ПИСАТЕЛЬ ПРОТИВ СОЧИНИТЕЛЯ

ПИСАТЕЛЬ ПРОТИВ СОЧИНИТЕЛЯ

Чивилихин подметил не исторический, а лингвистический метод Гумилева. Такой метод применяют, чтобы ввести в заблуждение собеседника, не покривив душой и не погрешив против истины. Этим искусством в совершенстве владеют опытные политики и высококлассные журналисты. Вот как рассказывает о таком «литературном» методе русский писатель Георгий Владимов.

Иван Степанович Конев поставил памятник в честь разгрома Корсунь-Шевченковской группировки немцев и велел выбить на пьедестале надпись, которую сам же и сочинил: «Не будучи филологом – и против истины не греша, — замечает Владимов, — он проявит, однако, немалую тонкость в понимании русской фразеологии, где подлежащее и сказуемое имеют решающее преимущество перед вялым дополнением: "Здесь танкисты 2-го Украинского фронта под командованием генерала армии И.С.Конева пожали руки танкистам 1-го Украинского фронта под командованием генерала армии Н.Ф.Ватутина, тем самым завершив окружение вражеской группировки немецко-фашистских войск…"»

А ведь лет сорок никто и не замечал хитрости Ивана Степановича, при этом б?льшая часть славы за Корсунь-Шевченковскую операцию досталась именно ему и его фронту.

Если уж генерал умел так тонко использовать возможности русского языка, то что говорить о Льве Николаевиче? Сын двух поэтов и сам блестящий писатель, Гумилев понимал, как правильно избранное слово или даже интонация могут изменить смысл написанного. Правда, в отличие от маршала Конева, он обращал внимание не столько на синтаксис, сколько на лексику. Туракину, мать великого хана Гуюка, Гумилев называл «простодушной сибирячкой». Так отравительницу великого князя Ярослава Всеволодовича Гумилев превратил в милую, хочется даже сказать – добрую (простодушие ассоциируется у нас с добротой) женщину, в жертву коварной интриги русского боярина. Настоящая мать Гуюка, видимо, была женщиной совсем другого склада, а травили гостей эти «простодушные» люди не так уж редко. Именно от яда умер Есугей-багатур, отец Чингисхана. До сих пор не ясно, умер ли от пьянства сын Чингисхана великий хан Угэдей, или же его отравила еще одна «простодушная сибирячка».

«Литературный» метод понравился Гумилеву, и вот уже хан Тохтамыш предстает под пером Гумилева (точнее, под клавишами его пишущей машинки «Континенталь») «простодушным, честным сибиряком», которого обманывают коварные суздальские князья, хотя этот «честный сибиряк» подлым обманом взял Москву и устроил в городе резню. Редкий для средневековья случай: мы достаточно точно знаем даже количество жертв – 24 тысячи человек. Это почти всё население города с пригородами, ведь за московскими стенами искали спасения и жители соседних деревень. Кроме того, татары грабили церкви, срывали с икон драгоценные оклады, а иконы топтали. Соборные церкви были до самых стропил набиты книгами. Все они погибли в один день.

Метод работал почти безотказно. Двадцатитысячную армию Кит-Буги-нойона Гумилев назвал «крошечной», и Сергей Борисович Лавров, доктор наук и президент Географического общества, послушно повторил за Гумилевым: «крошечная армия». Между тем двадцать тысяч для Средневековья – это очень много. С двадцатью тысячами Субудай и Джэбе победили русских в битве на Калке. Лишь немногим больше, видимо, было войско Батыя – 30 тысяч. В те времена друг с другом воевали не миллионные армии, а небольшие отряды, дружины профессиональных воинов.

Наконец, в своей бесконечной войне за честь и доброе имя степных народов Гумилев все чаще называл кочевников «авелями», а земледельцев «каинами», и опять-таки против истины не грешил. Библейский Авель и самом деле был пастухом.

