Постфактум

Постфактум

…Итак, крестоносцы больше угрожали западным границам Руси. Но, увы, всему хорошему быстро приходит конец. Миновало чуть более двух десятилетий – и уже не ливонцы или шведы, а датчане, захватив принадлежавшую Руси северо-восточную Эстонию, возвелили там замок Раковор (сегодняшний Раквере). Тут же выступившие в поход новгородские воины опустошили земли вокруг крепости, но самого замка взять не смогли. В начале 1269 года было решено повторить поход.

Силы собрались немалые. Плечом к плечу с новгородским ополчением встали псковские полки во главе с Довмонтом. Летописцы в один голос утверждают, что этот князь своими доблестями напоминал лучших представителей рода Рюриковичей – в том числе и Александра Невского. А ведь совсем недавно он и не помышлял о православии! Волынский летописец рассказывает, что Довмонт и великий князь литовский Миндовг были женаты на родных сестрах. Когда жена Миндовга умерла, он отправил гонцов к свояченице: «Приезжай сюда плакаться по сестре». Но едва та приехала, заявил: «Сестра твоя, умирая, велела мне жениться на тебе, чтоб другая детей ее не мучила», – и повел ее под венец. С этого момента Довмонтом владело одно желание – свершить месть. Когда год спустя Миндовг послал свои войска за Днепр, Довмонт, «усмотря удобное время… объявил другим вожакам, что волхвы предсказывают ему дурное, и потому он не может продолжать поход». Вернувшись домой, он тут же отправился ко двору Миндовга – и убил его вместе с двумя сыновьями. А вскоре вместе с дружиной отправился в Псков, где был крещен Тимофеем и начал княжить. Уже через несколько дней отправился он на Литовскую землю и «повоевал свое прежнее отечество, пленил родную тетку свою, жену князя Гердена, и с большим полком переправился через Двину». Часть дружины отправил восвояси, а с сотней человек вышел против 700 преследователей – и победил их.

В следующем, 1267-м, новгородцы вместе с Довмонтом вновь успешно ходили на Литву. А год спустя в составе большого русского войска он отправился в Ливонию на Раковер. Вместе с ним в поход выступил переяславский глава Дмитрий Александрович, сын Александра Невского. Великий князь Ярослав Ярославич отправил своих сыновей Михаила и Святослава с дружинами. Снаряжались с особой тщательностью – «изыскаша мастеры порочные и начаша чинити порокы во владычни дворе» (мастера начали строить стенобитные орудия на Епископском дворе). Озаботились и договором с ливонцами: русичи обязались не вторгаться в их пределы, а те – не мешать воевать с датчанами.

23 января три больших отряда подошли к Раковору. И – как это нередко случалось в русско-немецких отношениях – обнаружили, что союзники нарушили договор. Огромное войско во главе с магистром Отто фон Роденштейном было брошено на помощь датчанам. Как и во время Ледового побоища, немцы выстроились клином, тесно сомкнув ряды. Но теперь железная «свинья» уже не казалась непобедимой. Прямо напротив ее «пятачка» встало новгородское ополчение. На левом фланге расположился полк Михаила Ярославича, на правом – псковичи. Именно они, дабы поддержать стоявших насмерть новгородцев (по свидетельству летописи, люди падали целыми рядами), ударят с двух сторон в бока хваленой «свиньи». Рыцари смешались и, топча друг друга, бросились бежать. Говорят, русичи гнали их семь верст, до самого Раковора – аж кони спотыкались о трупы… «Ни отцы, ни деды наши, – говорит летописец, – не видали такой жестокой сечи». Три дня и три ночи победители «стояли на костях», но разбитое рыцарское войско так и не вернулось…

А тем временем Довмонт Псковский со своей дружиной «утюжил» Ливонию – и вернулся «с большим полоном». Когда же немцы, собрав в «громящий кулак» остатки сил, перешли границу и сожгли несколько псковских сел, князь погнался за ними – и вновь разбил. По свидетельству летописцев, соотношение сил было еще более неравным, чем прежде, – 60 русских против 800 ливонцев. В 1269 году магистр опять пришел под Псков «с силою тяжкою»: больше недели стояли немцы под городом и «с уроном» отступили… Последний раз Довмонт отбил их от Пскова в 1298-м – а через год умер, оставив после себя славу не только героя, но и «божьего человека» – был он «милостив безмерно, священников любил, церкви украшал…».

