117. Эскадра идет в никуда

117. Эскадра идет в никуда

Войска Дитерихса отступали с жестокими боями. Михаил Константинович еще пытался зацепиться у станций Черниговка и Мучная, однако 12.10 навалившиеся на Земскую Рать и набравшие уже силу наступательного рывка красные части нанесли ей новое поражение, заставляя отходить дальше. После этого Уборевич попробовал взять белых в кольцо и уничтожить, не дав уйти за границу. Группа его войск под командованием Вострецова, еще раз брошенная в обход и вырвавшаяся вперед, захватила господствующие позиции у пос. Монастырище, перекрыв белогвардейцам дорогу на юг. 14.10 Земская Рать наткнулась на этот заслон. На прорыв пошли полторы тысячи ижевцев и кровопролитными атаками разбросали его, полностью перебив курсантский батальон, державший центральный участок обороны. С севера напирали красные, сдерживаемые лишь арьергардными схватками. Война была проиграна. Защищать Владивосток значило бы просто положить остатки войск. Да Дитерихс и не хотел защищать город, не пожелавший сделать ничего для собственной защиты. Тем более что отступление на Владивосток означало бы морскую эвакуацию армии, что при недостатке кораблей, в условиях паники, с идущими по пятам войсками противника грозило обернуться катастрофой. И он приказал частям от Никольска-Уссурийского (ныне Уссурийск) повернуть на юго-запад, уходить за реку Суйфун (ныне Раздольная) и двигаться по направлению к Посьету. А оттуда пешим порядкам — за границу, в полосу КВЖД.

Сам Дитерихс, совершенно разбитый, сильно состарившийся и поседевший за несколько дней, уходил с армией. Власть во Владивостоке он передал "трехдневному правительству" во главе с местным областником Сазоновым. Оно уже не играло никакой роли. Фактически все руководство сосредоточилось в руках командующего Сибирской флотилией адмирала Старка, штаб которого стал в ближайшие дни центром управления городом. Кроме военных кораблей, у Старка оставались отряды морских стрелков, Русско-Сербский добровольческий отряд и милиция, силами которых поддерживался порядок во Владивостоке. Началась подготовка к эвакуации. Ее планы разрабатывались еще до наступления большевиков в двух вариантах. Согласно первому, флотилия шла в Посьет, забирала армию и направлялась на Сахалин или в Петропавловск-Камчатский. Это давало бы возможность, соединившись с отрядами, отправленными на север ранее, создать новый очаг Белого Движения в России. Второй план предусматривал уход флотилии в один из портов северного Китая, где она могла бы прокормиться, работая на Чжан Цзолиня.

Во Владивостоке вплоть до 15.10 царило спокойствие. Даже сведения о боях и отходе не особенно смущали горожан — они уже привыкли к постоянным попыткам партизанских наступлений и к тому, что армия иногда была вынуждена оставлять те или иные рубежи, но в результате всегда останавливала продвижение противника. И даже когда город узнал о полном поражении Земской Рати, уезжать на рейсовых пароходах, все еще курсирующих между Владивостоком и иностранными портами, стали лишь самые осторожные — в конце концов, в городе, кроме эскадры Старка, оставались еще японцы, уход которых многими ставился под сомнение. Однако обстановка быстро накалялась. 17.10 красные заняли Никольск-Уссурийский. Партизаны, пущенные ими, по обыкновению, впереди, учинили там погром. В самом Владивостоке подпольщики распространяли листовки, угрожая «буржуям» резней и напоминая о судьбе Николаевска-на-Амуре. Начиналась паника. Люди, желающие уехать, раскупали билеты в конторах иностранных пароходных компаний, сразу взвинтивших цены. Толпы горожан бросились в иностранные консульства, желая получить визу, что из-за наплыва просителей становилось все труднее. Вскоре визы перестали выдавать даже китайцы, всегда делавшие это беспрепятственно. А к 19.10 консульства и вовсе закрылись, перебравшись на военные корабли своих держав, находившиеся в порту.

