Глава X СОВЕТСКАЯ ПОЛИТИКА И КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Глава X
СОВЕТСКАЯ ПОЛИТИКА И КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ
В предыдущих главах я рассказывал о возникновении и становлении нашей разведывательной службы, пытаясь при этом не упустить красной нити, проходящей через всю книгу. Вряд ли какое событие, которое я описывал, не было подвержено воздействию противоречий между так называемыми свободным и коммунистическим миром. Они определяли нашу судьбу в последние десятилетия и будут воздействовать на будущее нашей страны еще в течение долгого времени, в чем у меня нет никаких сомнений. Этот факт побудил меня изложить в последних трех главах не только необходимые дополнения и пояснения, проистекающие из накопленного опыта, но и высказать свою точку зрения по всем этим вопросам, чего, конечно, от меня ждут читатели книги.
Политическое противостояние обоих миров – Запада и Востока – постоянно связано с непрекращающейся, иногда безмолвной, но чаще открытой полемикой, от которой мы не можем да и не должны уходить. И ведется она во всех областях и на всех уровнях. На нашей стороне находится многочисленная когорта представителей демократического Запада, готовых всегда выступить за сохранение наших свобод. Они, что для нас особенно ценно, сражаются духовным оружием против разлагающего влияния коммунистической идеологии там, где силы коммунизма пытаются прорваться вперед, к новым целям. Так пусть те, на кого возложены задачи защиты мира и свободы, не опускают своих рук и не снижают усилий в деле предупреждения и помощи нерешительным и заблудшим, обманутым и сбитым с толку!
Если я становлюсь на их сторону, то этим только выполняю свое обязательство перед государством, его конституцией и своими сотрудниками, поскольку наша работа была всегда направлена против любой опасности, угрожавшей нашей стране, и была свободной от иллюзий.
Прежде всего следует отметить, что теоретическо-идеологические основы и принципы коммунизма ныне являются столь же решающими и направляющими в вопросах практического осуществления политических акций, как и прежде. На некоторых примерах я попытаюсь показать взаимодействие составных частей и носителей этих идей, преследующих цель, которая так и не изменилась со временем, – «всемирной революции». («Дать всему миру блага социализма» – так заявляют коммунисты.) Поэтому я решил закончить свою книгу обзором мероприятий и результатов советской политики с позиции силы за последние двадцать лет моей деятельности (1948-1968 годы) и анализом сложившейся к настоящему времени ситуации.
Хочу привести две цитаты (Генриха Гейне и Мануильского), которые произвели на меня своей четкостью и силой изложения гораздо большее впечатление, нежели высказывания Маркса и Ленина.
В 1832 году человек, которого никак нельзя назвать реакционером, написал о коммунизме следующее:
«Коммунизм – не что иное, как скрытое название ужасного антагонизма, который противопоставляет господство пролетариата со всеми вытекающими последствиями нынешнему буржуазному правлению. И им предстоит ожесточенная борьба. Чем она закончится, знают лишь боги и богини, которым известно будущее. Нам же открыто не многое: коммунизм, о котором еще ведется мало разговоров, тихо возлежащий где-то на соломенной подстилке, является тем мрачным героем, которому предписано сыграть большую роль в современной трагедии и который только ждет реплики, чтобы выйти на сцену. Мы не должны выпускать этого актера из своего поля зрения и будем время от времени рассказывать о тайных пробах и репетициях в ходе его подготовки к дебюту. Такие экскурсы, пожалуй, важнее всех сообщений о махинациях на выборах, партийных распрях и интригах в правительстве».
Человеком, написавшим эти пророческие строки, был Генрих Гейне, который в то время еще ничего не знал о Марксе. Он не мог даже предполагать, что через 85 лет некто по имени Ленин установит коммунизм в бывшей царской России – стране, к которой ни Маркс, ни Энгельс не испытывали никакой симпатии. Тем удивительнее прозорливость Гейне в «отношении отдельных революционных групп, называвших себя «коммунистическими», которые не имели тогда почти никакого значения и пребывали в неизвестности.
Через сто лет (в 1931 году) известный советский идеолог, бывший долгое время руководителем Коминтерна, Мануильский[80] заявил в одном из своих выступлений:
«Конечно, мы сегодня еще недостаточно сильны, чтобы наступать. Наше время придет через двадцать или тридцать лет. Для победы нам необходим элемент внезапности. Буржуазию необходимо усыпить. Поэтому мы начнем с того, что раздуем театрализованное движение за мир, чего до сих пор не было. Оно наэлектризует обстановку и создаст условия для уступок. Капиталистические страны, прогнившие и тупоумные, будут с удовольствием работать над собственным разрушением. Они клюнут на уловку о возможности установления с нами дружеских отношений».
