Глава тридцать шестая Карьера Наполеона Бонапарта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава тридцать шестая

Карьера Наполеона Бонапарта

1. Семья Бонапарта на Корсике.

2. Бонапарт — генерал Республики.

3. Наполеон, первый консул, 1799–1804 гг.

4. Наполеон I, император, 1804–1814 гг.

5. Сто дней.

6. Карта Европы в 1815 году.

7. Стиль ампир

1

И вот мы подошли к одной из самых ярких личностей современной истории, личности авантюриста и завоевателя, жизнь которого с необычайной выразительностью демонстрирует универсальный конфликт между эгоизмом, тщеславием, личными амбициями и более слабыми и неопределенными заботами об общем благе. На фоне смятения, невзгод и надежд, на фоне воюющих и прилагающих огромные усилия Франции и Европы, на фоне этого предвещающего бурю ужасного рассвета появляется этот зловещий маленький архаический персонаж, жесткий, крепко сбитый, способный, беспринципный, подражательный и опрятно вульгарный.

Наполеон родился в 1769 г. на полуварварском тогда острове Корсика. Его довольно прозаический отец-юрист был сначала корсиканским патриотом, выступавшим против Французской монархии, старавшейся подчинить Корсику, а затем перешел на сторону завоевателя. Его мать происходила из более крепкой Породы людей: она была страстной патриоткой, женщиной сильной и властной. (Она секла розгами своих сыновей; как-то она высекла Наполеона, когда ему было уже шестнадцать.)

У него были многочисленные братья и сестры, и его семья настойчиво преследовала французские власти требованиями вознаграждений и работы. За исключением Наполеона, это была самая обычная «голодная» семья. Умный, страстный и властный Наполеон унаследовал от своей матери романтический корсиканский патриотизм.

Под патронажем французского губернатора Корсики он получил образование сначала в военной школе в Бриенне, а затем в военной школе в Париже, откуда пошел служить в артиллерию в 1785 г. Юноша проявил недюжинные способности в математике и истории, у него была феноменальная память, он вел обширные записные книжки, которые сохранились до наших дней. Эти записные книжки не свидетельствуют о каком-то исключительном интеллекте, они содержат выписки из оригинальных сочинений — о самоубийстве и на другие, присущие подростковому возрасту, темы.

Наполеон рано попал под магическое влияние Руссо, развил в себе чувствительность и презрение к соблазнам цивилизации. В 1786 г. он написал памфлет против швейцарского пастора, который подверг нападкам Руссо. Он мечтал о независимой Корсике, свободной от французов. Благодаря революции он стал пламенным республиканцем и сторонником нового французского режима на Корсике. В течение нескольких лет, вплоть до падения Робеспьера, он оставался якобинцем.

Вскоре Наполеон заработал репутацию полезного и способного офицера, а с помощью младшего брата Робеспьера он получил свою первую возможность отличиться в Тулоне. Роялисты сдачи Тулон британцам и испанцам, и флот коалиции занял его гавань. Бонапарту поручили командовать артиллерией, и под его руководством французы вынудили союзников покинуть порт и город.

Он был назначен командующим артиллерией в Италии, однако не успел приступить к своим обязанностям, ибо за смертью Робеспьера могла последовать его собственная: его взяли под арест как якобинца, и некоторое время ему угрожала гильотина. Эта угроза миновала. Он был задействован как командующий артиллерией во время неудавшегося рейда на Корсику, а затем вернулся в Париж (1795 г.), представляя собой довольно жалкое зрелище.

Мадам Жюно в своих «Мемуарах» пишет, что в то время у него было худое лицо и неряшливый внешний вид. «Его плохо причесанные и плохо ухоженные волосы ниспадали на его серую шинель», перчаток он не носил, а сапоги его были плохо смазаны.

Это было время упадка и реакции после жестокостей якобинской диктатуры. В Париже звезда Свободы меркла перед «Меркурием, Марсом и Венерой» — финансами, униформой и социальным шармом. Лучшие из простых людей были в войсках, далеко за пределами Франции. Мы уже упоминали о последнем восстании роялистов в 1795 г. Наполеону посчастливилось быть в это время в Париже, и с началом этого восстания у него появилась вторая возможность отличиться. Он спас Республику, которой теперь управляла Директория.

Его способности произвели огромное впечатление на Карно, наиболее честного из членов Директории. Более того, Наполеон женился на хорошенькой молодой вдове — мадам Жозефине де Богарне, которая имела большое влияние на Барраса. Возможно, оба этих фактора помогли ему стать командующим в Италии.

Мы не имеем здесь возможности рассказать о его великолепных кампаниях в Италии (1796–1797), но пару слов о том настроении, с которым осуществлялось это вторжение в Италию, мы сказать обязаны, потому что оно ярко иллюстрирует двуличие Франции и Наполеона и то, как революционный идеализм постепенно уступал место практическим потребностям.

Бонапарт заявил итальянцам, что французы пришли освободить их от цепей — и это было правдой! Наполеон докладывал Директории: «В этой стране мы соберем 20 000 000 франков в виде контрибуции и конфискаций; это одна из самых богатых стран в мире». Своим солдатам он заявил: «Вы голодны, вы почти раздеты… Я веду вас в плодороднейшую равнину мира. Там вы найдете большие города, богатые провинции, честь, славу, богатства…»

Все мы имеем такую смешанную природу; однако эти пассажи, написанные молодым человеком двадцати семи лет, свидетельствуют о том, что налет возвышенного идеализма стерся у него в необычайно раннем возрасте.

