Глава 14 СОЗДАНИЕ ГРУППЫ «ТОДОРОКИ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 14

СОЗДАНИЕ ГРУППЫ «ТОДОРОКИ»

Когда подводная лодка «1–47» через пролив Бунго вернулась на базу, я, наверное, представлял собой самую жалкую фигуру. Четыре пустых ложемента для «кайтэнов» терзали мою душу. Мой же «кайтэн» № 3, по-прежнему закрепленный на корме, покрылся слоем рыжей ржавчины. Ничто уже не напоминало то поблескивавшее черным лаком оружие, которое я так гордо проверял перед выходом на задание.

Синкаи чувствовал себя ничем не лучше моего. Он, раньше всегда пребывавший в веселом настроении, теперь погрузился в совершенное уныние. Мы чувствовали себя изгоями. Нам было страшно вновь вернуться в казарму. Мы были уверены, что никто не будет с нами разговаривать. Шесть водителей «кайтэнов» ушли на задание, и четверо из них вышли на врага. Синкаи же и я уже во второй раз ни с чем возвращались на базу. Люди будут думать, что с нами что-нибудь не так, казалось нам, и станут сторониться нас.

Освободившись от всех дел на подводной лодке, мы прошли в нашу бывшую комнату и постарались как можно реже из нее выходить. Насколько это было возможно, мы намеренно предельно ограничили наше общение с другими людьми. Мы мечтали только о том, чтобы земля разверзлась у нас под ногами и поглотила нас. В довершение моего духовного кризиса я никак не мог избавиться от чувства постоянной нечистоты, которое преследовало меня после возвращения с подводной лодки. Я провел на ней три недели и все это время не принимал ванны. Тело мое было покрыто слоем засохшего пота, машинного масла и грязи. Хотя на базе я много времени провел в банном домике, мне, как казалось, все никак не удается отмыться дочиста, и чувство это постоянно преследовало меня. Примерно такое же чувство испытывает человек, выздоровевший после тяжелой продолжительной болезни, – глубокую апатию, совершенное нежелание делать хоть что-то сверх самого необходимого.

Так прошли четыре или пять дней после нашего возвращения на базу Хикари. 17 мая, когда я лежал на своей кровати, тупо уставившись в потолок, в нашу комнату буквально ворвался младший лейтенант Цубонэ.

– Ёкота, ты здесь? – спросил он.

В другое время я бы вскочил с кровати, вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал: «Так точно, господин лейтенант!» Но на этот раз «Так точно, господин лейтенант!» прозвучало из моих уст столь неохотно, словно это произнес школьник, которого спросили, не сделал ли он небольшую ошибку в диктанте.

– Ты немедленно должен отправиться на Оцудзиму! – сказал мне Цубонэ. – Собирай вещи!

– Я, господин лейтенант? – ошеломленно переспросил я.

В глубине души у меня уже созрела и окрепла уверенность в том, что мне уже никогда не доверят выполнение какого-нибудь нового задания. Командиры, боялся я, вполне могут рассудить, что человек, дважды ни с чем вернувшийся с задания, не обладает достаточной решимостью для новой попытки. Разумеется, четверо моих товарищей – Какидзаки, Маэда, Ямагути и Фурукава – были доказательством того, что подобные рассуждения несправедливы, но разве Генеральный штаб военно-морских сил не считал, что человек не может постоянно сохранять в себе решимость умереть?

– Ну конечно, ты! – воскликнул Цубонэ. – Старшина Ириэ вчера погиб в ходе подготовки. Он должен был выйти с лодкой «1–36» на новое задание. Тебе приказано заменить его. Собирайся!

– Но… но что случилось с Ириэ? – спросил я.

Из всего состава нашего дивизиона на базе Цутиуры только Райта Ириэ и я были отобраны для подготовки в качестве водителей «кайтэнов». Почти все время моей службы на флоте мы так или иначе оказывались в одном подразделении.

– Он врезался в корабль-мишень вместе с Сёити Сакамото, который был с ним на борту. Но собирайся же!

Синкаи будет огорчен, когда узнает об этой двойной смерти, подумал я. Мы четверо хорошо знали друг друга. Синкаи! Растерявшись, я совсем забыл о нем. Что скажет он о моем отъезде на Оцудзиму? Какие чувства испытает? Лейтенант Цубонэ упомянул только меня одного. Только один человек был выбран. Моему хорошему другу Синкаи придется остаться в Хикари. Это станет тяжелым ударом для него.

– Когда соберешься, явишься к лейтенанту Митани, – сказал напоследок Цубонэ и вышел из комнаты.

Я принялся натягивать форму и собирать свои немногие вещи. Синкаи вошел в комнату, когда я уже заканчивал сборы. Увидев, что мои вещи упакованы, он в изумлении воскликнул:

– Ты уезжаешь, Ёкота? И куда?

Должно быть, в моем взоре он прочитал сочувствие к себе, почему и обрушился на меня с упреками.

