Знаменитые гетеры

Знаменитые гетеры

Аспазия родилась в Милете, этом царстве веселья и куртизанок. Она прибыла в Афины, чтобы распространять там свою философию, свое свободомыслие. Природа наделила ее обаянием, от рождения она имела неисчислимое множество талантов. Она везде появлялась окруженная целым роем прекрасных молодых греческих девушек, принадлежащих к ее школе, богато одаренных умственно и физически, исключительно воспитанных — но таких же гетер, как и она сама. Одаренная редким умом и несравненной красотой, Аспазия со своей свитой прелестных неофиток имела, конечно, огромный успех. И Жоссар вполне прав, говоря, что с появлением этих прелестных, выдающихся во всех отношениях женщин, Афины стали главным центром удовольствий и вообще украшений жизни. В доме Аспазии встречались все выдающиеся люди Греции. Там они обменивались мыслями по самым возвышенным вопросам, разбирали вопросы философии, литературы и искусства. Там можно было встретить не только Сократа, Перикла, Алкивиада, Фидия, Анаксагора и вообще всю мужскую часть высшей афинской аристократии, но даже и самих матрон с дочерьми, забывших ради Аспазии нравы и обычаи своей страны. «Они шли туда, чтобы слушать ее речи, выводить по ним заключения о ее нечестивой жизни, — нечестивой потому, что и она и окружавшие ее девушки торговали своим телом»[47]. Никогда характер королевы не отражался так сильно на поданных, как характер Аспазии отразился на афинянах. Она управляла всеми делами народа, решала мир и войну, разрешала все спорные вопросы искусства и литературы, задавала тон жизни мужчин, была законодательницей мод для женщин. В ней гетеризм получил свое лучшее выражение, свое высшее торжество. Поэтому историк, говоря о веке Перикла, с полным правом может называть его веком Аспазии. Своей легкомысленной философией она настолько подчинила себе Перикла, блестящего героя Микале, всеми признанного главу республики, что этот последний развелся с женой, чтобы жениться на Аспазии. И вот, куртизанка добилась активного участия в политике Греции и побудила греков ради чисто личных своих интересов пойти войной на Самос, Мегару и Пелопонес. Этими кровавыми войнами греки были обязаны исключительно Аспазии. Жителям Самоса она мстила за их вражду к ее соотечественникам, жителям Милета; с Мегарийцами у нее другие счеты: Алквиад, один из ее любовников, похитил двух гетер из свиты Аспазии. Для того чтобы примирение не состоялось случайно без ее ведома, она лично следила за всеми перипетиями войны, присутствуя на полях битвы со своим летучим отрядом из куртизанок. Эти последние служили Аспазии для сообщения своих приказаний греческим военачальникам, осыпавшим прелестных посланцев золотом и драгоценными камнями. Деспотический характер Аспазии создавал ей очень много врагов, особенно среди женщин. Философия ее была признана безнравственной, а она сама предстала перед ареопагом по обвинению в оскорблении богов. Она неминуемо была бы осуждена, но Перикл лично явился в судилище и слезами и мольбами смягчил сердца судей и спас ее таким образом от жестокой кары. После смерти Перикла она не оставила своей профессии куртизанки и сохранила еще достаточно сильное влияние для того, чтобы дать возможность одному из своих любовников, богатому и молодому Лизаклу занять видное положение в республике.

Фрина была родом из беотийского города, Фесписа, посвященного музам. Тогда как Аспазия искала успеха в широких массах, дорожила своими триумфами в общественных собраниях, — Фрина держалась вдали от света и жила уединенно. Горячо любя искусства, она посещала, однако, исключительно студии Апеллеса и Праксителя, благодарной любовницей которых она была в одно и то же время; благодарной за то, что только создание этих великих художников Греции сделали известной дивную красоту Фрины.

Она гордилась тем, что позировала великому художнику и служила моделью не менее знаменитому скульптору для его лучших статуй Венеры. Тело ее было совершенным образцом женских форм по чистоте и гармоничности линий. «На Елевзинских мистериях, говорит Дюфур, появлялась она как богиня на портике храма, спускала с плеч свои одежды перед лицом всей восхищенной, замиравшей от восторга толпы; затем она скрывалась за пурпурной завесой. На празднествах в честь Нептуна и Венеры она также сбрасывала свои одежды на ступеньках храма, и прикрывая наготу своего сверкавшего на солнце прекрасного тела длинными, черными как смоль волосами, она шла по направлению к морю, среди расступившейся с благовением толпы, приветствовавшей ее единодушными криками восторга. Затем, в честь Нептуна Фрина погружалась в волны и выходила из воды, как рожденная из морской пены Венера. Она ложилась на минуту на песок, чтобы осушить воду, стекавшую с ее упругого тела, выкручивала влажные волосы — и была так прекрасна, что казалось, это вторично родилась сама Венера. Проходил момент триумфа и Фрина, провожаемая шумными кликами восторга, незаметно исчезала и снова надолго уходила в свое обычное уединение. Но тем эффектнее было каждое ее появление, тем более восторженны были рассказы об успехах куртизанки, переходившие из уст в уста. И с каждым годом увеличивалось число любопытных, исключительно ради Фрины желавших присутствовать на Елевзинских таинствах и на празднествах в честь Нептуна».