Его успех в Италии был впечатляющим и полным. Он хотел пойти на Италию, потому что это была крайне привлекательная задача; он поставил под угрозу свое положение в армии, отказавшись взять на себя скучные обязанности по руководству операцией против повстанцев в Вандее.

Наполеон был большим поклонником «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха, а также римской истории, и его крайне активное воображение было занято мечтами о возрождении восточных завоеваний Римской империи. Он убрал со своего пути Венецианскую республику, разделив ее между Францией и Австрией, оставив за Францией Ионические острова и венецианский флот. Это мирное соглашение, Кампоформийский мир, оказалось неудачной сделкой для обеих сторон.

Молодая республика Франция содействовала уничтожению республики древней — Наполеон настоял на своей точке зрения вопреки сильным протестам во Франции — и Австрия получила Венецию, где в 1918 г. ей суждено было истечь кровью. Существовали также секретные статьи договора, согласно которым как Франция, так и Австрия должны были спустя некоторое время завладеть южногерманскими территориями. Но ум Наполеона был занят не только натиском Рима в восточном направлении. Это была страна Цезаря — и Цезарь оказался плохим примером для удачливого генерала не очень стабильной республики.

Цезарь вернулся в Рим из Галлии героем и завоевателем. Его подражатель должен был вернуться из Египта и Индии — Египет и Индия должны были стать его Галлией. Предвестники провала были налицо. Путь в Египет и Индию лежал через море, а британцы, несмотря на два недавних матросских бунта, были сильнее на море, чем французы. Более того, Египет был частью Турецкой империи, в те дни далеко не последней державы. Тем не менее Наполеон убедил Директорию, ослепленную его итальянскими подвигами, дать ему разрешение на поход. Армада отправилась из Тулона в мае 1798 г., захватила Мальту, удачно избежала встречи с британским флотом и прибыла в Александрию. Он быстро выгрузил на берег свои войска и в результате битвы у подножия пирамид стал хозяином Египта.

Основные силы британского флота находились в то время в Атлантике у порта Кадис, однако адмирал отобрал соединение из своих лучших кораблей под командованием вице-адмирала Нельсона — такого же военного гения на море, как и Наполеон на суше — для того, чтобы найти французскую флотилию и вступить с ней в бой. В течение некоторого времени попытки Нельсона найти французский флот были тщетными; наконец вечером 1 августа он обнаружил его на якорной стоянке в Абукирском заливе. Он застал французов врасплох; многие были на берегу, а на флагманском корабле происходило совещание. У него не было морских карт, поэтому входить на мелководье в сумерках было небезопасно.

Французский адмирал посчитал, что противник не начнет атаку раньше, чем утром, и поэтому не спешил с возвращением своих людей на корабли, пока не стало слишком поздно. Нельсон тем не менее нанес удар сразу — вопреки советам некоторых своих капитанов. Только один корабль сел на мель и, таким образом, обозначил мелкое место для остального флота. Нельсон начал атаку в два ряда кораблей на закате, и французы оказались между двух огней. Сражение началось, когда уже стемнело; бой грохотал и гремел в ночной темноте, которая вскоре осветилась пламенем пылающих французских кораблей, а затем — взрывом французского флагманского корабля «Орион»… До полуночи сражение на Ниле закончилось, флот Наполеона был уничтожен, а сам Наполеон отрезан от Франции.

Эта египетская экспедиция была, пожалуй, самой безрассудной военной операцией, которую знала история. Наполеон был вынужден остаться в Египте в тот момент, когда турки уже начали концентрировать против него свои силы, а в его армии началась эпидемия чумы. Несмотря на это, он продолжал воплощать свои восточные планы. Он одержал победу под Яффой и, не имея достаточного количества провианта, приказал убить всех пленных. Затем он попытался овладеть Акрой, где против него была использована его же осадная артиллерия, захваченная на море британцами. Потерпев неудачу, он возвратился в Египет, где одержат блестящую победу над турецкими войсками при Абукире, а затем бросил свою армию — она продержалась до 1801 г., когда сдалась англичанам — и тайком пробрался во Францию (1799 г.), едва избежав пленения британским крейсером у берегов Сицилии.

Этого провала было достаточно, чтобы дискредитировать любого генерала, — если бы об этом провале было что-либо известно. Но те же самые британские военные корабли, которые чуть было не взяли в плен Наполеона, помогли ему тем, что лишали французский народ возможности узнать правду о ситуации в Египте. Он мог цветисто разглагольствовать о битве при Абукире и скрыть неудачу при Акре. Именно тогда дела у Франции шли не очень хорошо. В различных регионах она потерпела несколько военных поражений; значительная часть Италии — Италии, завоеванной Бонапартом, — была утрачена, и это заставило людей вспомнить о нем как о единственном и естественном спасителе в данной ситуации.

Кроме того, процветало казнокрадство, и кое-что в этом отношении стало достоянием общественности — Франция переживала очередной финансовый скандал. Наполеон казнокрадом не был, а общество пребывало в том состоянии моральной усталости, когда возникает потребность в сильной и честной личности, гениальном кудеснике-целителе, который сделает все для всех. Люди убедили себя, что этот производящий благоприятное впечатление молодой человек с жестким выражением лица, который чудесным образом так вовремя вернулся из Египта, и есть та необходимая им сильная и честная личность — новый Вашингтон.

