Кузьма Синилов
Кузьма Синилов
Первая встреча с человеком выдающимся надолго остается в памяти. Именно такой была для меня встреча с генералом Кузьмой Романовичем Синиловым осенью 1940 года в затерявшемся среди заполярных сопок небольшом поселке Конец Ковдозера. Там размещалась школа сержантского состава пограничных войск Мурманского округа, которым командовал К. Р. Синилов. Генерал с группой командиров штаба и политотдела округа приехал в школу для проведения выпускных экзаменов.
Подготовке сержантов Кузьма Романович, сам в прошлом младший командир, уделял особое внимание. Зарядка, завтрак, а в семь тридцать каждый из нас уже был на своей точке: кто в классе, кто на учебной границе или тактическом поле, кто на стрельбище. В середине дня часовой перерыв на обед, и снова занятия. Вечера проходили в оживленных беседах, которые иногда затягивались далеко за полночь. Генерал обычно вел беседу стоя, прислонившись спиной к теплой голландке.
Выше среднего роста, крепкого телосложения, с крупными чертами лица, прямым и открытым взглядом, Синилов говорил всегда интересно, точно формулируя свои суждения. Генерал любил вспоминать годы гражданской войны и службы на Дальнем Востоке.
Рассказы Кузьмы Романовича, дополненные материалами из архивов и воспоминаниями сослуживцев, и легли в основу данного очерка.
Кузьма Романович Синилов родился 1 мая 1902 года в семье русского крестьянина-бедняка в селе Бывальки Лоевской волости Речицкого уезда Гомельской губернии. Семья, состоявшая из семи человек, имела всего полторы десятины земли: полдесятины пахотной и десятину сенокосных угодий. Сена едва хватало, чтобы прокормить зиму лошадь и корову. Своего хлеба едва доставало до рождества. Потому отец Роман Синилов и старший брат Виктор, как только начинала звенеть весенняя капель, уходили из деревни на заработки — сплавлять лес.
Лес сплавляли по малым рекам к их устьям на Березину или Припять, здесь вязали плоты, а затем гнали их на Днепр и далее вниз по Днепру, иногда до самого Киева. Возвращались в деревню обычно поздней осенью. Если в иной год освобождались от сплавных работ пораньше, шли работать на соседний черепичный завод.
В летнюю страдную пору с деревенским хозяйством управлялась мать. Она сама пахала землю, сеяла рожь и овес, косила сено. В полевых работах ей помогали малолетние дети — Кузьма и Мария. Зимой Кузьма учился в трехклассной сельской школе. Все три класса в ней вел один учитель. В девять лет паренек уже батрачил у местных кулаков. Сначала пас скот, а когда подрос, стал пахать землю, косить траву, молотить на току, рубить деревья в лесу. Взрослых батраков в ту пору на селе почти не осталось, их мобилизовали в армию — шла первая мировая война.
В 1916 году у Лоева началось строительство деревянного моста через Днепр. На стройку согнали сотни местных жителей. В их числе оказался и Козьма (так его звали в деревне) Синилов — рослый, физически крепкий четырнадцатилетний подросток. Возил на тачке грунт для насыпи, подносил бревна и доски.
На строительстве моста Кузьма Синилов проработал до поздней осени семнадцатого года. Этот период сыграл в его жизни очень большую роль. Юноша познал, что такое совместный труд, встретил много новых для себя людей — городских мастеровых. От некоторых из них услышал смелые речи: о том, что надо покончить с войной, сбросить царя и помещиков, землю отдать крестьянам, а фабрики и заводы — рабочим. Здесь, на стройке, Кузьма узнал о свержении самодержавия, а затем и о том, что в Петрограде рабочие, матросы и солдаты взяли власть в свои руки, создали новое, рабоче-крестьянское правительство во главе с Лениным.
С этой радостной вестью на «введенье, когда ломает леденье», юноша вернулся в родное село. «А кто такой Ленин?» — спрашивали его друзья, деревенские парни. Что он мог ответить? И сам-то толком не знал, кто такой Ленин, кто такие большевики.
Вскоре до деревни дошли олухи, что в Речицу, да как будто бы и в Лоев пришли немцы, отбирают у крестьян скот и хлеб, отправляют в голодную Германию. Мужики заволновались и, когда пришла весна, решили угнать скот в лесные урочища, чтобы не достался немцам. Пасти общественное стадо поручили нескольким молодым парням, в том числе и Синилову.
Вернулся Кузьма со стадом в село перед первым снегом. К тому времени солдаты-фронтовики организовали здесь группу самообороны для охраны села и защиты крестьян от грабежей немецких реквизиционных отрядов. Кузьма вступил в отряд. Ему выдали винтовку-драгунку и пятнадцать патронов, стали, как и других, посылать на дежурство, по-военному — «в наряд». Не имея теплой обуви и одежды, Кузьма изрядно, особенно по ночам, мерз в нарядах за околицей села, но терпел, чем снискал уважение бывалых солдат, хвативших немало лиха за четыре года окопной жизни.
Уважал юношу и командир отряда, бывший солдат-пулеметчик, почему и доверил ему однажды важное задание: «сбегать» в Лоев (это в два конца пятьдесят верст!), разыскать там по указанному адресу Савельева Семена, получить от него инструкции и вернуться обратно.
Предупредил: это не простая прогулка, а выполнение ответственного поручения. Тут нужны выдержка, осторожность, хитрость. Главное — не попасть в руки немцев. Еще объяснил, что посылает его, а не более опытного солдата, потому что шестнадцатилетний юноша будет вызывать у немецких патрулей меньше подозрений, чем взрослый мужчина.
Выучив назубок «легенду» и пароль, Кузьма Синилов, обутый в лапти, одетый в кожушок с чужого плеча, с деревенской котомкой затемно отправился в Лоев.
