Рухнул дуб

Рухнул дуб

«Героическая», «а нтимоно поль ная» и «школьная» кампании сделали имя Бандеры известным в высших сферах, прилежно читавших польскую и европейскую прессу, подробно освещавшую «саботаж» в Польше. Сыграло определенную роль и недолгое тюремное заключение (в 1933-м Степана привлекали по обвинению в причастности к убийству полицейского комиссара Чеховского, но выпустили за недостатком улик), считавшееся своего рода «знаком качества». В январе 1933 года молодой референт стал главой Краевой Экзекутивы, а уже в июне, на конференции в Праге (по дороге туда, кстати, его задержали в Данциге польские пограничники, опознали, но почему-то отпустили), был назначен еще и главой Краевой Комендатуры УВО, став, таким образом, и «главнокомандующим», и подпольным наместником Галиции, по версии националистов, с неограниченными полномочиями.

А после конференции вновь направился в Данциг, где с начала августа немецкая разведка открыла филиал берлинской школы диверсантов (радистов, подрывников, террористов) для активистов ОУН, годных на роль инструкторов. Выпускники, возвращаясь в Галицию, становились инструкторами подпольных «спецшкол», работавших по ускоренной программе. Всего за четыре месяца подготовили более 300 «профессионалов», а в январе 1934 года ОУН официально переоформила на себя старый договор о сотрудничестве УВО с «веймарским» абвером, но уже с абвером нацистским (с немецкой стороны документ подписал полковник Рейхенау). После чего КЭ приказала всем членам организации, находящиеся на легальном положении, быть готовыми в час «Х» перейти в подполье или уйти в леса, а всем нелегалам «прилагать еще больше сил в борьбе».

Хотя, кажется, куда уж больше: за короткий период руководства Бандеры террор едва ли не превзошел эпоху «Летучей бригады». Теперь убивали уже не только польских чиновников и «предателей», но и всех, мало-мальски хоть с чем-то несогласных, от коммунистов и советских дипломатов до невинных славянофилов. Гибель вместе с приговоренными их жен и детей, в отличие от старых добрых времен, теперь считалась «издержками».

Все это дало Варшаве основания обратиться в Лигу Наций с предложением ввести санкции введения международных санкций против терроризма — в первую очередь запрет предоставлять политическое убежище лидерам террора, после чего взбешенный Коновалец отдал из Женевы приказ прекратить бойню. Но Бандера к тому времени уже сидел, а подменяющий его Шухевич заявил, что без приказа прямого начальника ничего поделать не может и не хочет. Лишь в июле 1934 года, когда за осторожную критику методов КЭ был убит популярный и любимый во Львове директор украинской гимназии Иван Бабий и на дыбы встала поголовно вся галицийская общественность, а митрополит Шептицкий чуть ли не проклял убийц («нет ни одного отца или матери, которые не проклинали бы вас, ведущих молодежь на бездорожье преступлений, вас, украинские террористы, которые безопасно сидят за границами края, используют наших детей для убийства родителей, а сами в ареоле героев радуются такому выгодному житью»), крыша у лидеров КЭ, наконец-то осознавших, что романтичный образ ОУН, так трепетно создаваемый много лет, вот-вот посыпется окончательно, слегка встала на место. Но было поздно. Варшава вновь начала Дикую Охоту.

Многие исследователи считают, что укрепить контакты с террористами немцев заставили сами же поляки, мелко, но надоедливо «проверявшие на прочность» новый германский режим. Если так, то они, конечно, напросились сами, однако сами же ситуацию и поправили. Получив от чешских коллег так называемый «Пражский архив» и сумев «расколоть» арестованного орговика КЭ Ивана Малюцу знавшего решительно все, польские спецслужбы в первые месяцы 1934 года зачистили Край от души, сведя в ноль практически всю КЭ.

14 июня 1934 г. при попытке нелегально перейти чешско-польскую границу был задержан и Степан Бандера. Как гласит официальная мифология ОУН, в связи с убийством польского министра внутренних дел Бронислава Перацкого, автора «пацификации». Однако тут имеется неувязка. Массовые аресты поляки начали еще в январе, тогда же был объявлен в розыск и Бандера, а Перацкого, кроме всего прочего, возглавлявшего, и очень успешно, разведку и контрразведку Польши, убили только 15 июня, на следующий день после ареста будущего «вождя». В общем, возникают вопросы. Много. Начиная, кстати, с того, что против этого убийства был Коновалец, имевший с Перацким какие-то сложные связи, так что покушение опосредованно стало и щелчком молодняка по носу самому Полковнику. Но как бы то ни было, Бандера оказался на скамье подсудимых и получил вышку, затем («учитывая молодость и по иным гуманитарным соображениям») замененную пожизненным заключением. После чего отбывал срок — сперва в варшавской тюрьме «Святой крест», затем во Вронках, а потом в Бресте. С этого момента он становится фактически символом, ни в чем участия не принимающим, но страдающим за все, то есть практически святым. Особенно для подрастающего юношества.

Однако сил у ОУН нет совершенно, временно возглавивший ее Лев Ребет вынужден перевести остатки организации на «культурно-просветительскую работу». Но Коновалец пашет как вол, и к началу 1938 года ему удается более или менее восстановить разрушенную структуру. Правда, пожать плоды Полковнику уже не довелось. До поры до времени его и его игры с немцами терпели. Однако после визита в Токио с предложением наладить работу по разложению Особой Дальневосточной армии, в основном укомплектованной призывниками из УССР, терпеть перестали. 23 мая 1938 года в Роттердаме Полковник взорвался, вскрывая коробку конфет, подаренную доверенным связным «Павлусем» ака Павел Судоплатов.