне напомнить, что и германская разведка, с одной стороны, недооценивала мощь СССР, с другой — пристально следила за всеми перемещениями РККА, исключая возможность внезапного удара. Оценивая возможность русского наступления, Гальдер отмечал, что до 20 апреля «мы значительно слабее русских, но после 20.4… эта опасность будет полностью устранена»[236].

Спешно атаковать Германию силами ЗапОВО? Несколько дней уйдет только на занятие позиций, вывод частей и проч. Не исключено, что немцы заметят развертывание и нанесут удар первыми. Да и политический аспект был немаловажен…

Судя по всему, было принято следующее решение: принимая во внимание, что а) подготовка Германии к нападению очевидна, б) решение Гитлера напасть достаточно твердое и не может быть отменено в результате переговоров, на основе приемлемых для СССР условий, в) Красная Армия не может, по различным причинам, в настоящий момент сорвать нападение Германии собственным ударом, нужно стремиться к следующему: а) войскам приграничных округов не дать спровоцировать агрессию — удар Германии в настоящий момент может иметь катастрофические последствия. Стараться не подавать виду, что намерения Германии известны — продолжать строить укрепления, под различными предлогами скрытно выводя войска из мест расположения к оборонительным рубежам; б) Наркомату обороны — подводить войска из глубины страны, усиливая западные группировки; в) политическому руководству страны быть готовым, после завершения развертывания РККА, и, таким образом, имея веские доводы быть услышанными, — вступить с Германией в переговоры и снять конфликтную ситуацию.

Итак, решающими факторами для планов СССР являлись: максимальное отодвигание начала германского нападения и скорейшее развертывание собственных сил.

Для приграничных же войск это означало быть некими заложниками ситуации — несмотря на очевидные признаки агрессии не проводить каких-либо мероприятий, ибо, заметив их, немцы атакуют, сокрушив как войска прикрытия, так и выдвигающиеся из глубины СССР.

Пожертвовать чем-то, чтобы спасти все — логичное и в масштабах государства вполне оправданное решение. Слишком поздно стало ясно, что вермахт в Польше отнюдь не отсиживается после западных бомбардировок…[237]

Подвод войск в полосу ЗапОВО столкнулся с дорожной проблемой. Переброска велась железной дорогой, а их пропускная способность в Западной Белоруссии была чрезвычайно мала — еще при отправке частей в Финляндию (декабрь 1939) больше 4–5 эшелонов в сутки вытолкнуть не удавалось. Хотя развернулись работы по ее улучшению (к 1 июня на 80 % была отстроена железнодорожная линия Тимковичи — Барановичи), но это удалось лишь в весьма ограниченных масштабах.

Не лучше была ситуация и с шоссейно-грунтовыми дорогами. 10.02.41 г. начштаба ЗапОВО генерал-майор Климовских отмечал: «1. Существующая сеть шоссейных дорог БССР совершенно не обеспечивает ЗапОВО как по количеству и начертанию, так и по состоянию. Имеется всего одна сквозная шоссейная дорога, идущая на запад (при необходимости иметь пять). Дороги узкие, большинство из них имеет щебеночную кору, которая сильно разрушена. Съездов с дорог и объездов мостов, а также бензозаправочных станций и телефонно-телеграфной связи на дорогах не имеется… большое количество еще не восстановленных мостов»[238].

Тем не менее в мае 1941 г. из внутренних военных округов продолжалась переброска на запад 28 дивизий и 4 армейских управлений. В частности, в полосу ЗапОВО сосредотачивались войска Уральского военного округа.

Что же касается самого ЗапОВО, то 13 из 24 его сд находились в непосредственной близости от госграницы СССР, а остальные сд (резерва ЗапОВО) к началу войны, как правило, совершали марши в новые районы сосредоточения.

Был произведен досрочный выпуск в военных училищах.

27 мая. Командующие западными приграничными округами получили приказ приступить к строительству КП фронтов и завершить его к 30 июля. Кроме того, директивами наркома обороны и начальника Генштаба им предписывалось скрытно вывести дивизии, расположенные в глубине, ближе к госгранице. Вывод указанных войск в районы предназначения приказывалось закончить к 1 июля 1941 г.

…Итак, к июню 1941 г. госграницу СССР на брестско-минском направлении, протяженностью более 150 км, прикрывала 4-я армия генерал-майора A. A. Коробкова (начштаба — полковник Л. М. Сандалов, член Военного совета — дивизионный комиссар Ф. И. Шлыков). К 22 июня Коробков командовал армией два с половиной месяца. Как вспоминал Сандалов, сам же командарм признавал, что куда успешнее командовал бы стрелковым корпусом.