– Ты покидаешь меня! – произнес он. – Ты даже не хотел попрощаться со мной!

Он был прав. В глубине души я знал, что не смогу перенести расставание с моим другом. Единственно, на что я надеялся, – что я покину Хикари раньше, чем он узнает о моем отъезде. Я сожалел о смерти Ириэ, но правдой было и то, что она изменила весь мой мир. Мне предстояла новая миссия. А Синкаи, мой друг как в жизни, так и перед лицом смерти, стоял сейчас передо мной, обвиняя меня и упрекая.

– Но что я могу сделать, Синкаи? – спросил я его. Мне просто несколько минут тому назад отдали приказ уехать.

Я не знал, что еще сказать, и попытался успокоить его.

– Командование знает, что ты великолепный водитель «кайтэна», – сказал я. – Но сейчас им из-за несчастного случая нужен только один человек. Вчера в ходе тренировки погиб Райта Ириэ вместе с Сёити Сакамото. Я должен занять его место. Когда я приеду на Оцудзиму, я спрошу командира группы, не нужен ли ему еще один человек. Я скажу ему, что ты ждешь здесь и очень волнуешься.

– Да ладно! – воскликнул он. – Ступай! Уезжай! Мне все равно, даже если я никогда больше не выйду в море!

– Я вернусь через несколько минут, Кикуо, – сказал я. – Подожди меня.

К комнате лейтенанта Митани я подбежал, немного злясь на Синкаи из-за этой задержки. Наша дружба была забыта в тот момент, когда лейтенант Цубонэ отдавал мне приказ убыть из Хикари. Я сочувствовал своему другу, но не настолько, чтобы это уменьшило мою радость от сознания того, что я выбран для выполнения нового задания. Лейтенант Митани на мой стук открыл дверь и встретил меня с улыбкой:

– Ну что, Ёкота, думаю, ты уже знаешь новость. По-моему, ты еще не совсем отдохнул, но сейчас уже ничего нельзя поделать. Ты должен сесть на катер, идущий на Оцудзиму через тридцать минут. Ты успеешь собраться к этому времени?

– Я уже собрался, господин лейтенант, – ответил я. – Но как же Синкаи? Что будет с ним? Неужели так необходимо разделять нас?

Лицо Митани потемнело.

– Не волнуйся, – сказал командир нашей технической службы, – мы помним про Синкаи. Но сейчас нужен только один человек. Один из вас должен пока остаться здесь. Ничего не поделаешь.

– Все так, – сказал я, – но когда я уходил к вам, Синкаи плакал в голос. Он просто в отчаянии.

Митани потрепал меня по плечу. Он сказал, что нельзя больше терять времени на разговоры и что я должен спешить. Так что я ничего не мог больше сделать для Синкаи, кроме как посочувствовать ему, когда он стоял на пирсе и махал мне рукой, а катер со мной на борту уходил к Оцудзиме.

По прибытии на Оцудзиму я не терял ни минуты. Мне дали только час на сборы в Хикари, рассуждал я, так что во мне возникла срочная нужда. Я поспешил в домик, где жили офицеры, и нашел там капитана 2-го ранга Мидзогути. С того времени, как я в последний раз видел его, на его погонах появилась новая звездочка, и он сменил капитана 2-го ранга Итакуру на посту заместителя командира базы Оцудзима.

– Рад снова тебя видеть, Ёкота, – произнес он. – Слышал, что ты преуспел в ходе подготовки. Это поднимает престиж нашей базы, и я благодарен тебе. Рад, что ты снова попал к нам.

Я ответил ему несколько резче, чем мог позволить себе унтер-офицер, разговаривая с капитаном 2-го ранга. Решив не тратить время на приветствия, я сразу же перешел к делу и спросил:

– Когда «1–36» уходит на задание?

– О, далеко не сразу, – сказал он. – Сейчас она на небольшом ремонте в Куре. Потом зайдет в Хикари, где возьмет на борт «кайтэны». А вам пока предстоит несколько совместных тренировочных выходов. Думаю, вы выйдете на задание не раньше конца месяца.

В конце месяца? Я собирался взойти на борт подводной лодки сразу же, как только доберусь до Хикари. Как может Мидзогути быть таким легкомысленным? Неделю назад Германия капитулировала перед объединенными силами союзников. Теперь Америка и Великобритания смогут обрушить на Японию всю мощь своих военно-воздушных и военно-морских сил! Мы уже потеряли почти все острова в Тихом океане. Наши отдельные группировки на Марианских и Филиппинских островах, а также на Новой Гвинее были уничтожены до последнего человека. Как можно позволять какое бы то ни было промедление?

Недоумение явно отразилось на моем лице, но Мидзогути не произнес ни слова, чтобы рассеять его.

– Ступай-ка лучше в казарму и устраивайся, – сказал он. – Командир твоей группы ждет тебя, я уверен.