За время работы на строительстве моста Кузьма хорошо узнал город и без труда нашел старый домишко на Церковной улице. На условный стук в окно, выходившее во двор, ему отворила дверь молодая девушка. В сенях Кузьма спросил:
— Могу я повидать тетку Феклу из Чернигова?
— Тетка уехала в Гомель.
— А кому можно передать деревенский гостинец для нее?
— Мне, я ее племянница Фрося, — сказала девушка, впервые улыбнувшись. Улыбнулся и Кузьма. Оба были рады, что не перепутали слова пароля.
Фрося, поправив накинутый на плечи платок, открыла дверь в правую половину дома и провела Кузьму в просторную комнату. Сказала:
— Подождите здесь, я сейчас вернусь, — и исчезла.
Повесив котомку на крюк, торчавший в стене у входа, Кузьма, боясь наследить на чисто вымытом полу, присел на конец широкой лавки. Через несколько минут дверь открылась, вошла Фрося, а следом за ней голубоглазый молодой блондин с прической на косой пробор. Одет он был во френч с накладными карманами. А обут… Вот обувь-то его и поразила Кузьму настолько, что он, уставившись на ноги молодого человека, едва не забыл, для чего пришел. Между тем на Семене Савельеве (это был именно он) были всего-навсего обыкновенные, но раньше Кузьмой не виданные, обмотки…
— Вот товарищ, — сказала Фрося, обращаясь к Савельеву, — принес деревенские гостинцы тетке Фекле.
— От кого гостинцы? — строго спросил тот Кузьму.
— От Ивана-пулеметчика. Он наказал мне: сходи, Кузьма, в город, встретишься там с хорошими людьми и принесешь от них инструкции. Так что, Семен, давай инструкции. — И он полез за своей котомкой.
Фрося так и прыснула смехом. Улыбнулся и Савельев:
— Инструкции, говоришь… А у тебя память хорошая?
— Учитель говорил, что хорошая.
— Тогда слушай и запоминай, что передать Ивану-пулеметчику. Только ему, и никому другому. Понял?
На следующий день, вернувшись в Бывальки, Кузьма докладывал командиру:
— Семен просил запомнить и передать тебе, что скоро погонят немца. По приказу Центрального ревкома в зоне, как ее…
— Нейтральной, — подсказал Иван.
— …Вот-вот, нейтральной, формируются дивизии из украинских и белорусских повстанцев. Красная Армия уже наступает на Чернигов. Скоро начнется наступление и от Гомеля. Отряды самообороны должны препятствовать немцам вывозить хлеб, скот, лес. Семен сказал, что надо устраивать засады на дорогах, готовить самооборонцев к открытому вооруженному выступлению. Наш отряд должен будет прибыть в Лоев, в какой день — Семен известит. Сказал, что все время надо быть в готовности…
Ночью отряд самообороны села Бывальки ушел в Лоев. Кузьму, однако, Иван-пулеметчик с собой не взял. Объяснил почему:
— Куда ты, разутый и раздетый, пойдешь в мороз?
Как ни горько было Кузьме, но, что поделаешь, пришлось ему остаться дома. Через неделю он узнал, что отряд влился в часть Красной Армии и ушел на фронт.
«Только с наступлением тепла, весной 1919 года, — писал Кузьма Романович позднее в автобиографии, — полуголый и босиком ушел добровольно в Красную Армию и вступил в отдельный батальон Особого корпуса войск Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии».
Мечта осуществилась. Вчерашний батрак Кузьма Синилов стал бойцом Красной Армии. Первый месяц молодой красноармеец учился ходить в строю, не сбиваясь с ноги, разбирать и собирать винтовку, стрелять, действовать штыком и прикладом, бросать гранату в цель.
Времени на изучение военного дела не хватало. Красноармейцы занимались урывками между облавами на бандитов и патрулированием по ночным улицам города.
Быстро пролетела весна с буйным цветением садов. Наступило знойное грозовое лето, лето тревожного, трудного для страны девятнадцатого года. Почти каждую ночь сигнал боевой тревоги поднимал батальон в ружье. Вскочив с нар, Кузьма и его товарищи в считанные минуты натягивали гимнастерки и шаровары, обматывали ноги некогда так изумившими его обмотками, ныряли в скатки шинелей, на ходу выхватывали из пирамид винтовки и подсумки с патронами, мчались во двор на построение.
Раздается негромкая четкая команда, и колонна через распахнутые ворота втягивается в тихую, сонную улицу, залитую бледным светом месяца…
Боевое крещение красноармеец Кузьма Синилов принял в схватках с петлюровцами, кулацкими мятежниками из банд Ангела и Зеленого. Особенно трудными были бои в Бахмачском районе, где появились банды численностью до трех тысяч человек. Уже тогда Синилов зарекомендовал себя храбрым и решительным солдатом.
В конце июля, когда на Украину двинулись деникинские дивизии, чекистский батальон был направлен на фронт. В тяжелых оборонительных боях с белогвардейцами вновь отличился Кузьма Синилов. За смелость и сметку он был назначен помощником командира взвода.
В сентябре 1919 года батальон влился в состав 2-го пластунского полка 44-й стрелковой дивизии. В новых боях с деникинцами Синилов уже командует взводом. В октябре семнадцатилетнего комвзвода коммунисты полка приняли кандидатом в члены партии большевиков.
Прошло немногим более месяца, и в жестоком бою на реке Остер под Козельцом белогвардейская пуля, ударив в правый бок, вывела отважного командира взвода из строя. Больше всего огорчало, что расставался с полком, не успев получить партийный билет.
Больше месяца пролежал Кузьма Синилов в черниговском госпитале.
И снова экспедиции в уезды, погони за бандами, ликвидация петлюровско-белогвардейского охвостья. Весной 1920 года Кузьма Синилов в составе чекистского батальона участвовал в боях против белополяков на Мозырском направлении и отличился.
