Глава четвертая ТЕГЕРАН: ТРУДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Глава четвертая ТЕГЕРАН: ТРУДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
30 ноября было для меня очень хлопотливым и памятным днем. Это было 69-летие со дня моего рождения, и почти весь день я был занят самыми важными делами, какими мне когда-либо приходилось заниматься. Тот факт, что президент встречался с маршалом Сталиным в частном порядке и жил в советском посольстве, что он избегал встречи со мной наедине с тех пор, как мы выехали из Каира, несмотря на наши прежние близкие отношения и на то, что наши важнейшие дела переплетались самым тесным образом, побудил меня стремиться к личной беседе со Сталиным. Я чувствовал, что у русского лидера складывалось неправильное представление о позиции Англии. У него создавалось ложное впечатление, которое коротко может быть выражено следующим образом: «Черчилль и английский штаб собираются сорвать операцию „Оверлорд“, а если это им удастся, вторгнуться на Балканы». Я считал своим долгом рассеять это вдвойне неправильное представление.
Установление точного срока для операции «Оверлорд» зависело от перебросок сравнительно небольшого количества десантных средств. Для операций на Балканах эти десантные средства не были нужны. Президент связал нас обещанием предпринять операцию в Бенгальском заливе. Если бы эта операция была отменена, то у нас было бы достаточно десантных средств для всех намечавшихся мною операций, а именно, у нас были бы комбинированные силы для одновременной высадки, невзирая на сопротивление, двух дивизий на побережье Италии или на юге Франции, а также для начала операции «Оверлорд» в мае, как это было намечено. Я согласился с президентом, что операция должна быть начата в мае, а он со своей стороны отказался от точной даты —1 мая. Это должно было дать мне необходимое время. Если бы я мог убедить президента отказаться от обещания, данного Чан Кайши, и от плана операции в Бенгальском заливе, о котором на наших заседаниях в Тегеране не упоминалось, у нас было бы достаточно десантных средств как для операций на Средиземном море, так и для начала операции «Оверлорд» точно в намеченный срок. В действительности великий десант начался 6 июня, но решение об этом сроке было принято значительно позже и не по моему требованию, а из-за фаз луны и метеорологических условий. По возвращении в Каир мне удалось, как это будет видно из дальнейшего, убедить президента отказаться от операции в Бенгальском заливе. Поэтому я полагаю, что добился того, что считал абсолютно необходимым. Однако в это ноябрьское утро в Тегеране все это казалось далеко не определенным. Я твердо решил, что Сталин должен знать главный факт. Я не считал себя вправе сказать ему о нашей с президентом договоренности начать операцию «Оверлорд» в мае. Я знал, что Рузвельт хотел сам сообщить ему об этом за завтраком, который должен был последовать за моей беседой с маршалом.
То, что следует ниже, основано на записях, сделанных моим доверенным переводчиком майором Бирсом, о моей конфиденциальной беседе со Сталиным.
Сначала я напомнил маршалу, что я наполовину американец и питаю большую любовь к американскому народу. То, что я собираюсь сказать, не должно быть воспринято как пренебрежение к американцам, и я буду полностью лоялен по отношению к ним, но есть вещи, которые лучше говорить с глазу на глаз прямо.
У нас имеется превосходство в войсках по сравнению с американцами на Средиземном море. Там находится в два или три раза больше английских войск, чем американских. Вот почему мне хотелось, чтобы наши армии на Средиземном море не бездействовали, если только этого можно избежать. Я хотел бы использовать их все время. В Италии имеется около тринадцати-четырнадцати дивизий, из которых девять или десять английских. Там имеются две армии — англо-американская 5-я армия и 8-я армия, полностью английская. Дело изображается таким образом, будто приходится делать выбор между сохранением даты операции «Оверлорд» и продолжением операций на Средиземном море. Однако в действительности это далеко не все. Американцы хотят, чтобы я предпринял в марте десантную операцию в Бенгальском заливе против японцев. Мне этого не хочется. Если бы мы располагали на Средиземном море десантными средствами, которые выделяются для операции в Бенгальском заливе, то у нас было бы их достаточно, чтобы осуществить все наши планы на Средиземном море и в то же время возможно скорее начать операцию «Оверлорд».
