Семнадцать мгновений скандалов («Семнадцать мгновений весны»)

Семнадцать мгновений скандалов

(«Семнадцать мгновений весны»)

За популярным телесериалом числится сразу несколько скандалов. Первый случился еще на стадии подготовки к фильму, когда режиссер Татьяна Лиознова искала актеров. В первоначальных планах Лиозновой было отдать роль Штирлица ее тогдашнему возлюбленному – актеру Арчилу Гомиашвили. Однако незадолго до начала съемок роман режиссера и актера внезапно закончился, что и стало поводом к тому, чтобы Лиознова стала подыскивать на эту роль другого актера. Им, как известно, стал Вячеслав Тихонов. А Гомиашвили так осерчал на свою бывшую возлюбленную, что прекратил с ней всяческие контакты.

Следующий скандал случился в конце работы над сериалом. Когда в начале 1973 года фильм был смонтирован и его показали высокому телевизионному руководству, на голову режиссера посыпались первые упреки. Больше всех возмущались военные, которые заявили, что, согласно фильму, войну выиграли одни разведчики. Возразить им Лиознова не посмела, поэтому отправилась исправлять досадную оплошность. Она включила в фильм еще несколько сот метров документальной хроники, и претензии военных были сняты.

Инициатором другого скандала стал автор сценария Юлиан Семенов. Он заявил категорический протест, когда Лиознова вознамерилась стать соавтором сценария и в титрах поставить свою фамилию рядом с его (некоторые сцены в фильме – в частности, эпизод встречи Штирлица с женой в кафе – Лиознова придумала сама). Когда противостояние между режиссером и сценаристом достигло высшей точки, было решено обратиться к помощи третейского судьи. Им был выбран Микаэл Таривердиев. И тот решил, что Лиознова не должна выставлять себя в титрах как сценарист. Спор был разрешен, однако Лиознова в списки своих недругов внесла и Таривердиева. Когда в 1976 году фильм выдвинули на соискание Государственной премии РСФСР, фамилию композитора из списка вычеркнули. В итоге премию получили четверо: Лиознова, Семенов, Тихонов, оператор Петр Катаев.

Между тем с именем Таривердиева связан самый громкий скандал сериала. Он случился сразу после премьеры фильма во второй половине августа 73-го. В те дни страна все еще жила сериалом: центральные газеты публиковали восторженные заметки о фильме, на телевидение мешками приходили письма с просьбами повторить сериал заново. Авторы картины находились на седьмом небе от счастья, поскольку такого ошеломительного успеха не ожидал никто. И только одному из создателей ленты – Таривердиеву – в те дни было совсем не до веселья. Его обвинили ни много ни мало в плагиате. А началась эта история со следующего.

Как-то Таривердиев заехал по делам на Всесоюзное радио, а там ему говорят: «Нам звонили из французского посольства, французы протестуют против этого фильма, потому что музыка в нем содрана у композитора Фрэнсиса Лея с его фильма „История любви“ (оскароносный фильм вышел в 1970 году). «Что за бред?» – возмутился Таривердиев. «Бред не бред, но это – факт», – ответили ему.

Та же история произошла и на студии имени Горького, где снимался фильм. Туда позвонил некий гражданин, представился работником французского посольства и выразил возмущение тем, что музыка «Мгновений» – плагиат музыки Лея. Эту информацию тут же донесли до Таривердиева. Тут уж ему стало совсем не по себе. Но окончательно его добил звонок из Союза композиторов: Таривердиева просили немедленнно приехать. Едва он переступил порог приемной председателя Союза, как секретарша протянула ему телеграмму… от Фрэнсиса Лея. В ней сообщалось: «Поздравляю успехом моей музыки в вашем фильме. Фрэнсис Лей» (текст был написан по-французски, и тут же был приколот листочек с переводом).

Слухи об этой телеграмме мгновенно стали достоянием широкой общественности. Практически во всех творческих союзах столицы только и говорили об этом скандале. И хотя подавляющая часть людей была на стороне Таривердиева, считая его автором собственной гениальной музыки (с музыкой Лея там был похож только первый интервал, одна интонация в самом начале, но вся музыка не могла быть похожа, поскольку оба композитора работали над своими произведениями одновременно – в конце 60-х), однако зерна сомнений были уже посеяны. Что говорить, если даже друзья Таривердиева из издательства «Музыка» предложили опубликовать его ноты, но рядом поместить и ноты Лея, чтобы стало очевидно – музыка разная. То есть композитору предлагалось оправдываться в том, что он не вор. А тут еще ему во время гастролей косяком стали приходить записки с вопросами о том, правда ли, что советское правительство заплатило сто тысяч долларов штрафа за то, что он украл музыку у Лея? Короче, скандал достиг таких масштабов, что не замечать его стало уже просто невозможно. И Таривердиев решил лично разобраться в этом деле.