Уже летом командир батальона, в прошлом балтийский моряк, пригласил Кузьму в свою землянку для серьезного разговора. Комбат повел речь о том, что хотя белополяков и погнали из Киева, но воевать еще придется за Советскую власть долго и на западе, и на юге, и на востоке, что Красной Армии нужны свои кадровые командиры из рабочих и крестьян. Вначале Синилов не понял, к чему клонит комбат, но, когда тот сказал, что есть возможность отправиться учиться на командные курсы, с радостью согласился.
Через десять дней он уже был зачислен на Вторые Московские пехотные курсы. А 30 июля того же 1920 года Краснопресненский райком РКП(б) принял курсанта Кузьму Романовича Синилова в члены партии.
Шесть месяцев напряженной учебы пролетели быстро. Приближался выпуск курсантов, назначенный на 23 февраля 1921 года — День Красной Армии. Но накануне этого события Кузьму Синилова в числе других курсантов-фронтовиков, коммунистов откомандировали для продолжения учебы в Первую советскую объединенную школу РККА имени ВЦИК.
Большинство кремлевских курсантов были, как и Синилов, молодыми людьми, коммунистами и комсомольцами, прошедшими школу фронтов гражданской войны.
Из новых товарищей Кузьма особенно сдружился с Георгием Сурженко и братьями Черновыми — Иваном, Константином и Михаилом. Все трое, даже самый младший, семнадцатилетний Михаил, участвовали в боях против Деникина и Врангеля, все трое были ранены. Вместе с сыновьями приехал в Москву их отец, шестидесятилетний рабочий-железнодорожник, также участник гражданской войны. Чернов-старший стал работать в школе уборщиком артиллерийских лошадей. Этот пример характерный. Героическая биография была за плечами почти каждого кремлевского курсанта.
Условия для занятий в школе были гораздо лучше, чем на курсах. Классы были хорошо оборудованы, учебные пособия имелись в достаточном количестве. Школа располагала собственным клубом имени Я. М. Свердлова, расположенным в здании бывшего Малого Николаевского дворца. Здесь работали многочисленные секции. Курсант Синилов регулярно посещал занятия телефонно-телеграфной секции, где с увлечением мастерил детекторные радиоприемники, подолгу возился с полевыми телефонными аппаратами, участвовал в самодеятельном хоре. У него был приятный, красивый голос. Большим праздником для себя считал, когда удавалось побывать в Большом театре или на концерте в консерватории. И сам Кузьма любил петь, был ротным запевалой. Младшая дочь Синилова, Галина Кузьминична, вспоминает, что первое, что она помнит из своего детства на Дальнем Востоке, — это песни отца. «Он знал и любил музыку, и сам любил петь — народные песни, арии из опер. И как-то даже сказал, что, если бы его молодость пришлась на другое время, он, вероятно, стал бы певцом».
Наряду с военными дисциплинами курсанты изучали и общеобразовательные: русский язык, математику, географию, историю, обществоведение. Для курсантов, которые, подобно Синилову и братьям Черновым, владели грамотой самое большее в объеме трех классов, это было просто необходимо.
Кузьма оказался курсантом упорным и трудолюбивым. Чтобы восполнить нехватку общего образования, он все свободные часы (а их было мало, много времени занимала караульная служба, кавалерийская подготовка и уход за лошадью) отдавал занятиям по русскому языку и математике с добровольными «репетиторами» — «более грамотными товарищами».
Учение продвигалось успешно. Осенью 1922 года Синилов был переведен из младшего в среднее отделение.
В архивах сохранилась ведомость оценки знаний курсантов за тот год (оценки выставлялись по трехбалльной системе, то есть «неудовлетворительно», «удовлетворительно» и «хорошо»). В ней есть и такие строки: «Курсант 5-го младшего взвода 2-го эскадрона кавдивизиона Синилов Кузьма: топография — хорошо, фортификация — удовлетворительно, артиллерия — хорошо, уставы и наставления — хорошо, пулемет — хорошо, русский язык — удовлетворительно, математика — хорошо, география — хорошо, обществоведение — хорошо».
Дисциплинированный, примерный в учебе, умеющий дорожить каждой минутой учебного и свободного времени, курсант был в конце первого учебного года назначен старшим по классу. Партийная организация кавалерийского дивизиона рекомендовала «курсанта Синилова К. для несения караульной службы на наиболее ответственных постах охраны Кремля», в том числе и на посту № 27, у квартиры Владимира Ильича Ленина.
Однажды, беседуя с нами в Конце Ковдозера, Кузьма Романович рассказал о том, что ему довелось не раз стоять на посту у квартиры Ленина, видеть Владимира Ильича и даже разговаривать с ним. Нам, молодым людям, знавшим Ленина лишь по книгам и портретам, конечно же, было интересно услышать о великом вожде от человека, помнившего его живым. Уступив нашим настойчивым просьбам, Кузьма Романович стал рассказывать:
— Когда шел впервые часовым на пост № 27, то очень волновался. Пост этот помещался в конце сводчатого коридора. Сменил я прежнего часового и остался один. А мозг сверлит одна мысль: узнаю Ленина или нет. До этого видеть мне его не пришлось, позже-то встречал не раз. Прошло полчаса, может, более. Вижу, появился и идет по коридору среднего роста, коренастый, рыжеватый человек в темном костюме, при галстуке. Быстро так идет. Подошел, говорит:
— Здравствуйте, товарищ.
Показывает пропуск и спрашивает:
— Первый раз на этом посту?
— Первый, — говорю, — товарищ Ленин.
В другой раз Ленин, поздоровавшись — а он всегда здоровался с часовыми, — остановился и спросил:
— Как учитесь, товарищ?