Я вернулся на пирс, взял оставленные там свои вещи и направился в казарму. Устраиваясь там, я думал о тех странностях, которые со мной приключились. В последнем задании я был на борту лодки «1–47», «никогда не погибающего корабля». Теперь я должен уйти на борту ее соперницы, «1–36». Будет ли ее экипаж относиться ко мне так же, как и предыдущий? Сдружусь ли я с ними, как с экипажем лодки «1–47»?

В день моего прибытия на Оцудзиму состоялась простая церемония прощания с душами старшин Ириэ и Сакамото. Сакамото был тем самым чемпионом по дзюдо, с которым мы вместе участвовали в знаменитой игре «в лошадки» в снегу, затеянной, чтобы как следует отлупить старшину Тояму. Теперь Сакамото, дравшийся тогда подобно разъяренному тигру, был мертв. Печальная участь для такого человека – погибнуть, так и не побывав в бою. Эти двое, скрючившись в одном «кайтэне», осваивали премудрости его управления и врезались в транспортное судно водоизмещением 10 000 тонн, которое они использовали как условную цель. После удара их торпеда тут же затонула. Когда их тела достали со дна залива, то оказалось, что от давления воды их глаза вылезли из орбит. Об этом я узнал от других водителей «кайтэнов», которые помогали водолазам поднимать затонувшее оружие.

Чуть позже я узнал, что в операции должны были принимать участие подводные лодки «1–361», «1–363» и моя «1–36». Потом в ту же группу была включена и субмарина «1–165», но в момент моего выхода в море лишь первые три подводные лодки образовали группу «Тодороки». В японском языке «тодороки» означает «отзвук», а также «гром большого орудия». Мы получили свое название по этому второму значению. Наша группа должна была стать «большим громом», «тодороки».

Я подумал, что мне снова повезло в том, что я попал на субмарину «1–36». Две другие подлодки были неуклюжими транспортными судами, подобными «1–368». В надводном положении они развивали скорость не более 13 узлов, хотя имели большой запас хода. Будучи обнаруженными врагом, эти тихоходные подлодки имели очень мало шансов уйти от эсминцев. Не могли они и успешно преследовать врага. А максимальная глубина, на которую они погружались, не превышала 240 футов. Подключенная позднее к операции лодка «1–365» была наскоро переоборудована, после чего могла нести только два «кайтэна».

Когда я был в море на подлодке «1–47», закончилась еще одна операция, в ходе которой были применены «кайтэны». Эта операция получила название «шимбу», что в переводе означает «следование путем самураев». Подобное название в Японии обычно давалось организациям, в которых царила высокая сила духа. Организации, носившие это имя, принимали в свои члены людей, которые были готовы принести любые жертвы и преодолеть всяческие трудности. Принятие на себя такого имени предполагало наличие высокого партиотизма. В операции была задействована только субмарина «1–368», что вполне соответствует прискорбному состоянию нашего подводного флота в тот момент. Когда она вышла в море 5 мая, у нас остались только четыре крупные субмарины-рейдера: «1–36», «1–47», «1–53» и «1–58».

Подводная лодка «1–368» действовала к востоку от Окинавы, имея на борту пять «кайтэнов». В ходе операции был применен только один из них, под управлением старшины Масааки Оно. Этот «кайтэн» был выпущен 31 мая и, согласно официальному донесению, поразил транспортное судно. Остальные четыре «кайтэна» так и остались на палубе лодки из-за механических неполадок.

Для обороны нашей страны применялись все более и более решительные меры, продиктованные отчаянием. Так, 5 мая на Окинаве была осуществлена массовая авиационная атака самолетами камикадзе, приуроченная к высадке там контрдесанта наших войск. Пока самолеты наносили удары по врагу, наши защитники острова должны были попытаться выйти с побережья в море и снова десантироваться в тылу вражеских сил, совершив таким образом охват неприятеля. Эта стратегическая идея, увы, не сработала. Силы американцев намного превосходили наши. Самолеты были большей частью сбиты, а высадившийся десант уничтожен.

Группу, в которую я вошел, возглавлял на этот раз лейтенант Нобуо Икэбути. В ее состав входили еще два офицера: младшие лейтенанты Минору Кугэ и Итиро Сонода. Для всех троих этот выход должен был стать уже третьим.

Младший лейтенант Сонода был в одной группе с Икэбути на подводной лодке «1–58», когда она получила приказ прекратить выполнение заданий групп «Тэмбу» и «Татара» еще до того, как был выпущен хотя бы один из «кайтэнов». Младший лейтенант Кугэ выходил на лодке «1–53» в составе группы «Конго», но его «кайтэн» получил механическое повреждение. Подобная неудача постигла его и в составе группы «Тэмбу»: он оказался одним из двух водителей, которым не пришлось выйти в тот самый день, когда лодкой были потоплены четыре крупных транспорта.

Старшина Эйдзо Номура был, как и я сам, выходцем с Цутиуры. Он оказался вторым водителем, которому не пришлось стартовать с подводной лодки «1–36» в тот роковой день 27 апреля. Вторым старшиной в группе был Хидэмаса Янагия, также в свое время курсант летных курсов в Цутиуре. Вместе с Икэбути и Сонодой он принимал участие в двух выходах на субмарине «1–58» и разделил с ними горечь двух возвращений.

