3. В первом отсеке

3. В первом отсеке

В первом отсеке, когда рефрижератор врезался в лодку, ужинали торпедисты и приписанные к их баку метристы, трюмные и акустики. Раскладной столик с посудой полетел под стеллажные торпеды, погас свет, и всех швырнуло на задние крышки торпедных аппаратов. Удара о грунт никто не почувствовал. Только со свистом пошёл по вдувной вентиляции воздух. Магистраль перекрыли.

Распахнулась переборка, и в круглую дверь пролез начальник штаба. Был он бос и бледен, держался рукой за больное сердце. Каравеков с трудом лёг на подвесную койку и отдал единственное распоряжение: «Выпустить аварийный буй». Матросы открутили стопор, и большой красный поплавок с телефонной трубкой внутри всплыл на поверхность.

Дверь за Каравековым задраили и никого больше не впускали.

Командир отделения метристов старшина 2-й статьи Лукьяненко снял трубку межотсечного телефона, прощёлкал переключателем по всем семи позициям. Отсеки молчали — третий, четвёртый, пятый, шестой… Вдруг откликнулся последний — кормовой — седьмой. Ответил закадычный друг Лукьяненко, Слава Костылев, командир отделения трюмных.

— Серёга, как у вас? — спросил Костылев.

— Нормально. А у вас?

— Нас топит. — Ответили из седьмого.

— Сколько у вас народу? Включайтесь в «ИДАшки»!

— Четверо нас. У Рябцева нет «ИДАшки».

— Ребята, — кричал Лукьяненко. — Затапливайте отсек и выходите через аварийный!

Чтобы открыть аварийный люк, нужно было сравнять давление в отсеке с забортным. Для этого надо было частично затопить отсек. Но на клапане затопления не оказалось барашка. Того самого барашка, за который хватаются пальцы, чтобы провернуть шток клапана. Кто и зачем его снял, кому он помешал? Теперь эта копеечная деталька стоила целых четыре жизни!

— Ребята, — орал в трубку Лукьяненко, — топите отсек через любое отверстие!

Поздно. Матросы стояли по пояс в воде. В темноте не удалось найти приставной трап к тубусу люка. Костылева подсадили на руках. Тот бил кувалдой в рукоятку запора, но открыть так и не смог. От деформации прочного корпуса — удар рефрижератора был слишком силён — запор заклинил намертво. Позже, когда лодку поднимут, даже сверху люк отдраили с превеликим трудом — ломом.

На исходе сороковой минуты телефонная мембрана донесла до Лукьяненко слабый голос Костылева:

— Серёга, прощай… Дышать больше нечем…

И всплеск воды — швырнул трубку в воду.

Их так и нашли, всех четверых, под тубусом аварийного люка. Единственное, что они успели сделать — выпустить кормовой буй, и тот вкупе с носовым чётко обозначил на поверхности положение затонувшей субмарины.

21 октября. 20.30. Борт С-178.

Прошло уже два часа, а переборочную дверь в первый отсек им так к не открывали. Кубынин почти отчаялся: ведь не вышибешь же 300-килограммовую круглую дверь из литой стали. Сколько ни рвал рычаг кремальерного запора — стальная кривулина толщиной с руку не подалась ни на миллиметр. Видимо, с той стороны сунули под зубчатку болт. И тут он услышал голос старшины 2-й статьи Сергея Лукьяненко. С Лукьяненко у старпома, несмотря на огромную разницу в служебном положении, отношения были почти приятельские. Их связывала общая страсть к автомобилям.

— Серёжа! — прокричал Кубынин тёзке. — Будь другом — открой!

И Лукьяненко открыл.

Взбешённый старпом ворвался в отсек.

— Где начальник штаба?

Ему кивнули на койку, где, поджав под себя босые ноги, лежал Каравеков. Кубынин поостыл.

— Что, Владимир Яковлевич, плохо? — спросил старпом.

— Плохо… Сердце прихватило.

Каравеков вообще не отличался здоровьем. Весь недолгий поход глотал таблетки. Он уже как неделю списался на берег, но в штабе упросили сходить в море — в последний раз… Так оно и вышло.

