ПОЕХАЛИ НА КЛАДБИЩЕ, ПОТОМ НА СВАДЬБУ... (1981)

ПОЕХАЛИ НА КЛАДБИЩЕ, ПОТОМ НА СВАДЬБУ... (1981)

07.05.1981

Поехал во дворец бракосочетания, поздравил Аркадия и Таню. Заехали за Люсей, поехали на кладбище к Володе. Потом к Нине Максимовне. Потом на свадьбу. Был за хозяина, за тамаду. Пустил шапку по кругу, положил 50 рублей.

22.05.1981

Репетиция в кабинете. Читал стихи Володи Любимов.

13.06.1981

Глаголин:

— С отвращением, тошнотой я думаю о 15-м числе, когда он начнет «Высоцкого». Почему? Ведь должен быть праздник, а превращается это все в пытку. И больше всего это его бесконечное: «мы обязаны...», «великий поэт», «трагедия человека, работающего рядом», «вы, друзья... где ваша совесть? вы ничего не знаете... его творчество...» и т. д. Прекрасный поэт, мыслящий мужик, настоящий парень — он в порядке, а мы опять в дерьме... Ну почему так получается?! Валера?! Эти скорбные бабы. Эти друзья, переживающие его «безвременную» кончину: «Эх, Володя, хоть бы раз, как надо...» Да было у него «как надо»! И не один раз. Вы — сделайте, «как надо», друзья!!

22.07.1981

Выходной день дал нам сегодня шеф. Да в общем-то, к 25-му мы готовы. Вчера прогоняли «ВВ» для представителей Управления культуры. Даже Селезнев не пришел. Делегация из пяти человек, возглавляемая 28-летним замом Селезнева Самойленко.

— Наша позиция остается прежней. Поэт показан односторонне... Конфликт поэта с обществом... Нет гражданского звучания, оптимистического. НЕ РЕКОМЕНДУЕМ. Но вы заявили, что это дело вашей партийной совести, поэтому делайте, как вам подсказывает ваша партийная совесть, ваше должностное положение как главного режиссера.

Шеф вел себя несдержанно и глупо, но в этом шеф, его характер, и все равно — он прав.

Губенко потрясающе выступил:

— У меня отец погиб... мать повесили фашистско-румынские захватчики... Я вернулся в театр после смерти Владимира Высоцкого, чтоб причаститься к его делу... оставив самостоятельное дело на «Мосфильме»... Не топчите нашу веру в советского человека, в нашу демократию...

Молодой вождь искал зацепку, чтобы оскорбиться и получить предлог смыться. Филатов дал ему такой повод:

— Так что же по-вашему гражданственность? И почему вы не рекомендуете? Вы три раза как попугай повторили одно и то же...

На «попугая» они оскорбились и все вышли...

08.09.1981

«Золотухин, здравствуй! Ты собираешься, жида тощая, к Владимиру Семеновичу в гости? Совесть у тебя гражданская есть? Что же ты к „лучшему другу“ ни разу не пришел, или тебе Эйбоженко дороже? Успокоился, что Володьки нет? Сказали тебе, Гамлетом не быть. Оставайся Бумбарашем! Даже пархатая С. прикатила однажды и со змеиной улыбкой возложила веник из трех цветков. А ты? Эх ты! Совсем от рук отбились без Володьки. Зажидились, запаршивели, скисли душами! Куда лезет ваш бородатый глист X.? С его голосом и поэзией — сидеть в туалете и кричать „занято“! Все лезете в волки, а хвост собачий! На сегодня для тебя хватит. В ближайшие дни ждем на Ваганьковской дискотеке».

Такое веселенькое письмецо. Что же это такое? А? И почему-то не веселит?!

01.11.1981

Вчера мы прогоняли «В. Высоцкого». Перед прогоном шеф сказал, что, «быть может, мы вообще видимся в последний раз, потому что ОНИ имеют полное право за сегодняшний прогон освободить меня от работы». Когда в конце раздались аплодисменты, шеф по микрофону сказал: «Дорогие артисты, я благодарю вас за глубокое, проникновенное исполнение». И пошли обсуждать под стенограмму деятели культуры — а их было много — в верхний буфет.

У меня вчера во время прогона и после было превосходное, легкое, деловое настроение и осознание трезвое и окончательное, что это можно играть. Вчера впервые действие наше мне увиделось спектаклем. Все прогоны до того носили поминальный знак. Вчера это было о здравии. Никто не заботился о себе, только о нем. Ощущение вины перед ним, личной, и делового очищения, искреннего, истошного, какое бывает у святых.

06.11.1981

Заехал в театр. Любимову и Дупаку за съемку непринятого спектакля 30-го и прогон 31-го объявить строгий выговор с предупреждением об освобождении от работы... По Управлению культуры, Анурову...[163] довести до сведения всех директоров и главных режиссеров и т. д. Жукова[164] сказала: по поводу какого-то письма мы должны поехать к Абрамову[165]. Он, как Герой Социалистического Труда и пр., должен подписать в защиту «Владимира Высоцкого», а Можаев составит это письмо по нашим тезисам...

А Любимов с выговором на борту улетел в Мюнхен.

17.11.1981

Во время нашего профсобрания пришел ответ Главка на просьбу прийти на репетицию, посмотреть и т. д. Дескать, пишите дальше письма. А в конце потрясающей мерзости и глумления над нами всеми фраза, дескать, «Главк солидарен с коллективом, который так же, как и Главк, возмущен действиями руководства театра, которое проводит репетиции и показы неразрешенного к постановке спектакля. Шкодин».

25.11.1981

Смутные дни. Чиновники неуязвимы практически. На всех уровнях, во всех инстанциях полная договоренность, полное согласие. От нас ждут выступлений, поступков, которые можно будет квалифицировать как анархизм, а невыполнение производственного плана как саботаж.

Целый день вчера опять митинговали. Я призывал идти стоголовой массой молчаливой к парадному ГУКа, но многие в разумность ударялись. В горкоме Любимову запретили репетировать спектакль даже по замечаниям. Секретарь райкома Дикарев изменил свою точку зрения: «Да, нам это неприемлемо». Завтра он приходит в театр для беседы с коммунистами театра.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.