«Литературный» метод Гумилев использовал по необходимости, ведь ему приходилось защищать практически безнадежную позицию. Русские летописи единодушно писали о безжалостности татар, о разрушении русских городов, о постоянной угрозе, от которой приходилось или откупаться серебром, или отбиваться копьями и стрелами. Наверное, поэтому Гумилев так не любил летописи и летописцев. И вот что интересно. Лев Гумилев, сам профессиональный археолог, до 1967-го почти каждое лето проводивший в экспедициях, практически не привлекает археологические источники в своих «древнерусских» статьях и книгах. Почему же? Ведь археология как раз и дает возможность проверить правдивость летописца.

В том-то и дело, что раскопки подтверждают картину страшного разгрома. Вот в 1946 году археологи во время раскопок на Большой Житомирской улице Киева «обнаружили огромное количество беспорядочно лежащих человеческих костей. В хорошо сохранившейся печи найдены два маленьких скелетика». Дети пытались спастись в остывшей печи от монгольских ли сабель, или от начинавшегося пожара. И это только один из множества примеров. Типичная картина раскопок: битые горшки, случайно оброненные серьги, кольца, ножики, фрагменты чьей-то кольчуги и еще много всего, остатки зданий, а выше – слой золы и пепла.

Гумилев писал, будто бы сожженные монголами города отстроили уже весною. Богатое же воображение у Льва Николаевича! Многие города вообще не возродились. Некому их было отстраивать, жителей или перебили, или угнали в полон. Старая Рязань, большой даже по масштабам тогдашней Европы город с населением 25 тысяч или 30 тысяч жителей (в три раза больше Бристоля и Гамбурга), после Батыева разорения так и не оправилась. Столицу Рязанского княжества перенесли в Переяславль-Рязанский (нынешнюю Рязань). Разорили монголы и другой Переяславль, расположенный в Поднепровье – древней Русской земле. 3 марта 1239 года «взяли татары Переяславль-Русский, и епископа убили, и людей избили, и град пожгли огнем, и людей полона много взяли». Один из самых значительных городов южной Руси опустел. Каменный собор лежал в развалинах до середины XVII века. Прежнего значения этот город себе так и не вернул.

Иные города теперь известны нам только по древнерусским летописям, а где искать их развалины, мы даже не знаем. Другие, как, например, Вщиж (северо-западнее Брянска), открытый академиком Рыбаковым, теперь известны только благодаря археологическим раскопкам.

Но поход Батыя был только началом великого разорения Русской земли. С середины XIII века русские княжества платили дань правителю Золотой Орды. Крестьяне платили по половине гривны серебра с сохи, горожане – по половине гривны со двора, то есть с хозяйства. Гривна – это увесистый слиток серебра. Для удобства расчетов гривну стали рубить на два, так и появился рубль. Слиток серебра с двух сох, с двух крестьянских хозяйств – это много даже для процветающей страны, а тем более много для страны, разоренной частыми и жестокими набегами степняков.

Была еще тамга – таможенная пошлина, — ее платили золотом, был «ям» (на оплату заведенной татарами почтовой службы), были многочисленные «подарки», которые требовали себе татары, приезжавшие в русские земли по делам, были, наконец, взятки ордынским чиновникам, подарки ханским женам – в руках хана был ярлык на княжение, и этот ярлык еще надо было получить…

Неудивительно, что на долгие годы на Руси прекратилось каменное строительство, пришло в упадок ювелирное искусство (уровня начала XIII века русские мастера не смогут достигнуть и к веку XV). В стране просто не стало платежеспособных заказчиков, да и лучших мастеров монголы угнали в Каракорум.

Немудрено, что в разоренной стране не хватало денег, чтобы выплатить дань. Что же было тогда? Де Рубрук пишет: «Когда русские не могут дать больше золота или серебра – татары уводят их и их малюток, как стада, чтобы караулить их животных». Работорговля была прибыльным делом, а русские рабы (в Европе их иногда называли «белыми татарами») появлялись в гвардии египетского султана, в прислуге богатых итальянских домов, в гаремах развращенных восточных правителей.

И такая жизнь продолжалась больше двух веков! Нет, если использовать теорию Гумилева, то перед нами никак не симбиоз, а самая настоящая химера.