Думая скорее о Юлии Цезаре, чем о Вашингтоне, Наполеон откликнулся на потребность своего времени. Был разработан и осуществлен тщательно спланированный заговор с целью замены Директории тремя консулами — могло показаться, что римская история была в то время повальным увлечением, — из которых главным должен был стать Наполеон.

История реализации этого заговора является слишком сложной, чтобы уделить ей место в нашей книге: имел место разгон нижней палаты (Совета пятисот) в стиле Кромвеля, и именно в этом деле Наполеон утратил присутствие духа. Депутаты кричали на него, и он явно был напуган. Он чуть не упал в обморок, запинался и вообще не мог говорить, но положение спас его брат Люсьен, который впустил солдат и разогнан Совет. Этот небольшой сбой не повлиял на окончательный успех плана. В Люксембургском дворце обосновались три консула со специальными полномочиями для пересмотра конституции.

Вновь обретя самонадеянность и будучи уверенным в поддержке народа, Наполеон круто обошелся со своими коллегами по консульству. Была разработана конституция, в соответствии с которой главное исполнительное должностное лицо следовало называть первым консулом. Первый консул имел огромные полномочия. Понятно, что им должен был стать Наполеон — так было записано прямо в конституции. По истечении десяти лет первый консул подлежал переизбранию или замене. Ему должен был помогать Государственный совет, который он же и назначал. Государственный совет должен был инициировать законы и направлять свои предложения в два органа — Законодательный корпус (который мог голосовать, но не обсуждать) и Трибунат (который мог обсуждать, но не голосовать).

Эти два органа комплектовались сенатом, который назначали консулы, путем отбора кандидатов из особой общественной прослойки, «выдающихся людей Франции», которых избирали «выдающиеся люди департаментов», которые, в свою очередь, избирались «выдающимися людьми коммун», которых избирали обычные избиратели. Право голоса при избрании «выдающихся людей коммуны» было всеобщим. Это был единственный «пережиток» демократии в этой ошеломляющей пирамиде.

Новая конституция в основном была совместным творением почтенного философа Сийеса, который был одним из трех консулов, и Бонапарта. А Франция настолько устала от бед и забот, настолько уверены были люди в достоинствах и способностях этого посланного, казалось, самой судьбой человека, что когда в начале XIX в. эта конституция была представлена на общенациональное голосование, то она прошла 3 011 007 голосами «за» при 1562 голосах «против». Франция всецело вверила себя Бонапарту и приготовилась быть спокойной, счастливой и победоносной.

Это, вне всякого сомнения, была историческая возможность, ранее никому не выпадавшая. Это было положение, в котором человек мог склониться в страхе перед собой и всецело отдаться служению Богу и людям. Старый порядок вещей умер или умирал; незнакомые новые силы витали над миром в поисках формы и направления; перспектива всемирной республики и мира во всем мире будоражила многие беспокойные умы. В руках Наполеона была Франция — инструмент, которым он мог пользоваться на свое усмотрение, словно изящным мечом, стремящимся к миру, но всегда готовым к войне. В этой великой возможности было все, кроме благородного воображения. Не обладая этой чертой, Наполеон не мог придумать ничего лучшего, чем взобраться на вершину этой великой возможности, словно молодой петух на навозную кучу.

Его карьера в качестве первого консула была, возможно, наименее бесславным периодом его деятельности. Он лично занялся военными делами, которые при Директории шли из вон рук плохо, и завершил сложную военную кампанию в Северной Италии победой при Маренго (1800 г.). Это была победа, которая в определенный момент чуть не обернулась катастрофой. В декабре того же года генерал Моро, посреди снега, грязи и вообще отвратительной погоды, нанес сокрушительное поражение австрийской армии при Гогенлиндене. Если бы эту победу одержал Наполеон, то она считалась бы одним из самых характерных и ярких его подвигов. Она сделала возможным столь необходимый для Франции мир.

В 1801 г. были подписаны предварительные условия мирного соглашения с Англией и Австрией. Мирное соглашение с Англией, Амьенский договор, было заключено в 1802 г., и у Наполеона появилась возможность посвятить себя созидательной государственной деятельности, которая была столь необходима Франции и, следовательно, Европе. В результате войны территория страны значительно увеличилась, мирное соглашение с Англией восстановило колониальную империю Франции и обеспечило ей такое надежное положение, о котором Людовик XIV и мечтать не смел. Теперь Наполеон мог спокойно создавать и укреплять новый социальный строй, творить современное государство, призванное стать светочем и источником вдохновения для Европы и всего мира.

Но он и не собирался делать ничего подобного. Его ограниченное, чисто подражательное воображение было заполнено мечтами о том, чтобы стать новым Цезарем. Он втайне стремился стать настоящим императором, с короной на голове и всеми соперниками, однокашниками и друзьями — у его ног. Титул императора не мог прибавить ему полномочий сверх тех, которыми он уже пользовался, но этот титул мог обеспечить нечто большее — восхищение его матери.