Первым делом композитор встретился с советником французского посольства в Москве по культуре и спросил его напрямик: звонили ли вы в Союз композиторов, на ТВ и радио, чтобы выразить свое возмущение от имени Лея. Советник ответил категорически: нет. «Господин Таривердиев, никто из посольства никуда не звонил, – уверял композитора француз. – Нам очень нравится ваша картина. Но если бы даже кому-то из нас, непрофессионалов, пришло в голову, что ваша музыка похожа на музыку Фрэнсиса Лея, неужели вы думаете, что французское посольство стало бы звонить на советское радио и телевидение? Да Бог с вами! Скажите лучше, как вам помочь?» – «Я хочу найти Лея, мне нужно, чтобы он прислал телеграмму в Союз композиторов», – ответил Таривердиев. «Нет проблем, – последовал ответ. – Приезжайте сегодня к нам в посольство в два часа».

Эта встреча происходила в ресторане Союза композиторов. После нее собеседники разошлись в разные стороны: француз отправился к себе в посольство, а композитор поехал домой. Однако примерно на полпути он внезапно заметил, что следом за ним следует «хвост» – черная «Волга». Ее принадлежность не оставляла сомнений – она была из КГБ. Видимо, чекисты были прекрасно осведомлены об этой встрече и с самого начала ее контролировали. Так Таривердиев невольно пошел по стопам Штирлица. Причем пошел далеко. Когда он приехал домой и оттуда решил позвонить своей жене Мире, он услышал, как в телефонной трубке раздался характерный щелчок – его подслушивали. И тогда он решил играть в открытую. Прямым текстом заявил: «Дорогая, ты все знаешь. Меня преследуют корреспонденты иностранных газет. Меня травят в Союзе композиторов, меня убивают на телевидении и радио. Я решил любой ценой пробиться в посольство Франции, меня ждут там в два часа. Я пойду до конца».

Прошло всего лишь двадцать минут после этого разговора, как в дверь композиторской квартиры позвонили. На пороге стояли двое молодых мужчин интеллигентного вида. Они показали Таривердиеву красные удостоверения с надписью «КГБ» и попросили разрешения войти. Один из из них сказал: «Вы поймите, мы в курсе дела, мы знаем, что с вами происходит. Мы не хотели вмешиваться. Но вы сейчас готовы сделать шаг, последствия которого должны понимать». Таривердиев ответил: «Я все понимаю. Но и вы меня поймите: мне надо что-то делать». Тогда ему предложили: «Вы хотите связаться с Леем? Мы попробуем вам помочь. Только не надо ездить в посольство, иначе этот факт будет отражен в вашем досье. А это для вас нежелательно». На том они и расстались.

Финальная точка в этом скандале была поставлена 30 октября, когда на имя Микаэла Таривердиева пришла телеграмма от Фрэнсиса Лея, в которой тот категорически отрицал свою причастность к скандалу вокруг его музыки к фильму «Семнадцать мгновений весны». Лей сообщал, что никакой телеграммы с обвинениями своего советского коллеги в плагиате не посылал. Таким образом КГБ сдержал свое слово: по своим каналам связался с Леем и попросил «разрулить» ситуацию.

После этого друзья Таривердиева предложили ему распутать клубок до конца: выяснить, кто мог так зло над ним подшутить и отправить первую, липовую, телеграмму от имени Лея. Писатель Эдуард Хруцкий, у которого были большие связи в правоохранительных органах, взялся проводить композитора к самому начальнику МУРа Владимиру Корнееву. Тот с пониманием отнесся к просьбе гостей и выделил сотрудника, который должен был установить личность того, кто заварил всю эту кашу – состряпал липовую телеграмму от Лея. Но это оказалось делом трудным. Сыщик сумел только выяснить, как недоброжелатель отправил телеграмму: пришел на Центральный телеграф, взял международный бланк, напечатал текст на латинской пишущей машинке на простых листках бумаги, вырезал их, наклеил и принес в Союз композиторов.

Когда сыщик стал выяснять, кто получал телеграмму, кто за нее расписывался, как она оказалась на столе в иностранной комиссии, кто ее сразу перекинул главе Союза Тихону Хренникову, все разводили руками: мол, ничего не слышали, ничего не видели. Короче, личность шутника так и осталась невыясненной. Хотя в кулуарах Союза ходили слухи, что так мог пошутить большой любитель розыгрышей Никита Богословский. Но за руку его никто не ловил.

Что касается Микаэла Таривердиева, то он после этой истории прямых контактов с КГБ больше не имел – надобность не возникала. Но зато он имел от Конторы Глубокого Бурения бумажку из разряда тех, про которые в советские времена говорили: «Без бумажки ты какашка, а с бумажкой – человек». Эту индульгенцию – удостоверение в красной корочке – ему помог достать соавтор по «Мгновениям» писатель Юлиан Семенов (такими же он снабдил Татьяну Лиознову и Вячеслава Тихонова). На удостоверении было написано: «Без права остановки». И стояла подпись: «Андропов». О силе сего документа говорит такой факт. Однажды Таривердиев специально заехал на своей машине на территорию Красной площади и, когда к нему вальяжной походкой подошел постовой, чтобы отобрать права, показал ему через окно это удостоверение. Как пишет сам композитор: «У гаишника, по мере того как он разбирал написанное, глаза стали вылезать на лоб, потом он поспешно козырнул, и теперь уже я медленно и вальяжно проехал мимо него».