Сделав такое многозначительное заявление, Мануильский тем самым поддержал доктрину Ленина, предвещавшего в такой же тональности крушение и гибель капитализма. После смерти вождя революции Сталин стал бороться за единоличное господство в Советском Союзе. А через четырнадцать лет красный диктатор победил в союзе с западными державами Германию. Он встал твердой ногой на Эльбе и, за исключением намерения овладеть морскими проливами у Константинополя, осуществил не только самые смелые амбиции царей, но и идею панславянизма. Неизбежным результатом этого явилось превращение государств Восточной и Юго-Восточной Европы, попавших в сферу влияния Советов, в коммунистические. И процесс этот завершился в 1949 году.
В последующие годы неизменность советской политики с позиции силы проявилась особенно отчетливо. Для меня, как и для моих сотрудников, события конца сороковых годов, совпавших с образованием Федеративной Республики Германии, означали возложение на нас новых и важных задач. Если до того наши усилия были сосредоточены в основном на добыче секретной информации о военных намерениях и военном потенциале Советов и их сателлитов, то после этого момента мы стали вести наблюдение и проводить анализ советской силовой политики во всех ее аспектах, включая кратковременные акции и среднее и долгосрочное планирование стратегических мероприятий большого размаха. При этом мы вели разведку внутренней обстановки в советском блоке, не упуская из вида его экспансионистскую политику, направленную на другие страны.
Если результаты Ялтинской конференции вызывали опасения создания в недалеком будущем мощной коммунистической мировой державы, то уже через несколько лет события подтвердили неизменность советской политики. Так, в июне 1948 года было осуществлено силовое смещение Бенеша и превращение Чехословакии в коммунистическую «народную демократию». А через двадцать лет Советы силой перекрыли чехам и словакам их «собственный путь к социализму».
То, что произошло с чехами и словаками, венграми и поляками, а также нашими земляками в Средней Германии, не вызвало в западном мире, и прежде всего в нашей стране, должного внимания и осуждения, которые должны бы стать само собой разумеющимися. Иначе чем же объяснить то обстоятельство, что военная оккупация соседней с нами страны не вызвала никакой реакции, кроме некоторого недовольства, а изощренная и лживая коммунистическая пропаганда, объяснявшая проведение этой акции необходимостью «сохранять неприкосновенность» восточного блока, была принята как должное?
Сначала нам было непросто прослеживать основные направления политического развития в советском блоке и исходящие оттуда инициативы, что объяснялось наличием у потенциального противника гигантского аппарата – своего рода «инструментария», предоставлявшего ему неограниченные возможности в применении различных средств и методов, что сохраняется и поныне. Поэтому мы рассмотрим его в следующей главе, так как зачастую составляющие этот аппарат элементы знакомы и понятны лишь посвященным лицам.
Результаты нашей работы, несмотря на их доказательность и правильность выводов, не всегда охотно выслушивались некоторыми политическими деятелями. Дело в том, что, хотя моей службе и удавалось за месяцы и даже годы до их осуществления вскрыть и правильно проанализировать большинство из значительных планировавшихся мероприятий советского блока, нам противостояло сложившееся мнение о будто бы односторонности и даже тенденциозности сведений, представлявшихся нашим разведывательным аппаратом, так как в них отмечалось не только лестное для руководства страны. Я и сам нередко чувствовал себя в роли Кассандры, когда, опираясь на факты, вынужден был предупреждать правительство об иллюзорности и неправильности оценок складывающейся обстановки. Во второй половине шестидесятых годов за нами закрепилось прозвище «сторонников «холодной войны», когда политики нашей страны все более и более проникались идеей «мирного сосуществования и разрядки», выдвинутой «миролюбивым» Советским Союзом. Соответствовало ли такое мнение о нас истине, предоставим рассудить истории.
Целеустремленность советской политики не всегда понималась, да и будет еще пониматься правильно. Удивительным фактом, с которым нам пришлось столкнуться, являлось представление некоторых политиков и высших правительственных чиновников, будто бы советскую политику нельзя понять из-за ее иррациональности. Для меня такой их подход казался довольно странным. Как мне удалось установить, я утверждаю это и сегодня, коммунистическая вообще и советская политика в частности отличаются необычайной ясностью и беспримерной целенаправленностью. К тому же многие коммунистические деятели, убежденные в правильности своего учения, заявляют о своих целях и намерениях с величайшей откровенностью. Однако такие откровения как официального, так и неофициального характера воспринимались у нас с недостаточной серьезностью, в результате чего терялось их восприятие, а люди недостаточно осведомленные истолковывали события (зачастую довольно спорные), исходя из собственного понимания тех или иных вопросов. Недостаточно четкое восприятие этих вопросов и неспособность делать соответствующий анализ приводили их к ошибочным выводам – в отличие от нас, имевших в своем распоряжении достаточное количество устного и письменного материала, добытого в авторитетных коммунистических сферах.