— Стараюсь не отставать, хотя и трудно мне, Владимир Ильич.
— А почему трудно?
— Общих знаний мало, образование-то три неполных класса сельской школы.
— Так вы из крестьян? Откуда прибыли?
— Гомельской губернии Речицкого уезда.
Ленин поинтересовался, что пишут из деревни. Я рассказал. Владимир Ильич поблагодарил, а прощаясь, ободрил меня: трудностей в учебе не бойтесь, было бы желание учиться… На всю жизнь запомнил эти слова.
Кузьма Романович замолчал. Его скуластое лицо осветилось доброй улыбкой, казалось, что он прислушивается к ему одному слышному голосу Ленина. После длительной паузы генерал продолжил рассказ:
— Несмотря на свою занятость, Владимир Ильич не раз заходил к нам в общежитие. Всегда жизнерадостный, приветливый. Беседовал с курсантами, любил расспрашивать, что пишут наши родные, интересовался, как идут занятия, следил, как мы питаемся… Да… Великий и простой человек был Ленин.
Школа дала Синилову военные знания и командирские навыки. Ответственная караульная служба в Кремле помогла выработать бдительность, дисциплинированность, постоянную собранность. Политическому развитию способствовали встречи с видными деятелями Коммунистической партии и Советского государства И. В. Сталиным, М. В. Фрунзе, М. И. Калининым. С. С. Каменевым и другими, выступавшими перед курсантами с докладами.
После смерти Ленина в знак глубокого уважения к памяти Владимира Ильича в курсантском клубе была создана ленинская комната — первая в Красной Армии. Эта инициатива кремлевских курсантов была поддержана Московским комитетом партии. По примеру москвичей ленинские комнаты стали создаваться во всех частях и подразделениях Красной Армии и Красного Флота.
Уже много лет спустя, став начальником пограничных войск округа, генерал Синилов, приезжая на заставу или в подразделение, первым делом шел в ленинскую комнату, интересовался политической работой в ней, высказывал практические советы, заботился об обеспечении застав политической литературой, произведениями В. И. Ленина, бумагой, красками и т. п. Случалось, что он журил политработников за недостаточное внимание к ленинским комнатам. Ленинская комната, часто повторял генерал, — это лицо заставы, показатель заботы командиров о политической работе в подразделении.
В 1924 году по возвращении курсантов из лагерей состоялись выпускные экзамены. Кузьма Синилов закончил школу по первому разряду. По случаю выпуска красных командиров состоялся парад школы на Красной площади. Принимал парад председатель ЦИК М. И. Калинин, тепло поздравивший выпускников. В своем напутствии красным командирам Михаил Иванович сказал:
— Ни дальность расстояния, ни препятствия к общению, ни ваши личные интересы не помешают вам всегда помнить свою товарищескую среду объединенной школы. Мысль, что вы служите мировому пролетариату, будет всегда вас объединять, даст вам возможность, где бы вы ни были, сознавать себя членами пролетарской семьи. Привет вам, молодые красные командиры!
Кузьму Синилова особенно тронули слова «ни дальность расстояния» и «где бы вы ни были». Ему казалось, что с этими словами Калинин обращается лично к нему, краскому-коммунисту Синилову, получившему назначение на Дальний Восток.
Печатая шаг, с винтовками наперевес прошли кремлевские курсанты перед Мавзолеем Ленина, давая безмолвную клятву вождю беззаветно служить народу, не бояться трудностей, отдать все свои силы, а если понадобится, то и жизнь во имя победы коммунизма.
Через несколько дней пассажирский поезд увозил молодого краскома на недавно освобожденный от белогвардейцев и японских оккупантов советский Дальний Восток. За две недели пути по необъятным просторам Родины за окнами промелькнули суровый Урал, бескрайние степные просторы и нескончаемые таежные леса Сибири, красавец Байкал, величавые сибирские реки. Миновав Амур, поезд больше суток пробирался через уссурийскую тайгу. Кузьме Синилову предстояло служить в 9-й отдельной Дальневосточной кавалерийской бригаде.
Первое время он командует каввзводом, а затем назначается командиром взвода связи 86-го Новозаволжского кавалерийского полка. Службу молодой краском несет старательно, и уже в первой аттестации, составленной 15 октября 1925 года, было записано, что командир взвода Синилов «подлежит выдвижению на должность командира эскадрона». Комбриг Максим Петрович Магер, утверждая аттестацию, приписал: «продвинуть на должность ком. эскадрона вне очереди».
Синилову приглянулась стройная смуглая девушка Рая Бондарь. Подтянутый краском-кавалерист и Рае пришелся по душе. Молодые люди полюбили друг друга. Кузьма стал навещать домик в пристанционном поселке, познакомился с отцом Раи и братьями, работавшими на железной дороге. С доброго согласия родных Кузьма и Рая в 1925 году поженились. За свадебным столом Синилов, чтобы не обидеть родственников невесты и гостей, выпил единственную в своей жизни рюмку разведенного спирта. До и после свадьбы он никогда не пил ничего спиртного и не курил.
В декабре 1927 года Кузьму Синилова назначают командиром эскадрона 81-го Забайкальского полка той же бригады. Забот и хлопот по службе разом прибавилось.
Раиса Федоровна, как и все жены командиров, знала, что если муж без предупреждения не вернулся к ночи домой, значит на границе неспокойно, значит эскадрон, а то и весь полк по тревоге ушел в поход.
Боевая и политическая учеба, долгие переходы по уссурийской тайге, стремительные погони и жестокие схватки с нарушителями границы — таковы были служебные будни кавалеристов-дальневосточников. В них закалялась воля Синилова, оттачивалось его воинское мастерство. В очередной аттестации командир полка отмечает, что «тов. Синилов в походах вынослив», что «эскадрон Синилова — один из лучших в бригаде».