Можно ли было ожидать иной реакции от человека, подобного Наполеону, на представившуюся ему восхитительную творческую перспективу? Но сначала Франция должна была стать процветающей. Для голодной Франции император был бы явно неуместным бременем. Наполеон приступил к осуществлению старого плана дорожного строительства, одобренного еще Людовиком XV; он создавал систему каналов в подражание каналам английским; он реорганизовал полицию и обеспечил безопасность внутри страны и, подготавливая сцену для своей личной драмы, вознамерился придать Парижу облик Рима — с классическими арками и колоннами. Он воспользовался ранее существовавшими великолепными планами развития банковского дела. Во всех этих начинаниях он шел в ногу со своим временем; они все равно были бы реализованы — с меньшим деспотизмом, с меньшей централизацией, — даже если бы его никогда не было. Кроме того, Наполеон решил ослабить республиканцев, фундаментальные принципы которых он собирался упразднить. Он призвал эмигрантов вернуться в страну, при условии, что они представят убедительные гарантии уважения к новому режиму. Многие из них хотели вернуться на таких условиях и забыть о Бурбонах.

Кроме того, Наполеон заключил важный примирительный договор, конкордат с Римско-католической церковью. Она должна была поддерживать его, а он должен был восстановить власть Рима в церковных приходах. Он считал, что без религии Франция никогда не станет послушной и управляемой, никогда не потерпит новой монархии.

«Разве может быть порядок в стране, — говорил он, — без религии? Общество не может существовать без имущественного неравенства, которое, в свою очередь, не может существовать без религии. Когда один человек умирает от голода рядом с другим человеком, который страдает от обжорства, то примириться с этим можно только тогда, когда есть власть, которая заявляет: "На то есть воля Божия: в этом мире должны быть богатые и бедные, но в мире ином и в жизни вечной неравенство будет проявляться по-иному"».

Наполеон считал, что религия — и особенно ее поздняя римско-католическая разновидность — является великолепным инструментом для того, чтобы держать в повиновении простых людей. В свои ранние якобинские дни он отвергал ее по этой же самой причине.

Еще одним большим достижением, характеризующим диапазон его воображения и его понимание человеческой сущности, было учреждение ордена Почетного Легиона — прекрасно просчитанной программы награждения французов кусочками ленты с целью отвлечения амбициозных людей от подрывной деятельности.

И ко всему прочему, Наполеон заинтересовался пропагандой христианства. Вот его точка зрения на использование Христа в политических целях:

«Я желаю восстановить институт зарубежных миссий; ибо зарубежные миссионеры могут очень пригодиться мне в Азии, Африке и Америке, потому что я велю им заниматься разведывательной деятельностью во всех посещаемых ими странах. Неприкосновенность их одеяния не только послужит им защитой, но и поможет скрыть их деятельность по добыванию политической и коммерческой информации. Глава миссионерского учреждения будет теперь пребывать не в Риме, а в Париже».

Это были идеи скорее жуликоватого торговца, чем государственного деятеля. Его отношение к образованию демонстрировало такое же непонимание возникающих перед ним новых реалий. Он почти полностью игнорировал начальное образование, оставив его на попечение местных властей; его планы предусматривали, что учителя будут оплачиваться за счет гонораров ученых; он явно не желал, чтобы простые люди получали образование, ибо не имел ни малейшего представления о том, зачем оно им нужно; зато он был заинтересован в учреждении технических училищ и высших учебных заведений, потому что государство нуждалось в услугах умных, талантливых и хорошо образованных людей.

Это был полный отход от важного образовательного плана, составленного для Республики маркизом Кондорсе в 1792 г., который предусматривал всеохватывающую систему бесплатного образования для всей страны. Медленно, но неуклонно проект Кондорсе воплощается в жизнь; великие страны во всем мире вынуждены заниматься его реализацией во все более полном объеме, и поэтому нас не интересуют ухищрения Наполеона в этой области. Что же касается образования матерей и жен рода человеческого, то вот образчик наполеоновской мудрости:

«Я думаю, что мы не должны обременять себя какими-либо планами относительно образования молодых женщин; нет лучшего воспитания, чем то, которое дадут им их матери. Общественное образование им не нужно, потому что им никогда не придется заниматься общественной деятельностью. Хорошие манеры — это все, что им нужно, а замужество — это все, к чему они стремятся».

Столь же сурово обошелся первый консул с женщинами и в «Кодексе Наполеона». Жена, например, не имела права распоряжаться принадлежащей ей собственностью; она всецело зависела от своего мужа. Этот гражданский кодекс был, в основном, творением Государственного совета.

В кодексе было собрано воедино, исправлено и разъяснено обширное беспорядочное нагромождение законов, старых и новых. Как и все, что создал Наполеон, его кодекс обеспечивал немедленную практическую отдачу, он трактовал явления и связи между ними таким образом, чтобы люди сразу же приступали к работе над ними без всяких дальнейших обсуждений. Однако немедленная практическая отдача замедлялась тем, что кодекс часто давал неверную трактовку вещам и связям между ними. Этот кодекс обладал интеллектуальной энергией, но в нем отсутствовала интеллектуальная глубина. Существующее положение вещей он трактовал как должное.

Повсюду вокруг Наполеона происходил процесс возрождения базовых идей цивилизованного общества и принципов человеческого сотрудничества, но он так этого и не понял. Он примирился с этим периодом перемен и попытался сохранить его навсегда. Долгое время Франция была опутана этой смирительной рубашкой образца начала XIX в., которую навязал ей Наполеон.

Он жестко регламентировал статус женщин, статус трудящихся, статус крестьян — сложно было выбраться из созданной им сети жестких формулировок.

Так Наполеон — своим безжалостным, трезвым и ограниченным умом — решил быстро и эффективно взять под контроль Францию. И этот процесс установления и ужесточения контроля был лишь частью более обширных планов, занимавших его.