Доминирующая роль идеологии порою не учитывается и вообще забывается. От принятия неправильных выводов и решений, с часто непредсказуемыми последствиями, по моему мнению, могут застраховать лишь прочные и научно обоснованные знания, без которых политическое противостояние с коммунизмом и представляющей его советской мировой державой просто невозможно. К ним относится знание образа мышления советских народов и их союзников, а также теорий марксизма-ленинизма, которые в коммунистическом понимании не только объясняют мир, но и имеют задачу его изменить. Коммунистическая идеология и сегодня, в чем зря сомневаются некоторые «эксперты», является основой всех важнейших решений, принимаемых коммунистическим блоком, и остается руководством к действиям.
Чтобы представить это более понятно, сделаем некоторые противопоставления.
1. Некоторые западные политологи утверждают:
а) что эпоха «идеологий» окончилась;
б) что вследствие этого вирулентность теории всемирной революции потеряла свою силу, а может быть, и вообще утратила свою актуальность;
в) что в ходе развития этого объективного исторического фактора если не внутренняя, то уж во всяком случае вся внешняя политика коммунистов не связана более с идеологизированными целями;
г) что таким образом в собственных внешнеполитических расчетах уже не стоит учитывать элементы «идеологического», то есть всемирнореволюционного мышления и планирования со стороны коммунистических политических партнеров;
д) что из этого вытекает вывод о возможности «нормализации» отношений с коммунистической государственной системой и прежде всего с Советским Союзом.
Исходя из вышесказанного, можно судить о том, что в их понимании государственные интересы выходят на первый план, а идеологическая подоплека начинает терять свою внешнеполитическую функцию. Таким образом, как мы видим, эта основополагающая позиция довольно большого числа западных советологов базируется на их убежденности в растущей конвергенции различных общественных систем. А это приводит к отрицанию вредности марксистско-ленинского учения о всемирной революции в советской внешней политике.
2. Коммунисты же исходят из того:
а) что современные высокоразвитые капиталистические государства находятся в стадии бурного развития промышленного потребительского общества;
б) что этот процесс ведет к образованию новой формы существования капитализма, что будет играть решающую роль в дальнейшем развитии истории;
в) что эта новая форма существования капитализма, выражающаяся в аккумуляции капитала, а следовательно, и власти в руках государства и крупнейших промышленных корпораций, приведет к созданию государственно-монополистического капитализма;
что и этот государственно-монополистический капитализм сохранит прежние антагонистические противоречия в неизменном виде, а следовательно, будет обречен на гибель, несмотря на улучшившиеся возможности преодоления социально-экономических кризисов;
г) что этот государственно-монополистический капитализм обладает значительной потенцией повышения жизненного уровня и улучшения условий существования трудящихся масс за счет всесторонней поддержки научных исследований и проведения социальных реформ, в результате чего будет сдерживаться абсолютное, но не относительное обнищание трудового населения;
д) что возникновение этой новой формы существования капитализма является не только следствием научно-технической революции, но и результатом воздействия социалистического лагеря на социальные процессы в мире;
е) что все реформаторские явления внутри современного капиталистического общественного строя следует расценивать как предвиденные ступени дальнейшего всемирнореволюционного процесса;
ж) что в конечном итоге государственно-монополистический капитализм можно рассматривать как предсказанную Лениным «решающую предпосылку» перехода капитализма к социализму. Это утверждение является, по сути, коммунистической трактовкой теории конвергенции.
Из подобных высказываний видно, что все коммунистические партии мира неизменно сохраняют убежденность в актуальности и действенности кодифицированных марксизмом-ленинизмом закономерностей единого развития всемирнореволюционного процесса. Соответствие же западной теории конвергенции политическим реалиям коммунистами отрицается. Приведенные выше противопоставления, подкрепленные формулировками восточной пропаганды, позволяют видеть и понимать, что мысль о всемирной революции является по-прежнему руководящей линией всей коммунистической деятельности.
На мой взгляд, все чаще появляющееся в последнее время в средствах массовой информации критическое рассмотрение вопроса, является ли советская политика все еще идеологизированной или же служит всецело империалистическо-националистическим интересам Советской России, представляет собой не только пустое сотрясение воздуха, но и беспредметно. Советская политика в действительности обслуживает оба этих направления, тут и спорить нечего. Если отнести установленные идеологией цели к области политической стратегии, как, скажем, захват коммунистами власти в каком-либо государстве, то все кажущиеся противоречия будут устранены. Стоит ли доказывать, что любая акция или фаза в развитии отношений между коммунистическими и некоммунистическими государствами, как, например, подписанный 12 августа 1970 года договор между Москвой и Бонном, напрямую соответствуют коммунистической идеологии. Даже наделавшая много шума поддержка Советским Союзом Объединенной Арабской Республики, говоря другими словами – Египта, ни в коем случае не противоречит долгосрочным планам Москвы, хотя в ОАР коммунистическая партия все еще запрещена, а члены ее, по крайней мере во времена Насера, преследуются. Быстро возросшее влияние Москвы на Ближнем Востоке, особенно в Египте, как аргументирует советское руководство, будет рано или поздно способствовать замене «социализма» арабского толка его чистой формой, рекомендованной Москвой, а это гораздо лучше, чем предоставить ОАР своей судьбе в качестве наказания за гонения коммунистов в стране.