В этот день красные заняли станцию Угловая в 20 км от Владивостока. Дальше, на ст. Океанская, японцы выставили свои заслоны, не желая пускать в город большевиков до завершения собственной эвакуации. Когда же обнаглевшие советские авангарды полезли напролом, японцы приняли бой и отбросили их на 6 км назад. Уборевич, в планы которого конфликт с иностранцами не входил, приказал остановить наступление и начал переговоры с японским командованием. А во Владивосток отступили следовавшие перед красными несколько тысяч казаков ген. Глебова — уссурийцы, амурцы, забайкальцы. Вопреки приказу Дитерихса, они пошли сюда, а не на Посьет, ссылаясь на разлившуюся реку Суйфун и опасность переправы через нее из-за близости советских войск. Хотя имелась и другая причина — многие казаки уходили с семьями, с женами и детьми. До Посьета нужно было тащиться 200 км по осенней грязи, до Владивостока — 50 км по относительно хорошей дороге, а дальше казаки надеялись добраться морем. Глебов стал договариваться с японцами, чтобы зафрахтовать у них несколько транспортов для перевозки казаков в Посьет.

Среди горожан паника достигла предела. Опасались, что красные вот-вот сомнут японский заслон или обойдут его. Когда какие-то 8 бандитов ограбили французское консульство, покатились слухи о просочившихся партизанах. Больше боялись не регулярных красных частей, а именно партизан с грабежами и резней. Чтобы не произошло восстания в городе, адм. Старк приказал своим кораблям перевезти пленных красноармейцев на другой берег залива Петра Великого, откуда пешком они не скоро добрались бы до Владивостока. Договорились с консульским корпусом о передаче раненых под международную защиту — иностранцы согласились, но потребовали их перевода из городских госпиталей на Русский остров, где их безопасность могла контролироваться иностранными кораблями. Параллельно с этими перевозками флотилия спешно готовилась к походу. Распределяли по судам пассажиров, не сумевших сесть на рейсовые пароходы. Их число ограничивалось тем, что маршрут эскадры до сих пор был неизвестен, поэтому с ней уезжали те, кому было все равно куда ехать, лишь бы подальше от красных. Общая паника немного улеглась, но имелись опасения, что японцы сговорятся с большевиками за счет русских кораблей и не выпустят их, поэтому флотские торопились выйти в море.

Опасения оказались напрасными. Японцы на переговорах с Уборевичем обязались покинуть Владивосток не позднее 25.10, но потребовали, чтобы до этого срока красные оставались на прежних позициях, а кроме того, чтобы они не утруждали себя уже ненужной, но опасной для населения маскировкой, и занимали город сразу красноармейцами, а не партизанскими отрядами. Уборевича такие условия вполне устраивали, и японцы передали Старку крайний срок эвакуации. Когда пошли слухи, что резни не будет, число желающих покинуть Россию сразу уменьшилось. Рассуждали — если нет прямой опасности для жизни, то зачем все бросать и кидаться в неизвестность, да еще в общем хаосе? В случае чего, уехать можно будет и в более спокойной обстановке — Владивосток всегда был «международным» городом, и трудно было представить, что отсюда вдруг вообще нельзя будет уехать. Люди успокоились, только попрятались по домам, поскольку патрули с милицией оттянулись к порту и в городе стала пошаливать уголовщина.