Вполне понятно, что после всех постигших нас разочарований мы просто рвались в бой. Уже на следующий день, 18 мая, мы начали серию предстартовых тренировок, исполненные решимости блеснуть своим мастерством перед лицом остальных обитателей базы. Акватория залива Токуяма была меньше той, которую мы использовали для наших тренировок в Хикари, к тому же прошло около месяца с тех пор, как я в последний раз управлял «кайтэном». По отношению инструкторов к себе я понял, что они ожидают от меня блестящей демонстрации мастерства владения оружием. Что ж, к этому времени я тренировался в вождении «кайтэна» уже более четырех месяцев со дня своего первого выхода в море, поэтому я постарался блеснуть и, думаю, выступил довольно неплохо.

«Разбор полетов», состоявшийся вечером, оказался для нас довольно жестким. На нем присутствовал командир базы капитан 1-го ранга Тэцуаки Сугамаса, а также заместитель командира базы на Оцудзиме. Нам было горестно узнать, что они сочли наше владение «кайтэнами» недостаточно высоким для людей, которые считались совершенно подготовленными для выполнения задания. Мой «удар» пришелся в корму судна-мишени. Младший лейтенант Кугэ прошел в 60 футах впереди цели! И на те же 60 футов, но за кормой мишени, прошел младший лейтенант Сонода.

Старшина Янагия, скорее всего, недостаточно хорошо рассчитал время своего движения к цели. Вместо того чтобы пройти под килем мишени и держаться на безопасной глубине, пока надежно не минует ее, он совершил грубую ошибку. Всплыв на поверхность моря, он оказался прямо на пути движения судна-мишени! Лишь быстрая реакция капитана этого судна и его хорошая управляемость спасли Янагию от тарана форштевнем. Но хуже всех выступил старшина Номура. Никто из наблюдателей на судне-мишени даже не заметил следа его «кайтэна».

Наш командир, Икэбути, на этом семинаре не присутствовал. Его торпеда самопроизвольно остановилась через пять минут после старта. Оказалось, что у нее отказал двигатель, и Икэбути пришлось ждать, когда ее отбуксируют на базу. Кугэ и Сонода все же прошли достаточно близко к цели, так что в реальной обстановке они поразили бы крупный корабль. После своего доклада они были отпущены с миром. Мой «удар» был признан лучшим, по мнению инструкторов, он пришелся бы как раз в район мидель-шпангоута реального судна.

Но Янагия и Номура пребывали в глубокой тоске. Результаты Янагии были признаны самыми плохими. Он никак не мог объяснить своей ошибки и признал виноватым только себя. К тому же он сделал это далеко не сразу и тем самым разозлил нашего старшего инструктора, который изо всех сил вцепился в него.

– Сколько времени в целом вы были на борту своего «кайтэна», с момента спуска на воду и до конца тренировки, Номура? – спросил он.

Номура мог воспользоваться этой предоставленной ему возможностью для того, чтобы сделать прикидку во времени и признать, что он ошибся. Однако Номура стал называть какие-то цифры, а в конце концов сказал, что он не уверен в этом.

– Что? – воскликнул один из инструкторов. – Вы даже не дали себе труда следить за продолжительностью вашего подводного хода? Ну что ж, тогда вы, может быть, скажете, на каком расстоянии от цели вы были, когда всплыли на поверхность для последней коррекции курса?

– Примерно в тысяче ярдов, – ответил Номура. – Волнение было довольно сильным. Я не мог оценить расстояние точно. Но где-то около тысячи ярдов.

– Как же вы могли оказаться так далеко от цели? Ни один из наблюдателей даже не заметил вашего прохода под целью. Вы ошибочно оценили свой курсовой угол относительно цели, Номура. Признайте это! Именно поэтому вы и не прошли рядом с целью!

Номура огляделся по сторонам и попытался что-то сказать, но инструктор прервал его новым вопросом:

– Сколько раз вы выходили на «кайтэне»?

– Двадцать шесть, считая сегодняшний выход, – ответил Номура.

Больше сказать он ничего не мог. Он выглядел столь жалко, что нам оставалось только надеяться, может, кто-нибудь сжалится над ним и избавит от дальнейших вопросов. Но дискуссию продолжил помощник командира лодки.

– Я наблюдал за стартом каждого «кайтэна» через перископ, – сказал он. – И видел, что никто из шестерых не выполнил безупречного старта с субмарины. Наблюдал я и финальный участок маршрута каждого водителя. Шестой из них, Номура, выполнил его особенно плохо. – Он повернулся и обвел нас взглядом. – Вы все напоминали мне новичков, – сказал он. – И все слишком долго держали перископ над водой, уточняя курс для последнего броска. В реальной атаке у вас не будет столько времени.

Новый заместитель командира базы в сердцах ударил бамбуковой указкой по столу.

