Глава 4. Как Горбачев стал генсеком

Глава 4.

Как Горбачев стал генсеком

Смерть Черненко

В. Легостаев утверждал, что 27 февраля «Горбачев и Лигачев посетили в больнице Черненко»[2722].

Вспоминая этот эпизод, М. С. Горбачев и Е. К. Лигачев не указывают, когда именно он имел место, отмечая лишь, что это было за день до заседания Политбюро[2723]. Д. А. Волкогонов, который имел доступ к протоколам Политбюро, писал, что М. С. Горбачев и Е. К. Лигачев проинформировали высший орган ЦК КПСС о своей встрече с К. У. Черненко 7 марта[2724].

Это дает основание думать, что визит имел место не 27 февраля, а 6 марта.

Почему важна эта датировка?

«Как потом рассказал Лигачев, Черненко выглядел «лучше, чем мы предполагали», обнаружил «ясный ум», намеревался скоро «вырваться» из больницы. То же самое подтверждает и Анна Дмитриевна, регулярно навещавшая мужа».

Из воспоминаний Е. К. Лигачева явствует, что во время этой встречи обсуждался вопрос о подготовке очередного пленума ЦК КПСС[2725], а из воспоминаний М. С. Горбачева, что именно тогда окончательно было принято решение не выносить на него вопрос о научно-техническом прогрессе[2726]. Протокол заседания Политбюро зафиксировал также, что в ходе беседы с К. У. Черненко рассматривался вопрос о подготовке очередного партийного съезда[2727].

Это свидетельствует о том, что хотя в начале марта К. У. Черненко был плох, но еще находился в здравом рассудке и был способен принимать решения.

На следующий день («за три дня» до смерти), видимо, накануне заседания Политбюро он позвонил А. А. Громыко и спросил: «Не следует ли мне самому подать в отставку?» Андрей Андреевич предложил ему не делать этого[2728].

Если верить Д. Мэтлоку, в первых числах марта в Вашингтоне были получены сведения о смерти К. У. Черненко[2729]. Подобные слухи уже периодически появлялись и в СССР[2730], и за границей[2731]. Но если до этого администрация США никак не реагировала на них, на этот раз (8 марта) Д. Мэтлок направил помощнику президента по национальной безопасности записку «о том, что, хотя последние слухи, по-видимому…, не соответствуют истине, все же отнюдь не преждевременно для президента решить, поедет ли он в Москву на похороны, когда придет их черед»[2732].

Это означает, что, по мнению администрации президента, с 8 марта счет событий пошел на дни.

«За несколько дней до смерти, – пишет Е. И. Чазов, – в связи с гипоксией мозга у К. Черненко развилось сумеречное состояние. Мы понимали, что дни его сочтены. Я позвонил Горбачеву и предупредил, что трагическая развязка может наступить в любой момент»[2733].

В. Легостаев, опиравшийся на рассказ жены К. У. Черненко, писал, что Анна Дмитриевна регулярно «навещала мужа в больнице». «Приходила обычно после полудня, к чаю». «После полудня, к чаю» – вероятно, означает полдник, т. е. около 16.00[2734].

Воскресенье 10 марта 1985 г. Е. И. Чазов почти весь день провел у постели генсека. «Утром, – вспоминает он, – в больнице меня по телефону разыскал М. Горбачев. Разговор не клеился, я лишь сказал ему, что вряд ли Черненко переживет этот день»[2735].

По утверждению Е. И. Чазова, «в три часа дня» К. У. Черненко потерял сознание и через несколько часов умер[2736].

Между тем эта версия находится в противоречии с рассказом Анны Дмитриевны о ее последней встрече с мужем. 10 марта она тоже приехала к мужу, но не как обычно, «к чаю», а «в первой половине дня», т. е. до обеда или до 13.00–14.00[2737]. Что же заставило ее изменить сложившийся порядок? Оказывается, в тот день ее «вызвали в больницу»[2738].