В ноябре 1928 года К. Р. Синилов «за достижения в боевой подготовке эскадрона, проявленную инициативу и смелость в боевых операциях» был удостоен своей первой награды. Ему вручили почетное боевое оружие — пистолет системы «маузер».
Новый, 1929 год принес дальневосточникам новые тревоги и заботы. Резко возросла активность окопавшихся в Маньчжурии белогвардейских организаций, участились нарушения советской границы. При прямом попустительстве и даже при непосредственном содействии китайских властей белогвардейцы систематически обстреливали наши погранзаставы и приграничные поселки. Обострилась обстановка на Китайско-Восточной железной дороге, находившейся в совместном управлении китайской и советской администрации. Все говорило о том, что китайские милитаристы готовят крупную провокацию.
Весной подталкиваемое международными империалистами китайское Центральное (Нанкинское) и Мукденское генерала Чжан Цзо-лина правительства предприняли уже открытые враждебные действия против СССР. 27 мая, грубо нарушив международное право, китайская полиция совершила налет на генеральное консульство СССР в Харбине, а в июле китайские власти, подстрекаемые Англией и другими империалистическими державами, захватили Китайско-Восточную железную дорогу. Управляющий и ряд ответственных работников КВЖД были высланы из Маньчжурии, рядовые советские служащие и рабочие арестованы и брошены в концлагеря, некоторые зверски убиты.
14 июля в советской печати была опубликована нота Народного комиссариата иностранных дел СССР, в которой наряду с сообщением о провокациях на КВЖД говорилось, что «получены сведения о сосредоточении вдоль советских границ маньчжурских войск, которые приведены в боевую готовность и пододвинуты к самой границе».
Теперь китайские части и белогвардейские отряды начали уже открыто нападать на советские пограничные заставы, обстреливать дозоры и мирных жителей. На приморском участке границы провокации совершались особенно часто близ станции Пограничная и озера Ханка.
Советское командование вынуждено было принять меры для отражения и пресечения опасных, чреватых серьезными международными последствиями провокаций.
По приказу командования 9-я Дальневосточная кавбригада к исходу дня 19 июля сосредоточилась в городе Никольск-Уссурийском, важном стратегическом пункте Приморья. Поздним вечером комбриг Дмитрий Ананьевич Вайнерх вызвал к себе командиров полков и эскадронов.
— Вы знаете, товарищи, — сказал комбриг собравшимся, — что Советское правительство заявило о готовности разрешить конфликт из КВЖД мирными средствами, если китайские власти освободят арестованных советских граждан и прекратят самочинные действия на дороге. Но на эти миролюбивые предложения китайские генералы ответили новыми провокациями. Дальше так продолжаться не может. Сегодня пограничные отряды Дальнего Востока получили приказ блокировать пограничные реки, закрыть их для движения китайских судов. В случае перехода китайских и белогвардейских отрядов на нашу территорию — громить их и преследовать до полного уничтожения, попутно ликвидируя их базы для бандитских налетов. Наша задача — находиться в полной готовности дать отпор зарвавшимся провокаторам и, конечно, помочь пограничникам.
На следующий день в полках бригады прошли митинги. Бойцы и командиры заявляли о своей готовности защитить мирный труд советского народа. Красноармеец Соколов из эскадрона Синилова сказал:
— Я и все мои товарищи горим одним желанием — уничтожить врага, если он перейдет границу. Наши пули достанут белокитайцев, наши шашки будут беспощадно рубить их. Мы готовы хоть сейчас выступить в дальний поход.
С наступлением темноты один сабельный эскадрон выступил в район Турьего Рога. Синилову было предписано за два часа до рассвета выдвинуть свой эскадрон по дороге к границе, прикрыть долину реки Сейфун и быть в готовности прийти на помощь пограничникам.
Оставив эскадрон на окраине села Покровка, Синилов со взводом кавалеристов провел разведку долины Сейфуна, дороги на Карфовку, побывал на пограничных заставах «Карфовка» и «Полтавка». Начальник Полтавской заставы Иван Казак и его жена Татьяна пригласили Синилова пообедать. Бойцы Кузьмы Романовича уже прошли в седлах 80 километров, изрядно устали. Нуждались в отдыхе и лошади. Синилов с благодарностью принял предложение Казака.
За столом Иван Кириллович рассказал Синилову, что накануне вооруженный китайский отряд перешел границу на участке заставы «Славянка». Нарушителей с нашей территории прогнали, но в перестрелке погиб начальник заставы, старый приморский партизан, заставой командовал чуть ли не с двадцать второго года…
— Против нашего участка, — продолжал Казак, — в Саньчагоу квартирует 18-й пехотный полк. Есть данные, что он снялся с постоянных квартир, подтянулся к границе, по соседству с ним расположилась банда белогвардейского атамана Назарова. Против станции Пограничной тоже сосредоточены крупные силы белокитайцев. Так что в случае чего рассчитываем на вашу помощь, комэск.
Синилов информировал Казака, что имеет указание помочь заставам, и поинтересовался, как ведут себя китайцы в бою.
— В открытом поле нашей атаки, особенно конной, не выдерживают. А если сидят в укреплении — а у них там каждая деревня, каждая фанза или бакалейка обнесены стенами, — дерутся стойко.
Когда командиры закончили беседу, солнце светило уже со стороны границы. Поблагодарив начальника заставы и его жену за гостеприимство, Синилов распрощался. В расположение эскадрона он возвращался встревоженный тем, что услышал от Казака. Уже поздней ночью отправил командиру полка подробное донесение о результатах разведки. Просил срочно прислать саперов, чтобы усилили мост через Сейфун у Покровки: «Нынешний вряд ли выдержит пушки».