Старпом схватил телефонную трубку — надо было срочно позвонить в седьмой отсек, растолковать задраившимся там матросам, как выходить из лодки. Но мембрана доносила только бульканье пузырей. Эх, впустили бы в отсек на часок раньше! Старпом не сомневался, что смог бы помочь отрезанным подводникам дельным советом. Однако надо было думать теперь о живых… Их в носовом отсеке скопилось тридцать две души. Люк между первым и вторым оставили открытым.

Во втором каким-то чудом ещё светилась лампа-переноска. Но скоро погасла, когда центральный пост затопило полностью. Теперь мрак едва рассеивала только крохотная лампочка подсветки вольтметра на панели радиосигнального устройства (РСУ). Командир боевой части связи и радиотехнической службы капитан-лейтенант Иванов установил связь с поверхностью (носовой буй работал как антенна). Сверху, из мира живых, им сообщили, что на подходе спасатель «Жигули», а главное — спасательная подводная лодка «Ленок». Спешат также большой противолодочный корабль «Ворошилов» с вертолётом на борту и катер командующего Тихоокеанским флотом «Тайфун». В отсеках приободрились.

— Спасут, ребята! — сказал старпом. — Только без паники! Иначе хана.

Предупреждение это относилось в первую очередь к радиотелеграфисту Пашневу (москвичу) и рулевому-сигнальщику Хафизову, которые нервничали больше всех. Тем временем механик Зыбин пересчитал дыхательные аппараты. Не хватало десяти «идашек». К тому же некоторые гидрокомбинезоны оказались прогрызенными крысами.

Сообщили на поверхность, что для выхода из лодки необходимо ещё десять комплектов. Сверху их пообещали передать через торпедные аппараты, как только придёт «Ленок» с водолазами.

…На связь с поверхностью выходили по радиотелефону через каждые 30 минут. Но к шести утра разыгравшийся шторм оборвал буй-антенну и приёмник замолк, проверили аварийные провизионный бачки — пусты. Это уж как водится, увы, почти на всех подлодках. Сгущёнка и галеты из неприкосновенного запаса — «законная» добыча годков. Нашли три кочана капусты и несколько банок консервированной свёклы. Из сухой провизионки во втором отсеке достали крупу и несколько пачек макарон. Грызли всё это потихоньку, прислушиваясь к шуму винтов над головой.

22 октября 1981 года. 12.00. Борт С-178.

Глубина 32 метра, крен 22 градуса на левый борт. Дифферент 8 градусов на корму.

Старпом и механик, посовещавшись, решили выпустить кого-нибудь наверх для связи со спасателями. Выбор пал на капитана-лейтенанта Иванова. В помощь довольно щуплому связисту снарядили здоровяка-алтайца — старшего матроса Мальцева. Одели их в гидрокомбинезоны, навьючили баллоны индивидуальных дыхательных аппаратов ИДА («ИДАшки»).

Подготовили для выхода подводников 4-й торпедный аппарат (верхняя труба по правому борту).

— Ребята, вылезете — простучите три раза, — наставлял их Кубынин. — По этому сигналу закрываем переднюю крышку. Будьте осторожны, чтобы не защемило. Тогда и вам — хана, и нам.

Первым как более сильный влез Мальцев, следом Иванов. За ними задраили заднюю крышку, простучали: «Как самочувствие?», стуком ответили: «Нормально». Им простучали два раза, что означало: «Открываем переднюю крышку!»

Иванов и Мальцев напряглись в ожидании удара. Чтобы бешеный поток врывающегося моря не смыл их к задней крышке, оба прижались к нижней стенке, растопырили руки-ноги и пригнули головы. Этой паре старпом приказал вытолкнуть буй-вьюшку, прицепив её к волнорезному щиту карабином. Как позже выяснилось, буй-вьюшка зацепилась в нише торпедного аппарата и наверх из неё вышла лишь небольшая петля. За неё Иванов и Мальцев держались какое-то время, чтобы хоть как-то соблюсти режим декомпрессии. Затем оба всплыли. Их подобрали и быстро отправили в лазарет.

22 октября. 20.00. Борт С-178.