Что же касается «разных прочих шведов», память о доблестях Александра Невского надолго отбила у них охоту воевать с русскими. Вот что писал в своей булле римский папа:

«…Из писем дражайшего во Христе сына нашего Вальдемара, прославленного короля Швеции, стало известно неприятнейшее для нашего слуха и души сообщение о тягчайших и жестоких нападениях, которые очень часто переносят верноподданные этого королевства от врагов Христа, называемых обыкновенно карелами, и от язычников других близлежащих областей. Действительно, среди всех прочих опасностей, которые причинили названному государству коварство и жестокость этого племени, особенно в этом году, когда оно, неистово вторгнувшись в некоторые части данного государства, свирепо убило многих из верноподданных, пролило множество крови, много усадеб и земель предало огню, подвергло также поруганию святыни и различные места, предназначенные для богослужения, многих, возрожденных благодатью священного источника, прискорбным образом привлекло на свою сторону, восстановило их, к несчастью, в языческих обычаях и тягчайшим и предосудительным образом подчинило себе…»

Жестокое племя, о котором идет речь, – и есть русичи; в 1256-м крепко ударили они по шведам, вторгшимся на исконные земли еми. Это теперь шведский язык в Суоми – второй государственный, а тогда емь, как один человек, восстала против захватчиков.

Александр немедля отправился в поход. Увы, вернуть Новгороду землю еми не удалось – зато коренные новгородские владения вдоль берегов Финского залива агрессору не достались. Правда, граница земель еми и карел фактически превратилась в государственную границу Швеции и Новгорода. Она начиналась на берегу Финского залива, всего в паре десятков километров от устья Невы.

В те далекие времена от нынешнего благодушия не было и следа – порабощенная емь пылала по отношению к шведам лютой ненавистью. А последние, ощущая себя словно на пороховой бочке, стремились во что бы то ни стало отрезать финские племена от контакта с новгородцами. «Пощипывать» русичей словно бы входило у них в привычку. То шведские суда напали в Ладожском озере на новгородских купцов. То швед Трунда с отрядом попытался там же грабить карел – но получил отпор. То, как пишут хроники, 800 шведов с моря напали на ижорцев – но и они были отбиты.

Куда удачливее оказался Торгильс Кнутсон – марскалк (маршал) при короле Биргере, внуке ярла Биргера, того, что улепетывал под всеми парусами от доблестной дружины Невского. Полвека спустя, в 1290-м сел малолетний Биргер на шведский престол. Однако заправлял делами воинственный Кнутсон – и тут же объявил крестовый поход против карел. Будучи верными подданными Господина Великого Новгорода, они, в большинстве своем, оставались язычниками. Новгородцы никого креститься не принуждали – лишь засылали в глухие места священников да строили церкви и монастыри. Именно тогда был заложен, пожалуй, самый знаменитый из них, на многие века сделавший остров Валаам местом святого паломничества…

Начало похода ледунга (так называлось морское ополчение) шведы приурочивали к Троицыну дню. В 1293-м году он выпал на 17 мая. И вскоре там, где рукав Вуоксы впадает в Выборгский залив, высадилось вооруженное до зубов войско. «Хроника Эрика» свидетельствует:

В земли язычников двинулись шведы.

Трудности ждали их, раны и беды.

Дрались язычники, что было сил.

Тех, кто в поход шел, конунг просил

Крепость построить чтоб постарались

Там, где чужие леса простирались…

Новую крепость назвали Выборг. И по сей день почти все путеводители дружно называют Кнутсона основателем города, а его главная улица долгое время носила имя марскалка – «одолеть» его смог лишь всем известный вождь мирового пролетариата. Памятник же гордому шведу до сих пор украшает самый центр Выборга. По странному стечению обстоятельств создал его финский скульптор Вилле Вальгрен – потомок той самой еми, что боролась когда-то против шведов. Установлен он был с высочайшего разрешения самого императора Николая II 4 октября 1908 года – и простоял на площади Старой ратуши ровно 40 лет. В 1948-м Торгильс Кнутсон был свергнут с пьедестала и вновь занял свое место лишь полвека спустя. Но и на этом его злоключения не закончились. Как-то ночью многострадальный маршал остался без шпаги. Правда, вскоре злоумышленники подкинули ее к подножию памятника, и реставраторы вложили ее в бронзовую руку того, кто, разрушив «до основанья» стоявший здесь карельский город, возвел на его обломках собственную крепость…

Шведская хроника безапелляционна: в 1293 году рыцари покорили все карельские земли общим числом 14 погостов. Под Кексгольмом (современный Приозерск) «много язычников было… побито и застрелено в тот самый день». Однако вскоре отряд новгородцев отбил крепость. Гарнизон, включая «воеводу Сига» – Сигге Лоне, – был безжалостно истреблен, в живых осталось лишь два шведских воина. А Кексгольм (русские летописи называют его Корела) так и остался за новгородцами – они «сильно укрепили его и посадили там мудрых и храбрых мужей, чтобы христиане не приближались к этому месту».