– Вам должно быть стыдно, Номура! – воскликнул он. – Что же касается всех остальных, ничуть не удивительно, что один-два из вас возвращались после каждого задания, так и не выйдя к цели. Зачем вам ваши хатимаки? И ваши мечи? Неужели они ничего не значат для вас? А церемонии прощания, когда весь личный состав провожает вас на задание! Все это устраивается не для того, чтобы вы вышли в море и вернулись обратно! Уж если вы вышли в море, то извольте поразить врага! А если что-то не в порядке с вашим «кайтэном», то устраните неполадку! Если у него не вращается винт, то крутите его голыми руками! Доберитесь до врага – не важно как! Именно для этого и создан «кайтэн»!

Я едва верил своим ушам! Неужели все это сказано всерьез? Неужели этот человек думает, что мы, все шестеро, вернулись назад, потому что хотели этого? Возможно, ему следовало бы побывать на всех тех подводных лодках, на которых мы выходили на задания. Тогда бы он понял, что мы все вернулись, лелея единственное желание – снова броситься на врага, когда «кайтэны» будут в рабочем состоянии. Не думаю, чтобы кто-нибудь из этих офицеров понимал, что происходит в душах вернувшихся водителей «кайтэнов». Они наверняка не говорили с капитаном 2-го ранга Оритой, командиром субмарины «1–47». Самурай не может жить, покрытый стыдом, он всегда готов умереть. Мы старались следовать бусидо, идти путем воина. Ныне мы жили только для того, чтобы умереть в нужный момент. Офицеры подлодки «1–47» улыбались нам и всячески сочувствовали, когда мы были вынуждены вернуться, грязные и промасленные, после неудачного выхода. Теперь же на лицах офицеров базы я читал ненависть. Я понимал, что в глубине души они считают нас трусами. Иначе почему бы они стали говорить нам подобные вещи? Или если они так не считают, то почему позволяют другим говорить это? Слова капитана 2-го ранга Сугамасы особенно возмутили меня. Он, должно быть, совершенно не знает технологии торпедной атаки. И никогда не управлял «кайтэном». Он абсолютно не представляет себе, сколь многими отказами чревата эта техника, не понимает и того, как занят водитель после того, как его торпеда сходит со своих ложементов на палубе лодки. Но он все же подводник. Притом подводник, который брал на борт «кайтэны» для атаки на противника. Он должен был бы относиться к нам более дружелюбно, понимать те чувства, которые сейчас обуревают нас. Ведь и ему самому приходилось возвращаться с задания, доставляя на базу «кайтэны», так и не стартовавшие с его лодки. Наверняка ведь он видел, что было на душе у их водителей, ведь ему приходилось слышать их протесты, когда он поворачивал свой корабль на обратный курс.

Я взглянул на младшего лейтенанта Кугэ, возвращавшегося на базу после неудач групп «Конго» и «Тэмбу». Взор его был потуплен, лицо пылало. Младший лейтенант Сонода, которому тоже пришлось испытать горечь возвращения, до крови закусил нижнюю губу.

Номуре довольно грубо было велено сесть на свое место, и вскоре после этого «разбор полетов» завершился. Я намеревался уединиться у себя в комнате, мне не хотелось видеть никого из людей с базы Оцудзимы. Икэбути перехватил меня у двери комнаты.

– Всем собраться у меня! – крикнул он. – Немедленно!

Когда мы пятеро по одному вошли в его комнату, он обратился к нам со словами:

– Мы не можем позволить им говорить о нас подобным образом! На этот раз, выйдя в море, мы отдадим свою жизнь! Независимо ни от чего! Мы заставим их подавиться своими словами! Они узнают, что мы не трусы! Неужели мы были бы здесь, готовясь умереть, если бы были трусами? Все они чересчур возбуждены. Они хотят заставить нас забыть о том, что наша главная задача – поразить врага, а не погибнуть без пользы. Они заботятся только о том, чтобы мы не вернулись. Надо же такое придумать – крутить винт вручную! Это лишь показывает, до какого маразма может дойти человек, забывший о нашей главной задаче – нанести урон врагу!

Я слушал его и понимал, что он абсолютно прав.

Если бы кто-нибудь в частном порядке упрекнул меня в том, что я вернулся с задания, я бы это стерпел. Если бы кто-нибудь по-дружески стал подтрунивать надо мной по этому поводу, я бы посмеялся вместе с ним. Но такое публичное обвинение, брошенное мне и моим товарищам, которые добровольно были готовы отдать свою жизнь, причем неоднократно, просто несправедливо! Я не хотел больше видеть Оцудзиму, место, которое я некогда едва ли не боготворил. Все, чего я хотел, – это выйти как можно скорее в море и никогда больше не возвращаться сюда.