Основные силы 4-й армии (тогда — Белорусского фронта) вышли в район Бреста еще в сентябре 1939 г. 22 сентября в город вступила 29-я танковая бригада (комбрига С. М. Кривошеина).

Части вермахта покинули Брест — город стал постепенно наполняться красноармейскими.

В городе разместилось одно из лучших соединений РККА — 6-я Орловская Краснознаменная сд. Она была сформирована еще 23.05.1918 (как Гатчинская пд) в г. Гдов Петроградской губернии из добровольцев отряда П. Е. Дыбенко, петроградских отрядов Красной Гвардии и рабочих г. Нарва.

Отвоевав Гражданскую, дивизия, ставшая в 1921 г. Орловской, а в 1928-м — награжденная Почетным Революционным Красным Знаменем ЦИК СССР (в честь 10-летия существования), в 1939 г. приняла участие в походе в Западную Белоруссию.

К июню 1941 г. ее командиром был полковник М. А. Попсуй-Шапко.

13 июля 1940 года была отправлена из Прибалтики в Белоруссию и вторая из размещавшихся в Бресте к июню 1941 года дивизий — 42 сд. Прибыв первоначально в Береза-Картузская, она сменила там 33 сд. Казармы, где разместилась 42 сд, были построены еще до революции для частей русской армии. Польская власть разместила в них лагерь для политзаключенных. Однако менее чем за год красноармейцы 33 сд сумели так оборудовать помещения, что они почти не отличались от обычных казарм РККА.

42 сд, в отличие от 6 сд, имела свежий боевой опыт: она была сформирована в ЛенВО 17.1.40 на базе отдельных рот и батальонов Карельского УР[239] как легкая моторизованная стрелковая дивизия. Собиралась в Териоки.

Сразу же после создания под командованием полковника И. С. Лазаренко[240] дивизия приняла участие в советско-финской войне, войдя в состав 7-й армии, наступавшей на Карельском перешейке, вдоль побережья Финского залива.

Находясь в составе 34 ск 7А, 11.2.1940 42 сд была переброшена под укрепузел Муурила. Здесь, в полосе 34 ск (от Кархула до побережья), трем его дивизиям противостояли два полка 4-й финской пехотной дивизии[241].

17 февраля 42 сд, начав наступление, при поддержке берегового отряда сопровождения Балтфлота, овладела Муурила, а 19 февраля — Келлолатси.

После этого интенсивность боев в полосе дивизии поутихла.

23 февраля второй батальон 455 сп атаковал северный берег острова Койвисто (Бьорке), захватив д. Патола. Вечером 24 июня батальон сдал участок 65 сп 43 сд[242].

25.2.40 42 сд передана в резерв 7-й армии.

Войдя в состав 10 ск (1.3 — 13.3.40), дивизия получила задачу очистить острова Финского залива. Главные силы дивизии с 6.3.40 находилась в районе Хьютияйнен, а 7–12.3. в Кяйхясниеми.

4 марта ей удалось захватить несколько небольших островов на подступах к островам Уран-саари и Сунион-саари. 9 марта (совместно с 43 сд) — Сунион-саари и несколько мелких островов у западного побережья Финского залива. Попытка 455 и 459 сп ворваться на берег была отражена сильным ружейно-пулеметным огнем финнов. Подразделения залегли, укрывшись за прибрежными валунами, а с наступлением темноты отошли на ранее занятые острова.

Далее части 42 сд действовали в составе 10 ск, получившего задачу охвата Выборга с юго-запада. К 11 марта части корпуса, овладев несколькими населенными пунктами, создали реальную угрозу прорыва и развала всего финского фронта юго-западнее и западнее Выборга.

Однако 42 сд, вплоть до 11 марта, не сумела захватить ни метра на побережье залива, лишь 12 марта 455 сп захватил пос. Вахваниеми, продвинувшись далее немного на северо-запад.

Утром 13 марта, несмотря на то что вот-вот должно было вступить в силу соглашение о перемирии между Финляндией и СССР, 455 сп и 459 сп вновь начали атаку. Немного продвинувшись, они на своем участке так и не смогли перерезать шоссе Выборг — Хельсинки[243].

Несмотря на то что боевой путь 42 сд в финской войне не прославил ее знамена громкими победами, командный состав получил боевую закалку. Соединение, крепко сколоченное фронтом, став, таким образом, в Красной Армии одним из наиболее проверенных, продолжало находиться на западе страны: 12.6.1940 42 сд грузится в эшелоны и 17.6.40 отправляется в Прибалтику[244], участвуя в оккупации Эстонии.