Прежде чем перейти к рассмотрению общекоммунистической политики в целом и советской в частности, ее проявлений, руководящих органов и важнейших средств воздействия, считаю необходимым сделать несколько замечаний о взаимосвязи между коммунистической теорией и практикой, не углубляясь в дебри идеологии. Поэтому остановлюсь лишь на тех вопросах, которые были связаны со значительными политическими событиями.
Если политика государства направлена на достижение успеха и пользы собственному народу, тогда она, в особенности внешняя политика, должна быть целенаправленной и преследовать вполне определенные задачи. Сила, интенсивность и результаты такой политики зависят прежде всего от собственных возможностей, военного, экономического, технического и психологического потенциала, а также от соответствующих условий, общего положения и намерений не только противника, но и друзей.
Следует учитывать, что оценка обстановки активным политиком может носить субъективный характер в силу целого ряда причин. Обычно же анализ начинается с изучения вопроса, как и каким образом может быть обеспечено достижение поставленной цели, и выбора из имеющихся возможностей тех, которые кажутся наиболее целесообразными. Если речь идет об аналитике из разведывательной службы, занимающемся во время войны оценкой положения противника, то он обычно рассматривает свои войска и намерения собственного командования во вторую очередь. При оценке же противника он может достичь высокой степени объективности, если понимает образ его мышления, видя достаточно четко состояние его войск и возможный характер действий. В более сложном положении оказывается даже опытный политик, занимающийся множеством разнообразных проблем. Если же он понимает всю сложность вопроса и не воспринимает, подобно Гитлеру, только то, что вписывается в его субъективное представление, а оценивает собственные возможности и состояние противника трезво и объективно, то сможет сделать правильный вывод без всяких иллюзий.
Как и любое действие, политика исходит из определенных предпосылок и основ, а также поставленных задач. К числу предпосылок можно отнести конституции – у нас, например, это Основной закон, – международное право, конвенции, хартию ООН, установленные нормы и тому подобное. К ним можно причислить также вероисповедание, мировоззрение, идеологии.
Поскольку лица, действующие на политической арене, исходят из тех же предпосылок и основ, тех же норм и прав, они все находятся в одинаковом положении. Политика поэтому представляется «деидеологизированной». Такое положение было характерно, на мой взгляд, для восемнадцатого века и с некоторыми ограничениями – я имею в виду Великую французскую революцию и ее влияние – и для девятнадцатого столетия.
После советской Октябрьской революции 1917 года такое равновесие было нарушено, и политики были вынуждены ориентироваться в своих действиях не только на возможную пользу, но и на нормы и ценности представляемого ими народа, учитывая действия противника и исходя из принятых у него норм и ценностей, которые зачастую противоречат собственным. Поэтому наши политики были вынуждены, как говорится, бросать на весы такие понятия, как свобода и демократия, чтобы оправдать свои действия и обосновать требования или же противопоставить их аргументации противной стороны.
Таким образом, стало вполне очевидно, что ценности Запада и Востока в политических действиях стали разными, да и к тому же в значительной степени идеологизированными. Для всех нас было бы полезным признать факт убежденности коммунистической стороны в неизбежности борьбы с «империализмом». События и явления, происходящие в Федеративной Республике Германии – поведение молодых социалистов и все увеличивающаяся радикализация, – должны побудить нас относиться к роли идеологии в политической практике с большей реальностью и ответственностью, чем прежде.
Ценности и цели, на которые ориентированы Советский Союз и его сателлиты, а также все коммунистические партии, отражены в якобы научно обоснованном мировоззрении марксизма-ленинизма. Они проходят в учебных пособиях, конституциях, партийных программах и уставах, а также многочисленных документах, являясь руководством к действиям по сегодняшний день, что я неоднократно подчеркивал.
