Бриллиант в короне

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Бриллиант в короне

До нашего времени дошли два художественных изображения римской Северной Африки в средневековых копиях с позднеримских оригиналов. Оба они позволяют нам понять, какую роль играли эти края в Западной империи. Первая из них — Певтингерова таблица, копия карты римского мира, сделанная в Кольмаре (Рейнланд) около 1200 г. На ней изображен обитаемый мир, простирающийся от Испании и Британии (осталось, правда, лишь несколько фрагментов) через Средиземноморский мир до самой Индии. Свиток имеет 6,82 м в длину, но всего лишь 34 см в ширину. Мир на нем таков, каким его никогда не видели прежде. Изображение на нем очень сильно удлинено, по пропорциям очевидно, где оно было выполнено: примерно пять шестых всего объема отведено Средиземноморью и около трети — Италии. Северная Африка обозначена линией, растянувшейся книзу от западного побережья Италии. Прямо под тщательно выполненным изображением Рима почти столь же детально выписана Остия — большой римский порт. Через нее имперские налоги поступали в столицу. Ясно различимы маяк, волнорез, причалы и склады. Непосредственно под Остией — намного более скромно изображен Карфаген, главный город римской Северной Африки, обозначенный всего двумя башнями. Но несмотря на все географические странности, таблица обращает наше внимание на треугольник важнейших пунктов империи: Рим — Остия — Карфаген.

Природа этого треугольника хорошо видна благодаря другому позднеримскому изображению Африки: Notitia Dignitatum, помимо списков военных частей, содержит также и иллюстрированный перечень главных гражданских должностей империи вместе с их подчиненными. В верхней части изображения, сопровождающего упоминание о должности проконсула Африки, между чернильницей и столом, на котором лежит официальное письмо о назначении, мы видим аллегорический образ провинции в виде женщины со снопом колосьев в руках{278}. Ниже по морю плывут корабли, груженные мешками с зерном. К IV в. Карфаген являлся портом, откуда подати с Северной Африки, вносившиеся зерном, потоком текли в Остию, где их перегружали на повозки и небольшие лодки и доставляли на небольшое расстояние в глубь территории, вверх по реке в Рим. Карфаген и его сельскохозяйственная округа отвечали за прокормление непомерно разросшейся столицы империи. Однако забота о пропитании населения Рима являлась лишь одной из сторон более масштабного явления. К IV в. Северная Африка стала экономической опорой римского Запада.

Учитывая ее прошлое, в этом нельзя не усмотреть иронию судьбы. Город Карфаген был основан примерно в 814 г. до н. э. финикийскими колонистами. Достигнув господства над окружающими территориями, в течение большей части последующих семи веков он соперничал с Римом за господство над Западным Средиземноморьем, дело не обходилось без жестокостей и кровопролития{279}. В 146 г. до н. э., когда после трехлетней осады Карфагена Третья Пуническая война подошла к концу, город разрушили, а место, на котором он стоял, символически вспахали и засеяли солью, чтобы не допустить возрождения этого великого врага Рима. С нашей современной точки зрения, странно воспринимать Северную Африку, которая теперь занимает второстепенное положение в экономике Западной Европы, как источник экономической мощи, которым она тогда являлась. Когда европейские колониальные державы начали проникновение в эти края вХ1Х в., европейцевтой эпохи, как и многих современных туристов, поразило обилие остатков римской цивилизации, в особенности из-за контраста с голой пустыней, окружающей их{280}.

Бо?льшую часть Африки к северу от 15-й параллели занимает пустыня, простирающаяся на 10,25 млн кв. км. К югу, где под землей находится водный горизонт, над которым выпадает не больше 100 мм осадков в год, лежит зона разбросанных там и сям оазисов. В глубокой же древности эти края были куда более влажными, а водный горизонт находился на более высоком уровне, и в XIX в. поначалу предполагали, что причина процветания римской Северной Африки отчасти в намного более благоприятных условиях для занятий сельским хозяйством, чем впоследствии. Но почва здесь высохла задолго до возникновения Рима, примерно в 2000 г. до н. э. Лишь на территории, примыкающей к Средиземному морю, в качестве пережитка этой экологической эры сохранились львы, слоны, жирафы и другие виды животных, ныне обитающие лишь к югу от Сахары. Склоны североафриканских холмов могли покрывать леса, но в остальном природные условия были в римскую эпоху теми же, что и сегодня.