Размещение в Белоруссии, в корпусах бывшего лагеря, хотя и отремонтированного, все же не могло не оказать угнетающего воздействия на военнослужащих 42 сд. Кроме того, масса людей, пройдя бои на Карельском перешейке, нуждалась в снятии стресса «народными средствами», а традиции самогоноварения в тех краях процветали издавна. В итоге среди комсостава расцвело пьянство, в том числе и среди коммунистов. Имелись случаи убийства, дебошей, утери коммунистом, пьяным, совсекретных документов. В отчете[245] о работе дивизионной парткомиссии за 5.12.1940 по 15.04.1941 отмечено, что нарушение партдисциплины происходит в основном из-за пьянства, порождающего порой и более серьезные последствия. «Надо же понять, — говорилось на дивизионной партконференции, — что, находясь здесь, мы должны поднять гораздо выше революционную бдительность, систематически пьющий человек — это находка для иностранного разведчика».

В то же время за пьянство и бытовое разложение было привлечено к партответственности относительно немного коммунистов — 8 человек. Для сравнения — за антипартийные и контрреволюционные высказывания — 2 человека исключены из ВКП(б)[246].

За отчетный период в ВКП(б) принято 29 человек, в кандидаты в члены ВКП(б) — 32 человека.

В начале августа 1940 г., почти одновременно с 42 сд, в Брест прибыло и управление 28-го стрелкового корпуса. Именно в его состав вошли и 42, и 6 сд.

В сентябре 1940 г., вскоре после прибытия в район Бреста 42 сд, комиссией НКО СССР было проведено инспектирование частей ЗапОВО. По итогам проведенных учений, отмечено, что части 42 сд (вероятно, как участвовавшего в боях соединения) показали наибольшие сдвиги в боевой подготовке, части же 6 сд выделялись во всех отношениях в худшую сторону.

Округу приказано совершить коренной перелом во всей системе боевой подготовки, перенеся боевую выучку одиночного бойца, подразделения и части на местность, в поле, в условия, близкие к боевым, как указал нарком обороны С. К. Тимошенко: «Надо учить войска действовать как на войне и только тому, что будет нужно во время войны».

Пока же на Главном военном совете РККА было отмечено, что «отставание в одиночной подготовке бойца, отделения, взвода, особенно по ЗапОВО, в ряде дивизий и полков доходит до 1,5–2 месяцев»[247].

Однако, несмотря на напряженно проводимое обучение, профессиональные качества значительной части рядовых красноармейцев были невысокими. На это влияло и одновременное формирование в РККА множества частей и соединений; изъятие с начала 1941 г. из стрелковых частей красноармейцев со средним уровнем образования для технических родов войск. Несмотря на то что полковые школы, готовившие сержантский состав, в 1941 г. сделали несколько ускоренных выпусков[248], укомплектованность сд ЗапОВО продолжала хромать (мл. командирами — 60 %, средним и старшим комсоставом — 86 %).

На качестве войск сказалось и увольнение в запас в конце 1940 — начале 1941 г. отслуживших срочную службу красноармейцев призыва 1937 г. (большинство имели боевой опыт) и замена их молодыми призывниками, в том числе дополнительного призыва апреля — мая 1941 г., направленного, минуя учебные подразделения, в боевые. К началу войны многие из них, не успев пройти «курс молодого бойца» и принять военную присягу, представляли собой массу неподготовленных безоружных людей в красноармейской форме.

Рост численности личного состава 6 сд и 42 сд демонстрирует следующая таблица[249]:

Кроме того, наличие в стрелковых соединениях значительной части красноармейцев призыва осени 1940 г. из среднеазиатских республик, совсем не знавших русского языка или слабо владевших им, крайне отрицательно сказывалось как на уровне их подготовки, так и на боеспособности частей в целом[250].

На подготовке отразилось и длительное привлечение бойцов к строительству УР, жилых помещений, складов, столовых, конюшен, стрельбищ, тиров, танкодромов, спортгородков и т. д. После передислокации войск к новой границе, бойцы, кроме того, отрывались от боевой подготовки для охраны многочисленных карликовых военных складов и несения службы суточного наряда[251].

Несмотря на угрожающую ситуацию, положение не менялось — например, 10 июня на строительство УР было выделено еще несколько стрелковых батальонов.

…Строительство оборонительных сооружений — дотов и позиций полевого доусиления[252] в Брестском УР, первом (и основном) рубеже обороны 4-й армии, развернулось еще в начале лета 1940 г. Его первая позиция (к июню 1941 г. строили только ее, в глубине и не начинали) шла по восточному берегу р. Буг, вдоль ее русла[253].