Если я и привожу выводы из накопленного опыта всех крупных западных разведывательных служб, чтобы подчеркнуть неизменность официальных коммунистических целей, то готов к возможным возражениям. Взять хотя бы тех, кто, несмотря на последние уроки, преподанные нам коммунистической стороной в вопросах о Германии и Берлине, берут под сомнение работу разведывательных служб и не устают повторять, что события последних лет якобы указывают на сокращение практической ценности марксизма-ленинизма. Эти изменения очевидны, и только определенные «пессимисты» не хотят этого видеть... Естественно, мне ясно, что нынешний марксизм-ленинизм столь же далеко отстоит от его «классиков» Маркса и Энгельса, как современное христианство от первобытного. Но это не меняет ничего в том плане, что современный коммунизм там, где он стоит у власти, продолжает придерживаться положения о руководящей роли партии и твердо указывает уклонистам их место. Партии, занимающей господствующее положение в обществе, такое учение вполне подходит. Неправительственные же компартии Франции и Италии пропагандируют, исходя из реально сложившейся обстановки, необходимость установления в своих странах «социалистического» общества, не изменяя своих программ. В притязаниях на исключительность этой мировоззренческой системы мало что изменилось, как и в «социалистических» основах экономики, хотя их неэффективность проявилась уже во многих случаях.
Политику страны, организованной по социалистическим принципам, определяют постулаты и максимы коммунистической идеологии. Поэтому оценка советской внешней политики должна исходить из того факта, что определение политических и общественных понятий в коммунистическом и некоммунистическом понимании различно и зачастую прямо противоположно.
Исходя из собственного опыта, могу судить, что коммунизм сознательно исказил целый ряд понятий, что сказывается отрицательно на повседневной дипломатической деятельности Запада в области отношений с советско-коммунистической стороной. Придерживаясь марксистской диалектики, Советы с большой пользой для себя используют возникающие трудности. К сожалению, для информации широкой общественности и объяснения различий в толковании этих понятий между советской и западной стороной у различных коммуникативных средств не находится времени. Неудивительно, что в результате этого в политическом сознании населения западных стран возникает опасная дезориентация.
Исходя из сложившейся ситуации, мне представляется необходимым срочное проведение разъяснительной работы по вопросам этих различий. В противном случае Советы постоянно будут сохранять преимущество, а западная общественность оставаться жертвой манипуляций ее сознанием.
Центральными в советском понимании сути и задач внешней политики являются два понятия: «идеология» и «сосуществование».
За свою долгую историю первоначальное философское содержание понятия «идеология» претерпело значительные изменения. В зависимости от того, какое из направлений рассматривает это понятие, возникает целый ряд проблем, для разрешения которых используются теоретические, прагматические и идеологические посылки, зачастую перепутанные между собой.
Государственный, общественный и экономический строй Советского Союза покоится на марксистско-ленинской идеологии, содержание которой можно охарактеризовать следующим образом: «Идеология отражает ложное сознание, если содержит идеалистический или буржуазный образ мышления; она отражает правильное сознание, если исходит из совокупности диалектико-материалистических, пролетарских идей». Правильность или ложность мышления определяется двумя критериями: философией (материализм или идеализм) и классовой принадлежностью или классовым сознанием. Более того, марксизм-ленинизм различает научную и ненаучную идеологию, не допуская применения позитивной науки в качестве критерия для определения правильности или ложности мышления. Даже политически нейтральное отношение к обществу толкуется как идеологически ложное, поскольку охватывает будто бы лишь поверхностный слой реальности.
Вследствие этого определение «сосуществования» Советским государством и государствами восточного блока отличается от его интерпретации странами некоммунистического мира. В понимании коммунистов сосуществование представляет собой постоянно изменяющееся явление, имеющее общее направление в сторону установления социалистического общества. И отличается оно «мирным соревнованием» обоих лагерей с исключением войн. Примечательно, что тезис, выдвинутый еще Хрущевым, о невозможности применения атомного оружия и сегодня подтверждается московским руководством. Воинственно настроенные советские маршалы, видимо, тоже понимают, что в подобной войне победителей быть не может. Однако это понимание не исключает ни поддержки насильственного свержения правительств других стран, ни массированного вмешательства в военные действия, называемые у нас локальными войнами, но определяемые Советами как национально-освободительные, причем обязательно «справедливые», но только в тех случаях, когда это соответствует целям советской внешней политики. Если же нет, то такие войны – «империалистические». Вывод, который мы делали при оценке обстановки, заключался в следующем: Советы стремились избегать прямой конфронтации с США, а локальные войны – в особенности на Ближнем Востоке – держать под своим контролем.
В области же «идеологии», включающей в себя духовные противоречия, никакого сосуществования быть не может. Это положение было подчеркнуто в редакционной статье, опубликованной в декабре 1970 года в газете «Нойес Дойчланд».
В некоммунистическом мире сосуществование рассматривается в буквальном смысле как длительное состояние жизни рядом, так сказать бок о бок, которое может привести к совместной жизни, но не в результате нападения одной из сторон.