Речь идет о выборе не между операциями на Средиземном море и сроком начала операции «Оверлорд», а между операцией в Бенгальском заливе и сроком начала операции «Оверлорд». Однако американцы связали нас сроком операции «Оверлорд», и в результате этого в последние два месяца пострадали наши операции на Средиземном море. Наша армия в Италии несколько обескуражена переброской семи дивизий. В порядке подготовки к операции «Оверлорд» мы отправили в Англию три наши дивизии и американцы отправляют свои четыре дивизии. Вот почему мы не смогли полностью воспользоваться преимуществами поражения Италии. Однако в то же время это свидетельствует о серьезности наших приготовлений к операции «Оверлорд».
Крайне важно принять в ближайшее время решение о назначении главнокомандующего. Вплоть до августа считали, что верховное командование войсками в операции «Оверлорд» будет вверено англичанину, однако в Квебеке я сказал президенту, что согласен с назначением на этот пост американца, но зато верховное командование на Средиземном море должно принадлежать нам. Я согласился на это потому, что американцы, хотя они и будут иметь равное с нами количество войск во время высадки, очень скоро превзойдут нас, и их роль будет гораздо шире после первых нескольких месяцев. С другой стороны, англичане имеют превосходство на Средиземном море; у меня свои взгляды на войну на этом театре, и я считаю справедливым, чтобы верховное командование на нем принадлежало нам. Президент согласился с этим предложением, и теперь назначение главнокомандующего войсками в операции «Оверлорд» зависит от него. Как только президент это сделает, я назначу главнокомандующего и других командующих на Средиземноморском театре военных действий. Президент задержал это назначение по соображениям внутреннего порядка, связанным с высокопоставленными личностями, но я просил его принять решение до нашего отъезда из Тегерана.
Сталин сказал, что это хорошо.
Затем я снова вернулся к вопросу о десантных средствах и еще раз разъяснил, почему они являются узким местом. У нас более чем достаточно войск на Средиземном море даже после переброски упомянутых семи дивизий, и в Соединенном Королевстве будет сконцентрирована достаточно сильная англо-американская армия вторжения. Все зависит от десантных средств. Когда маршал сделал два дня назад свое важное заявление о том, что Россия вступит в войну против Японии после капитуляции Гитлера, я немедленно указал американцам, что им следовало бы либо изыскать больше десантных средств для операций, которые нас просили предпринять в Индийском океане, либо перебросить некоторые десантные средства с Тихого океана в помощь операции «Оверлорд» на первом этапе. В таком случае десантных средств было бы достаточно для всего. Однако американцы весьма чувствительны ко всему тому, что относится к Тихому океану. Я сказал им, что Япония может быть гораздо быстрее выведена из войны, если против нее выступит и Россия, и что поэтому американцы могут позволить себе оказать нам большую помощь.
Различия между моей точкой зрения и американской по существу весьма незначительны. Речь идет не о том, что я как-то равнодушен к операции «Оверлорд». Я хочу получить то, что мне нужно для действий на Средиземном море, и в то же время выдержать срок операции «Оверлорд». Подробные планы должны были быть разработаны представителями штабов, и я рассчитывал, что это будет сделано в Каире. К сожалению, там был Чан Кайши, и китайский вопрос занял почти все наше время. Однако я уверен, что в конце концов найдется достаточно десантных средств для выполнения всех планов.
Теперь об операции «Оверлорд». К установленному сроку в мае или июне англичане будут иметь в готовности около шестнадцати дивизий вместе с корпусными частями, десантными войсками, зенитными частями и различными службами, в общей сложности несколько более полумиллиона человек. Они будут состоять из некоторых наших лучших войск, включая закаленных в боях солдат со Средиземноморского театра военных действий. Кроме того, англичане будут иметь все необходимое, что требуется от флота для транспортировки и прикрытия армии, и наряду с этим мы будем располагать военно-воздушными силами метрополии численностью четыре тысячи английских самолетов первой линии, которые будут действовать непрерывно. Сейчас начинается переброска американских войск на Британские острова. До сих пор американцы посылали главным образом авиачасти и продовольствие для армии, в ближайшие же четыре-пять месяцев будет прибывать ежемесячно по сто пятьдесят тысяч или более человек, и к маю количество их составит семьсот-восемьсот тысяч человек. Переброска войск в таком большом масштабе стала возможной лишь в результате разгрома вражеских подводных лодок в Атлантическом океане. Я высказываюсь за то, чтобы операция в Южной Франции была начата примерно в то же время, что и операция «Оверлорд», или в любой момент, который будет сочтен подходящим. Мы будем удерживать вражеские войска в Италии, и из наших двадцати двух — двадцати трех дивизий на Средиземном море по возможности большая часть будет использована для операции против Южной Франции, а другая останется в Италии.