Минула беспокойная неделя, а на рассвете 18 августа в Покровку прискакал гонец от Казака: Иван Кириллович сообщал, что границу перешла банда белогвардейцев, следом за которой идет китайский полк. Приказав седлать коней, Синилов написал донесение командиру полка: китайцы силою до полка перешли границу. Эскадрон выступает на помощь заставе «Полтавка».
В ту ночь на 18 августа 1929 года войска Чжан Сюэ-ляна, сына генерала Чжан Цзо-лина, на Приморском направлении перешли советскую границу на большом протяжении, атаковали станцию Пограничная, заставу «Полтавка», населенные пункты в районе озера Ханка.
Заставу «Полтавка» атаковали два батальона 18-го пехотного полка. Поняв, что китайцы намерены окружить заставу, И. К. Казак организовал круговую оборону и открыл ответный огонь. В критический момент боя командир сам лег за станковый пулемет, обязанности второго номера пулеметного расчета взяла на себя его жена Татьяна. Несмотря на сильный натиск китайцев, их численное превосходство, пограничники стойко оборонялись и удержали заставу до подхода эскадрона Синилова. Спешившиеся кавалеристы усилили оборону.
Вскоре к месту боя подошли другие эскадроны полка, вместе с ними перешли в контратаку и конники Синилова. Удар был стремителен и неудержим. Оставив у стен советского кордона более 200 убитых солдат и офицеров, налетчики бежали на свою территорию.
Вернувшись на заставу, Иван Кириллович крепко пожал руку еще не остывшему от азарта боя Синилову за поддержку в бою, а Кузьма Романович тепло поздравил Таню Казак с боевым крещением.
В связи с непрекращавшимися провокациями на границе Советское правительство 20 августа 1929 года приняло постановление «О прекращении отношений Союза ССР с Китаем». Созданная в начале августа Особая Дальневосточная армия под командованием легендарного полководца В. К. Блюхера получила приказ обезопасить военными средствами наши дальневосточные границы.
Весь сентябрь и октябрь полки 9-й отдельной кавбригады, вошедшей в состав Особой армии, готовились к предстоящим боям. Занятия завершились тактическим учением. Посетивший в это время бригаду представитель Реввоенсовета отмечал, что «9-я кавбригада (командир т. Вайнерх) провела игру на местности безукоризненно».
По данным разведки советскому командованию стало известно, что в районе Мишань-фу сосредоточилась армейская группировка китайских войск в составе дивизии шестиполкового состава, трех бригад и отряда белогвардейцев. Китайцы готовились к нападению на советскую границу севернее озера Ханка с целью перерезать железную дорогу Хабаровск — Владивосток в районе станции Иман.
Командующий ОДВА Василий Константинович Блюхер принял решение: упредить удар врага, разгромить его войска и базы на китайской территории в районе Мишань-фу. Одновременно забайкальская группа советских войск должна была ударить по чжалайнорской группировке противника. (Руководство этой частью операции В. К. Блюхер взял на себя лично.)
Совершив пятидневный марш, полки 1-й Тихоокеанской стрелковой дивизии и 9-й отдельной кавбригады сосредоточились в исходном районе вблизи села Турни Рог.
Рано утром 17 ноября советские войска снялись с исходных позиций, двинулись к расположенному в 42 километрах городу Мишань-фу.
Войска двигались двумя колоннами: в одной кавбригада, в другой Тихоокеанская дивизия.
В 87-м кавполку головным шел сабельный эскадрон К. Р. Синилова с приданным ему горным орудием и пулеметными тачанками. Не раз конники Синилова, обнаружив противника, смело атаковали его. Огнем орудия и пулеметов, гранатами и штыком выбивали из укреплений. Нередко, чтобы овладеть укрепленной фанзой или бакалейкой, приходилось спешиваться.
К концу дня конные полки бригады вышли в глубокий тыл врага и отрезали ему пути отступления из Мишань-фу. Вовремя ударили по белокитайцам и подоспевшие отряды стрелковой дивизии. Мукденская группировка противника была полностью разгромлена. Только убитыми враг потерял около полутора тысяч человек. Сотни солдат и офицеров были взяты в плен, захвачены семь полковых знамен и много вооружения.
Руководивший этой операцией начальник штаба ОДВА А. Я. Лапин доносил командарму В. К. Блюхеру: «Возложенная на нас задача блестяще выполнена. В столкновениях наблюдалась исключительная доблесть всех бойцов и командиров; члены нашей партийной и комсомольской организаций бесстрашно бросались вперед в опасные места».
Мощные удары Особой Дальневосточной армии вынудили китайских милитаристов подписать хабаровский протокол о ликвидации китайско-советского конфликта и восстановлении нормального положения на КВЖД. На дальневосточной границе вновь установился мир.
За умелые и решительные действия в боевом походе, мужество и отвагу в боях комэск К. Р. Синилов был награжден орденом Красного Знамени.
За долгие месяцы службы бок о бок с пограничниками Кузьме Романовичу понравилась их служба. На многих заставах у него появились добрые друзья и товарищи. В конце 1930 года К. Р. Синилов переходит в пограничные войска ОГПУ. Вначале он служит командиром кавдивизиона, затем назначается помощником командира 9-го полка войск ОГПУ.
К своему тридцатилетию Кузьма Романович пришел опытным кадровым командиром, обладающим развитым тактическим мышлением и навыками оперативной работы. Он не раз избирался секретарем партийной ячейки, членом партийного комитета полка. Многолетняя партийно-общественная деятельность дала ему навыки политической работы, необходимые командиру Красной Армии.
В 1933 году командование войск ОГПУ Восточно-Сибирского округа рекомендовало К. Р. Синилова на учебу в Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе.
В 1936 году К. Р. Синилов блестяще, с дипломом первой степени, закончил академию. В его аттестации говорилось: «К. Р. Синилов — волевой и решительный командир, хорошо разбирается в оперативно-тактической обстановке. К работе в войсках подготовлен хорошо».