Дот Брестского УР — двухуровневые бетонные коробки, чьи амбразуры, находящиеся в верхнем каземате (разделенном перегородкой на два капонира), шли почти вровень с землей. Планировка обоих уровней идентична: галерея, специальный тамбур, отводящий от бронедвери взрывную волну, газовый шлюз, хранилища боезапаса, казарма на несколько коек, огороженные места для рации, артезианского колодца, туалета. В одном из отсеков — энергоагрегаты и фильтрационные установки. Наверху в капонирах устанавливались казематные пушки с укороченными стволами или пулеметами.

Построенные доты были в основном одно- или двухамбразурные, пулеметные, артиллерийско-пулеметные и артиллерийские. На ключевых позициях ставили дот в 3–5 амбразур. Толщина стен — 1,5–1,8 м, перекрытия — до 2,5 м (рассчитано на прямое попадание 250-кг авиабомбы). В некоторых дотах было по одной 76-мм пушке и по два станковых пулемета, в других — 45-мм пушка, спаренная с пулеметом ДС. Гарнизоны состояли из 8–9 и 16–18 человек[254].

Всего в Брестском УР к 21 июня забетонировали 128 дотов. Некоторые из них имели арматуру, и там монтировалось вооружение, присланное из Мозырского УР. Однако в боевой готовности (с гарнизонами, оружием и боеприпасами, но без технических средств связи: дот между собой и с войсками не были связаны) имелись только 23 дота[255]: из них в районе Бреста — восемь, в основном в крепости[256]. Войсками со штабом 18 ОПАБ налажена проводная связь.

Главным недостатком дотов было их расположение — они отлично просматривались с НП немецких частей и могли быть уничтожены первым же артналетом. Сами же при этом не могли пристрелять установленное в них вооружение.

Доты в полосе Бреста занимали первая[257] (расположение — севернее Бреста, у Речицы) и вторая (Митьки, Бернады) роты 18 ОПАБ (отдельного пулеметно-артиллерийского батальона).

К началу войны 18 ОПАБ имел 347 человек.

Серьезной проблемой для Брестского УР была и кадровая — комсостав ОПАБ УР к началу войны имел крайне мало командиров-артиллеристов, в основном из стрелковых частей, плохо подготовленных к ведению огня из дотов и показывавших крайне низкие результаты по огневой подготовке. Впрочем, и без них проводимые в Брестском УР учебные стрельбы показывали крайне невысокие результаты.

К началу войны ни один из батальонов УР не был укомплектован до штата (рядовым составом — на 47 %, мл. командирами — на 28 %, командирами — 34 %). Впрочем, зачем комплектовать подразделения, не имеющие матчасти? Однако более того — из трех ОПАБ (по 350–400 человек) начали развертывание пяти (по 1500 человек каждый). Их рядовой состав еще только начал прибывать, а комсостав поступал из артчастей ЗапОВО (из 4А — 66 командиров). Прибывший необученный личный состав, еще не получив ни оружия, ни обмундирования, включался пока в состав 16, 17 и 18-го ОПАБ[258].

Помимо дотов, Брестский УР состоял и из расположенных между ними позиций полевого заполнения, занимаемыми по тревоге частями 4-й армии. Они строились в виде опорных пунктов и батальонных узлов, состояли из деревоземляных и частично из бутовых сооружений, а также из окопов (как правило, прямоугольных ячеек на одного-двух человек, без ходов сообщения, без маскировки) и немногих заграждений (противотанковые — только на отдельных участках в виде рвов и надолб, противопехотные — не минировались). Командных и наблюдательных пунктов и убежищ имелось немного.

Для строительства позиций вся приграничная полоса была разбита на батальонные районы. Вначале оборудовались занимаемые по тревоге, а далее — в зависимости от важности. С мая 1941 г. на строительстве УР работали по стрелковому батальону от каждого полка дивизий[259], все саперные подразделения, основные силы 33-го инженерного полка окружного подчинения и по дивизиону от артполков[260].

В итоге в полосе 62 УР из состава дивизий первого эшелона 4-й армии (6, 42, 75) постоянно работали 9 стрелковых батальонов из 27, 3 артиллерийских дивизиона, 5 строительных участков 74 УНС[261] 62 УР. В Бресте дислоцировался 21 строительный участок 62 УР.