В 1802 г. Наполеон добился, чтобы его провозгласили пожизненным первым консулом с правом назначения наследника, а его явное стремление аннексировать Голландию и Италию, несмотря на содержавшиеся в мирном договоре обязательства не делать этого, привело к тому, что Амьенский мир с самого начала трясло, как в лихорадке. Поскольку его планы неизбежно спровоцировали бы войну с Англией, ему следовало подождать, чего бы это ни стоило, пока он не сделает свой флот более сильным, чем английский.

В распоряжении Наполеона были обширные ресурсы для кораблестроения, британское же правительство было слабым, и для того, чтобы изменить соотношение сил на море, достаточно было трех или четырех лет. Но несмотря на свой суровый опыт кампании в Египте, он так и не осознал важности военно-морского флота. В 1803 г. оккупация Наполеоном Швейцарии ускорила кризис, и снова разразилась война с Англией. В Англии главой правительства вместо слабого Эддингтона стал сильный Питт (1759–1806). Завершающая часть истории Наполеона связана с этой войной.

В период Консульства первый консул весьма активно содействовал увеличению состояния своих братьев и сестер. Это было вполне по-человечески, в корсиканских клановых традициях, и это помогает нам лучше понять, как он относился к своей должности и тем возможностям, которые перед ним открылись. Существенным фактором в появлении Наполеона как исторической фигуры было желание удивить, ошеломить и подчинить себе воображение членов семьи Бонапарта и их соседей. Он продвигал по службе своих братьев самым смехотворным образом — ибо были они людьми весьма посредственными. Но был один хорошо знавший его человек, который не был ни удивлен, ни ошеломлен. Этим человеком была его мать. Он посылал ей деньги на расходы, чтобы она приводила в изумление соседей; он упрашивал ее жить на широкую ногу, как и подобало матери столь удивительного сына, которого боялся весь мир.

Но и в тридцать два года он не смог ни изумить, ни обмануть добропорядочную госпожу, которая высекла Посланника Судьбы, когда ему было шестнадцать, за то, что он строил гримасы своей бабушке. На него могла молиться вся Франция, но его мать не питала никаких иллюзий. Она откладывала деньги, которые он ей присылал; она, как и раньше, продолжала вести домашнее хозяйство. «Когда все это закончится, — говорила она, — ты будешь рад, что я скопила немного денег».

Мы не будем подробно рассказывать о том, какие действия предпринял Наполеон, чтобы стать императором. Его коронация представляла собой самое необычное возрождение этой традиции, которое только можно себе представить. Цезарь больше не был примером для подражания — ведь Наполеон стал теперь Карлом Великим. Его короновали на императорство совсем не в Риме, а в Париже, в соборе Нотр-Дам; для проведения церемонии из Рима специально привезли Папу Пия VII; а в кульминационный момент Наполеон I схватил корону, отстранил Папу и сам себя короновал. Наставление Карла Великого сыну Людовику наконец дало плоды. В 1806 г. Наполеон возродил еще одну славную античную традицию и, все еще следуя примеру Карла Великого, увенчал себя железной короной в Ломбардии в Миланском соборе.

Теперь четыре дочерние республики Франции должны были стать королевствами: в 1806 г. он назначил брата Луи в Голландию, а брата Жозефа — в Неаполь. Но история зависимых королевств, которые он создал в Европе, слишком сложна и неоднозначна для нашего «Очерка», несмотря на то, что такое свободное обращение с границами государств в конечном счете способствовало объединению Италии и Германии.

Пакт между новым Карлом Великим и новым Львом продержался совсем недолго. В 1807 г. Наполеон начал запугивать Папу Римского и в 1811 г. фактически сделал его пленником в Фонтенбло. В этом явно не было необходимости. Эти действия Наполеона лишь восстановили против него Католическую церковь и ее прихожан, а его коронация восстановила против него либеральное общественное мнение. Он уже не был представителем как старого, так и нового. Новое он предал; старое не смог завоевать. Он представлял теперь лишь самого себя.

Явно не было особой необходимости и в такой внешней политике, которая ввергла Европу в новый период войн. Слишком рано поссорившись с Великобританией, он собрал в Булони (1804 г.) большую армию для завоевания Англии, несмотря на неблагоприятную военно-морскую ситуацию. Он даже учредил медаль и соорудил в Булони колонну в ознаменование триумфа своего запланированного вторжения. В чисто «наполеоновской» манере планировалось хитростью отвлечь британский флот, переправить сконцентрированную в Булони армию через пролив на плотах и лодках и захватить Лондон до того, как британский флот успеет вернуться. В то же самое время его агрессивные действия в Южной Германии неуклонно подталкивали Австрию и Россию к антинаполеоновской коалиции с Британией. В 1805 г. британские адмиралы Колдер и Нельсон нанесли два смертельных удара по надеждам на победу, которые питал Наполеон. В июле Колдер нанес тяжелое поражение французскому флоту в Бискайском заливе; в октябре Нельсон уничтожил объединенный флот Франции и Испании в Трафальгарской битве. В этом победном сражении Нельсон геройски погиб на корабле «Виктория». В результате Наполеону пришлось иметь дело с безжалостным противодействием Британии, недостижимой и несокрушимой, способной наносить ему удары по всему побережью Европы.

