Сколько их было и какие у «нас» с «ними» были трудности?

Сколько их было и какие у «нас» с «ними» были трудности?

«Трофейными немцами» называли порой прибалтийских немцев. Тогда и евреи Речи Посполитой, Польши и Западной Руси – тоже «трофейные евреи».

После трех разделов Польши к 1795 году в пределах Российской империи появилось порядка 700 или даже 800 тысяч человек евреев обоего пола и всех возрастов. Определить точнее трудно, потому что Российская империя и для всех остальных подданных подробных летописей не вела, учитывалось только податное население – взрослые мужчины. А этих «податных евреев» кагалы скрывали изо всех сил, и по понятным причинам: чтобы платить меньше податей.

В Австрии в 1774 году провели довольно тщательную перепись, которая установила 224 981 еврея на бывшей польской, а теперь на австрийской территории.

Пруссии «досталось» порядка 240 тысяч польско-русских евреев.

Белорусские евреи резко отличались от всех остальных ашкенази. Жили они в среде православных и в стране, где главенствовала ополяченная русская или литовская шляхта. Это – последние евреи Великого княжества Литовского и Русского. Судя по всему, они в наибольшей степени были прямыми потомками евреев Древней Руси, испытавшими меньше всех непосредственное польское влияние.

О своеобразии самосознания этих евреев говорит хотя бы такой факт: именно из-за них в русском языке появилось слово «еврей». Во всем мире евреи назвали себя «аидами» – в том числе и сефарды. Все известные названия в языках европейских народов восходят к этому самоназванию. Польское zyd – «жид», немецкое Jude – «юде», английское Iud – «джуд», французское juif – «джюиф».

Белорусские евреи были единственной группой, которой не нравилось такое название; они уверяли, что жидами их зовут «в поругание»[148]. Уже первый генерал-губернатор Белоруссии граф З.Г. Чернышов в 1772 году использовал слово «еврейские общества» для названия кагалов. До 1783 года и Чернышов, и Сенат в своих документах попеременно используют оба слова – и «жид», и «еврей» как взаимозаменяемые и одинаковые по смыслу. Во время посещения Екатериной Шклова в 1787 году десятеро руководителей общин обратились к императрице с прошением: пусть в официальных документах их называли не жидами, а использовали «более возвышенное библейское слово» – евреи. Прошение удовлетворили, слово «евреи» прижилось.

Замечу, что никакого «поругания» в использовании самоназвания народа не было и быть не могло, но так уж думали именно эти евреи.

Российская империя легко принимала в свой состав любые новые народы, стремилась дарить им плоды просвещения. Говорю это без тени иронии!

Генерал-колонизатор сидит на коне, осматривает новые владения своего императора и видит страхолюдного туземца, еще более страшного и грязного, чем белорусский крестьянин. Одет он, как огородное пугало, воняет чесноком и прелыми тряпками, и пока туземец говорит что-то на ломаном русском языке, на нос ему выползает клоп, непотревоженный и упитанный.

«Ну ничего! – думает колонизатор. – Мы тебя еще отмоем, высморкаем, обучим! Дети и внуки этого страшного аида еще станут не хуже солдатушек – бравых ребятушек, которые вон как весело поют, маршируют через новые владения русской короны».

Ему и невдомек, колонизатору, что туземец тоже может смотреть на него как-то без особого восторга: подумаешь, какой-то гойский владыка, вроде Артаксеркса или Тита Флавия. «Много вас было, таких гоев, – думает туземец, – вздумавших переделывать великий еврейский народ…» Они исчезли, эти бесчисленные гои, их мудрецы и владыки, а еврейский народ – вот он!

Если туземцу сказать, что его правнук сбежит из штетла, чтобы учиться у гоев, он даже не заплачет, а скорее весело засмеется.

Еще веселее засмеется русский колонизатор, если ему сообщить: спустя сто лет твои потомки будут просить денег у потомков этого туземца из неведомого миру местечка. А через сто пятьдесят лет прапраправнук этого вот… в чудовищной шляпе и в грязном лапсердаке пустит пулю в твоего прапраправнука. И попадет – потому что стрелять будет в упор, в затылок, в расстрельном подвале киевской ЧК.