Не везде к северу от 15-й параллели царит засушливый климат: Египет, например, орошаем Нилом. Магриб, сердце римской Северной Африки, получает дождевую влагу с соседних плато{281}. В наше время в состав Магриба входят Тунис, Алжир и Марокко — обширная территория между горами Атласа и Средиземным морем, простирающаяся от 300 до 500 километров с севера на юг и до 2200 километров от Атлантического океана до залива Габес. Эти края холмисты, перемежаются участками пустыни, а их сельскохозяйственные возможности определяются строгим распределением дождевой влаги. Там, где средний годовой уровень осадков достигает 400 мм и выше, вполне можно выращивать пшеницу. К этой категории относятся широкие речные долины Туниса, большие равнины Алжира, а также часть территории Марокко на западе. Там, где уровень осадков колеблется от 200 до 400 мм в год, требуются определенные усилия по орошению, но средиземноморское сухое земледелие практикуется до сих пор. А там, где осадков выпадает от 100 до 200 мм в год, растут оливковые деревья — оливы требуют воды даже меньше, чем пальмы. Климат Северной Африки тогда, как и теперь, был постоянным и предоставлял возможности для производства самой различной продукции.

Поначалу после разрушения Карфагена в 146 г. до н. э. римская Африка управлялась напрямую из Рима. В ее состав входила лишь небольшая часть Магриба — примерно 13 тыс. кв. км северного и центрального Туниса, окруженных «царским рвом» (fossa regia), который тянулся от Табраки (совр. Табарка) до Гадрумета (совр. Сусс). Ее территория делилась на округа по 700 кв. км. За исключением шести небольших городов, которые оказали поддержку Риму в войне против Карфагена, многие из этих округов имели статус общественного достояния, земля сдавалась в долгосрочную аренду поселенцам, в то время как часть ее продавали со скидкой римским магнатам, которые хотели таким образом вложить свои средства. Этими большими распродажами объясняется то, что в IV в. старые сенатские фамилии (вроде фамилии Симмаха) до сих пор владели большими поместьями на этой территории — землями, которые из века в век передавались то одному, то другому лицу по праву наследования и в результате браков. Остальная часть Магриба по-прежнему оставалась в руках местных династов, но в следующем столетии эти правители стали все больше втягиваться в орбиту римского влияния, а римские поселенцы начали перебираться за «царский ров». Что касается большей части Средиземноморья, то эти процессы подготовили введение прямого римского правления: сначала в Нумидии (нынешний восточный Алжир) в эпоху Юлия Цезаря (46 г. до н. э.) — под тем предлогом, что последний из ее царей поддерживал Помпея, великого противника Цезаря; затем при Клавдии, когда две провинции были созданы в Мавритании (западный Алжир и Марокко). С этого времени весь Магриб стал римским, хотя по географическим соображениям управление им осуществлялось с двух разных континентов: западной Мавританией Тингитаной из Испании, а Мавританией Ситифенской, Нумидией, Проконсульской Африкой и Бизаценой — из Карфагена.

С самого начала римские власти наложили руку на потенциал наиболее орошаемых прибрежных земель, чтобы обеспечить снабжение Рима зерном. Расширенная Цезарем провинция Африка, названная Новой Африкой (Africa Nova), обязана была ежегодно отгружать в Рим 50 000 тонн зерна. Столетием позже, когда распространилось прямое правление, эта цифра повысилась до 500 000 тонн, и Северная Африка стала теперь житницей Рима вместо Египта, обеспечивая две трети его потребности в хлебе. Для обеспечения и ускорения этого потока зерна требовались серьезные усилия по развитию хозяйства{282}.

Главным приоритетом являлась безопасность. Учитывая тяжелый опыт XIX–XX вв., французские археологи (а некоторые из них были военными) считали, что «цивилизованной» жизни римлян в этих краях постоянно угрожали туземцы-берберы, придерживавшиеся кочевого образа жизни. Аэрофотосъемки 1930-х гг. выявили две линии укреплений и группу укрепленных домов и складских помещений на границе с пустыней, которые восприняли как свидетельство непрерывного противостояния. Не вызывает сомнений, что, как и повсюду на римских границах, небольшие набеги постоянно беспокоили население. Это могло привести к крупномасштабным волнениям. Лептисское дело, как мы указывали, началось с того, что племенного вождя сожгли заживо за какое-то преступление, и это привело к более серьезным столкновениям. Но ясно, что такие вещи происходили нечасто и большие конфликты не были многочисленными. За первые три столетия существования римской Африки требовалось не более одного легиона и некоторого числа вспомогательных сил (максимум 25 тысяч человек) для обеспечения мира и стабильности на всем ее огромном пространстве.