Пытались русичи взять и Выборг – но безуспешно. А шведы, железными засовами заперев выход к морю, предались пиратству на Балтике. Не только русские суда, но и всех, кто вез в Новгород и Псков товары, безжалостно грабили. Перепуганные ганзейские купцы даже вынуждены были пожаловаться германскому императору. Узнав об этом, король Биргер поклялся, что шведы не станут больше трогать немецких купцов – но при одном условии: чтоб не везли в Новгород оружия.

…В ожерелье петербургских мостов Большеохтинский – одно из самых необычных украшений. Но мало кто знает – там, где он «впадает» в левый берег и где должен появиться скандально известный небоскреб «Газпрома», стояла когда-то неприступная шведская крепость. Однажды летним днем 1300 года вражеская флотилия в полсотни кораблей вошла в Неву и стала на якорь там, где Нева сливается с Охтой. Охта была тогда куда шире, да и глубже, чем сейчас, – большие корабли вполне могли подойти прямо к берегу. И они подошли, встав «борт к борту и штевень к штевню». Больше тысячи рыцарей под командованием самого Торгильса Кнутсона сошли на неприветливую невскую землю… Начался новый крестовый поход на Русь. Вместе с крестоносцами приплыли лучшие европейские инженеры – папа Бонифаций VIII снял их со строительства своего дворца в Риме и отправил строить крепости на землях «русских язычников», пообещав за это, как водится, райское блаженство.

На земле, однако, о блаженстве не было и речи. Построить крепость надо было быстро – зимовать здесь Кнутсон не планировал. Хроника пишет – уже к концу лета между Невой и Охтой был прорыт глубокий ров, а над ним возведена стена, увенчанная восемью башнями. По берегам рек выросли укрепления. Крепость нарекли Ландскрона – «Венец Земли». Четыре века спустя именно здесь великий царь-реформатор прорубит «окно в Европу» – как ни странно, унылые невские пейзажи всегда располагали к пышным и громким названиям…

Работа шла своим чередом – но тут до шведов дошли слухи, что на одном из островов Ладожского озера, они называли его Белым, прячется отряд новгородцев, готовый напасть на Ландскрону. Около тысячи рыцарей отправились вверх по Неве. Однако Господь был явно не на их стороне – подул сильный ветер, и лишь близость Карельского перешейка спасла легкие шнеки от неминуемой гибели. Впрочем, шведы не пощадили приютившей их земли, привычно предавшись на ней грабежам и разбою. А пять дней спустя, когда ветер стих, они двинулись в обратный путь в Ландскрону, оставив на Ореховом острове отряд, дабы контролировать вход в Неву. И не зря – очень скоро дозорные заметили в Ладожском озере русские корабли, везущие, по утверждению шведской хроники, тысячу воинов. Ореховский отряд в ужасе ретировался в Ландскрону. Там готовились к бою – однако вместо русских ладей течение вынесло… плоты из сухих деревьев – «выше иного дома». Пылая, как факелы, они приближались с неумолимой быстротой – хорошо, шведские моряки успели спрятать корабли в устье Охты, вход в которое перекрыли огромной сосной. Впрочем, заперли они сами себя, и, воспользовавшись этим, русские ладьи подошли вплотную к Ландскроне.

«Русское войско прямо с кораблей двинулось на штурм Ландскроны, – пишет Александр Широкорад. – В бой шло не разношерстное ополчение, какое мы привыкли видеть на картинах художников XIX–XX веков, а профессионалы – „кованая рать“. Как гласит шведская хроника: „Когда русские пришли туда, видно было у них много светлых броней; их шлемы и мечи блистали“. И если шведы на Ореховом острове более-менее правильно оценили численность русского войска, то защитникам Ладскроны со страху показалось, что их атакуют свыше 30 тысяч русских воинов.