Сосуществование, несмотря на его соревновательный характер, желательно для коммунистической стороны, поскольку, исключая страх и ужас, предоставляет возможность воздействия на сознание трудящихся масс и интеллигенции капиталистических стран средствами официальной и нелегальной пропаганды. Сосуществование в коммунистическом понятии является предпосылкой для постепенного созревания революционной ситуации. Это утверждение, выдвинутое Хрущевым и повторяемое до сегодняшнего дня ведущими коммунистическими функционерами, является, как мне представляется, особенно важным. Ведь оно показывает, как я уже отмечал, что в понимании Советов сосуществование носит характер политического наступления, тогда как западная сторона рассматривает его как стремление к разрядке. Примером перевода капиталистического государства в социалистическое и перехода его в коммунистическую систему являются события в Чили – первый крупный успех Советов в Южной Америке[81].
Среди множества коммунистических теорий, рассмотреть которые не позволяют рамки этой книги, мы в первую очередь обращали внимание на так называемые прогрессивные методы, применяемые во всех областях жизни. Собственно говоря, они не являются теориями в полном смысле этого слова, но обязательными рекомендациями для использования их в политических акциях. Примером этого может служить деятельность коммунистических партий в Италии и Франции. Во Франции, в частности, заметно усиление попыток наладить более тесное сотрудничество Французской компартии с социалистами. Роль, отводимая Германской компартии, и события в немецких университетах показывают отчетливо, что перенос теоретических посылок в политическую практику преследует цель создать раньше или позже новые «народные фронты» или похожие на них группировки. Вместе с тем становится ясно, с какими проблемами сталкиваются социал-демократические партии, а также силы, относящиеся к «прогрессивным», чтобы сохранить свое лицо в предлагаемом им дружественном союзе.
В одном из важнейших руководящих принципов марксизма-ленинизма утверждается, что противоречие между «капитализмом» и «социализмом», то есть коммунизмом, носит антагонистический характер и поэтому неустранимо. Но с уничтожением капитализма оно отомрет. Капитализм-де уже ослаблен, и все предпосылки для окончательной победы налицо, но именно поэтому капитализм более опасен и агрессивен, чем когда-либо. Во всяком случае, так записано в Карлсбадском заявлении от апреля 1967 года, в Московском основополагающем документе от июня 1969 года и тезисах к 100-летнему юбилею со дня рождения Ленина. Все это можно видеть, слышать и читать почти каждодневно в средствах массовой информации советского блока.
Многим нашим согражданам до сих пор неясно, что понятие «политической разрядки» советской стороной понимается иначе, чем на Западе, а именно как явление, носящее относительный характер и допустимое лишь на непродолжительное время. Если у нас в связи с этим царит настоящая эйфория, то коммунисты будут допускать ее только до тех пор, пока она им выгодна. Реальность такого моего утверждения подтверждается дальнейшим усилением идеологической борьбы, что подчеркивается советской агитацией и пропагандой. Суть вопроса заключается в том, что на Западе разрядка понимается как средство и цель политической стратегии, у коммунистов же она является лишь мероприятием, используемым в наступательной политической тактике. Наряду с улучшением и упрочением положения народных фронтов, расширением торговых отношений и другими акциями, разрядка создает предпосылки для «изменения политического сознания» народов капиталистических стран. Интересно отметить, что в основных документах коммунистов речь идет о народах, а не правительствах. На мой взгляд, это можно объяснить тем, что народы, мол, сами, когда их сознание станет воспринимать лозунг «мир, прогресс и социализм», заставят свои правительства удовлетворить коммунистические требования.
Советская внешняя политика носит двойственный характер. С одной стороны, она придерживается принципов международного права и, в частности, официально выдвинутого тезиса о недопустимости «большой войны», с другой же – опирается на деятельность различных коммунистических организаций и учреждений, пытающихся всевозможными путями, в том числе и нелегальными, воздействовать на внутреннюю политику и политическое сознание своих стран, за что коммунистические государства, естественно, ответственности не несут. Следует подчеркнуть, что каждая коммунистическая партия имеет специальное бюро, занимающееся исключительно вопросами поддержания связи с другими коммунистическими партиями. А вот на то, что правящие коммунистические партии виртуозно используют эту двойственность, на Западе мало обращается внимание. Конечно, соответствующие органы – у нас ведомство по охране конституции – пристально следят за этим. Наша общественность реагирует на подобные проявления слишком редко, скажем, в случае, когда советский посол – в мое время это был Царапкин – посетил жилые кварталы населенных пунктов, жители которых сочувствовали коммунистам, воспользовавшись официальными праздниками, посвященными Марксу.
Но это – лишь часть тех возможностей, которые постоянно имеются в распоряжении коммунистических государств. Если раньше межгосударственный обмен был делом исключительно дипломатов, то теперь сюда относятся торговля и культура, которые рассматриваются не как политические сферы. В случае необходимости дипломатия оказывает поддержку проведению подобных мероприятий, но, как правило, в них не вмешивается. Произнесенные не так давно федеральным канцлером Брандтом – в связи с разработкой некоторых проектов для развивающихся стран – слова, что в вопросах экономики политика должна оставаться в стороне, являются характерным примером широко распространенного в нашем обществе мнения.