Привлекалось немало вольнонаемных работников. Однако задействовать части РККА показалось проще. С одной стороны, действительно, копая ячейки и сбивая опалубку, бойцы отрывались от боевой подготовки. С другой — это позволяло держать подразделения на планируемых для них же позициях. Командиры свыкались с местностью, исчезала необходимость выводить эти же части на их позиции по тревоге — высвобождаемое погрузочное пространство можно было использовать для вывоза тех же складов из Бреста. Наконец, концентрация тех же частей в Бресте угрожала их окружением или уничтожением артиллерией при внезапном начале войны — вывод части подразделений хоть как-то снимал эту проблему.

Поэтому неудивительно, что за две недели до войны было решено резко ускорить строительство рубежей УР и выводить уже по два батальона от каждого стрелкового полка — но пока только 75 сд.

Тем не менее лучше других были оборудованы полевые позиции в полосе 6 сд (прикрытие района Бреста), хуже — в полосе 42-й, из-за частой смены районов строительства.

Хотя была готова и имела вооружение лишь малая часть дотов, но многие из них были небоеготовы из-за захламленности строительным мусором. В связи с этим нарком обороны в директиве от 11.06.1941 г. приказал немедленно привести все построенные сооружения в полную боевую готовность, а все имеющееся вооружение установить в них не позднее 15.07.1941 г.[262].

Строительство УР велось медленно и в 1941 г. не могло быть завершено. Дислокация частей, предназначенных для их обороны, располагавшихся зачастую в 15–50 км от своих рубежей, внезапного нападения «соседа» не учитывала.

Но оно достаточно долго представлялось фантастичным — во-первых, «сосед» вел войну на западе, во-вторых, с ним был подписан договор и противоречий вроде бы не было, в-третьих, как бы он смог незаметно сосредоточить войска к границе?

Наконец, размещение войск в Западной Белоруссии, диктовалось не какими-то оперативными соображениями, а наличием свободных помещений: войдя на ее территорию, Красная Армия столкнулась с дефицитом казарменного фонда — негде было размещать войска. В Бресте, единственном месте, где были необходимые для проживания помещения, их скопилось огромное количество.

Для размещения красноармейцев пришлось приспособить часть складских помещений и даже восстановить некоторые форты Брестской крепости, взорванные в 1915 г. В нижних дожах их казарм устраивались четырехъярусные нары.

Основным местом расположения войск 4А стало Центральное укрепление, но и в его помещениях они испытывали тесноту (и там тоже бойцы спали на многоярусных нарах).

Прибывший в октябре 1940 г. в 6 сд на должность замкомдива полковник Ф. А. Осташенко: «При знакомстве с частями удручающее впечатление произвело скученное размещение личного состава. Многие роты не имели отдельных помещений для ленинских комнат и канцелярий»[263]. Однако сильнее всего, Осташенко поразило то, что в подвалах пограничной крепости были сложены НЗ всех видов. Подняв на первом же совещании у командира дивизии вопрос об их перемещении, ответа он так и не получил.

Хотя такая скученность настораживала, но командующий округом Д. Павлов, размещая так войска, думал о создании для них наибольших удобств. В ином случае частям пришлось бы ориентироваться на бараки и землянки. Таким образом, хозяйственные соображения побороли у Павлова оперативные. «А мы[264], командование 4А, отнеслись к такому оперативно невыгодному и даже больше того — опасному размещению войск, мягко выражаясь, примиренчески», — позднее самокритично заметит ее бывший начштаба Л. М. Сандалов.

Похоже, что он несколько лукаво посыпает голову пеплом — у командования и округа и армии просто не было выбора: строительство дотов, а не казарм отнимало все мощности, а ночевать две зимы в землянках… С одной стороны — уют огня, бьющегося в тесной печурке, с другой — огромное количество заболевших[265]. Встать на постой в домах? Но это не выход для многомесячного размещения. Тем более — ну кто в 1939–1940 гг. мог угрожать Красной Армии? Что же касается тесноты, то многие из бойцов, вероятно, все же предпочли бы ютиться в казематах Бреста (дети крестьянских изб и заводских коммуналок, они были привычны к тесноте), чем мерзнуть в землянках или палатках.

К тому же подвод всех четырех дивизий 4-й армии к границе диктовался не только наличием помещений, но и стремлением прикрыть все 150 км ее полосы. Таким образом, построение войск 4-й армии не имело ни второго эшелона, ни резервов.

Тем не менее части из крепости то выводились, то вводились вновь. Рев моторов автоколонн и цоканье сотен копыт стали уже привычным фоном для жителей Бреста.

Кто же мог тогда, в сороковом, предполагать, что залихватские «строевые» частей, вводимых в Северные ворота — как стук топоров, под который сооружается хлопнувшая в сорок первом ловушка для 4-й армии?