Русские стремительно преодолели ров и начали бой на стенах крепости. В этот критический момент две группы рыцарей под началом Матиаса Кетильмундсона и Хенрика фон Кюрна атаковали русских с флангов. После упорного боя обе эти группы с потерями отошли назад, но штурм они сорвали, русские войска отошли к опушке леса.

Согласно шведской хронике, через некоторое время из Ландскроны выехал совсем еще юный рыцарь Матиус Дроте, вместе с ним ехал переводчик. Толмач подъехал к русскому войску и сказал:

„Здесь благородный муж, один из лучших среди нас. Он здесь в полной готовности ждет и хочет побороться с лучшим из вас на жизнь, добро и плен. Как вы видите, он здесь близко. Если кто-нибудь из ваших его одолеет, то он сдастся в плен и войдет за вами. Если случится, что ваш будет побежден, то и с ним будет то же самое. Больше ему ничего не надо“.

Русские ответили:

„Мы видим, что он здесь и уж очень близко подъехал к нам“.

Русские переговорили между собой, и князь их сказал:

„Если кто-нибудь из вас хочет с ним побороться, то пусть подумает об этом. Мы видим, что он доблестный воин. Я хорошо знаю, что они посылали к нам мужа не из худших. Я уверен, что если кто-нибудь станет с ним биться, то мы получим весть, что ему пришлось плохо“.

Русские ратники отвечали:

„Мы за это не беремся. Здесь никого нет, кто хотел бы с ним биться“.

Молодой рыцарь стоял и ждал до самой ночи, а затем вернулся к своим».

Тут автор, зная новгородцев, позволит себе усомниться в правдивости хроники. В новгородском войске не мог не найтись какой-нибудь Васька Буслаев, и у юного шведа возникло бы много проблем. Тем более что простодушный автор хроники здесь же замечает, что Матиус Дроте через много лет стал шведским канцлером, а от себя добавим – фактическим правителем страны при несовершеннолетнем короле Магнусе Эриксоне. Дальше хронист без всякого перехода сообщает, что шведы заключили с русскими перемирие на один день.

Так или иначе, на следующую ночь, под покровом темноты, русские ушли. А шведы продолжали строить крепость. И вскоре войско Кнутсона со спокойной душой отправилось домой, оставив в Ландскроне небольшой гарнизон во главе с рыцарем по имени Стен. По пути пришлось задержаться – дул сильный встречный ветер. Бросив якоря, шведы «…велели свести на землю своих боевых коней» и, пройдя по южному побережью Финского залива, «жгли и рубили всех, кто им сопротивлялся»…

Фиаско под Ландскроной отрезвило, наконец, новгородцев. Уже зимой отправились во Владимир послы – бить челом великому князю Андрею Александровичу. Прозван он был Городецким, потому как более всех мест на Руси любил древний Городец. Здесь, по пути из Золотой Орды, скончался его великий отец, Александр Невский, завещав эти земли младшему сыну в удел… Здесь будет похоронен и сам Андрей. Это произойдет в 1304-м – а пока, в начале весны 1301 года, он немедля отправился с дружиной в Новгород. Одновременно с ним туда же прибыл посол из Любека – подтвердить «старый мир и старую правду». Ехал он посуху, через Ливонию – шведы по-прежнему не давали ганзийцам спокойно плавать по Ладоге. Новая навигация тоже обещала быть небезопасной, и новгородские власти, ответственные за безопасность купцов, постановили гнать шведов сразу после схода льда.

Если вы живете в Петербурге, вам хорошо известно место, в котором вышел к Неве небольшой русский конный отряд. Там сейчас пересекает реку Литейный мост. А тогда вместо его опор из воды торчали наскоро сооруженные надолбы, отрезавшие шведскому флоту путь к Ландскроне. Как ни пытался Стен помешать работе русских, ничего у него не вышло – его отряд попал в засаду, а сам рыцарь был тяжело ранен…

Штурм крепости начался с лета и продолжался, как гласит хроника, и днем и ночью. Зарево поднималось до неба, на стенах кипел рукопашный бой… Уцелевшие шведы во главе со Стеном заперлись в башне, но, увидев, что дело проиграно, сдались на милость победителя. А победитель, недолго думая, сравнял Ландскрону с землей – «град запалиша и разгребоша». Много лет спустя на этом самом месте все те же шведы построят еще одну крепость – Ниеншанц. Но это, как принято говорить, уже совсем другая история… А в истории Ландскроны жирную точку поставила бесславная кончина проштрафившегося марскалка Торгильса Кнутсона. В 1305 году он был отстранен от власти, а через год ему отсекли голову, похоронив на неосвященной церковью земле.