Более поздние исследования римских укреплений в римской Северной Африке показали, что, судя по размещению людей и строений, все это имело основной задачей управление кочевниками, а не конфронтацию с ними. Североафриканские номады уходили на зиму к югу в предпустынные районы, когда там оказывалось достаточно воды, чтобы обеспечивать корм для их скота, и возвращались на север в земледельческие края с наступлением лета, когда предпустынная зона пересыхала. Римские солдаты и укрепления требовались здесь для того, чтобы заблудившиеся стада не вытаптывали посевы, сделанные людьми. Римляне продолжали успешно вести дела с кочевниками. Они охотно покупали их продукты и даже заметно снижали налог с продаж, что не подтверждает тезис о постоянной взаимной борьбе{283}. Даже в IV в. основные римские силы в Африке состояли из кавалерийских отрядов, которые больше годились для патрулирования и отражения случайных набегов, чем для больших сражений{284}.

Проблема безопасности была решена, и теперь местная инфраструктура могла развиваться. Римские легионеры построили в Магрибе в общей сложности более 19 тысяч километров дорог, которые служили как для военных целей, так и для облегчения перевозок товаров, в основном зерна, которое доставлялось на подводах в Карфаген и другие порты. Сам Карфаген был сочетанием красоты и практичности. По сути, это был двойной порт, доставшийся римлянам по наследству от основавших его финикийцев. От моря шел канал к внешней гавани, поначалу прямоугольной. Отсюда он тянулся уже к внутренней, круглой гавани, с «адмиральским островом» посредине. Корабли могли стоять в доке напротив внутренней стены и поблизости от «адмиральского острова». Взяв все это за основу, римляне увеличили размеры внешней, прямоугольной гавани и во времена Траяна и Адриана в начале II в. н. э. превратили ее в шестиугольник. В античности известен и другой шестиугольный порт, весьма примечательный, — в Остии (построен при Траяне). В конце II или начале III в. круглый порт вновь был приведен в готовность, в центре острова построили классический храм, и большой бульвар с колоннадой протянулся от гавани до городского центра. Около 200 г. в городе построили сооружения, обеспечивавшие крупномасштабную навигацию. И Карфаген оказался лишь одним из многих портов на североафриканском побережье: Утика, например, могла принять 600 кораблей{285}. В начале III в. были также отремонтированы доки Лептис Магны.

Как мы видели в третьей главе, во все времена возможности правительства Римского государства ограничивались из-за примитивного характера бюрократических технологий. Оно имело склонность поручать исполнение жизненно важных функций от своего имени группам частных лиц. Африканские зерновые подати, или annona, представляли собой классический случай такого рода. Вместо того чтобы искать и контролировать тысячи работников, которые потребовались бы для труда на бескрайних общественных землях, оказавшихся в руках правительства в Северной Африке, оно сдавало невозделанные земли в аренду частным лицам в обмен на часть сельскохозяйственной продукции. Поскольку государство желало сдавать в аренду столько земель, сколько могло, условия аренды оно старалось сделать как можно более приемлемыми. Долгосрочная аренда позволяла наследственным держателям владеть землей более или менее постоянно, а также сдавать ее в субаренду третьим лицам.

Проблемы навигации решались сходным образом. К IV в. империя создала могущественные коллегии судовладельцев (navicularii), которые должны были выполнять некоторые обязанности перед государством (хотя не всякий судовладелец входил в состав таких коллегий). Юридические кодексы проясняют общие принципы, на которых строились отношения между государством и навикуляриями. Главным приоритетом являлось обеспечение мореплавания — не только у берегов Африки, но и в других частях империи, особенно в Египте. Поэтому с присущим им коварством имперские власти делали членство в коллегиях наследственной обязанностью, приняв законодательные меры против всевозможных поблажек, требуя, чтобы всякая земельная собственность, единожды зарегистрированная за судовладельцем, всегда сохранялась за членом коллегии, даже если она продана, так что финансовая база коллегий в результате не могла бы истощиться. В свою очередь, государство оказывало судовладельцам поддержку, предоставляя им финансовые и иные привилегии. Они не были обязаны платить дополнительные налоги или выполнять общественные повинности, они пользовались защитой от каких-либо претензий на их собственность со стороны родственников. Наконец членов коллегий пожаловали всадническим достоинством (равнялся статусу гражданского служащего среднего ранга); их собственные сделки освобождались от налогообложения, и они должны были два года выполнять поручения государства. Иногда они получали государственную поддержку для обновления кораблей{286}. Государство таким образом создало мощный слой магнатов-судовладельцев с большими финансовыми и юридическими привилегиями.