Некоторое время Кузьма Романович находился на штабной работе в Забайкалье.
В роли начальника штаба Кузьма Синилов работал с увлечением. Он был живым и инициативным работником, умел вовремя и полно осветить начальнику отряда оперативную обстановку на участке, состояние сил и средств, положение дел на той или иной заставе, комендатуре, спроектировать основные предложения для укрепления охраны границы. Он толково и ясно умел выразить волю начальника отряда, отраженную в таком приказе, и умел зорко наблюдать за исполнением в подразделениях отданных распоряжений. И все это было не случайно. Все это шло от глубокого знания военного дела вообще, пограничной службы в особенности.
За короткое время в округе за Синиловым утвердилась слава толкового, умного начальника штаба, грамотного командира, и потому уже в январе 1938 года его назначили начальником соседнего Краснознаменного пограничного отряда, старейшего в Забайкалье.
Орденом Красного Знамени этот отряд, охранявший границу в Даурии, на главном оперативном направлении, был награжден в 1936 году за заслуги в охране границы, бдительность, самоотверженность и героизм личного состава в борьбе с классовым врагом, а также за достижения в боевой и политической подготовке.
Но к началу 1938 года этот отряд оказался в прорыве. Кузьма Романович и должен был сделать все, чтобы вернуть ему доброе имя. Синилов начал с поездки на границу, с изучения обстановки на местах, в комендатурах и на заставах. На основании личных наблюдений, бесед с командирами и рядовыми бойцами майор Синилов пришел к огорчительному, но справедливому выводу, что прежние успехи, высокие награды кое-кому в отряде вскружили голову. Появились зазнайство, недооценка противника, настроения типа «шапками закидаем».
Решили за счет лучшей организации службы сократить служебную нагрузку нарядов до установленной нормы, полностью и более эффективно использовать плановое время для учебных занятий, и прежде всего по тактической, кавалерийской и стрелковой подготовке.
Особым вниманием нового начальника отряда пользовалась школа младшего начсостава. К. Р. Синилов взял себе за правило не менее двух раз в неделю бывать на занятиях в школе. Нередко он сам проводил инструктивно-методические занятия с командирами школы и резервных застав. Оживилась в отряде и политическая работа.
В результате кропотливой работы командира, партийной организации гораздо серьезнее, более умело и взыскательно стали нести службу пограничники. Накануне нового, 1939 года задержали нарушителя границы, оказавшегося агентом японской разведки. Это был шестнадцатый нарушитель и тринадцатый шпион, задержанный пограничниками отряда в истекавшем году. Доставленный в штаб, он (как выяснилось, белогвардеец-семеновец) показал, что имел задание разведать огневые точки на советской стороне и места расположения гарнизонов.
Японцы готовились к новым провокациям на границе.
8 февраля 1939 года Главное управление пограничных войск информировало НКВД СССР: «По данным погранотряда (Синилова), японцы готовят на сухопутном участке погранотряда провокацию силами пехотного батальона, дислоцируемого в г. Маньчжурия, при поддержке мотомехчасти.
Командованием пограничного отряда приведены в боевую готовность линейные и резервные заставы на угрожаемом участке и подготовлен к выброске резерв начальника отряда; граница охраняется усиленными нарядами; за маньчжурской территорией ведется командирское наблюдение».
После февральско-мартовских провокаций на забайкальской границе, имевших целью отвлечь внимание от подготовки удара против МНР, японцы в мае, как известно, спровоцировали военный конфликт на границе с Монгольской Народной Республикой в районе реки Халхин-Гол. Известно и чем закончилась эта провокация — сокрушительным поражением. Части Красной Армии и Народно-революционной армии МНР наголову разбили здесь войска японских милитаристов.
…К. Р. Синилов в этих событиях уже не участвовал. Его срочно вызвали в Москву.
Столица встретила Кузьму Романовича многолюдьем, шумом и гомоном, от которых за два года в Забайкалье он успел отвыкнуть. С лязгом и звоном катили по улицам трамваи, мчались автомобили новых отечественных моделей — ЗИСы и «эмки».
В Главное управление погранвойск Синилову нужно было явиться утром следующего дня, в его распоряжении оставался целый свободный вечер. Приведя себя с дороги в порядок, Кузьма Романович вышел на оживленную даже в этот поздний час улицу Горького.
За громадой нового Дома Совнаркома выросли нарядные корпуса жилых домов. Когда Синилов уезжал из Москвы, они еще только строились. Кузьма Романович поднялся до Пушкинской площади. На здании «Известий», обгоняя друг друга, бежали, складываясь в слова и фразы, буквы световой газеты. Прочитав несколько последних сообщений, Синилов нахмурился. Новости были тревожными. В мире становилось все более и более неспокойно. На днях в газетах была опубликована нота, врученная наркомом иностранных дел германскому послу в Москве, в которой правительство Германии извещалось, что Советское правительство не может признать правомерным и отвечающим нормам международного права оккупацию немцами Чехии и вторжение венгров в Карпатскую Русь.
До сего момента он полагал, что и в Москву его вызвали в связи с положением на забайкальской и дальневосточной границах. А сейчас вот закралось сомнение. С беспокойными мыслями вернулся Кузьма Романович в гостиницу.
Действительно, опасность войны в Европе к началу 1939 года значительно усилилась. Фашистская Германия оккупировала Чехию, спровоцировала Данцигский инцидент, угрожая Польше, захватила литовскую Клайпеду. Реакционное правительство Финляндии, следовавшее в фарватере фашистской политики, начало военные приготовления у границы с СССР.