Когда она приехала в Кунцево и вошла в палату мужа, то «была поражена обилием врачей и самой сложной медицинской аппаратурой. Все тело умирающего было оплетено проводами и датчиками»[2739].

Это означает, что когда Анна Дмитриевна была у мужа накануне, то ничего подобного не было. Следовательно, резкое ухудшение его состояния произошло после ее предшествующего визита в ЦКБ.

К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжение материалы не позволяют пока восстановить хронологию последнего дня К. У. Черненко.

До сих пор не поделилась своими воспоминаниями его врач Зоя Васильевна Осипова, о которой мы пока знаем только то, что она была женой сотрудника Отдела науки ЦК КПСС Владимира Иосифовича Осипова[2740].

Столь же смутное представление мы имеем и об охране К. У. Черненко. Удалось установить фамилии только четырех сотрудников 9-го Управления КГБ, которые входили в нее: Дмитрий Васильев, Евгений Григорьев, Александр Солдатов и Маркин[2741]. Но кто из них 10 марта находился в ЦКБ и поделился ли кто-нибудь своими воспоминаниями об этом, пока неизвестно.

Когда в первой половине дня 10 марта Анна Дмитриевна появилась в палате мужа, Константин Устинович был в сознании и «ей позволили поговорить с ним»[2742].

Вот как этот эпизод описывал с ее слов В. Легостаев: «Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила: «Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?». Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: «Да». Она сказала: «Ты борись. Ты сопротивляйся». Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: «Да». Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум»[2743].

После этого Анну Дмитриевну «вывели в коридор». «Пообещали позвать, как обычно к чаю, – писал В. Легостаев, – но позвали раньше»[2744].

Когда Анна Дмитриевна вышла от мужа, она «заметила в соседней комнате лечащего врача Зинаиду Васильевну, обменялись несколькими фразами ни о чем. Потом Зинаида Васильевна ушла в палату. Через некоторое время вышла, подошла близко, сказала: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович оставил нас»[2745].

Примерно так же писал и В. Прибытков: «Начался очередной врачебный консилиум. Но продолжался он недолго». Вскоре вышла лечащий врач Зоя Васильевна и, борясь со слезами, проговорила: «Анна Дмитриевна, Константин Устинович нас покинул»[2746].

Получается, что Анну Дмитриевну специально пригласили в больницу, чтобы она могла проститься с мужем. В связи с этим напрашивается предположение, что консилиум принял решение прекратить борьбу за жизнь генерального секретаря и отключил систему поддержания его жизнеобеспечения

Но дело не только в этом.

Если на заседании Политбюро, Е. И. Чазов уверял, что К. У. Черненко потерял сознание в три часа дня и только после этого умер, то из воспоминаний Анны Дмитриевны вытекает, что ее поставили в известность о смерти мужа уже к середине дня. В связи с этим заслуживает внимание свидетельство Д. А. Волкогонова, который имел возможность знакомиться с материалами президентского архива, что К. У. Черненко потерял сознание не «в три часа», а «в полдень»[2747].

В «Медицинском заключении» сказано: «Черненко К. У., 1911 года рождения, длительное время страдал эмфиземой легких, осложнившейся легочно-сердечной недостаточностью. Тяжесть состояния усугублялась сопутствующим хроническим гепатитом с переходом в цирроз. Несмотря на проводимую терапию, нарастали гипоксические и дистрофические изменения в органах и тканях. 10 марта 1985 года в 19 часов 20 минут при явлениях нарастающей печеночной к легочно-сердечной недостаточности произошла остановка сердца»[2748].

Итак, если из воспоминаний А. Д. Черненко вытекает, что ее муж умер днем, то, согласно медицинскому заключению, это произошло вечером. Чему же верить: официальному документу или же воспоминаниям?

Ответ на этот вопрос имеет немаловажное значение. Если К. У. Черненко умер днем, тогда получается, что Е. И. Чазов задержал информацию об этом факте на несколько часов, давая тем самым кому-то возможность использовать в борьбе за власть такой важный фактор как фактор времени.