Успехи феспийской гетеры были слишком громки для того, чтобы несчастье, как удар грома, не подстерегало ее. И действительно кто-то из отвергнутых обожателей обвинил ее в нечестии — и она предстала перед судом неумолимого ареопага. Смертный приговор был уже предрешен в принципе, обвинитель кончал уже свою речь, в которой обвинял Фрину в профанации елевзинского культа, в развращении граждан, как вдруг подымается молодой оратор и протягивает руку по направлению к Фрине, желая этим показать, что он принимает на себя ее защиту. Это был Гиперид, когда-то пользовавшийся расположением Фрины; он пылко доказывает невинность своей бывшей любовницы. Но бесстрастный трибунал непреклонен и готов уже вынести смертный приговор. Тогда Гиперид быстрым движением подводит знаменитую куртизанку к барьеру, срывает с нее одежды, и она обнаженная предстает во всей своей художественной дивной красоте пред лицом изумленных судей. Он требует оправдания для Фрины во имя эстетики, во имя совершенства формы, которое греки всегда высоко ценили. И обвинение было отвергнуто, и преследование Фрины прекращено.

Надо ли прибавить, что Фрина не замедлила представить несомненные знаки благодарности своему красноречивому защитнику. С того времени она начинает вести себя осторожнее и не отказывает в благосклонности разным представителям высшей власти в Афинах, — предосторожность, безусловно необходимая для того, чтобы никогда больше не быть обвиненной в нечестии и неуважении к богам. Богатства ее были тогда неисчислимы, она воздвигает несколько храмов и других зданий в Коринфе. Она предлагает феспийцам восстановить их разрушенный город на свой счет, с одним лишь условием, именно, чтобы на стенах его было начертано: Александр разрушил Феспис, а Фрина выстроила его вновь. Но соотечественники ее гордо отказались от предложенного золота, на том основании, что оно было приобретено Фриной путем проституции. После ее смерти Праксителем была высечена из чистого золота ее статуя, которую поместили в храме Дианы в Ефесе[48].

Лаиса прославилась как своим умом, так и своей несравненной красотой. Еще ребенком она была захвачена в плене Никием во время одного из его походов, привезена из Сицилии в Афины и продана в рабство художнику Апелессу, который первый посвятил ее в тайны любви. Через несколько лет, освободившись от рабства, Лаиса отправилась в Коринф, постигла там науку гетеризма и поселилась в этом городе навсегда; сюда отовсюду стекались к ней жаждущие ее благосклонности богатые чужеземцы, платившие ей за любовь баснословные деньги. Демосфену случилось узнать об этом по ее безумным тратам. Несмотря на репутацию знаменитого оратора, какой заслуженно пользовался Демосфен, Лаиса потребовала с него 10 000 драхм за одну ночь.

«Я не покупаю раскаяния такой дорогой ценой», отвечал ей знаменитый Афинянин, в кошелке которого не было и десятой части этой суммы. Назло Демосфену Лаиса предложила себя Ксенократу, одному из учеников школы Платона, но тщетно пыталась она прельстить сурового философа всеми своими чарами, напрасно пыталась она пробудить его страсть своими ласками и сладострастными объятиями. Ксенократ не поддавался никаким чарам. «Я взялась пробудить страсть в человеке, а не в статуе», сказала Лаиса. Не более повезло Лаисе и у Евбата, одного из победителей на олимпийских играх. Этот молодой человек решил остаться верным своей любви к одной девушке из Сирены и отклонял все настойчивые домогания Лаисы. В своей любви Лаиса была очень капризна: она очень любила контрасты. Одновременно она была любовницей изящного спиритуалиста Аристиппа и грубого циника Диогена, которому она отдавалась чуть ли не публично. В ее присутствии оба философа старались обратить друг друга в свою веру, но безуспешно. Их аргументы только еще сильнее укрепляли в Лаисе жажду эклектизма в любви.

Плутарх рассказывает о ее смерти следующее. Лаиса покинула Коринф, чтобы последовать за любимым ею юношей в Фессалию; но там завидовавшие ее красоте фессальские женщины умертвили ее. Коринфяне, в благодарность за ее чисто царскую щедрость к их городу, воздвигли в ее честь памятник, изображавший львицу, разрывающую на части барашка. Говорят также, что на ее могиле, на том самом месте, где она была убита, была построена гробница с следующей эпитафией: «Славная и непобедимая Греция была покорена божественной красотой Лаисы. Дитя любви, воспитанная Коринфской школой, она отдыхает на цветущих полях Фессалии». Было бы странно, конечно, если бы никто из французских поэтов не увековечил Лаису в своих стихах, и у Вольтера мы находим перевод обращения Лаисы к Венере, к подножию статуи которой она кладет свое зеркало, чувствуя наступление старости. В своем сборнике эпиграмм, известном под именем «Греческой Антологии», поэт вкладывает в уста Коринфской гетеры такие слова:

Я даю его (зеркало) Венере, потому что она всегда прекрасна,

Оно слишком усиливает мою печаль,

Я больше не увижу себя в этом верном зеркале

Ни такой, какой я была, ни такой, какова я теперь.