Учитывая складывающуюся обстановку, Коммунистическая партия и Советское правительство приняли ряд мер к укреплению обороноспособности страны и, в частности, охраны советских границ. Одной из таких мер было образование новых пограничных округов: Приморского и Читинского (Забайкальского) на Дальнем Востоке, Карельского и Мурманского на северо-западе страны.
В связи с этими организационными мероприятиями К. Р. Синилов и был вызван в Москву. 26 марта был подписан приказ о назначении его начальником погранвойск Мурманского округа. В тот же день его пригласил начальник отдела Главного управления пограничных войск НКВД Гавриил Александрович Петров, разложил перед Синиловым карту Кольского полуострова.
Странной показалась Кузьме Романовичу эта карта. На территории, на которой могли бы разместиться Дания и Нидерланды, Швейцария и Люксембург, были обозначены лишь… порт Александровск, древний поселок Кола да некоторые рыбацкие становища на берегах Белого и Баренцева морей. Там, где вроде бы должна была проходить Кировская железная дорога, между Кандалакшей и Колой, жирной синей извилистой линией, пересекавшей озеро Имандру, был обозначен сплошной водный путь. На запад от этой линии, до границы с Норвегией, и на восток, до горла Белого моря, почти сплошь белое пятно. Синилов не нашел на карте даже обозначения Мурманска, столицы Заполярья.
— Интересная карта? — спросил Петров. И, не дожидаясь ответа Синилова, пояснил: — Таким было представление о крайнем европейском Севере, — и указал дату у нижнего обреза карты: «Москва, 1916 год». — Теперь для нас кольская земля, конечно же, не терра инкогнита, за девятнадцать советских лет многое изучено и освоено. Появились новые города и поселки: Кировск, Мончегорск, Апатиты, не говоря уже о самом Мурманске. Население края выросло в тридцать раз. Незамерзающий Мурманский порт и Кировская железная дорога связывают нас круглый год с Европой. Стратегическое значение края огромно. Но вот граница здесь, особенно сухопутная, охраняется слабо…
С этими словами Петров положил поверх старой свою рабочую карту северо-западного участка границы. Синилов внимательно всмотрелся в карту. На границе протяженностью в тысячу с лишним километров он увидел два условных знака, обозначающих штабы погранотрядов в Архангельске и Мурманске, реденькую цепочку значков, отмечающих погранпосты на морском побережье.
— Как видите, Кузьма Романович, — развел руками Петров, — и на моей карте тоже сплошные белые пятна, и начинать вам придется почти с нуля.
Совместно с комбригом Петровым и штабными командирами Синилов весь этот и последующий дни работал над определением структуры округа и дислокацией будущих пограничных отрядов, комендатур и застав. В конце второго дня на карте обозначились штабы новых погранотрядов, комендатур, застав.
Первого апреля полковник К. Р. Синилов отбыл к месту своей новой службы. В Мурманске на перроне старого деревянного вокзала его встретили комиссар войск округа полковой комиссар Петр Александрович Скородумов, начальник Мурманского погранотряда майор Елшинов, штабные командиры.
Познакомившись с сослуживцами, Синилов отправился в Мурманский областной комитет ВКП(б). Здесь он узнал, что еще в июле 1938 года обком партии обратился в Центральный Комитет с предложением об укреплении обороны северных рубежей страны, а в марте 1939 года направил И. В. Сталину письмо с просьбой ускорить решение этого вопроса. Создание Мурманского пограничного округа как одну из мер усиления охраны границы обком считал своим кровным делом. Первый секретарь обкома Максим Иванович Старостин и председатель облисполкома Иван Андреевич Глотов одобрили намеченную структуру округа, дислокацию частей и подразделений, обещали всемерную помощь и поддержку. При участии работников обкома были четко определены ближайшие задачи.
До окончания ледостава на реках и озерах и схода снежного покрова предстояло вывести комендатуры и заставы в места их дислокации, организовать охрану границы нарядами. Личный состав пришлось временно разместить в бараках лесопунктов, в палатках и землянках. Нужно было также успеть завезти по зимнему пути боеприпасы, снаряжение и продовольствие для пограничников из расчета минимум на восемь месяцев.
Во вновь формируемых заставах и комендатурах нужно было немедленно создать партийные и комсомольские организации, которые должны были стать ядром сплочения личного состава, активными помощниками командиров.
За короткие на севере весну и лето нужно было успеть продолжить от штаба округа до застав стационарные линии связи, построить и смонтировать приемо-передающий радиоцентр.
Словом, по выражению Кузьмы Романовича, до наступления зимы надо было «подвести округ под крышу».
Синилов отдал штабу и такое распоряжение: найти среди бойцов старых отрядов, а также прибывающего пополнения плотников, столяров, каменщиков, печников — «из них будем формировать строительные подразделения».
Возвратившись из обкома, Синилов пригласил к себе Скородумова, начальников отделений штаба округа, а также майора Небольсина, начальника штаба морского погранотряда. Андрей Владимирович Небольсин хорошо знал условия Заполярья, служил раньше на Чукотке, где, кстати, возглавлял тройку по спасению челюскинцев. Этих командиров Синилов просил срочно — за сутки! — разработать четкий план предстоящих работ.
Вечером следующего дня план уже обсуждался. Разработанный в целом удовлетворительно, он требовал, однако, уточнений и дополнений. Начальник связи, докладывая свой раздел, назвал потребное количество проводов, изоляторов, столбов.
— Хорошо, — прервал его Синилов, — в ваших расчетах я не сомневаюсь, вы специалист. Провода и изоляторы, как мне известно, нам отгружены, а вот где мы возьмем столбы в безлесной тундре, вы подумали?
— Получим по нарядам, — не очень уверенно ответил начальник связи.
— Когда? В третьем и четвертом кварталах. А линии связи нам нужны сегодня, завтра. Значит, столбы будем заготавливать сами в местных лесах. Вывезем их к станциям железной дороги, а на границу доставим морем.