Крепость Ландскрона

Надо сказать, это не принесло стране покоя. Неутомимый Биргер воевал со своими братьями, герцогами Вольдемаром и Эриком (именно сын последнего, Магнус, в 1319 году сменит своего дядю на шведском троне). Тут уж было не до русских соседей – тем более что они, памятуя о недавней агрессии с севера, тоже не дремали. Еще в 1310 году «ходиша новгородци в лодьях и в лоивах в озеро, и идоша в реку Узьерву, и срубиша город на порозе нов, ветхый сметавше». Так на одном из островов Вуоксы появилась кекскгольмская крепость – «карельский городок». В приграничные земли был отправлен отпрыск тверской княжеской семьи князь Борис Константинович с дружиною – «…Бориса Константиновича кормил Новгород Корелою…» Однако вместо того, чтобы верой и правдой оборонять вверенный ему край от шведов, князь Борис силой захватил несколько богатых карельских сел, от души пограбив их жителей. «Униженные и оскорбленные» карелы не замедлили поднять восстание. В 1314 году они с позором выгнали князя Бориса обратно в Тверь. Судя по всему, разведка у шведов работала хорошо, потому что уже через несколько дней, вторгшись в приграничные земли, они взяли Корелу. Правда, по другим источникам, местные жители сами открыли им ворота, стремясь во что бы то ни стало избавиться от власти постылых тверичей. Слава богу, новый наместник, новгородец Федор, отбил крепость, сурово покарав всех шведов и изменников-карел.

Но шведов это не остановило. Потерпев поражение на суше, они пересели на суда. В Финском заливе, на Неве и Ладожском озере – повсюду реяли флаги викингов. Хронику их разбоя со скрупулезной точностью сохранили средневековые городские книги. В 1311 году у любекского купца Эгбертуса Кемпе шведы отобрали 23 предмета «прекрасной работы». И тут же ограбили еще одно немецкое судно на 5 тысяч марок. Два года спустя шведские корсары, пройдя по Волхову, «пожгеша Ладогу». А в 1317-м в районе Обонежья лютой смерти предали нескольких русских купцов, направлявшихся в Новгород…

Разумеется, русские не сидели сложа руки. Первым вышел на ушкуях в Финский залив князь Дмитрий Романович. Три дня и три ночи осаждал он Тавастаборг, но взять его так и не смог… В другой раз новгородцы поднялись до города Або (нынешний Турку) – тогда он был столицей Финляндии. Разрушили дома, спалили главный собор и, прихватив собранный за 5 лет церковный налог, готовый к отправке в Рим, «приидоша в Новгород вси здорови». А когда в 1322 году шведские войска попытались взять приступом Корелу, терпению новгородцев окончательно пришел конец. Собрав войско, двинулись они к вражьему гнезду – Выборгу. Как пишет шведская хроника: «Георгий, великий король Руссов, осадил замок Выборг с великой силой в день святой Клары». Под именем Георгия скрывается не кто иной, как незадачливый московский князь Юрий Данилович, которого родной брат Иван только что прогнал с московского престола. Поход на Выборг был для Юрия хорошим способом реабилитироваться – и он был полон решимости сделать это. 12 августа заполыхали городские предместья. Шесть метательных «пороков» денно и нощно осыпали замок многопудовыми ядрами. Хронисты писали, что подступили к нему больше 20 тысяч человек – но у страха, как известно, глаза велики. Будь русское войско и впрямь таким огромным, не пришлось бы князю снимать осаду и отправляться восвояси. Впрочем, поговаривают, причиной тому был близкий ледостав на Неве, а вовсе не яростное сопротивление шведов…