Сверху по-прежнему никаких сигналов. Настроение резко упало. Дрожали от холода, сбились на койках в тесные группки. Натянули ватники, шинели, одеяла. Кое-кто пошарил в каютах второго отсека, и матросы разжились офицерскими тужурками и кителями. Гадали: удалось ли Иванову с Мальцевым выйти на поверхность? А если удалось, то подобрали ли их стоящие суда?

Кубынин уверял, что в заливе сейчас сосредоточены все спасательные силы флота, что к утру обязательно подадут воздушные шланги. Ему слабо верили. Больше всех хандрили Пашнев и Хафизов. Остальные первогодки — матросы Анисимов, Шарыпов, Носков — держались хорошо. Старпом велел «слабакам» облачаться в гидрокомбинезоны. В помощь им назначил старшего матроса Ананьева, старшину команды трюмных.

Кубынин тщательно проинструктировал троицу: не торопитесь всплывать! Заберитесь на рубку и сделайте там выдержку — всё-таки метра на три-четыре поближе к поверхности. Но Пашнев и Хафизов были так перепуганы, что почти ничего не воспринимали.

Они вышли, Ананьев дал три условных стука — один за всех. Больше их не видели… Вероятно, на поверхности их просто не заметили в вечерних сумерках. К тому же из-за сильного волнения все суда отвели от места катастрофы за остров Скрыплева. Акваторию освещали световыми бомбами, сбрасываемыми с вертолётов. Всех троих унесло в океан.

22 октября. 21.00. Борт С-178.

Спустя полчаса после выхода второй группы по корпусу носового отсека постучали наконец водолазы. Это подошла и легла на грунт в 50 метрах от затонувшей «эски» спасательная подводная лодка «Ленок».

Водолазы засунули в открытую трубу торпедного аппарата четыре ИДА с комплектами гидрокостюмов. В одной из «идашек» нашли записку: «По получении всех аппаратов ИДА будете выходить из торпедных аппаратов методом затопления отсека. От волнорезных щитков протянут трос на „Ленок“. Вас будут встречать водолазы. Ждите ещё две кладки». Старпом спрятал записку в нагрудный карман кителя — отчётный документ. С этой минуты он завёл что-то вроде вахтенного журнала, записывая распоряжения сверху и свои приказания на чистых страницах инструкции к ИДА.

Новой кладки долго не было. Шла вторая ночь на грунте. Регенерация работала плохо. Она иссушила воздух так, что матросы жаловались: «пересыхает в груди», «лёгкие подсушило».

Давал знать о себе и холод. Чтобы занять людей и скоротать время, Зыбин и Тунер организовали замер давления в баллончиках «идашек». Давление в норме. Это слегка успокоило народ. Старпом разыскал «шильницу» (плоская жестяная фляжка для спирта, на языке подводников «шила») и разлил для «сугрева» по 20 граммов на брата. Подводники повеселели.

Потом Кубынин нашёл во втором отсеке коробку с жетонами «За дальний поход». Пришла мысль: вручить их вместе со знаками классности нынче же, прямо здесь, в аварийной лодке, на дне Японского моря. Как-никак, а все они сдавали сейчас самый страшный экзамен — на выживание.

Старпом надел командирскую фуражку с золотыми «дубами» на козырьке и стал выкликивать отличившихся:

— Старшина 2-й статьи Лукьяненко!

— Я!

— Ко мне!

Механик держал пальцами, клеммы разбитого аварийного фонаря, направив лучик на старпома.

— От имени главнокомандующего ВМФ награждаю вас жетоном «За дальний поход».

— Служу Советскому Союзу!

— Старший матрос Кириченко.

— Я!

— За смелые и решительные действия объявляю вас специалистом 1-го класса!

Достав из кармана коробочку с корабельной печатью, Кубынин при свете аварийного фонаря вписал в военный билет новую классность и скрепил подпись гербовым оттиском.

Матросы весело загудели.

23 октября. 3.20. Борт С-178.

Посовещавшись с механиком, Кубынин решил выпустить третью группу. Соображения были такими:

1. Надо, чтобы вышедшие поторопили спасателей со второй кладкой.

2. Начальнику штаба становилось с каждым часом всё хуже и хуже: пока может двигаться — пусть выходит.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.