В течение нескольких лет всю правду о смертельной ране Трафальгара прятали от французской общественности. Говорилось только, что «после того, как мы опрометчиво ввязались в сражение, мы потеряли в результате шторма несколько линейных кораблей». После победы адмирала Колдера Наполеон быстро убрал свою армию из Булони, перебросил ее через Европу и сокрушил австрийцев под Ульмом и Аустерлицем.

В этих неблагоприятных обстоятельствах Пруссия вступила в войну с Наполеоном и потерпела полное и окончательное поражение в Йена-Ауэрштедском сражении (1806 г.). Австрия и Пруссия были сокрушены, но Россия все еще оставалась участником военных действий, и следующий год был посвящен этому упорному и труднодостижимому противнику.

Мы не можем во всех подробностях проследить трудности Польской кампании против России; Наполеону пришлось туго в сражении при Пултуске, которое он объявил блестящей победой, и снова — под Эйлау. Затем русские потерпели поражение под Фридландом (1807 г.). До этих пор Наполеон никогда не ступал на землю России, русские были все еще такими же непобедимыми, как и британцы. И тут неожиданно Наполеону крупно повезло. Сочетая хвастовство, хитрость и лесть, ему удалось уговорить молодого и амбициозного царя Александра I — тому было всего тридцать лет — заключить альянс. Два императора встретились в Тильзите на плоту посредине реки Неман и пришли к взаимопониманию.

Во время воспитания при дворе Екатерины II Александр сильно проникся либеральными идеями и был всецело за свободу, образование и новый порядок в мире, — но только под его владычеством. «Он бы с радостью всех освободил, — сказал один из его первых соратников, — при условии, что все будут совершенно свободно делать именно то, что он пожелает». Он заявил также, что отменил бы крепостное право даже ценой своей головы, — но только при условии большей цивилизованности. По его словам, он объявил войну Франции потому, что Наполеон был тираном, и для того, чтобы освободить французский народ. После Фридланда он увидел Наполеона в ином свете. Эти двое встретились через одиннадцать дней после поражения русских — Александр, несомненно, пребывал в состоянии разговорчивой экзальтации, характерной для людей его склада, когда они внутренне готовы к переменам.

Для Наполеона эта встреча наверняка была исключительно лестной и приятной. Это была его первая встреча с другим императором на принципах равенства. Фантазия обоих высоко воспарила над плотом в Тильзите. «Что есть Европа?» — спросил Александр. — «Мы есть Европа». В этом же духе они обсуждали ситуацию в Австрии и Пруссии, они мысленно разделили между собой Турцию, они заговорили о завоевании Индии и вообще — большей части Азии, а также о том, что Россия отберет у Швеции Финляндию. Они игнорировали тот неприятный факт, что большую часть поверхности Земли составляют моря, а на море британский флот не имел себе равных. Рядом была Польша, готовая восстать и превратиться в страстного союзника Франции, если бы только Наполеон этого захотел. Однако он был безразличен к Польше. Это был день перспектив, которые не имели перспективы. Но Наполеон все же скрыл свое дерзкое желание жениться однажды на русской княжне, настоящей принцессе. Это, как он убедился в 1810 г., было желание преждевременное.

После Тильзита произошло заметное ухудшение личных качеств Наполеона: он стал склонен к непродуманным действиям, ему все больше стало недоставать терпения в преодолении преград, все чаще и чаще он вел себя, как ниспосланный судьбой властелин мира, все чаще проявлял нетерпимость ко всем, кто попадался на его пути.

В 1808 г. он совершил очень крупную ошибку. Испания была его преданным союзником, полностью под его контролем, но он счел нужным низложить испанского короля из династии Бурбонов, чтобы заменить его своим братом Жозефом, правившим в Сицилии. Португалию он к тому времени уже завоевал и планировал объединить два королевства — Испанию и Португалию — в одно. В результате испанцы восстали в порыве патриотического негодования, окружили французскую армию под Байленом и вынудили ее капитулировать. Это был ошеломляющий сбой в непрерывной череде французских побед.

Британцы незамедлительно воспользовались возможностью, которую предоставило им это восстание. Английская армия под командованием сэра Артура Уэллесли (впоследствии герцога Веллингтона) высадилась в Португалии, разгромила французов под Вимиеро и вынудила их к отступлению из Испании. Известия об этих военных провалах вызвали сильное возбуждение в Германии и Австрии, а русский царь занял более неуступчивую позицию по отношению к своему союзнику.

В Эрфурте состоялась новая встреча этих двух властелинов, на которой царь гораздо меньше, чем ранее, поддавался обворожительным уловкам Наполеона. Прошло четыре года шаткого французского «господства», когда границы на карте Европы трепетали, словно белье на ветру. Личная империя Наполеона увеличилась за счет открытой аннексии Голландии, большей части Западной Германии, Италии и восточного побережья Адриатики. Но теперь, одна за другой, французские колонии переходили в руки британцев, а британские армии на испанском полуострове вместе со своими испанскими союзниками медленно теснили французов на север. Наполеон уже начал надоедать всей Европе; его противниками были теперь не только монархи и министры, но и целые народы.

Пруссаки, после катастрофы под Йеной в 1806 г., принялись наводить порядок в собственной стране. Под руководством барона фон Штейна они устранили свой феодализм, отменили привилегии и крепостное право, создали систему народного образования и способствовали значительному росту патриотизма, фактически достигнув, причем без внутреннего противостояния, всего того, чего добилась Франция в 1789 г. К 1810 г. уже существовала новая Пруссия — ядро новой Германии. И теперь Александр, явно вдохновленный мечтами о мировом господстве, снова предстал как поборник свободы.