Поступая так, государство, конечно, преследовало собственные цели. Но подобная крупномасштабная торговля также стимулировала развитие местной экономики. Если в I в. н. э. главной задачей половины римской Африки было производство зерна (до 100 г.), то в следующем столетии это уже были оливковое масло и вино. Поскольку виноград и оливки требуют меньше воды, чем зерновые культуры, то крестьяне могли с большей выгодой использовать те особенности средиземноморского климата, которые присущи этим краям. Примерно со 150 до 400 г. Северная Африка, транспорту которой оказывали поддержку, а сельское хозяйство могло извлекать выгоды из превосходных условий, бурно развивалась.

Свидетельства этого разнообразны. Давно уже признано, что здания и надписи Северной Африки свидетельствуют о процветании здесь политической культуры, характерной для периода наивысшего подъема империи с обычным для нее соперничеством в борьбе за власть в местных городских советах, после того как в остальных частях империи начался упадок{287}. Недавние раскопки в сельской местности подтвердили, что процветание глубинки основывалось на расширении земледелия, когда число и благосостояние деревенских поселений значительно выросло, поскольку их обитатели продвинулись с севера в более засушливые районы, где могли произрастать лишь оливки. К IV в. оливковые рощи можно было увидеть на 150 километров в глубь от побережья Триполитании, где теперь их нет. Все это подтверждается анекдотическим, но тем не менее надежным свидетельством — надписью в честь восьмидесятилетия человека, который за свою трудовую жизнь вырастил 4000 оливковых деревьев (ILT. 243).

Также обращает на себя внимание огромное количество свидетельств того, что африканские товары свободно проникали на рынки по всему Средиземноморью. Наши знания об этом основываются на недавно разработанной археологами технологии по идентификации амфор для оливкового масла и вина из Северной Африки. В ее пределах были также широко распространены отличные товары, такие как столовая посуда, особенно краснолаковой разновидности. Учитывая, что транспортные издержки были обычным препятствием, не считая особо ценных товаров, то возникает вопрос, насколько прибыльной могла быть торговля за пределами Африки такими продуктами, как вино и оливковое масло, распространенными по всему Средиземноморью, или такими относительно дешевыми изделиями, как столовая посуда. Ответ на это заключается в поддерживавшейся государством транспортной системе. Она позволяла сократить связанные с мореплаванием издержки с помощью грамотно поставленной бухгалтерии, другие товары отправлялись с государственными грузами на возах, и африканские продукты свободно выдерживали конкуренцию во всем Средиземноморье. Государство обустроило экономическую инфраструктуру, преследуя собственные цели, и на местах из этого тоже извлекали выгоду, так что частное предпринимательство могло развиваться в рамках государственного варианта командной экономики.

И процветали не только переселенцы из Италии. Режим ирригации, использовавшийся в Северной Африке в позднеримский период, давно укоренился здесь: это и склоны холмов, устроенные в виде террас для удержания воды и предотвращения эрозии почвы, и водоемы, и родники, и ручьи, и тщательно обихоженные водораспределительные системы — вроде той, что упомянута в надписи из Ламасбы (Айн Мервана){288}. Просто эти традиционные способы сохранения воды использовались более активно. Возможность продавать излишки сельскохозяйственной продукции побуждала людей как можно более эффективно использовать каждую каплю воды и увеличивать производство этой продукции. Так поступали не только общины переселенцев, но и все остальные, включая старые племенные центры, такие как Волюбилис, Иоль Цезарея и Утика. Потребности побуждали африканских селян работать с размахом. И номады не оказывались в стороне от этого процесса: они выполняли по найму не только важнейшие работы в страдную пору в качестве передвижных бригад, но и их товары при этом пользовались особыми налоговыми льготами. Результаты были впечатляющими. Сохранилась надпись, в которой сообщается об успехах одного безземельного труженика, превратившегося в вожака бригады, работавшей в страдную пору, который скопил достаточно денег, чтобы купить участок земли и занять почетное место в совете родного города — Мактара{289}.

