Писатель и поэт

Писатель и поэт

Заглянем в дневники известного писателя К. Симонова: «Двадцать первого июня меня вызвали в Радиокомитет и предложили написать две антифашистские (!) песни. Так я почувствовал, что война, которую мы, в сущности, все ждали, очень близка. О том, что война уже началась, я узнал только в два часа дня. Все утро 22 июня писал стихи и не подходил к телефону. А когда подошел, первое, что услышал: война. Сейчас же позвонил в Политуправление…» («100 суток войны», с. 5). Между прочим, написанием соответствующих новой ситуации песен занимались не только в Москве, но и в Берлине. После целой недели доработок Геббельс в своих дневниках 30 июня 1941 года с облегчением констатирует: «Новая песня для России (прим. автора: на тему войны с СССР) готова. Музыкальная аранжировка Шульце лучше, чем у Ниля. Так что выбрали первого. Анакер и Тислер спорят по поводу авторства текста. Я заставил их достичь компромисса…» («The Goebbels Diaries. 1939—1941», с. 438). Но вернемся к дневнику Симонова…

Из последующих пояснений автора дневника становится ясно, что приближение войны он чувствовал давно и обостренно: «За месяц до войны, 16 мая 1941 года, мне пришлось участвовать в обсуждении этой пьесы («Парень из нашего города». – Прим. авт.) в Доме актера. Пьеса была неровная, с большими слабостями, но на обсуждении меня больше хвалили, чем ругали, видимо, потому, что главные герои пьесы были военные (наверное, про будущих персонажей тоже в Радиокомитете подсказали. – Прим. авт.), уже воевавшие и, если надо, готовые снова сражаться люди. Появление таких людей на сцене тогда встречалось с особым сочувствием, и в этом тоже сказывалась тревожная атмосфера времени, ожидание вот-вот готовой разразиться войны, о которой, как мне вспоминается, тогда много думали, хотя и не часто говорили вслух… На этот раз после обсуждения пьесы я сказал, отвечая выступавшим: «Что бы вы ни писали, не надо забывать о том, что если не в этом году, так в будущем нам предстоит воевать. Нам скоро воевать!» («100 суток войны», с. 298). Удивительные прозорливость и смелость в высказываниях! Впрочем, не надо забывать, что цитируемый писатель был молодым, да ранним – орденоносцем и любимцем товарища Мехлиса – одного из самых преданных, доверенных и свирепых сталинских подручных. Добавим, что в июне 1941 года двадцатипятилетний Симонов с десятками собратьев по перу вернулся со специальных сборов для «творческих работников» в Кубинке, где их обучали азам военного дела и по окончании присвоили военные звания. Поэтому, заслышав о начале войны, новоиспеченный «военный интендант» принялся звонить не в родные «Известия», а в Политуправление. Интересно, кто-нибудь слышал о подобных военных сборах для корреспондентов в какой-либо другой стране мира?..

Чтобы получить более ясное представление, откуда К. Симонов и прочие творческие работники СССР черпали вдохновение (а заодно и немалые материальные блага), процитируем секретное послание германского посла в Москве графа Шуленбурга от 6 сентября 1939 года (сборник «Канун и начало войны»): «…неожиданное изменение политики Советского правительства после нескольких лет пропаганды, направленной… против германских агрессоров, все-таки не очень хорошо понимается населением. Особенные сомнения вызывают заявления официальных агитаторов о том, что Германия больше не является агрессором. Советское правительство делает все возможное, чтобы изменить отношение населения к Германии. Прессу как подменили. Не только прекратились все выпады против Германии, но и преподносимые теперь события внешней политики основаны в подавляющем большинстве на германских сообщениях, а антигерманская литература изымается из книжной продажи и т. п… При анализе здешних условий важно принять во внимание, что прежде Советское правительство всегда искусно влияло в желаемую ему сторону на свое население, и в этот раз оно также не скупится на необходимую пропаганду» (с. 153). В общем, как становится понятным из комментария посла Шуленбурга, после всех его антифашистских усилий Советскому правительству, конечно, придется потрудиться над вдалбливанием сути новых международных реалий в головы своего туго соображающего населения. Тем не менее новые «камераден» обязательно справятся и с этой задачей! Любопытно отметить, что та же проблема «разъяснения» неожиданных поворотов внешней политики Рейха волновала и германское руководство. Во всяком случае Геббельс неоднократно высказывал в своих дневниках озабоченность этим вопросом накануне германского вторжения. Прошло всего два года после официального замирения с германцем, и Советское правительство задалось целью растолковать своему народу логику очередного разворота своего внешнеполитического курса на сто восемьдесят градусов. Как тут Оруэлла не вспомнить: «Мир – это война»…