24.10 завершилась посадка на японские и русские корабли казаков Глебова. Они, а следом и основное ядро флотилии — несколько крейсеров, миноносцев, канонерок и других судов с беженцами на борту — взяли курс на Посьет. Даже покинув Владивосток, ни пассажиры, ни команды, ни капитаны еще не знали, куда придется идти дальше, в Китай или на Камчатку. 25.10 погрузились на корабли последние эшелоны японцев. Во Владивосток вступила Красная армия… Ну а белогвардейцам и беженцам предстояло еще искать себе пристанища. В отличие от Юга России, где о них хотя бы первое время заботились союзники и благотворительные организации, здесь такого не было. Существовала, правда, полоса КВЖД, до революции принадлежавшая России и со значительной долей русского населения, но до нее еще требовалось добраться. Когда эскадра из Владивостока пришла в Посьет, там находилась походная канцелярия Дитерихса, а каппелевцы уже проследовали дальше, к границе. На совещании между Дитерихсом и Старком камчатский вариант был окончательно отвергнут. Разбитые и измученные войска были не готовы к продолжению активных действий, плавание на север поздней осенью было уже опасно, да и с продовольствием там было трудно. Армии грозил бы голод, а на снабжение иностранцами рассчитывать не приходилось.

В Посьете казаки, ехавшие на кораблях Сибирской флотилии, узнав, что она пойдет на юг, выгружаться отказались. К ним присоединились и те, кто уже сошел на берег, добравшись сюда японскими транспортами. Из Посъета в зону КВЖД предстоял бы тяжелый пеший поход, и казаки стали требовать, чтобы флотилия довезла их до одного из корейских портов, откуда они могли проехать по железной дороге. Старк согласился, хотя предупредил о недостатке на кораблях пресной воды и продовольствия. Казаки стали снова загружаться на суда — теперь уже русские. Впоследствии им пришлось горько пожалеть о принятом решении. И каппелевцы, и штаб Дитерихса ушли в Китай. Чжан Цзолинь своего обещания поддержать армию не выполнил. Части разоружили и расформировали. Постепенно они рассеялись по дальневосточному зарубежью.

А эскадра Старка, везущая на борту 10 тыс. казаков, членов их семей и владивостокских беженцев, отправилась по свету без какой-либо конечной цели искать, где ее примут. Первую стоянку сделали в корейском Сейсине (Корея тогда принадлежала Японии). Здесь власти вообще запретили сходить на берег, сославшись на скандалы, которые казаки устроили в Посьете, напившись сивухи, продававшейся в каждой корейской фанзе и китайской лавчонке. Согласились лишь прислать на корабли пресную воду и потребовали ухода.

Флотилия направилась в крупный порт Гензан (ныне Вонсан). Отсюда шла железнодорожная линия на Сеул, Мукден и Харбин, поэтому здесь же высаживалась большая часть беженцев, выезжавших из Владивостока частными пароходами. Сначала их встречали нормально, даже делали нуждавшимся скидку при покупке билетов, а то и отправляли бесплатно. Но потом Чжан Цзолинь испугачся массового наплыва русских в полосу КВЖД. Китайский консул получил указание прекратить выдачу виз, и даже те, у кого они уже имелись, застряли на неопределенное время. Беженцы, прибывшие с Сибирской флотилией, бросившей здесь якоря, вообще оказались в критическом положении. Город их не принимал. Японцы согласились взять на попечение и разместили в своих лечебных учреждениях только раненых — тут уж сказывался самурайский кодекс чести. Другие беженцы оставались на кораблях. Многие ютились на палубах, которые во время осенних штормов затевало водой, мокли под дождями. Начались болезни. Участились смертные случаи, особенно среди детей. Тогда власти все же пошли навстречу и выделили для размещения русских таможенные бараки, неотапливаемые, с земляными полами, разве что под крышей. От города они были отгорожены решеткой и полицейским постом. Выход в город разрешался по карточкам, выдаваемым через японского переводчика и действительным до 16 часов, потом ворота запирались. Казаки ждали решений начальства, гражданские беженцы осаждали консульства. Однако китайцы выдавали визы только на Шанхай, как международный порт — куда еще каким-то образом следовало добираться. Япония соглашалась принимать эмигрантов, но лишь тех, у кого имелось не менее 1,5 тыс. иен. Адм. Старк и ген. Глебов повели переговоры с властями, длившиеся три недели. Японцы все еще хотели соблюсти какие-то свои интересы и подталкивали русских идти на Северный Сахалин, занять его остатками белых войск и колонизировать. Что прекрасно дополнило бы принадлежавший Японии Южный Сахалин. Предлагали в этом случае поддержку против большевиков. Только измученные, полубольные казаки уже не были «войском». А моряки считали безумием идти в это время года на Северный Сахалин, где нет ни одной хорошо защищенной бухты. Наконец пришли к компромиссному соглашению. Казакам разрешили временно остаться в бараках Гензана, обещав некоторую материальную помощь, а эскадра уходила куда-нибудь дальше. Здесь же осталась значительная часть беженцев, не терявшая надежды попасть на КВЖД, — те, у кого там были родственники, знакомые или просто с КВЖД связывались планы устроиться в «русском» Харбине. Казаки прожили в Гензане до лета 1923 г. Потом помощь японцев прекратилась, и они рассеялись кто куда…

