ЧТО ТАКОЕ ЭТНОС?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧТО ТАКОЕ ЭТНОС?

Когда меня спрашивают, что же ценнее всего в научном наследии Гумилева, я не раздумывая отвечаю: пассионарная теория этногенеза и связанная с ней теория межэтнических контактов. Четырнадцать статей Гумилева, напечатанные «Вестником ЛГУ» с 1964-го по 1973-й, составили цикл «Ландшафт и этнос», девять из них посвящены теории этногенеза. В 1968-м, в разгар работы над теорией, Гумилев писал своему хорошему знакомому, биологу Б.С.Кузину: «…инкубационный период у меня кончился, и я просто оформляю мои мысли в статьи…»

Пассионарная теория этногенеза должна была ответить на три вопроса: 1. Что такое этнос и какое место он занимает в историческом процессе? 2. Какие законы определяют появление и развитие этноса? 3. Как этносы взаимодействуют между собой?

Греческое слово «этнос» Гумилев использовал вместо более распространенного латинского слова «нация» («natio», «nation») как менее политизированное. Термин «этнос» был и универсальным, и нейтральным, и сугубо научным.

Что делает русского русским, грузина грузином, чеченца чеченцем? Обыватель ответит: язык, или происхождение («кровь»), или культура, или «национальный характер» (он же «психический склад»). Но ученый возразит: русские дворяне во времена Александра I говорили друг с другом по-французски, по-французски читали, по-французски писали письма своим друзьям, женам и любовницам, некоторые вовсе не знали русского языка, однако оставались все-таки русскими людьми. Фридрих Великий тоже предпочитал говорить на французском, но тем не менее стал национальным героем Германии.

Общее происхождение – тоже миф, ведь почти все народы – результат этнического смешения. Многие русские дворянские фамилии имеют немецкое, польское, литовское, татарское происхождение. Предками французов были не только галлы, но и аквитаны, лигурийцы, римские колонисты, германоязычные франки и бургунды. Англичане, итальянцы, испанцы, немцы – все происходят от смешения разноязыких племен.

Многочисленный и «цивилизованный» этнос редко отличается общностью культуры: «Люди, которых мне приходилось встречать, отделены друг от друга почти непереходимыми расстояниями; и, живя в одном городе и одной стране, говоря на почти одинаковых языках, так же далеки друг от друга, как эскимос и австралиец», — заметил русский писатель и парижский таксист Гайто Газданов, сравнивая жизнь французских пролетариев и французских интеллектуалов в двадцатые – тридцатые годы XX века. А ведь французы того времени – одна из самых консолидированных наций Европы. При старом порядке (до Великой французской революции) культурные различия между сословиями были гораздо значительнее.

Про общность психического склада говорить просто смешно. Какая общность психики может быть между футболистом и профессором математики? Между атеистом и религиозным фанатиком? Между мужчиной и женщиной наконец?

Но если не один признак, то, может быть, комплекс признаков создает этнос? Поиску этой комбинации признаков посвящены почти все исследования по теории этноса. Как средневековые алхимики пытались из ртути, серы и мышиного помета синтезировать золото, так этнологи, историки, антропологи и даже политики (например, И.В.Сталин) искали формулу нации, соединяя признаки более или менее произвольно.

В 1968 году, когда в печати уже появилось несколько важных теоретических статей Гумилева, Тимофеев-Ресовский тщетно пытался «выжать» из него четкое определение этноса. Гумилев же давал только первичное определение: «вид, порода», «форма существования вида homo sapiens», в сущности, повторяя определение С.М.Широкогорова, который, собственно, и ввел в отечественную науку понятие «этнос».

О своем открытии пассионарности Гумилев рассказывал едва ли не в каждом интервью, но о поисках «формулы» этноса, о ходе научной мысли он почти не рассказывал, да его и не спрашивали – слишком сложная тема. Не зря большая часть трактата «Этногенез и биосфера Земли» посвящена не пассионарности, а свойствам этноса.