Год спустя, чтобы преградить вход в Ладожское озеро, на Ореховом острове в истоке Невы возвели крепость. «В лето… была построена новгородским князем Юрием Даниловичем, внуком Александра Невского, деревянная крепость, названная Ореховой». Остров делит Неву на два широких рукава. Течение здесь настолько сильное, что вода не замерзает здесь и в самые сильные морозы. Треугольник крепостных стен покрыл собой весь остров. По периметру выстроились пять крепких башен, внутри высилась цитадель. Годы спустя Орешек все-таки почти на столетие перейдет к шведам по Столбовскому мирному договору – и вернуть ее для великого воителя Петра I станет делом чести. Готовясь к штурму Нотебурга – так теперь называли Орешек, – государь прикажет построить в Архангельске 13 кораблей. Два из них – «Святой дух» и «Курьер» – через болота и тайгу дотащат до Онежского озера… В сентябре 1702 года начнется осада. На предложение «сдать крепость на договор» шведы ответят отказом. И – после штурма, который будет продолжаться 13 часов, Нотебург вновь станет русской крепостью. Петр запишет: «Правда, что зело жесток сей орех был, однако же, слава Богу, счастливо разгрызен». Отныне крепость будет зваться Шлиссельбург – «Ключ-город». На Государевой башне закрепят ключ от главных ворот: Орешек – это всего лишь ключ, открывающий путь к победам в Северной войне…

В июле 1323 года в новую крепость прибыли шведские послы Эрик Турессон и Хеминг Эдгислассон. Протокол сохранил и других действующих лиц переговоров: князь Юрий Данилович, посадник Варфоломей Юрьевич и тысяцкий Авраам. В роли наблюдателей выступали весьма заинтересованные лица – купцы с острова Готланд Людовик и Фодру, представляющие интересы Ганзейского союза.

Ореховецкий договор был подписан 12 августа 1323 года – «вечный мир», скрепленный «крестным целованием»: «Се яз князь великыи Юрги с посадником Алфоромеием и с тысяцким Аврамом с всем Новым городом докончали есм с братом своим с князем Свеискым с Манушем Ориковицем.

А приехали от Свеиского князя послове Герик Дюуровиць, Геминки Орисловиць, Петр Юншин, поп Вымундер. А ту был от купець с Готского берега Лодвик и Федор, и докончали есмы мир вечный и хрест целовали; и да князь великий Юрги со всем Новымгородом по любви три погосты Севилакшю, Яскы, Огребу – Корельскый погосты, а розвод и межя от моря река Сестрея, Крестовый камень от Сестрее мох, середе мха гора, оттоле Сая река, от Сае Солнычныи камен, от Солнычнего камени на Чермьную Щелю, от Чермной Щелье на озеро Лембо, оттоле на мох на Пехкей, оттоле на озеро Кангас иерви, оттоле на Пурноярьви, оттоле… на Янтоярви, оттоле Торжеярви, оттоле Сергилакши, оттоле Самосало, оттоле Жити, оттоле Кореломкошки, оттоле Колемакошки, оттоле Патсоеки, оттоле Каяно море, а что наших погостов Новгородских воды и земле, и ловит: у Уловежи половина во всем, Ковкоукали половина, Ватикиви половина, Соумовиси половина, Уксипя половина, Урбала половина, Кедевя шестая часть бобров, Коуноустани шестая часть бобров за рубежем, а то все к Новугороду…

Гости гостити бес пакости из всей немъцискою земле: из Любка, из Готского берега и Свеискои земле по Неве в Новгород горою и водою, а Свеям всем из Выбора города гости не переимати, тако же и нашему гостю чист путь за море; по сем миру городов не ставити ко Корельской земле ни вам, ни нам.

А должник, и поручник, и холоп или хто лихо учинит, а побегнет или к вам или к нам, выдати его по исправе.

А земле и воды у новгородской Корелы не купити Свеям и выборяном. Аже имуть занаровце не правити к великому князю и к новугороду, а Свеям им не пособляти, а что ся учинит в том миру обидное или от вас или от нас, миру не порушити, всему тому исправа учинити, а где учинится тяжь ту нъ кончати по Божии правде, а Новугороду мир и пригородом всем и всей волости Новгородскои, тако, же и всей земле Свеискои.

А взял князь великий мир и весь Новгород со Свеиским князем и со всею Свеискою землею и с Выбором в пятьницу за три дни передь Успением Святая Богородиця. А хто изменит хрестеноие целование, на того Бог и Святая Богородиця».

В переводе на язык современной дипломатии эта витиеватая старорусская вязь означает следующее. Новгородско-шведская граница делила Карельский перешеек с юга на север: от берега Финского залива вверх по течению реки Сестры, через болото, откуда она брала свое начало, до устья реки Сая. Дальше – вниз, туда, где она перетекает в Вуоксу, – до священного места древних, где у крутого поворота на север и по сей день лежит гигантский валун – «Солнечный камень». За Новгородом оставались ловища – угодья, богатые рыбой и бобрами на отошедшей к Швеции территории. Как далеко простирались русские владения на север, в договоре указано не было. Однако, судя по более поздним летописям, новгородцы считали своими владениями территорию современного Суоми вплоть до Рованиеми – и, сохранись эта граница до наших дней, возможно, этот край считался бы вотчиной не финского бородача Йоллопукки, а самого настоящего русского Деда Мороза.