Сибирская флотилия 21.11 снова вышла в море. Теперь на ней осталась небольшая часть белогвардейцев — морские стрелки, Русско-Сербский отряд, кадетские корпуса, семьи моряков и те беженцы, которым, собственно, ехать было некуда, и они приросли к эскадре, к «своим». Следующую остановку сделали в Фузане (ныне Пусан). На остававшиеся у флотилии деньги запаслись углем, провизией, водой. Старк еше раз попытался снестись с Чжан Цзолинем о приеме эскадры, но получил отказ. 1.12 власти Фузана запретили дальнейшее пребывание русских в своем, порту, и на следующий день флотилия покинула Корею.

Решено было идти в Шанхай. В огромном городе, считавшемся международной зоной, надеялись найти если не приют, то работу для беженцев, а моряки рассчитывали приспособить свои суда для коммерческих перевозок по побережью и р. Янцзы. В Желтом море на эскадру обрушился тайфун, стал сносить ее на юг, к островам Рюкю. Корабли разбросало поодиночке. Возле о. Тайвань со всем экипажем и пассажирами погиб миноносец "Лейтенант Дыдымов". Другие суда, потрепанные ураганом, постепенно собрались в Шанхае. Тут остались почти все беженцы, а расчеты Сибирской флотилии найти пристанище не оправдались. Шанхай тоже отказался ее принять. Простояв на рейде до начата января, она произвела самый необходимый ремонт, за который ей пришлось заплатить тремя мелкими судами, а потом взяла курс на Филиппины, чтобы искать приют у американцев. Во время перехода, опять у Тайваня, погиб еще один корабль, крейсер «Аякс», выброшенный бурей на мель. Спасти с него удалось только несколько человек. Эскадра Старка достигла Манилы, которая и стала конечным пунктом ее странствий. Здесь американские власти поставили корабли на прикол. Моряков списали на берег и поселили в лагере. Одни обосновались на Филиппинах навсегда, другие постепенно разъезжались по свету…

Ну а на российском Дальнем Востоке сразу после ухода белых, 13.11.22, Народное Собрание ДВР отменило «демократическую» конституцию и объявило об установлении полноценной советской власти, подав прошение о вхождении в состав РСФСР. Уже 14.11 "просьба была удовлетворена". ДВР сделала свое дело и больше была не нужна. Снимались и другие маски, тоже ставшие ненужными. В ноябре 22 г. за победу на Дальнем Востоке была награждена орденом Красного Знамени не какая-то там Н РА и не какие-то там «партизаны», а 5-я советская армия. В декабре красная экспедиция добралась до Камчатки, разгромила казачий отряд есаула Бочкарева и заняла Петропавловск. "И на Тихом океане свой закончили поход…" Кстати, эта песня тоже свидетельствует, какие "приамурские партизаны" брали Волочаевку и Спасск. Родиться она могла только в войсках, переброшенных с Южного фронта, потому что представляет собой слегка переделанный "Дроздовский марш".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.