Гумилев действовал методом исключения. Еще в апреле 1964 года он принес в редакцию «Вестника ЛГУ» статью под скромным и сугубо научным названием «По поводу предмета исторической географии» (опубликована в 1965-м). В этой статье Гумилев последовательно разобрал все существующие подходы к этнической идентичности и доказал, что они никуда не годятся, но этнос тем не менее реальность, с которой исследователь должен считаться: «…постоянным, обязательным признаком народности является личное признание каждой особи: "Мы такие-то, и все прочие люди не такие" – например, эллины и варвары, иудеи и необрезанные, китайцы и ху (все не китайцы). Это явление противопоставления одинаково характерно и для англичан, и для масаев, для французов, и ирокезов. Явление это отражает какой-то физический эффект, имеет физический смысл…».

Физическая реальность. Этнос есть, но мы пока не можем сделать его научное описание. Поэтому Гумилев и ограничивается самым общим, первичным определением: этнос – форма «существования вида homo sapiens», «коллектив особей, противопоставляющий себя всем прочим коллективам. Он более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени, что и составляет проблему этногенеза».

17 февраля 1966 года Гумилев сделал доклад «О термине "этнос"» на заседании Отделения этнографии Географического общества СССР. Мы не знаем о реакции слушателей, но его публикация станет одной из самых цитируемых статей Гумилева в отечественной этнографической литературе.

В советской науке, несмотря на общепринятый материализм, уже тогда всё большее значение придавали националь ному или этническому самосознанию. В восьмидесятые годы этот подход восторжествует совершенно. Он господствует и теперь. Самосознание народа с этой точки зрения отражается прежде всего в самоназвании. Гумилев же доказывал в своем докладе, что этнос нельзя путать с этнонимом, и приводил несколько примеров несоответствия этноса и его названия. В VII веке до н. э. римлянами называли себя жители небольшого полиса в области Лациум. Но уже в I веке до н. э., после Союзнической войны, право римского гражданства и название «римляне» распространилось почти на всех жителей Италии, включая прежних злейших врагов Рима – самнитов, этрусков, цизальпийских галлов. А после эдикта Каракаллы (212 г. н. э.) римлянами начали называть всех подданных империи, включая египтян, евреев, кочевников Северной Африки и даже германцев, если они были римскими гражданами. Завоеватели франки называли римлянами романизированных жителей Галлии, а после исчезновения Западной Римской империи римлянами (ромеями) продолжали себя называть жители Византии, хотя даже латынь в их стране вытеснил греческий. Еще забавнее и убедительнее другой пример из статьи Гумилева: «…слово "татар" как синоним слова "монгол" попало в Восточную Европу и привилось в Поволжье, где местное население в знак лояльности хану Золотой Орды стало называть себя татарами. Зато потомки первоначальных носителей этого имени стали именовать себя монголами. С этого времени возникла современная научная терминология, когда татарский антропологический тип стали называть "монголоидным", а язык поволжских тюрков-кипчаков – татарским языком».

Нужно было найти какой-то новый подход, и Гумилев его предложил все в том же февральском докладе 1966 года. На этот раз Гумилев отказывается от своей любимой дедукции и начинает, как и положено настоящему историку, не теоретизировать, а изучать, описывать этнос. Так он обращает внимание на важное свойство этноса/нации – неоднородность, иерархичность.

Деление некоторых этносов на рода и племена хорошо известно, и Гумилев считал его не признаком «отсталости», «архаичности», а важнейшей силой, скрепляющей единство народа: «Деление этноса на племена несет функцию скелета, на который можно наращивать мышцы и тем самым набирать силу…» Только сейчас, наблюдая жизнь ингушей и чеченцев в России или арабов и берберов во Франции, мы можем оценить, как прав был Гумилев.

Родовой строй делает этнос устойчивее. Но и народы, его лишенные, имеют сложную внутреннюю структуру: «…внутриэтническое дробление есть условие, поддерживающее целостность этноса и придающее ему устойчивость…» Позднее в статьях цикла «Ландшафт и этнос» Гумилев разработает целую систему этнической иерархии: консорции/конвиксии – субэтносы – этносы – суперэтносы. Умозрительный и, в сущности, фашистский идеал нации-монолита бесконечно далек от исторической реальности. Этнос разнообразен, и чем сложнее этническая система, тем она устойчивее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.