Коммунистическая сторона оценивает положение дел совершенно иначе, констатируя: никаких идеологических областей и видов деятельности не существует. Поэтому они и не могут быть свободными от политики. В качестве подтверждения этой теории следует сослаться на учение Ленина о необходимости соблюдения партийности во всех видах деятельности и принципиального осуждения любой попытки безоценочного, позитивистского или даже нейтрального подхода к этому вопросу. Не могу не упомянуть, что, несмотря на это, представители науки коммунистического блока стараются найти в своей деятельности области, свободные от идеологии.
Тотальная идеологизация и политизация любого состояния и вида деятельности позволяет коммунистической стороне умело манипулировать своими средствами и методами, используя дипломатию, как это имело место с незапамятных времен, и рассматривая в качестве легитимных и успешных средств своей внешней политики экономику, торговлю, культуру, а также информатику, агитацию и пропаганду.
Дипломатия имеет задачу устанавливать контакты, поддерживать их и углублять, поэтому действует статично и «миролюбиво». Другие же средства внешней политики используются динамично и гибко. Для пояснения сошлюсь на многосторонние усилия Советского Союза поддерживать дипломатические отношения с США, постоянно усиливая в то же время провокационную кампанию травли ведущей западной державы. И «адресаты» у них различные. Так, дипломатия поддерживает отношения с министерствами иностранных дел другой стороны, тогда как «неортодоксальные» средства – с народами в целом, общественными организациями – прежде всего с «друзьями мирных отношений» и симпатизирующими, а также с учреждениями и деятелями в областях экономики, науки, техники и культуры, но не с правительствами. К числу лиц «целевого назначения» относятся парламентарии, представители общественности, социальной сферы и гласности, работа с которыми ведется с большим мастерством.
В действиях советской и коммунистической стороны большую роль играют воздействие на умы и дезинформация. С помощью разнообразных средств Советский Союз стремится извлечь как непосредственную выгоду – например, политическую зависимость за счет экономической или военно-технической помощи отдельным странам, – так и добиться опосредованного политического воздействия на сознание людей. Еще Маркс установил, что идея становится политической силой, когда овладеет массами. Поэтому ныне каждая политическая акция несет в себе элементы воздействия на сознание, а акции, влияющие на формирование сознания, преследуют цель получения непосредственных или опосредованных результатов. Западная политическая философия рассматривает весь этот затронутый мною комплекс вопросов как психополитику, то есть воздействие на умы людей. Советская же сторона – как дезинформацию. Понятие «дезинформация», то есть ложная информация, не совсем полно раскрывает суть сказанного, так как речь здесь идет в основном не о ложной, а целенаправленной информации, которая должна воздействовать на адресатов в определенном, заранее продуманном направлении.
Характерным примером вышесказанного является постоянно повторяющееся требование Советов о всеобщем разоружении. Само собой разумеется, что советские партийные лидеры прекрасно понимают: реализовать его просто невозможно. Да они и не стремятся осуществить его на деле, поскольку оно могло бы подорвать их собственную систему власти и лишить возможности поддерживать очаги напряженности и войны во всех частях света путем поставок туда оружия. Постоянное и громко произносимое требование не имеет альтернативы, а его подчеркнуто гуманитарный характер ставит западную сторону в трудное положение, вынуждая ее заявлять о нереальности требования и разработке собственных предложений, которые явно уступают советским и вызывают у нейтралов мнение, что Западу не хватает доброй воли. К тому же коммунистические страны изображаются во всем мире как миролюбивые, а США, мол, – это «мировой жандарм и агрессор». Постоянные нападки на Соединенные Штаты с обвинениями в действиях, направленных якобы против дела мира, и показ их как сторонников войны в конце концов производят воздействие на умы людей не только в странах, не входящих в военные блоки, но и на Западе. И вызывает сожаление, что в свободном мире не хватает возможностей показать всему свету, что действия Советов не являются «вынужденными», а преследуют собственные интересы.
Ложная альтернатива «сосуществование или война» – тоже пример успешной и опасной дезинформации.
Можно привести еще много примеров систематической и целенаправленной обработки умов Советами, но остановимся только на вопросе Берлина. На основе многосторонней проверенной и надежной информации можно сделать вывод, что они попытались путем проведения ряда мероприятий, каждое из которых в отдельности представляется малозначимым, внедрить в сознание большей части общественности Западного Берлина мысль о необходимости превращения его в самостоятельную политическую единицу. Ни часто менявшиеся взгляды Ульбрихта, ни многочисленные протесты Федеративной Республики Германии не повлияли на Советы, проводившие политику кнута и пряника. Видные политики ФРГ заговорили тогда о «возросшей реальности» принадлежности Берлина к нашей стране, хотя бундестаг в течение долгих лет там не заседал. В соответствии со статьей 23 Основного закона, Большой Берлин (следовательно, не только Западный, но и Восточный Берлин) входил в сферу деятельности закона, то есть Федеративной Республики Германии. Однако вследствие продолжавшегося сохранения оккупационного статуса и ответственности трех держав – гарантов безопасности Западного Берлина – в силе оставались определенные ограничения (статья 144, параграф 2).