Со временем процветающие провинции римской Северной Африки стали обладателями внушительных капиталов. Хотя Карфаген IV в. (или, учитывая его полное римское название, Colonia Iulia Concordia Carthago) изображен в уменьшенном масштабе на таблице Певтингера, он был богатейшим римским центром. Особенно явственно это следует из текстов самого Августина и изданных недавних раскопок в тех краях. Покинутый вскоре после арабского завоевания Северной Африки в конце VII в., он стоял, словно окаменев, в ожидании, когда его откроют заново. В результате мы можем дополнить интереснейшими деталями описание Карфагена, сохранившееся в обзоре IV в. «Описание всего мира» (Expositio totius mundi):

«План [города] в высшей степени великолепен. И впрямь правильностью его улицы напоминают древонасаждения. […] В нем есть Одеон{290} и порт чрезвычайно любопытного вида, где, как кажется, спокойное море совершенно позволяет кораблям пребывать в нем без страха в совершенной безопасности. Кроме того, ты найдешь здесь замечательную общественную постройку, квартал серебряных дел мастеров (vicus argentariorum). Что касается развлечений, то жителей интересует только одно — игры в амфитеатре» (Expos, totius mindi. 61).

Вы не найдете здесь то, что можно прочитать в современных путеводителях, но жизнь древнего города представлена в нем как рациональный, цивилизованный порядок на фоне варварской дикости (см. карту № 1), и ничто не символизирует это лучше, чем прекрасная правильная сеть городских улиц. Как показано в «Expositio totius mundi», в Карфагене было много больше обычного общественных зданий. Не считая Одеона и амфитеатра, это также предметы гордости — театр и цирк начала III в. н. э. на 70 тысяч мест для колесничных бегов. Ниже в приморском районе находился большой комплекс бань Антонина II в., а в центре города вокруг холма Бурса располагались суды, муниципальные здания и дворец наместника. Здесь также стоял куполовидный храм Памяти, где был убит Бонифаций.

Вокруг общественных зданий находилось множество частных домов. Некоторые из них, более крупные, обнаружили во время раскопок, несколько из них занимали большое пространство и отличались богатой многоцветной мозаикой, особенно «Дом греческого колесничего» и носящая поэтическое название «Вилла с частной баней». Но основная часть городских районов, где, видимо, проживало подавляющее большинство населения, не раскопана, и нам известно относительно немного «обычных» домов. Однако все говорит за то, что в Карфагене проживало порядка 100 тысяч человек — в IV в. больше было лишь население Рима и Константинополя, оно искусственно увеличивалось по причине поддержки продовольствием, которую оказывали их обитателям.

Общественные здания удовлетворяли многообразные культурные нужды{291}. Здесь исповедовались самые различные религии — от христианства в разных его формах до традиционных языческих культов со всякого рода восточными таинствами. И среди всего этого классическая культура. Например, Августин был латинистом высочайшего класса, который завершал свое образование в Карфагене. Он остался здесь для продолжения преподавательской карьеры, однажды одержав победу в состязании латинских поэтов. Награду ему вручил проконсул Африки Виндициан, сам человек большой учености, один из той группы тесно связанных между собой римлян, которые проводили короткий срок, обычно год, в качестве префекта города. (Наш старый знакомый Симмах исполнял эту должность в 373 г.) Такие события, как поэтические состязания, давали молодым честолюбивым людям возможность обратить на себя внимание наместника и использовать свою образованность и культурный уровень для продвижения в обществе. Покинув Карфаген, Августин приехал в Рим, а оттуда в Милан, ко двору Валентиниана II, окрыленный рекомендациями, которые обеспечили ему связи с такими людьми, как Виндициан и Симмах.

Карфаген IV в., таким образом, был крупнейшим культурным и, кроме того, экономическим центром Западной империи. Огромный и шумный, это был город, где стиснутые дома десятков тысяч простых людей являли резкий контраст с величественными общественными зданиями и особняками богачей. Но главное: много дававшая и мало требовавшая, Северная Африка была той курицей, которая несла золотые яйца для казны Западной империи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.