Итак, мир между Швецией и Новгородом был установлен. Четверть века на границе царило спокойствие. До той поры, пока на шведском троне не оказался уже известный нам король по имени Магнус – тот самый, которого вдохновит на крестовый поход святая Биргитта. Было ему в ту пору от роду три года – но так уж случилось, что в том же, 1319 году скончался его дед, норвежский король Хакон V, и наш мальчик унаследовал еще один престол. При этом в Швеции он числился Магнусом II, а в Норвегии, вполне официально – Магнусом VII.

Личность этого монарха всегда притягивала исследователей. Среди них – уже знакомый нам Александр Широкоград.

«…В далеком 1974 году мне в первый раз довелось побывать в Валаамском монастыре. Правда, в ту пору древняя обитель была превращена в дом инвалидов. Однако старое монастырское кладбище уцелело, и один из жителей острова на Ладоге привел меня на могилу со старой треснувшей плитой, сказав, что под ней покоятся останки шведского короля Магнуса II. Честно скажу, что я эту информацию пропустил мимо ушей, посчитав ее местной легендой.

Спустя четверть века, работая над книгой „Северные войны России“, вспомнил о той поездке и решил упомянуть об услышанном предании, далее написав примерно следующее: „…а на самом деле шведский король был похоронен…“ Но выяснилось, что королевской могилы в Швеции нет. Точнее, была в виде нагромождения больших камней на берегу моря, и в XIX веке туда водили туристов. Но позже, раскопав могилу, археологи пришли к заключению, что это захоронение бронзового века. Согласно же норвежской хронике, король Магнус утонул в море близ Бергена».

Однако кто такой король Магнус, и что с ним приключилось? В 1316 году в Швеции в семье герцога Эйрика Магнуссона и принцессы Ингеборг, дочери норвежского короля Хакона V, родился сын, названный Магнусом. В 1319 году был свергнут с шведского престола Биргер, родной дядя Магнуса, и трехлетний ребенок стал королем… Поначалу мать Магнуса была регентшей. Но в 1327 году она вышла замуж за герцога Готландского Кнута Порзе, потеряла власть в обоих королевствах и влияние на сына. Теперь за юного короля правил совет опекунов, руководимый Биргером Персоном. В год воцарения Магнуса дочь Персона, 16-летняя Биргитта вышла замуж за принца Альфе. После смерти мужа Биргитту охватила религиозная экзальтация. На всю оставшуюся жизнь безутешную вдову обуяли две мании – крестовый поход на Восток и создание «смешанных монастырей».

На протяжении многих-многих веков христианские обители были или женскими, или мужскими. Биргитта же считала, что вера поможет человеку «победить свою природу». В основанных ею монастырях женщины и мужчины селились примерно поровну. Что там творилось – предлагаю судить самим читателям.

Простой человек в XIV веке за пропаганду подобных идей мог легко угодить на костер. Но у Биргитты были три важных козыря: во-первых, огромное состояние; во-вторых, влияние на молодого короля и, наконец, завладение землями Господина Великого Новгорода было давней мечтой большинства шведских феодалов…

Магнус собрал большое войско, в значительной степени состоявшее из датских и немецких рыцарей. В 1348 году шведская флотилия пересекла Балтийское море, вошла в Финский залив и остановилась у Березовых островов вблизи русской границы. Обычно шведские войска при нападениях на русских использовали фактор внезапности, но на этот раз Магнус остановился на границе и отправил послов в Новгород. Послы объявили вечу от имени короля:

«Пришлите на съезд своих философов, а я пришлю своих, пусть они поговорят о вере. Хочу я узнать, какая вера будет лучше: если ваша будет лучше, то я иду в вашу веру, если же наша лучше, то вы ступайте в нашу веру и будем все как один человек».

Владыка Василий, посадник Федор Данилович, тысяцкий Авраам и все новгородцы, подумав, велели ответить Магнусу: «Если хочешь узнать, какая вера лучше, наша или ваша, то пошли в Царьград к патриарху, потому что мы приняли от греков православную веру, а с тобою нам нечего спорить о вере. Если же тебе есть какая-нибудь от нас обида, то шлем к тебе на съезд», – и послали к нему тысяцкого Авраама с боярами.