В Италии предстоит большое сражение. У генерала Александера находится под командованием около полумиллиона человек. Там имеется тринадцать-четырнадцать союзных дивизий против девяти или десяти германских. Погода стоит неблагоприятная, и все мосты снесены. Однако мы намерены двинуться в декабре, причем первой выступит находящаяся под командованием генерала Монтгомери 8-я армия. Около Тибра будет предпринята десантная операция. В то же время 5-я армия будет вести ожесточенные бои, сковывая противника. Это может перерасти в Сталинград в миниатюре. Мы не намерены продвигаться в широкую часть Итальянского полуострова, а хотим удержать узкую его часть.
Сталин сказал, что он должен предупредить меня о том, что действия Красной Армии зависят от успеха нашего вторжения в Северную Францию. Если в мае 1944 года не будет операций, тогда Красная Армия сочтет, что никаких операций вообще не будет предпринято в течение всего этого года. Погода будет плохая, будут затруднения с транспортом. Если операция не состоится, он не хочет внушать Красной Армии ложные надежды. Разочарование может вызвать лишь недоброжелательство. Если не произойдет крупных изменений в европейской войне в 1944 году, русским будет очень трудно продолжать войну. Они устали от войны, и он опасается, как бы в Красной Армии не возникло чувства одиночества. Вот почему он пытался точно выяснить, будет ли операция «Оверлорд» предпринята вовремя, как обещано. Если же нет, то он должен принять меры для предотвращения возникновения чувства недоброжелательства в Красной Армии. Это крайне важно.
Я сказал, что операция «Оверлорд», несомненно, состоится при условии, если противник не перебросит во Францию более крупные силы, чем смогут сосредоточить там американцы и англичане. Если у немцев будет во Франции тридцать или сорок дивизий, то я не думаю, чтобы войска, которые мы собираемся перебросить через Ла-Манш, смогли устоять. Я боюсь не высадки на побережье, я опасаюсь того, что может произойти на тридцатый, сороковой или пятидесятый день. Однако если Красная Армия будет вести бои с противником, и мы скуем его в Италии, да к тому же еще Турция, возможно, вступит в войну, тогда, я полагаю, мы сможем одержать победу.
Сталин сказал, что первые же этапы операции «Оверлорд» произведут хорошее впечатление на Красную Армию, и если бы он знал, что она состоится в мае или июне, он мог бы уже сейчас подготовить удары по Германии. Весна является для этого лучшим временем. Март и апрель — месяцы затишья, во время которых он сможет сосредоточить войска и материальную часть, и в мае и июне начать наступление. У Германии не будет войск для переброски во Францию. Немцы продолжают перебрасывать дивизии на Восток. Немцы боятся за свой Восточный фронт, потому что там нет Ла-Манша, который надо форсировать, и нет Франции, куда бы надо было высадиться. Немцы боятся наступления Красной Армии, Красная Армия будет наступать, если она увидит, что от союзников идет помощь. Он спросил, когда начнется операция «Оверлорд».
Я сказал, что не могу раскрыть дату операции «Оверлорд» без согласия президента, но ответ будет дан за завтраком, и я полагаю, что Сталин будет им удовлетворен.
После некоторого промежутка времени маршал и я отправились, каждый в отдельности, к президенту на завтрак «только трех» (вместе с нашими переводчиками), на который он нас пригласил, и тогда Рузвельт сказал Сталину, что мы договорились о том, чтобы начать операцию «Оверлорд» в течение мая. Маршал явно был очень доволен и успокоен этим торжественным и прямым обещанием, какое мы оба дали ему.
После короткого перерыва началось третье пленарное заседание, как и прежде, в русском посольстве, в 4 часа. На этом заседании присутствовали все, нас было около 30 человек.