Чувство это сохранялось у всех нас шестерых все время пребывания на Оцудзиме, даже тогда, когда мы перебрались на Хикари, и все мы были только рады, когда наступил день выхода на задание. Подводная лодка «1–361» с пятью «кайтэнами» на борту вышла из Хикари 23 мая под командованием капитана 3-го ранга Масахару Мацууры. Затем, пять дней спустя, капитан 2-го ранга Сакаэ Кихара увел в море подводную лодку «1–363». Она приняла также пять «кайтэнов», на ее борту были младшие лейтенанты Сигэюки Кобаяси и Тэриёси Исибаси – те самые, которые устроили нам столь памятную выволочку в один из вечеров.

На следующий день после выхода лодки «1–361» самолеты с американского авианосца уничтожили наши полевые аэродромы на Кюсю, острове, который вместе с Сёкаку и Хонсю образует Внутреннее море. Вражеские самолеты причинили крупные потери нашим войскам. К тому же мы не смогли получить ту помощь, которую могли бы запросить, если бы враг атаковал нас где-нибудь поблизости от родных берегов. Это сделало выход через пролив Бунго гораздо более опасным, чем раньше. Вражеские мины, эсминцы и авиносцы – все это надо было миновать, прежде чем мы могли выйти в более спокойные воды открытого моря. 24 и 25 мая на Окинаву были совершены крупные налеты силами камикадзе, что еще больше ослабило наши войска на Кюсю. Военная ситуация день ото дня становилась все мрачнее и мрачнее. Накануне нашего выхода из порта мы узнали о гибели еще одной подводной лодки – «1–12».

Когда наша «1–36» вышла 4 июня из пролива Бунго в открытое море, было известно, что вместе с нами «кайтэны» совершили двадцать четыре групповых выхода в море. Стратеги из штаба 6-го флота подсчитали, что в результате действий «кайтэнов» начиная с 8 ноября 1944 года было потоплено более тридцати американских кораблей и судов. В это число входили авианосцы, линкоры, крейсера, эсминцы, танкеры и транспорты. В свою очередь, в ходе этих действий мы потеряли шесть подводных лодок. Субмарина «1–165», которая не была включена в группу «Тодороки», когда мы выходили в море, была дополнительно придана ей несколько позже. Она вышла на задание 16 июля, имея на борту всего лишь два «кайтэна». Двум из четырех подводных лодок, участвовавших в операциях группы «Тодороки», не было суждено вернуться в родной порт, а лодка «1–363» вернулась, не обнаружив целей. Лишь субмарина «1–36», на которой был и я, смогла добиться успеха.

Мне было искренне жаль подводников с этой лодки, как и экипажи подводных лодок «1–47», «1–53» и «1–58». В июне им приходилось обслуживать единственную океанскую субмарину, оставшуюся в Императорском военно-морском флоте. Из-за сокращения числа подводных лодок экипажам приходилось снова и снова выходить в море с «кайтэнами» на борту. Отдыха между выходами у них практически не было. Выйдя в море, они спали урывками между вахтами и постоянными тревогами, проводя большую часть времени на своих боевых постах. Возвращаясь в порт, грязные и вымотанные, они должны были снова работать, помогая оснащать свою лодку, чтобы снова и снова выходить с новой группой «кайтэнов». На одном из этапов войны Япония располагала в Тихом океане более чем семьюдесятью «стальными китами». Теперь же из них осталось в боевом состоянии не более дюжины. Даже лодки класса I-300, строившиеся для транспортных целей, были приспособлены для работы с «кайтэнами». Подводники Императорского военно-морского флота находились в море дольше, чем кто-либо из моряков других стран в ходе войны на Тихом океане. Спустя годы после окончания войны я прочитал, что для американских подводников были сняты особые номера в знаменитом отеле «Ройял Гавайян», расположенном на не менее знаменитом пляже Уайкики на Гавайских островах, в которых они отдыхали между выходами в море. Там они восстанавливали свои силы в прекрасной обстановке, наслаждаясь тонкими блюдами и изобилием солнца. Когда я узнал об этом, то куда лучше, чем когда-либо, понял, насколько мощнее нас были действовавшие против нас силы, если они могли обеспечить своим морякам подобный комфорт и позволить им оставаться вне поля боя на столь долгое время.

Лишь небольшая группа техников и друзей провожала нас в доке Хикари, когда мы выходили в море. Но настроение наше не изменили бы ни оркестр, ни плакаты, ни приветственные возгласы всего личного состава базы. Вполне может статься, что я даже не заметил бы их. В голове у меня крутилось только одно: что принесет мне 4 июня. «Тебе дается еще один шанс, Ёкота! Третья попытка! И на этот раз она должна быть удачной! В конце концов, не может же судьба вечно преследовать тебя!»

Мы должны были занять позицию на маршруте судов снабжения между Америкой и Марианскими островами к востоку от Сайпана. По расчетам наших стратегов, участок маршрута от Улити до Окинавы теперь должен был интенсивно патрулироваться после завершения операций группы «Тэмбу». Разумеется, мы понимали, что у нас нет никаких шансов подбить крупный боевой корабль. Почти все они сейчас действовали гораздо западнее того района, где сейчас находились мы. Нам придется довольствоваться гораздо менее крупной дичью. Но любая добыча была важна, ибо она сокращала поток горючего и боеприпасов, шедший к мощной американской группировке, нацелившейся на южные районы нашей страны. Боеприпасы и горючее были плотью и кровью этих войск.

