Жил да был один ишан…

Жил да был один ишан…

Итак, жил себе, поживал в большом кишлаке Минг-тепе ученый человек Мухаммед-Али-хальфа Сабир Суфиев. А проще, ишан Мадали. А если еще проще, дукчи-ишан (ишан-колыбельщик), поскольку изготовление колыбелек (дукчи) кормило лучше, чем маленький участок земли. В юности учился у известных ишанов, отрабатывая учение тяжким трудом, а потом унаследовал звание у одного из учителей. Славился добронравием, своими руками посадил рощицу деревьев, чтобы усталые путники могли отдохнуть, совершил хадж, а когда вернулся, пошли слухи, мол, у Гроба в Медине было ему откровение. Дескать, сказал Всевышний, что судьба ему «быть ишаном 10 лет, а потом объявить джихад, но перед тем завести большие котлы и кормить всех голодных». В ответ же на возражения Мадали, что нет у него на такое ни сил, ни денег, Аллах, – так он сам говорил, – «обещал ему помочь и подарил золотой ковш».

Тут уж ничего не поделаешь: вернувшись домой, начал Мадали не просто ишанить, но кормить народ, – сперва в долг, а потом и на пожертвования. Заодно, понятно, творил и чудеса. Всякие. То котлы у него кипели без огня, то амулеты раздавал, превращающие пули в капли воды, – слухи о том со слов «слышавших от тех, кто слышал от тех, кто своими глазами видел видевших воочию», разошлись по Фергане. Вот и стал дукчи-ишан, – а в умении влиять на толпу и бешеной энергии отказать ему никак нельзя, – авторитетен на всю долину, аж до самого Пишпека. А когда стал, начал понемногу готовить джихад. «Хальфа» (ученики) ему помогали, а многочисленные «раисы» (блюстители) разносили мысли учителя туда-сюда.

Мысли же эти были проще простого: «Он счел себя призванным спасти народ, и с этой целью, прежде всего освободить его от русской власти», а после того поставить в Фергане «доброго, богобоязненного хана». Присмотрел и кандидатуру: Абдул-Азиз, племянник 14 лет от роду, которому святой дядя помогал бы советами. Натурально, расписали заранее и кому каким визирем быть, а кому в каком городе беком или сборщиком податей. Позже, на суде, он честно объяснил, почему решил возмутить народ. Во-первых, ясен пень, оттого, что негоже правоверным подчиняться «свиноедам», во-вторых, отменена подать на содержание духовенства, что сильно прогневало Аллаха, в-третьих, правильные налоги поменяли на какие-то хотя и не больше, чем раньше, но непонятные, а значит, не от Бога. Опять же, рабство отменили, хотя в Коране сказано про рабов, но не про какие-то отмены.

А главное, чудотворца сильно беспокоила порча нравов в народе, из-за которой, по его мнению, пало Кокандское ханство. «Прежде, при ханах, – объяснял он судьям, – законы были хорошие, всякое преступление каралось строго: за воровство в первый раз отрубали руку, а во второй – голову; народ боялся; теперь за все лишь сажают в острог, сытно кормят, чисто держат, даже если казнить решат, на кол не посадят, повесят, да и все тут; бояться нечего, и вот нравы ухудшились, везде пьют, воруют, грешат развратом, и семьи уже не так крепки, как раньше, а всему виной русские, их глупая мягкость в управлении. Аллах гневен, и прогневается вконец, если мусульмане не истребят неверных, объявив джихад». А потом, сами понимаете, хан наведет порядок именем самого султана турецкого. Подтверждением чему – вот, грамота от самого падишаха из Стамбула, признавшего за мною, Мадали-ишаном, высшее духовное руководство в Фергане. Грамотку святой человек, конечно, выписал себе сам, но, как признавали очевидцы, бывшие на суде, сам о том забыв, верил в нее истово.

Что уж говорить о пастве, она вообще ни в чем не сомневалась. А если кто сомневался, то уж очень вкусный плов раздавал ишан, да и должности в грядущем ханстве сулил щедро. Опять же, от султана грамотка – это вам не видения, она вот, ее пощупать можно. И так года два, не меньше. Позже в доме ишана нашли не только черновики «чакру-хат» (воззваний), но и груды писем, подписанных самыми разными людьми, вплоть до некоторых волостных старшин, помогавших агитаторам. Короче говоря, перефразируя Шукшина, народ по всей долине был для разврата готов.