Президент заявил, что он рад сообщить участникам совещания о достижении соглашения по главным военным проблемам. Алан Брук сообщил, что после совместного заседания американские и английские начальники штабов рекомендовали нам начать операцию «Оверлорд» в мае «вместе с вспомогательной операцией против Южной Франции в самых широких масштабах, какие только позволит нам наличие десантных средств в то время».
Затем я подчеркнул необходимость для американских и английских штабов поддерживать теснейшую связь с советскими военными властями, с тем чтобы все операции на Восточном, Западном и Средиземноморском фронтах были согласованы. Таким путем три великие державы сумеют окружить дикого зверя и будут одновременно наносить ему удары со всех сторон. Штабам придется детально разработать планы операции «Оверлорд», которая будет представлять собой самую крупную комбинированную операцию в истории.
Сталин заявил, что он понимает важность решения, принятого штабами, и трудности, связанные с его осуществлением. Опасным периодом для операции «Оверлорд» будет период развертывания войск после высадки. В этот момент немцы могут перебросить войска с востока, для того чтобы создать максимальные трудности для операции «Оверлорд». Для того чтобы предотвратить переброску с востока сколько-нибудь значительных германских сил, он берется организовать крупное наступление русских войск в мае[59] .
Президент подчеркнул значение согласования по времени операций на всех фронтах. Теперь, когда представители трех штабов собрались вместе, он надеется, что они будут и дальше действовать совместно. Он уже сообщил маршалу Сталину, что следующим шагом будет назначение главнокомандующего операцией «Оверлорд».
После совещания с его собственным штабом и со мной возможно будет принять решение в течение трех или четырех дней. Теперь, когда главные военные решения уже приняты, английскому и американскому штабам было бы целесообразно вернуться по возможности скорее в Каир для разработки деталей. Мы со Сталиным согласились с этим.
Я добавил, что теперь, когда важнейшие решения уже приняты, все усилия должны быть направлены на изыскание путей и методов получения возможно большего количества десантных средств. Поскольку до начала операции «Оверлорд» остается еще пять месяцев и все ресурсы Америки и Великобритании находятся в нашем распоряжении, это может быть сделано. Если уж предпринимать операцию «Оверлорд», то это должно быть сделано с сокрушительной силой, и я надеюсь, что штабы найдут средства и способы увеличения мощи нашего удара в первоначальный период.
Я спросил, нельзя ли сделать так, чтобы три штаба согласовали планы маскировки. Сталин объяснил, что русские часто прибегали к обману противника, применяя для этого макеты танков, самолетов и аэродромов. Радиообман тоже оказался эффективным. Он полностью согласен с тем, чтобы штабы сотрудничали в деле разработки планов маскировки и обмана. «В военное время, — сказал я, — правда является такой драгоценностью, что ее всегда должен охранять целый отряд лжи». Сталину и его коллегам очень понравилось это замечание, когда оно было переведено, и на этой веселой нотке наше официальное совещание закончилось.
Я затем предложил, чтобы представители штабов составили краткое коммюнике о военных переговорах и представили его президенту, маршалу Сталину и мне. Это коммюнике должно быть коротким, загадочным и должно указывать на неизбежную обреченность Германии. С общего согласия было опубликовано следующее коммюнике:
«… Представители наших военных штабов участвовали в наших переговорах за круглым столом, и мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил. Мы пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга».
До сих пор мы собирались для наших заседаний и обедов в советском посольстве. Но теперь я заявил, что третий обед даю я и он должен состояться в английской миссии. Никто не мог против этого возражать. По алфавиту и Великобритания и я сам стояли первыми, а по возрасту я был лет на пять старше Рузвельта и Сталина. Из трех правительств наше старше других на целые столетия. Я мог бы также добавить, но не сделал этого, что мы дольше всех воюем; наконец, я сказал, что 30 ноября мой день рождения. Эти аргументы, в особенности последний, оказались решающими, и наш посланник сделал все необходимые приготовления к обеду примерно на 40 человек, включая не только политических и военных руководителей, но и некоторых ответственных работников их аппарата. Советская политическая полиция, НКВД, настояла на том, чтобы обыскать здание английской дипломатической миссии снизу доверху, заглядывая за каждую дверь и под каждую подушку, перед тем как прибыл Сталин. Около 50 вооруженных русских полицейских под началом своего собственного генерала стали около всех дверей и окон. Сотрудников американской тайной полиции также было достаточно. Однако все прошло хорошо. Сталин, прибывший под усиленной охраной, был в прекрасном настроении, а президент, сидя в своем кресле, смотрел на нас с сияющей улыбкой.