Первые две недели патрулирования нашей подлодки в этом районе не принесли результатов. Часто вражеские патрули едва не обнаруживали нас. Но капитан Сугамаса имел громадный опыт ухода от них, и нам ни разу не пришлось испытать на себе обработку глубинными бомбами. У меня было время по-настоящему узнать моих новых товарищей. Лейтенант Нобуо Икэбути, например, оказался единственным женатым среди водителей «кайтэнов» человеком. Нас всех, вызвавшихся добровольцами, тщательно изучала особая комиссия, которая неизменно отвергала семейных людей. Икэбути не был женат, когда он прибыл на Оцудзиму, но у него была подруга еще со времен его учебы в колледже Осаки, которую он горячо любил. Хотя он пришел на флот из офицеров запаса, мы, впервые увидев его, приняли за выпускника академии Этадзимы, столь профессионально военными были его выправка и манера держать себя.

Икэбути постоянно переписывался со своей подругой и старался быть в своих письмах твердым, убеждая ее, что нет смысла ей выходить замуж за человека, которому осталось жить не так уж долго. Но она сумела сломить его сопротивление, написав в одном из писем: «Даже если мне суждено быть твоей женой всего лишь одну ночь, это будет для меня счастьем». Именно такой и стала семейная жизнь Икэбути. Он обвенчался со своей любимой прямо в воинской форме, а на следующее утро вернулся на базу, чтобы вскоре после этого выйти в море.

Я мало-помалу стал к нему расположен. Полюбил я и остальных моих товарищей, особенно младшего лейтенанта Кугэ, который оказался большим любителем карточной игры и непревзойденным игроком. Мне, во всяком случае, не удалось ни разу его обыграть. Янагия, будучи родом с небольшого северного островка Рейбун, что неподалеку от Хоккайдо, имел руки, напоминавшие своей толщиной бревна, но при этом оставался очень застенчивым человеком, умеющим глубоко и сильно чувствовать. Без сомнения, шло это от того, что на войне он потерял брата и теперь страстно желал отомстить за него. Хотел он отомстить и за Райту Ириэ, на чье место заступил я. Ириэ и Янагия были близкими друзьями.

В тот самый день, когда мы выходили с базы Хикари, другая подводная лодка, «1–122», была потоплена в Японском море. Американцы теперь были столь сильны, что могли прорывать нашу оборону на море и действовать в пределах вод, хорошо прикрытых и охраняемых, которые мы привыкли считать едва ли не внутренними озерами Японии. И все же небесное Провидение не оставило нас полностью. Через день после нашего выхода в море на американский флот, сосредоточенный у Окинавы, обрушился тайфун, потопивший множество кораблей. Уже после войны я узнал, что среди жертв этого тайфуна было четыре линкора, восемь авианосцев, семь крейсеров и четырнадцать эсминцев. Но одного лишь «божественного ветра» было недостаточно. Атаки врага быстро возобновились, столь же яростные, как и раньше.

Добрые вести о тайфуне, обрушившемся на врага, воодушевили нас, но ненадолго. Когда капитан Сугамаса решил провести учебную тревогу для водителей «кайтэнов», оказалось, что все шесть торпед отказываются функционировать! Они были установлены в три группы парами, борт к борту: два «кайтэна» перед рубкой лодки и четыре позади нее. Все торпеды были ориентированы носом к корме лодки.

Считая от носа лодки, они несли следующие номера: «кайтэн» № 6 водителя Номуры, по левому борту, и № 5 младшего лейтенанта Кугэ – по правому. Затем, сразу после рубки, были борт о борт закреплены «кайтэн» № 3 Янагии и мой № 2. Ближе к корме располагались торпеды лейтенантов Соноды – № 4 и Икэбути – № 1. «Кайтэны» Икэбути и мой были закреплены по правому борту лодки.

Все хоть немного свободные от вахт подводники день и ночь работали, восстанавливая работоспособность «кайтэнов». Наконец три из них были приведены в рабочее состояние – торпеды Икэбути, Кугэ и Янагии. Остальным пришлось только стиснуть зубы и, проклиная все на свете и ругаясь про себя, стараться никому не мешать. У «кайтэнов» Соноды и Номуры обнаружилась коррозия некоторых вентилей и клапанов. Вследствие этого некоторые органы управления не могли выполнять своих функций. Тем не менее определенные шансы на выход у них все-таки были, и их водители и техники прилагали огромные усилия, чтобы «расходить» покрывшиеся ржавчиной узлы. Я же совершенно точно «пролетал» и в этот раз. В моем «кайтэне» открылись две течи в трубопроводах подачи кислорода. Никто не осмеливался даже близко подступить к ним с газовой горелкой в руках, чтобы заварить трещины. Одной искры было достаточно, чтобы взорвался сжатый кислород, а за ним сдетонировала бы и боевая часть. Если бы такое произошло, то с подводной лодкой все было бы кончено. И все же мы чувствовали себя не так подавленно, как то было в других случаях. Облыжные обвинения, возведенные на нас на Оцудзиме, сделали нас полностью покорными судьбе. Мы готовы были принять все, что она нам сулила. Сугамаса видел собственными глазами, что произошло на этот раз. Он не мог бы измыслить никакого нового несправедливого обвинения. Когда «кайтэны» будут готовы к выходу, будем готовы и мы. Если же нет… сиката га най. Что же поделаешь.