…Обычно исследователи, говоря о численности частей Красной Армии в Бресте и Брестской крепости[266], опираются на данные, приводимые бывшим начальником штаба 4-й армии Л. М. Сандаловым, или на отчет о действиях 28 ск, поданный 8 июля 1941 г. командиром 28 ск B. C. Поповым[267].

При всей серьезности этих свидетельств они, несомненно, нуждаются в критическом осмыслении.

Во-первых, данные Попова и Сандалова имеют существенные отличия и между собой, и по сравнению с теми сведениями, что предоставили и непосредственные участники боев за Брест.

Во-вторых, оба донесения содержат явные неточности, например, Попов сообщает о размещении на территории крепости 246 ОЗАД, находившегося на самом деле в Северном городке. Или он же, говоря о батальонах связи стрелковых дивизий и самого 28 ск, сначала упоминает о том, что они были выведены в лагерь Бульково (в 8 км северо-восточнее Бреста), затем сообщает о размещении 37 обс[268] в Брестской крепости на 21 июня.

Сандалов, говоря о размещавшихся в крепости частях, под крепостью подразумевает и ее форты.

По позднейшим исследованиям, заметно, что нет даже полной ясности относительно того, какие части располагались в Брестской крепости, не говоря уж об их численности. Это объясняется тем, что не сохранилось каких-либо документов, достаточно бесспорно показывающих расположение и численность частей и подразделений. Картину приходится восстанавливать по воспоминаниям, как уже говорилось, зачастую и противоречащим друг другу, и меняющимся со временем.

Несмотря на это, в данном исследовании за основу взяты прежде всего доступные воспоминания участников событий. Большинство из них достаточно четко помнят последние предвоенные дни.

Помимо численности войск, необходимо рассмотреть степень их готовности к отражению ночного неожиданного нападения.

Что касается матчасти (автотранспорта, артиллерии, танков и бронеавтомобилей[269]), то нужно исходить из нормативов, определенных в плане прикрытия ЗапОВО (для стрелковых частей) — летом 2 часа, зимой 3 часа. О какой-либо подготовке транспорта или матчасти подразделений в Бресте к неожиданному нападению неизвестно — за исключением нескольких орудий 98 ОПАД (прицепленные к тягачам, они находились в готовности к выезду на полигон для смотра техники).

Что же касается личного состава, ночью мирно спящего[270], то для того чтобы начать бой, бойцы должны были мгновенно одеться в аккуратно сложенное у спального места обмундирование, схватив оружие, получить боеприпасы и начать действовать согласно приказу командира подразделения.

Стрелковое и холодное оружие (а также шанцевый инструмент и противогазы) должно было храниться непосредственно в расположении подразделения — в шкафах или пирамидах, запертых на замок[271]. Ключи — у дежурного по роте.

Для сокращения сроков выдачи боеприпасов, продовольствия и фуража, согласно плану прикрытия, все части 4-й армии должны были иметь:

«а) носимый запас винтовочных патронов (90 шт. на винтовку) в опечатанных ящиках под охраной дежурного и дневального в подразделениях… Выдача производится только по тревоге. Возимый запас винтовочных патронов (кроме выдаваемых на руки) разложить по взводам и ротам в опечатанных ящиках, штабелях…

б) на каждый станковый пулемет иметь набитыми и уложенными в коробки по 4 ленты; на ручной пулемет и автомат — по 4 диска. Коробки с набитыми лентами и дисками в опечатанном виде хранить в подразделениях или особых охраняемых помещениях…

в) ручные и ружейные гранаты хранить комплектами в складах части, в специальных ящиках для каждого подразделения.

г) снаряды и мины в количестве 0,25 боекомплекта в окончательно снаряженном виде хранить в опечатанных и закрытых на замок передках и зарядных ящиках в парках частей;

…е) носимый запас продовольствия и личных принадлежностей бойца хранить в подготовленном виде для укладки в вещевые мешки и ранцы;

ж) в складах части хранить для каждого подразделения по одной суточной даче продовольствия и фуража, подготовленной к погрузке в обоз части»[272].

Итак, оружие и боеприпасы подразделения могли получить практически через несколько минут после объявления боевой тревоги — если, конечно, ее сигнал прозвучит и дежурные и дневальные будут на своем месте, целыми и невредимыми.

Это же касается и командиров — имея и оружие и боеприпасы, бойцы, особенно недавно прибывшие в часть, должны были получить и какие-то команды — в противном случае они просто не знали бы что делать.