Это был памятный день в моей жизни. Справа от меня сидел президент Соединенных Штатов, слева — хозяин России. Вместе мы фактически контролировали все флоты и три четверти всей авиации в мире и управляли армиями примерно в 20 миллионов человек, участвовавшими в самой ужасной из всех войн в истории человечества. Я не мог не радоваться тому, как далеко мы продвинулись по пути к победе начиная с лета 1940 года, когда мы были одиноки, и, если не считать флота и авиации, фактически безоружны перед лицом победоносных и свежих сил Германии и Италии, державших в своих руках почти всю Европу с ее ресурсами. Рузвельт преподнес мне в подарок прекрасную персидскую фарфоровую вазу; она разбилась в пути, когда я возвращался на родину, но была чудесно восстановлена, и я храню ее среди прочих дорогих для меня вещей.
Во время обеда у меня завязался исключительно приятный разговор с обоими моими знатными гостями. Сталин повторил вопрос, который он задавал на совещании: «Кто будет командовать операцией „Оверлорд“?» Я сказал, что президент еще окончательно не решил, но я почти уверен, что это будет генерал Маршалл, который как раз в это время сидел недалеко от нас по другую сторону стола, — во всяком случае так предполагалось до сих пор. Сталин явно был этим очень доволен. Затем он заговорил о генерале Бруке. Он считал, что Брук не любит русских. Брук был очень резок и груб с ними на нашем первом совещании в Москве в августе 1942 года. Я разубеждал Сталина, говоря, что военные бывают склонны к прямоте и резкости, когда они обсуждают военные проблемы со своими коллегами. Сталин сказал, что этим они особенно нравятся ему. Он внимательно посмотрел на Брука через всю комнату.
Когда наступило время, я предложил тост за здоровье наших знаменитых гостей, а президент предложил тост за мое здоровье и пожелал мне много лет здравствовать. После него выступил Сталин в таком же духе.
Затем было предложено много неофициальных тостов, согласно русскому обычаю, который, безусловно, очень хорошо подходит для банкетов такого рода. Гопкинс произнес веселую речь, а которой сказал, что он «очень долго и глубоко изучал английскую конституцию, которая не зафиксирована на бумаге, и деятельность военного кабинета, полномочия и состав которого нигде конкретно не определены». В результате этого изучения, сказал он, «я убедился, что статьи британской конституции и полномочия военного кабинета означают именно то, что Уинстон Черчилль хочет, чтобы они означали в каждый данный момент». Это вызвало общий смех. Читатель этой книги узнает, как мало оснований было для этого шутливого утверждения. Я действительно пользовался лояльной поддержкой в руководстве войной со стороны парламента и моих коллег по кабинету, и эта поддержка оказывалась мне в такой полной мере, какая, возможно, и в самом деле являлась беспрецедентной. Число таких случаев, когда бы в важных вопросах мое мнение не восторжествовало, было очень невелико. Но я не без гордости не раз напоминал моим обоим великим товарищам, что из нашей тройки я — единственный, кого могут в любой момент отстранить от власти голосованием в палате общин, свободно избранной на основании всеобщих выборов, и кто подчинен повседневному контролю военного кабинета, представляющего все партии в государстве. Срок пребывания президента у власти твердо установлен, а его полномочия не только как президента, но и как главнокомандующего являются в соответствии с американской конституцией почти неограниченными. Сталин, казалось, обладал, а в данный момент наверняка обладал всей полнотой власти в России. Они оба могли приказывать. Я же должен был уговаривать и убеждать. Но я был доволен таким положением вещей. Система была сложной, однако у меня не было оснований жаловаться на то, как она действовала.