Первый акустический контакт с противником произошел 17 июня в 5.00, вскоре после того, как мы погрузились для дневного перехода в подводном положении. Всю ночь мы шли в надводном положении – наши механики лихорадочно работали, стараясь восстановить оставшиеся три «кайтэна».

– Корабль слева по борту, пятьдесят градусов! – прозвучал доклад акустика. – Уровень интенсивности – два.

Все внутри субмарины пришло в движение. Экипаж быстро занял свои места по боевому расписанию, а Сугамаса, когда лодка подвсплыла на перископную глубину, припал к окуляру. Вплоть до 5.40 ничего не происходило, а потом акустик доложил, что расстояние до цели увеличивается.

– Интенсивность звука уменьшилась до единицы! – прозвучал в центральном посту его доклад.

– Приготовиться к выпуску «кайтэнов»! – раздался приказ капитана. – Номер один и номер пять – товсь!

Икэбути и лейтенант Кугэ бросились занимать места в своих торпедах: один к корме, другой – к носу.

– Цель двойная! – вскоре после этого прозвучал новый доклад акустика. – Один крупный транспорт и одно грузовое судно.

Все механики «кайтэнов», в том числе и торпед Соноды, Номуры и моей, стояли у переходных лазов, но никому больше из водителей не было приказано занять свои места.

Я мерил шагами тесную кают-компанию, надеясь услышать приказ капитана Сугамасу: «„Кайтэн“ номер два – товсь!» Даже с наличием течей кислорода (что не позволяло развить полную скорость) я считал, что я все же могу атаковать врага, если буду осторожен и не дам ему возможности заметить меня. Но все говорило о том, что капитан намерен задействовать только торпеды № 1 и № 5, выпустив их на долгую погоню за целью. Скорость подводного хода лодки была недостаточной для того, чтобы обойти врага и занять позицию впереди него. Подобную цель мог догнать только «кайтэн».

Но прошел еще час, а Икэбути и Кугэ так и не получили никакого нового приказа. Наконец капитан Сугамаса сдался. Он приказал двум водителям вернуться внутрь подводной лодки.

– Цели двигались слишком далеко от нас, чтобы имело смысл их атаковать, – объяснил он нам несколько позже.

Икэбути ничуть не огорчился полученному приказу. Он вообще не выглядел хоть сколько-нибудь разочарованным, но лишь уставшим после столь долгого сидения скрючившись в тесном кокпите торпеды.

– Дела не всегда идут так, как тебе хочется, – сказал он и улыбнулся. – Может, нам повезет встретиться с конвоем чуть позже, и мы выйдем на него все вместе.

Это было совершенно невозможно из-за коррозии клапанов в «кайтэнах» Номуры и Соноды, а также течи в трубопроводе горючего моей машины, но нам передался положительный настрой Икэбути.

– А меня вообще ничего не беспокоит, – вставил свое слово и Кугэ. – Лишь бы уйти всем вместе.

Спокойный молчаливый человек, непьющий и некурящий, Кугэ все еще переживал жгучую боль от несправедливых слов, брошенных нам бестактными офицерами Оцудзимы.

– Да не думай ты об этом, – бросил Икэбути. – Давай лучше сыграем в го.

Услышав это предложение, мы все расслабились. Вряд ли когда человек не смог бы найти себе партнера по самой популярной в Японии настольной игре. Мы доставали фишки и доску, когда лейтенант Кувабара, старший механик лодки, принес большую бутылку пива и налил мне полный стакан. Расслабление, охватившее меня после напряженного дня, было столь велико, что я поднес стакан к губам и осушил его, не отрываясь, одним большим глотком.

– Отлично, Ёкота! – воскликнул старший механик. – Ты просто радуешь душу старого любителя пива! Ты уговорил эту порцию как настоящий ветеран!

Я улыбнулся, поблагодарил его и отправился в кубрик команды. Остаток дня и большую часть следующего я провел в чтении и дремоте. После спокойных слов Икэбути я уже никуда не рвался. Меня уже не волновало, скоро ли мы встретимся с неприятелем. Раньше или позже, но это произойдет. Океан так и кишит американскими кораблями. Если мой «кайтэн» к этому времени починят, я потоплю какой-нибудь из них. В любом случае не оставалось ничего другого, как только ждать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.