Хотя многие командиры (как правило, молодые лейтенанты) жили непосредственно в расположении части (в общежитии), а многие — совсем рядом, но тем не менее им надо было быстро добежать до своих бойцов живыми…

Среди личного состава, находящегося в Бресте и крепости, нужно выделить бойцов и командиров дежурных подразделений — по роте (батарее) от части[273], несущих службу суточного наряда. Необходимо отметить, что количество личного состава, привлекаемого к суточному наряду, могло увеличиваться или уменьшаться, однако Устав внутренней службы (УВС-37) требовал максимальной экономии в расходе людей.

Готовность дежурных подразделений к выступлению — 45 минут.

Бойцы дежурных подразделений несли службу суточного наряда — в наряде по кухне, стояли в караулах (склады, гауптвахта, КПП, знамя части и т. д.), в караульных помещениях находилась отдыхающая смена — то есть группа бойцов, имеющих заряженное оружие и боеприпасы.

Обеспеченность бойцов дежурного подразделения боеприпасами — на револьвер системы «Наган» четырнадцать патронов, на винтовку или карабин — 15 (в обоймах), на автоматическую или самозарядную винтовку — три снаряженных магазина[274], на автоматический пистолет — два, а на ручной пулемет — три магазина[275], на станковый пулемет — две снаряженные ленты[276].

Кроме того, небольшой запас боеприпасов был и в караульном помещении — 60 патронов на каждую винтовку, два магазина на ручной и две ленты на станковый пулемет. Все боеприпасы — в обитом железом ящике, ключ — у начальника караула.

Все оружие бойцов караульного подразделения должно быть исправным и полностью заряженным (кроме пулеметов, заряжаемых в момент применения).

Немаловажная деталь — не принявшие присяги бойцы к караульной службе не допускались[277].

При нападении противника начальник караула должен был подать условный сигнал — например, один звонок караульной сигнализации, а при непосредственном нападении на караулы вскрыть ящик с запасными патронами и приказать разводящим раздать их.

Срок нахождения на посту — 4 часа.

Помимо дежурного подразделения, в расположении находились и дневальные, и дежурные по роте.

Согласно УВС-37: «Дежурному по части и его помощнику, а также всему суточному наряду разрешается отдыхать (спать), не раздеваясь и не снимая снаряжения; свободной смене дневальных как днем, так и ночью; всем остальным (кроме очередных дневальных и состава караула) ночью с 23 до 5 часов. Дежурный по части отдыхает, чередуясь со своим помощником, а дежурный по роте — оставляя за себя свободного дневального»[278].

Таким образом, и при ночном нападении в Бресте и крепости помимо спящих находилось и немало тех, кто мог оказать хотя и непродолжительное, но достаточно серьезное сопротивление.

Но следует учесть, что многие часовые стояли вне стен помещения и при внезапном артналете могли быть сразу же убиты или ранены. Кроме того, разумеется, караульная служба не всегда велась при строгом соблюдении уставных норм. Например, при проверке ее несения в 455 сп выяснилось, что «караульное помещение состоит из одной комнаты, также совершенно не оборудованной… Люди спят на голом полу. Дежурный по штабу в 455 сп, как правило, всю ночь спит, а оставляет за себя посыльного, который не знает, где спит дежурный по штабу… Личный состав службу несет не четко, на вопросы в большинстве случаев не ответили… Караульная служба не организована, и требует особого внимания со стороны командования части»[279].

…Итак, части Красной Армии на территории Бреста (той части, что входила в полосу наступления дивизии Фрица Шлипера) и Брестской крепости (основного скопления советских войск в полосе наступления 45-й дивизии)[280] размещались следующим образом.

Южный остров

Наряды 9-й линейной и 3-й резервной погранзастав 3-й погранкомендатуры 17-го Краснознаменного (Брестского) погранотряда: их расположение и численность неизвестны. Исходя из плотности охраны границы на участке Брестского погранотряда — 7 человек на 1 км[281], и протяженности участка Южного острова, примыкающего к госгранице (прибл. 500 м), а также и то, что наряды могли размещаться и вдоль Буга, разделяющего Южный и Западный острова, можно предположить, что на Южном в боевой готовности находилось около 10 пограничников. Их вооружение неизвестно — винтовки, может, был и пулемет.

Полковая школа[282] 84 сп имени Коминтерна (командир полка — майор Дородных С. К.) накануне была выведена на артиллерийский полигон 4-й армии[283] юго-восточнее д. Волынка[284].

^{План Южного острова. 1. Район школы МКС 84 сп (последние очаги сопротивления на острове); 2. район госпитальных зданий; 3. огород, цветники}

Осталось дежурное подразделение — вероятно, взвод (около 30 человек)[285], и освобожденные от полевого выхода. На вооружении помимо прочего — 3 ручных пулемета.