В 1810 г. возникли новые трения, вызванные противодействием Александра брачным амбициям Наполеона. Ибо Бонапарт решил развестись со своей старой подругой Жозефиной по причине ее бездетности, дабы обеспечить «преемственность» своей «династии». Наполеон, чьи планы расстроила отвергшая его русская княжна, а фактически — Александр, обратил свой взгляд на Австрию и женился на эрцгерцогине Марии Луизе. Австрийские государственные деятели раскусили Наполеона. С величайшей готовностью предоставили они ему свою принцессу. Пойдя на этот брак, Наполеон стал пленником династической системы. Он мог стать творцом нового мира, но предпочел стать зятем мира старого.

В последующие два года дела шли все хуже и хуже. Он уже не был лидером революции и неотъемлемой ее частью. Он больше не являлся воплощением нового мира — он был просто еще одним деспотом, причем более грубого пошиба. Он оттолкнул от себя всех свободомыслящих людей, он настроил против себя Церковь. Когда встал вопрос о его свержении, то короли и якобинцы выступили, как одно целое.

Британия была его непримиримым врагом; Испания клокотала от гнева, вполне понятного ему, как корсиканцу: достаточно было лишь разрыва с Александром, чтобы эта основанная на блефе и фальшивых декорациях империя зашаталась и рухнула. И этот разрыв произошел. Александр всегда питал к Наполеону крайне противоречивые чувства: он завидовал ему как сопернику, но презирал как выскочку. Более того, в Александре было нечто вроде смутного и сентиментального величия. Проникшись религиозным мистицизмом, он вынашивал концепцию исторической роли России и своей собственной роли: сокрушить Наполеона и тем самым принести мир Европе и всему миру. Однако установление мира в Европе представлялось ему вполне совместимым с аннексией Финляндии, большей части Польши и значительной части Османской империи. И особенно ему хотелось возобновить торговлю с Британией, против которой его настроил Наполеон. Ибо наполеоновская «континентальная блокада», призванная удушить Британию путем недопущения британских товаров ни в одну из стран Европы, привела к полной дезорганизации торговли в Германии и озлоблению купеческого класса.

Разрыв отношений произошел в 1811 г., когда Александр вышел из континентальной блокады. В 1812 г. огромная масса армий общей численностью до 600 000 человек под верховным командованием нового императора двинулась на Россию. Французы составляли лишь около половины этой группировки; остальную часть ее составляли союзники и представители покоренных народов. Это была армия-конгломерат, наподобие армий Дария или царя Кавада.

Война в Испании все еще продолжалась — Наполеон и не пытался ее прекратить. В общей сложности на ней было задействовано четверть миллиона людей из Франции. Он пробился через Польшу и Россию к Москве до наступления зимы — русские армии, в основном, избегали сражений, — и еще до того, как зима сомкнула вокруг него свое кольцо, его положение стало откровенно опасным. Он захватил Москву, надеясь, что это заставит Александра заключить мир. Александр заключать мир не захотел, и Наполеон оказался в том же положении, что и Дарий на землях скифов 2300 лет тому назад.

Русские, так и не потерпев поражения в решающем сражении, делали набеги на его коммуникации, изматывали его армию — в этом им помогали болезни; еще до захвата Москвы потери Наполеона составили 150 000 человек. Однако у него не было мудрости Дария, и он не захотел отступать, В течение длительного времени зима была достаточно теплой — у него был шанс спастись бегством. Вместо этого он оставался в Москве и строил фантастические планы. Во всех его прежних азартных играх с судьбой ему чудесным образом везло: он безнаказанно сбежал из Египта, британские победы на море спасли его от сокрушительного поражения в Британии. Теперь он снова попал в опасный переплет, но на этот раз ему не суждено было выйти сухим из воды. Может, он и перезимовал бы в Москве, но русские выкурили его оттуда: они подожгли город, и пожары почти полностью уничтожили его.

Лишь в конце октября, когда было уже слишком поздно, он решил повернуть назад. Он сделал неудачную попытку прорваться и выйти на новый юго-западный путь отступления, однако ему и остаткам его «великой армии» пришлось возвращаться теми же местами, которые он опустошил во время своего наступления. От дружественных территорий их отделяли огромные расстояния. Зима не торопилась с приходом. Целую неделю «великая армия» с трудом пробиралась через грязь; затем ударили сильные морозы, появились первые снежинки, а потом — снег, снег, снег…

Постепенно разлагалась дисциплина. Голодная армия рассредоточилась в поисках провианта, а затем вовсе распалась на шайки мародеров. Крестьяне, стремясь защитить себя, восстали против них, устраивали на них засады и убивали; огромная масса легкой кавалерии преследовала их, подобно скифам. Это отступление было одной из величайших трагедий в истории.

Наконец Наполеон со своим штабом и кучкой охранников и помощников снова появился в Германии, но уже без армии, а лишь в сопровождении беспорядочных и деморализованных толп. «Великая армия», отступлением которой командовал Мюрат, организованно дошла до Кенигсберга, но ее численность составляла теперь тысячу человек, а не шестьсот тысяч. Из Кенигсберга Мюрат отступил в Познань. Прусский контингент сдался русским; австрийцы ушли домой на юг. И повсюду рассеявшиеся беглецы — оборванные, истощенные и обмороженные — распространяли весть о катастрофе.