Я всегда с сожалением отмечал, что федеральное правительство не предпринимало никаких решительных шагов против коммунистических клеветнических кампаний и даже не сделало ясных и четких заявлений о своем отношении к ним. Непонятно было и неиспользование дорогостоящего оборудования «Радио Германии», «Немецкой волны» и созданных в целом ряде стран «домов Гете» для выражения и защиты своей точки зрения.
Мне ясно, что наша конституция, да и демократическая общественная система в целом все время ограничивали возможности планомерной и целенаправленной разведывательной работы. К сожалению, отраженные в Основном законе положения о свободе прессы и выражения мнений препятствуют координации деятельности органов, ответственных за сбор информации, как это имеет место в коммунистическом лагере. Тем не менее проявленная нами инициатива с использованием весьма ограниченных средств позволила предотвратить, с одной стороны, искаженное восприятие общественностью страны картины Берлина и включение, с другой, Восточного Берлина в состав ГДР, на осуществление чего у Ульбрихта долго не хватало решимости.
Прежде чем сделать некоторые выводы, хочу попытаться сформулировать некоторые предложения, которые, на мой взгляд, с учетом сложившегося положения, могут улучшить наши позиции в будущем. Федеративная Республика Германия, как и ее союзники, не располагает, подобно Советскому Союзу, целой системой активно работающих за рубежом организаций, управляемых государством, которые наряду со средствами массовой информации собственной страны могут быть задействованы в пропагандистских целях. Так что нам приходится рассчитывать только на себя. Поэтому предлагаю незамедлительно включить в штаты наших организаций, имеющих оборудование для радиовещания, и в первую очередь в ведомство прессы и информации, экспертов, способных анализировать, оценивать и давать свои рекомендации по любому развитию событий. Естественно, их деятельность сможет принести пользу только в том случае, если правительство, опираясь на них, будет точно и, главное, быстро реагировать на нападки, претензии и подтасовку фактов со стороны Советов, наносящих нашей стране ущерб. Если мне возразят, что подобных экспертов уже вполне хватает, то тогда люди либо о них в действительности ничего не слышали, либо не хотят ничего знать, как в свое время не были восприняты предупреждения, исходившие из нашей разведывательной службы. И руководящим органам партий я бы советовал принять все меры к тому, чтобы оценка определенных событий и явлений, происходящих в коммунистическом лагере, которые могут оказать влияние на нынешнюю и будущую ситуацию, проводилась бы с привлечением опытных экспертов. Федеральному правительству и руководству партий следует избегать неправильных и опрометчивых оценок, поскольку на них будут базироваться последующие выводы и решения. Интуиция, импровизация и фантазия тут не помогут. Без тщательного и ответственного научного анализа не обойтись.
Видимо, не стоит даже говорить о том, что громадную роль в решении этой проблемы должны играть сведения, получаемые другими западными разведывательными службами. Результаты работы специалистов по восточным вопросам различных правительственных учреждений, которые в силу сложившихся традиций не доводятся до общественности, также не должны оставаться невостребованными.
Своими рассуждениями я пытаюсь возразить широко распространенному мнению, будто бы в целевых установках коммунизма произошли существенные изменения. Новые методы Советов в осуществлении поставленных целей не должны вводить нас в заблуждение относительно сохраняющейся опасности коммунизма, которая нисколько не уменьшилась. Коммунизм по-прежнему угрожает свободному миру, намереваясь распространить свое влияние на его сферу, привлечь его народы на свою сторону и включить входящие в него государства в свой лагерь. По моему твердому убеждению, ожидать в ближайшее время каких-либо изменений в этом плане не приходится.
Поскольку советское руководство уже давно осознало, что развязывание новой мировой войны сопряжено с большим риском, оно старается добиться успехов «другими средствами», что почти ежедневно находит свое подтверждение.
Задача этой главы поэтому и состояла в том, чтобы показать, хотя бы в сжатом виде, успешно применяемые коммунизмом методы воздействия на умы людей с целью их дезорганизации.
«Идеология» и «сосуществование» в советском понимании, «нормализация отношений» и «борьба за мир», требования «разрядки» и «всеобщего разоружения» стоят в одном ряду и вносят свой вклад в дальнейшее «творческое развитие продолжения борьбы».
Многообразие этих понятий, вносящих сумятицу в умы людей, перекрывается, как мне представляется, огромным числом организаций и учреждений, разбросанных по всему миру и предназначенных для того, чтобы не только наполнить жизнью коммунистическую теорию, но и претворить ее на практике.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.