Моральные качества на войне

Моральные качества на войне

Деятельность на войне никогда не бывает направлена только против одной лишь материи; она всегда также направлена против моральных сил, дающих жизнь этой материи, и отделить одно от другого невозможно.

Всем известен моральный эффект неожиданного нападения с фланга или с тыла. Все считают трусом отступающего врага и больше рискуют, преследуя, чем тот, кого преследуют. Все судят о вражеском генерале по его репутации, возрасту и опыту и этим руководствуются в своих действиях. Тщательно взвешивают боевой дух и настроение своих и вражеских войск. Все эти и подобные действия в области моральной природы человека постоянно подтверждаются опытом и поэтому не позволяют нам не считаться с ними. Что может получиться, если следовать теории, которая оставила бы их без внимания?

Чтобы ясно понять сложность задачи, содержащейся в теории ведения войны, мы должны внимательнее рассмотреть основные особенности, которые составляют природу военной деятельности.

Первая из этих особенностей заключается в морально-психологических качествах и воздействиях на них.

Сражение изначально является выражением враждебных чувств, но в наших великих битвах, которые мы называем войнами, враждебные чувства зачастую превращаются во враждебные намерения, и обычно ни один человек не испытывает природного враждебного чувства к отдельному врагу. Тем не менее любой бой никогда не обходится без подобных чувств; ведь акт насилия, который враг совершает над нами по приказу своего командира, возбудит в нас желание отомстить этому врагу прежде, чем наши чувства обернутся против высшей власти, по чьей воле совершается акт. Называйте это как хотите — по-человечески или по-зверски, — но тем не менее это так.

Кроме этого возбуждения чувств, порождаемых самим боем, есть также другие, которые в основном не имеют к нему отношения, но ввиду сходства легко соединяются с ним, — честолюбие, властолюбие, всевозможное воодушевление и т. д. и т. п.

Наконец, бой порождает стихию опасности, в которой вся военная деятельность живет и двигается, как птица в воздухе или рыба в воде. Действие опасности влияет на чувства — или прямо, то есть инстинктивно, или посредством разума. В первом случае первым возникнет желание бежать от опасности, а если это невозможно, появляются страх и тревога. Если таких желаний не возникнет, значит, мужество перевешивает эти инстинкты. Мужество, однако, никоим образом не есть акт рассудка, а представляет собой такое же чувство, как страх; только последний направлен на физическое сохранение, а мужество — на моральное. Значит, мужество — инстинкт более благородный. Но именно поэтому его нельзя использовать как физический инструмент, действующий в точном соответствии с предписанной мерой. Следовательно, мужество — это не просто противовес опасности, направленный на нейтрализацию ее действия, а самостоятельная величина.

Но чтобы точно оценить влияние опасности на основных участников войны, не следует ограничиваться физической опасностью, грозящей в данный момент. Она действует на командира, не только угрожая ему, но также угрожая всем вверенным ему людям. Это действие происходит не только в момент непосредственной опасности, но и в любое другое время, имеющее, по нашему представлению, отношение к данному моменту. Наконец, опасность действует не только напрямую, но и опосредованно, через ответственность, которая давит на командира с десятикратной силой. Кто мог бы советовать или принимать решения во время великой битвы, не испытывая большего или меньшего духовного напряжения или смущения перед опасностью и ответственностью, связанными с великим актом принятия решения? Можно сказать, что действия на войне, если это настоящие действия, а не просто присутствие, всегда сопряжены с опасностью.

Рассматривая эти моральные силы, возбуждаемые враждебностью и опасностью, как особенности войны, мы не исключаем все другие моральные силы, сопровождающие человека на жизненном пути. Разумеется, можно сказать, что влияние мелких страстей в такой серьезной сфере жизни приглушается; но это относится только к тем, кто действует на низших ступенях.

В высших сферах иначе, потому что чем выше ранг человека, тем шире должен быть его кругозор; тогда возникают всесторонние интересы и многообразная игра страстей, и добрых, и злых. Зависть и великодушие, гордость и унижение, жестокость и нежность, все это может оказаться активной силой в этой великой драме.

Второй особенностью военных действий является живое противодействие и вытекающее из него взаимодействие. Воздействие, которое оказывает на противника какое-либо наше мероприятие, является наиболее индивидуальным из всех видов военной деятельности; но всякая теория должна классифицировать явления и не может включать в себя чисто индивидуальные случаи. Естественно поэтому, что такой деятельности, как военная, где осуществлению плана, построенного на обстановке в целом, где так часто мешают неожиданные и единичные случаи, больше простора должно быть предоставлено таланту, чем указаниям теории.

Наконец, огромная недостоверность всех данных на войне является особой трудностью. Все действия ведутся до известной степени в неопределенности, которая создает иллюзию преувеличения и причудливости.

Учитывая все сказанное выше, приходится признать, что совершенно невозможно снабдить военное искусство подпоркой в виде строгой научной теории, которая во всех случаях поддерживала бы военного деятеля. Во всех случаях, когда он предоставлен своему таланту, он окажется далеко от этой теории, и последует тот же результат, о котором мы упоминали, когда говорили, что талант и гений действуют вне закона, а теория противоречит реальности.

Есть два способа избавиться от этого затруднения. Во-первых, то, что мы говорили о природе военной деятельности вообще, неприменимо в одинаковой мере к деятельности на различных постах.

Разделив военную деятельность по содержанию, легко заметить, что трудности не везде одни и те же, они уменьшаются по мере того, как действия проявляются в материальном мире, и возрастают по мере того, как они переходят в мир духовный. Поэтому легче теоретически определить порядок и ведение битвы, чем пользу от самой битвы. Одним словом, создать теорию для тактики гораздо легче, чем для стратегии.

Вторая благоприятная возможность создать теорию заключается в точке зрения, согласно которой ей совсем не обязательно требуется быть руководством для действий. Всегда, когда деятельность постоянно сталкивается с одними и теми же вопросами, с одними и теми же целями и средствами, такие вопросы должны стать предметом углубленного изучения. Такое изучение и является самой главной частью любой теории, и имеет преимущественное право на это название.

Если теория исследует явления, составляющие сущность войны, если она более четко разделит то, что на первый взгляд кажется слитным, если она укажет все свойства имеющихся средств и предскажет вероятные результаты их действий, если она ясно определит природу целей и озарит всю область войны светом критики — тогда она выполнит свой основной долг. Она станет путеводителем тому, кто хочет ознакомиться с войной по книгам; она осветит ему путь, облегчит понимание, воспитает его разум и защитит от ошибок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.