Магия Наполеона почти улетучилась. С крайней поспешностью он возвратился в Париж. На обломках своей мировой империи он объявил призыв новобранцев и начал формировать свежие армии. Против него выступила Австрия (1813 г.); вся Европа горела желанием восстать против этого фальшивого поборника свободы, который оказался обыкновенным узурпатором. Он предал новый порядок, а порядок старый, который он спас и возродил, теперь уничтожил его. Восстала Пруссия, а в Германии началась национально-освободительная война.

К его врагам присоединились шведы, а позже взбунтовалась Голландия. Мюрат сплотил около 14 000 французов вокруг своего дисциплинированного ядра, и это войско продолжило отступать через Германию. Это выглядело так, как будто человек вошел в клетку со львами, которых накормили усыпляющим снадобьем, и обнаружил, что действие этого снадобья уже прекращается. Наполеон, собрав новые силы, принял на себя обязанности главнокомандующего и выиграл весной крупное сражение под Дрезденом. Затем на некоторое время он, казалось, сломался интеллектуально и морально. Безудержная раздражительность сменялась состоянием пассивности. Он не сделал ничего или почти ничего для того, чтобы развить успех под Дрезденом.

В сентябре в окрестностях Лейпцига состоялась «Битва народов», после которой саксонцы, до этого оказывавшие ему поддержку, перешли на сторону союзников. Конец года стал свидетелем того, как французов загнали обратно во Францию. В 1814 г. кампания вошла в завершающий этап. Франция подверглась вторжению с востока и с юга. Шведы, немцы, австрийцы и русские пересекли Рейн; британцы и испанцы перешли через Пиренеи. И снова Наполеон сражался блестяще, но уже безрезультатно. Армии, двигавшиеся с востока, не столько победили, сколько протолкнулись мимо него, и в марте Париж пал. Немногим позже в Фонтенбло император отрекся от престола.

В Провансе, когда его увозили из страны, его жизни угрожала толпа роялистов.

Это был естественный и неизбежный конец карьеры Наполеона. Наконец он был побежден. И если бы в организации дел человеческих и правда была хоть какая-то мудрость и закономерность, то нам пришлось бы рассказывать о концентрации человеческих знаний и воли для решения задачи, реализацию которой прервала его карьера — задачи создания всемирной системы справедливости и свободы предпринимательства вместо обанкротившегося старого порядка.

Но ни о чем подобном нам рассказывать не придется. Знания и мудрость явно отсутствовали на большом совете стран коалиции. А присутствовал там расплывчатый гуманизм и мечтательное тщеславие царя Александра, потрясенные Габсбурги из Австрии, обозленные Гогенцоллерны из Пруссии, аристократические традиции Британии, все еще дрожавшей от страха перед революцией, на чьей совести был рабский труд детей на фабриках и украденное у простых людей право голоса.

Народы на этом Конгрессе представлены не были, там были одни лишь монархи и министры иностранных дел. Едва Конгресс успел собраться, как дипломаты принялись заключать тайные сделки и соглашения за спинами друг друга. После пышного церемониального визита правителей-союзников в Лондон ничто не могло сравниться с Венским конгрессом по помпезности и великолепию.

Социальный аспект Конгресса был очень сильным: повсюду было много хорошеньких дам, звезд на униформах хватило бы на целую галактику, проводились бесконечные ужины и балы, остроумные речи и блестящий юмор лились широким потоком. Самой яркой фигурой на этом собрании был некий Талейран, один из соратников Наполеона, человек весьма талантливый. До революции он был духовным лицом, а после революции предложил насильственную конфискацию имений Церкви; теперь он способствовал возвращению Бурбонов.

Союзники растрачивали бесценное время в препирательствах, вызванных их все увеличивавшейся жадностью; во Францию возвратились Бурбоны. С ними пришли и все остальные эмигранты, исполненные желания мстить и восстанавливать прежний строй. На смену одному большому эгоисту, уже свергнутому, пришла толпа эгоистов более мелких. Новый король был братом Людовика XVI; он взял титул Людовика XVIII, как только узнал, что его маленький племянник (Людовик XVII) умер в Тампле. Он был неуклюж и склонен к подагре; может, он и не был злым человеком, но он был символом прежней системы; с его приходом над всеми появившимися во Франции нововведениями нависла угроза ликвидации. Это было не освобождение, а лишь новая форма тирании — тирании угрюмой и скучной вместо тирании деятель ной и блестящей.

Неужели у Франции не было иного будущего? Особую нетерпимость Бурбоны проявляли к ветеранам наполеоновской армии, а Франция тогда была полна возвратившимися военнопленными, над которыми теперь нависла опасность. Наполеон был изолирован в своей собственной утешительной империи на острове Эльба. Его все еще надлежало величать императором, за ним был сохранен определенный статус. На таком отношении к своему поверженному противнику настоял царь Александр — то ли из благородства, то ли из прихоти. Габсбурги отобрали у Наполеона императрицу — она охотно вернулась в Вену — и он никогда ее больше не видел.

Проведя на Эльбе двенадцать месяцев, Наполеон решил, что Франция уже устала от Бурбонов; он умудрился избежать встречи с британскими судами, патрулировавшими его остров, и снова появился во Франции в Канне, чтобы в последний раз сыграть в азартную игру с судьбой. Его продвижение к Парижу представляло собой триумфальное шествие; ему бросали под ноги белые кокарды Бурбонов. И на сто дней, те самые «Сто дней», он снова стал властелином Франции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.