Русские послы прибыли к Магнусу, и тут король сменил тон и предъявил ультиматум: «Обиды мне от вас нет никакой. Ступайте в мою веру, а не пойдете, так иду на вас со всею моею силою…»

Стоит ли говорить, что ультиматум был отвергнут? И флотилия Магнуса двинулась по Неве к Орешку. Тогда крепость еще не покрывала собой весь остров, и шведы без труда установили осадные машины прямо под ее стенами. А пока готовились к штурму, разбойничьи отряды грабили села по берегам Невы. Пленных крестили в католическую веру, бороды брили, а тех, кто сопротивлялся, – казнили.

В Москву полетела грамота от новгородцев. Великий князь владимирский и московский Симеон Гордый обещался помочь. Но – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – пока собирал войско, пока шел до Торжка, пришло время и назад поворачивать: прибыли послы из Орды. Тогда отправился на подмогу меньшой брат Симеона, Иван Иванович. Да вот, дойдя до Новгорода, тоже остановился. А потом и вовсе отправился восвояси, «не приняв владычня благословенна и новгородчкого челобитья»…

6 августа Орешек был взят. Собственно, крепость сама сдалась – на условии, что гарнизон свободно ее покинет. Летописцы записали: 500 воинам удалось уйти, а бояре Кузьма Твердиславович, Авраам и еще восемь человек были увезены в Швецию.

Но, как известно, русские просто так не сдаются. Пока шведы в крепости торжествовали победу, четыре сотни новгородцев под началом боярина Онцифора Лукича наголову разбили большой вражий отряд, разбойничавший на Ижорской земле. На Жабче поле, как гласит летопись, полегло полтыщщи «немцев», а русичей – только три человека. Лукич был неумолим – повелел казнить всех, кто принял католичество и подрядился служить шведам. Шведская хроника пишет об этом сражении весьма остроумно: «русские скоро показали, что бороды у них опять отросли».

Зимовать на Неве Магнус побоялся. И не зря – едва его величество отбыл в Швецию, в этих краях появилось тысячное новгородское войско. Задержавшихся подле Корелы рыцарей перебили вместе с их «воеводой Людкой». А 24 февраля запалили деревянные стены Орешка. Кто из шведов не сгорел, тот пал в бою, а остальные оказались в плену…

То, как развивались события дальше, многие серьезные историки считают легендой. Русские летописи о Втором крестовом походе Магнуса вообще молчат. Лишь в новгородском своде есть туманное сообщение: «А рать немецкая истопе в море». Шведские источники едва ли многословнее: в начале лета 1350 года флот Магнуса прибыл к устью реки Наровы и, выйдя в Финский залив, почти целиком погиб в шторме. А вот на острове Валаам считают по-другому: Магнус один спасся после шторма, и его подобрали и выходили русские монахи. Он постригся под именем Григория и четверть века спустя почил в бозе в чине схимонаха в знаменитой обители на Ладожском озере. Проверить достоверность этой версии, увы, невозможно – проводить ДНК-экспертизу шведские ученые категорически отказались.

…Напрасно папа Климент VI возвещал новый поход на Русь. В один прекрасный день, 14 марта 1351 года, он издал сразу шесть булл, призывающих жителей Норвегии, Дании и Швеции идти походом на «язычников»! Еще одну получил магистр Тевтонского ордена. Но как раз в это время огромное новгородское войско подступило к Выборгу. 21 марта новгородцы спалили посад. И воинственные «варяги» запросили мира. В мае в Дерпте встретились шведские и русские послы и в очередной раз подтвердили все условия Ореховецкого договора. Обменялись пленными. И начали возводить на Ореховом острове новую, теперь уже каменную крепость…

Что же касается Биргитты, после истории с Венерой в Риме о ней надолго забыли. Лишь в ноябре 1999 года Иоанн Павел II освятит в Ватикане ее статую, назвав святую ангелом-хранителем Европы. Пятиметрового «ангела» установят в одной из ниш базилики Святого Петра. А в 2003-м, в ее семисотый день рождения году в Швеции в основанном ею монастыре Вадстена соберутся полторы тысячи гостей из разных стран. Среди них – президенты Финляндии, Латвии, Эстонии. И, конечно, его величество Карл XVI Густав, нынешний правитель Швеции – одной и самых мирных стран на планете.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.