95-й медсанбат 6 сд: 253 человека (на вооружении — 135 единиц стрелкового оружия (в т. ч. 2 пистолета-пулемета).

Армейский и корпусной госпитали: все еще дискуссионный вопрос, что за учреждение (учреждения?) там все же находилось. Сандалов пишет о «половине окружного военного госпиталя», Попов — об «армейском и корпусном госпиталях». Интересно, что составители сборника «Героическая оборона» обошли этот вопрос, называя это учреждение просто «госпиталь» или «госпитали». С. С. Смирнов называет его «окружным». Наконец, А. Исаев[286] приводит данные о том, что на Южном располагался военный госпиталь № 2396 на 50 коек, а окружной военный госпиталь (№ 432, на 450 коек) был в Минске. Однако П. Л. Ткачева, старшая медсестра хирургического отделения госпиталя (называющая его «армейским»), свидетельствует о том, что на 22 июня был назначен переезд медперсонала и больных в Пинск. Так вот, в Пинск эвакуировались и 80 больных, находящихся на стационарном лечении. Причем часть больных госпиталя (помимо этих 80 человек) уже была передана в 95 мсб[287]. Явно госпиталь был рассчитан не на 50 коек.

Согласно же сайту МК БКГ — на Южном острове Брестский военный госпиталь (расформировываемый, в нем и работала Ткачева) и корпусной полевой госпиталь 28 ск (создаваемый). Возможно, Брестский военный госпиталь (он же — гарнизонный или «армейский» госпиталь) — это учреждение окружного подчинения, в начале боевых действий развертываемое в госпиталь армии.

Учитывая все вышесказанное, трудно сказать что-то о численности его л/с и тем более вооружении.

В любом случае на Южном к июню, помимо Брестского военного госпиталя, находился корпусной (28 ск) полевой госпиталь (штат № 4/5) на 150 коек[288]. Из 108 человек по штату (из них 48 — вольнонаемные) личное оружие, вероятно, было только у командования — т. е. не более 4–5 пистолетов на госпиталь.

О численности дежурной смены в дотах и строителях позиций полевого заполнения на Южном острове ничего не известно.

Итого на Южном острове — около 180 вооруженных военнослужащих.

Из них на дежурстве — около 40 человек.

Западный остров

Наряды 9-й линейной и 3-й резервной погранзастав: исходя из протяженности участка Западного острова, примыкающего к госгранице (прибл. 1 км) 10 человек.

^{1. Расположение окружных курсов шоферов погранвойск Белорусского погранокруга. 2.Расположение сборов ручных пулеметчиков, кавалеристов, спортсменов. 3. Место переправы 11-й роты I.R.135. 4. Расположение транспортной роты 17-го погранотряда}

Транспортная рота (авторота) (в пкт 251?) и саперный (инженерный) взвод 17-го погранотряда: штат неизвестен. Помимо них, на Западном размещались окружные курсы шоферов погранвойск Белорусского погранокруга[289] (пкт 242), сборы ручных пулеметчиков, кавалеристов, спортсменов, ветеринарный лазарет[290].

Пограничники, собранные на сборы спортсмены со всего погранотряда, располагались в здании[291] (один из пкт 230, 248 или 246), вероятно, где-то у старого моста через передовой ров, ставший сейчас «руслом Буга». 21 июня, в субботу, после обеда часть бойцов разошлась по заставам — сменить белье, забрать письма, отдохнуть. Остались только те, кто должен был участвовать на предстоящих в воскресенье окружных соревнованиях — 12 бойцов. На их вооружении, кроме гранат и винтовок, находилось и два ручных пулемета. В этом же здании располагались и пограничники кавалерийских сборов — около 50 человек, под командой ст. лейтенанта Чикишева[292].

Руководивший сборами спортсменов начальник физподготовки 17-го погранотряда лейтенант А. П. Сергеев: «В соответствии с планом начальника гарнизона острова ст. лейтенанта А. С. Черного я указал [остающимся в расположении участникам сборов] порядок действий в случае тревоги на границе. По этому плану, физкультурникам надо было закрыть участок у деревянного моста, ведущего через старое, перегороженное русло Буга в сторону крепости. Ст. сержант Минин с ручным пулеметом имел позицию с широким круговым обстрелом»[293].

Где-то здесь же (вероятно, в горжевой казарме) находились и «бензосклады» (скорее всего, запасы бензина для курсов шоферов и автороты пограничников).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.