Потомки богов
Потомки богов
Впрочем, остяцкие князья, покряхтев, стерпели и были с того времени верны России. Не все, правда, – мятежи случались, – и не всем повезло остаться «князцами» (мелочь со временем выродилась в обычных «инородческих» старшин), но уж Обдорские стояли на правильной стороне всегда и нерушимо. В результате чего, со временем вознеслись неимоверно. Манда, при Федоре Иоанновиче съездив в Москву и вернувшись Василием, построил первую в тех краях церковь, сын его Мамрук отличился верностью в годы смуты, убив князьков, предполагавших восстать, – а дальше, один за другим, пошли Ермак, Молюк, Гында, Тучабалда, Алексей (Тайша). Начиная с Василия II и Константина (Анды) Тайшина, Тайшины и Мурзины, князья Обдорские, формально считались автономными правителями наследственных земель, – этакая параллельная власть, вроде «традиционных королей» нынешней Африки, – но неуклонно шли в гору. В принципе, речь сейчас идет не об истории хантов, хотя она сама по себе интересна и когда-нибудь, дай бог сил и времени, мы об этом всенепременно поговорим. Нынче же ограничусь тем, что в январе 1768 года именным указом императрицы, на основании «данных предкам… жалованных грамот», князь Матвей Тайшин, «оставшийся наследником» в Обдорских городках и волостях, был «утвержден в княжьем достоинстве». Став, таким образом, одним из немногих в Империи «жалованным князем», то есть уже не туземным вождем с привилегиями, а по всей форме титулованным российским дворянином.
Его детей, а затем и внуков, старались приохотить к цивилизации, однако те упирались (им все нравилось). Их приглашали ко двору, – хотя, конечно, как некую диковинку, – напоказ вельможам и заморским послам. Им дарили кафтаны, самовары, кортики, вручали медали, а потом, утомившись, отпускали экзотов восвояси. И они весьма гордились признанием. Иван Тайшин (речь о нем впереди), возглавивший хантов в первой половине XIX века, еще в молодые годы, «показывался всюду не иначе как в жалованном бархатном халате, при кортике, с медалью на шее и в сопровождении служителя, несущего грамоту, удостоверяющую княжеское достоинство». Вот так. Никак иначе. Под старость же, по свидетельству ехидного А. Миддендорфа, и вовсе «дошел до того, что стал чувствовать свое достоинство. Он обзавелся телохранителем, и когда его разбирала охота выказать свой сан, то он время от времени бросал на землю свою шапку, которую телохранитель должен был поднимать».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.