Во время обеда было произнесено много речей, и большинство самых видных гостей, включая Молотова и генерала Маршалла, тоже внесли свой вклад. Но больше всего мне запомнилась речь генерала Брука. Я привожу ее согласно отчету, любезно написанному им для меня.
"Примерно в середине обеда президент любезно предложил тост за мое здоровье, вспомнив те времена, когда мой отец посетил его отца в Гайд-парке. Когда он заканчивал свой тост, а я думал над тем, как лучше ответить на его любезные слова, Сталин поднялся и сказал, что он хочет продолжить этот тост. Он начал говорить о том, что я не проявил настоящих дружественных чувств к Красной Армии, что я недооцениваю ее замечательных качеств и что он надеется в будущем на более товарищеское с моей стороны отношение к солдатам Красной Армии!
Я был крайне удивлен этим обвинением, поскольку не мог понять, на чем оно основано. Однако к тому времени я уже достаточно хорошо знал Сталина и понимал, что если я ничего не отвечу на эти оскорбления, то тем самым потеряю всякое уважение, какое он когда-либо мог питать ко мне, и что он будет продолжать подобные нападки и впредь.
Поэтому я встал, чтобы как можно учтивее поблагодарить президента за его любезные слова, а затем обратился к Сталину примерно со следующими словами:
"Теперь, маршал, разрешите мне ответить на Ваш тост. Я удивлен тем, что Вы сочли нужным выдвинуть против меня совершенно необоснованные обвинения. Вы, вероятно, помните, что сегодня утром, когда мы обсуждали планы маскировки, г-н Черчилль сказал, что «в военное время правда должна иметь целый эскорт лжи». Вы, наверное, также помните, как сами рассказывали нам, что при всех Ваших великих наступлениях Вы всегда скрывали свои истинные намерения от внешнего мира. Вы рассказали нам, что Ваши макеты танков и макеты самолетов сосредоточивались на тех фронтах, которые представляли непосредственный интерес, в то время как Ваши истинные намерения были окутаны строжайшей тайной.
Да, маршал, Вы были введены в заблуждение макетами танков и самолетов, и Вы не смогли распознать те чувства искренней дружбы, которые я питаю к Красной Армии, и те чувства подлинного товарищества, с которыми я отношусь ко всему ее составу".
Пока Павлов фразу за фразой переводил это Сталину, я внимательно наблюдал за последним. Выражение его лица было непроницаемым. Однако в конце он повернулся ко мне и сказал с видимым удовольствием: «Этот человек мне нравится. Он говорит правду. Я должен с ним потом потолковать».
Затем мы перешли в приемную и там прохаживались группами. Я чувствовал, что мы достигли такой солидарности и такого настоящего товарищества, каких никогда прежде не достигали в этом великом союзе. Я не пригласил Рандольфа и Сару[60] на обед, хотя они зашли, когда поднимали тост в честь дня моего рождения, но теперь Сталин отозвал их в сторону и весьма тепло приветствовал их. Президент, конечно, был с ними хорошо знаком.
Прохаживаясь вокруг, я увидел, что Сталин стоит в тесном кругу рядом с Бруки, как я его называю. Отчет генерала об этом разговоре гласит:
«Когда мы вышли из комнаты, премьер-министр сказал мне, что он несколько волновался, не зная, что я скажу после того, как я упомянул о „правде“ и „лжи“. Однако он успокоил меня, сказав, что мой ответ на тост произвел на Сталина надлежащее впечатление. Поэтому я решил возобновить атаку в приемной. Я подошел к Сталину и сказал ему, что был удивлен и огорчен тем, что он счел нужным выдвинуть против меня такие обвинения в своем тосте. Он тут же ответил через Павлова: „Лучшая дружба та, которая начинается с недоразумений“, и тепло пожал мне руку».
Мне казалось, что все тучи рассеялись. И действительно, доверие Сталина к моему другу было установлено на основе уважения и доброжелательства, которые на протяжении всей нашей совместной работы никогда не были нарушены.
Наверное, было уже более 2 часов ночи, когда мы наконец разошлись. Маршал отдал себя на попечение своего эскорта и отбыл, а президента повезли на квартиру в советское посольство. Я лег в постель усталый донельзя, но довольный, чувствуя, что ничего, кроме хорошего, не было сделано. Этот день рождения был для меня действительно счастливым днем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.