Господство сословия компрадоров

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Господство сословия компрадоров

Политика всего императорского периода нашей истории сложилась как компрадорская. В сфере организации государственной и общественной жизни – как абсолютное господство «русских европейцев». В сфере внутренней политики – как привилегированное положение иностранцев, причем именно европейцев. В сфере культуры – как господство всего иноземного. В международной политике – как упорное подчинение интересов России интересам Европы.

Умная женщина Екатерина II обманула надежды Фридриха Прусского – не стала орудием его подчинения России интересам Пруссии. Она называла себя «русской государыней», старалась избавиться от сильного немецкого акцента, а как-то спросила основателя Одессы, самозванного маркиза де Рибаса, стал ли он окончательно русским? Торжество «русской партии»?

Но дворянство имело свои политические и экономические интересы, оно легко предавало национальные интересы всякий раз, когда ему становилось это нужно. Например, когда дворянам становилась выгодна проанглийская политика, а правительство от нее отходило.

За убийством Павла I Петровича очень прозрачно маячат и дела британской разведки, и интересы тех, кто вел с Британией самую активную торговлю.

Что характерно, заговорщикам «пришлось» сначала договориться с наследником престола, причем «великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительно клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренне взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную, но надо было успокоить щепетильность моего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся»[97].

По воспоминаниям князя А. Чарторыйского, Александр даже подписал некий секретный манифест, в котором признавал необходимость переворота и обязывался не преследовать заговорщиков. Ну что сказать? Хороший, уважительный сын; папу убивать не хотел, но неизбежность заговора понимал. Самодержавие ведь ограничено удавкой.

На волоске висела и жизнь самого Александра, когда по Тильзитскому миру 1807 года Россия разрывала дипломатические отношения с Британией и должна была примкнуть к континентальной блокаде.

Считается, что это привело к экономической катастофе, – ведь объемы внешней торговли упали в 4–5 раз[98]. Например, в 1809 году сахара из-за границы было привезено всего 102 тысяч пудов, что почти в 5 раз меньше его годовой потребности.

Но вот какая интересная деталь: собственное производство сахара в России с 1801 по 1805 год составляло всего 200 пудов, то есть менее 0,04 % годовой потребности. А в 1809-м произвели уже до 1 тысячи пудов, то есть 0,2 % годовой потребности.

Может, и дальше имело смысл развивать собственное производство?

Ведь континентальная блокада – разорение, только если ничего не делать и оставаться экономическим сателлитом Британии. Если клянчить деньги за границей и упорно не зарабатывать их самим.

Но это вовсе не разорение, если поставить себе цель развивать собственную экономику. Тем более Россия не нуждается во ввозе основных видов сырья, она их сама вывозит.

Правда, развивать экономику – это путь обуржуазивания страны. Путь, просто опасный для дворянства, которое хотело одного: не заниматься хозяйством, но получать доход от имений, не затрачивая никакого труда. Если выращивать сахарную свеклу и строить сахарные заводы, доходы явно увеличатся… Но тогда появятся всякие неизящные, грубые купцы и могут оттеснить прилизанных дармоедов от пирога.

Дворянство хотело сохранения феодальной системы, а торговля с Британией помогала им получать доходы, не ударяя палец о палец. Естественно, континентальную блокаду ненавидели все, кто входил тогда в «хорошее общество», в ту «нацию», которую угнетал злодей Павел I и которая убила его.

Так что не была бы континентальная блокада катастрофой при наличии политической воли к экономической самостоятельности и стремлению развивать страну. Хуже всех от нее было дворянам, причем именно тем, которые владели землей и крепостными. 1–2 % всего российского населения. Эти же деятели писали друг другу порой: «Война принесла нам много вреда, а мир окончательно разорит нас… Такого условия не было ни в одном договоре от сотворения мира…»[99]

Уже весной 1807 года Александру докладывают, что в Петербурге готовится заговор типа того же, который унес жизнь Павла I. На полях депеши Александр I, все же умный и храбрый человек, написал: «Вот депеша, которую мне прислал Алопеус. Речь идет не более и не менее как о попытке отправить меня в другой мир. Ваш Александр»[100].

А новый заговор составили ближайшие к Александру царедворцы из «негласного комитета», он же «Комитет общественной славы». Молодые и полные энтузиазма друзья нового императора – Виктор Кочубей, Николай Новосильцев, Павел Строганов, Адам Чарторыйский очень огорчались: император не спешил приступить к реформам, которые они готовили. «Друзья императора» были не правы: венценосец делал очень многое – например, начал постепенное раскрепощение крестьян, введя указ о вольных хлебопашцах от 20 февраля 1803 года.

Во многом это была проверка: выяснение, насколько дворянство готово отпускать своих крепостных за выкуп вместе с землей. Практическая реализация указа шла медленно… За все время его действия «вольными хлебопашцами» стали всего 1,5 % крепостных, положения Указа легли в основу знаменитой реформы 1861 года…

Но виновен ли тут Александр? Сам он уверял, что «если бы цивилизация была более развитой, я бы прекратил крепостное право, даже если это бы мне стоило головы».

Николай I создал ни много ни мало 6 крестьянских комитетов, которые заседали большую часть его правления… Правительство хотело раскрепощения большей части своих подданных, но ограничено было… все той же удавкой, никуда от этого не денешься. Граф Нессельроде в 1843 году говорил о программе очередного Крестьянского комитета, что освобождение крестьян приведет к гибели дворянства, а сами крестьяне не станут жить лучше, но начнут все больше наглеть и все чаще бунтовать.

Тем больше чести Николаю, что он все же освободил БОЛЬШУЮ часть крепостных: их доля в населении России, по разным оценкам, сократилась с 57–58 % в 1811–1817 годах до 35–45 % в 1857–1858 годах.

Государство при Екатерине совершенно отстранилось от контроля за отношениями помещика и крепостных… теперь оно внимательно следит, чтобы права крестьян не нарушались. К концу царствования Николая I под арестом находилось около 200 помещичьих имений.

Но и сверхмедленное раскрепощение при Николае, и условия вроде бы раскрепощения 1861 года показывают: пренебречь интересами дворянства правительство не может. Никак не может, и все тут.

В начале же XIX века Александру чуть не стоила головы приостановка торговли с Британией, потому что в конце 1807 года созрел очередной заговор. Денежки – британские, как и раньше, исполнители – «молодые друзья» императора почти в полном составе, кроме Чарторыйского. Идеология: надо проводить реформы, а он не проводит!

Император раскрыл заговор, разогнал «негласный комитет» уже окончательно, а к себе приблизил Аракчеева…

Но и в войне с Наполеоном очень много неясного. Насколько вообще России нужна была эта нелепая война? Не расплачивались ли россияне своей кровью за дела большой европейской политики? Например, за подавление Англией своего старинного врага? Есть у некоторых историков и такое мнение о событиях.

Вот что известно совершенно точно – Александр Павлович вполне мог покончить с Наполеоном еще в 1806–1807 годах.

А Наполеон в 1807 году, разгромив Пруссию, не пошел в Россию потому, что хотя и выиграл несколько сражений, но вовсе не победил Россию. Он знал, что в России указом от 12 декабря 1806 года создается «временное ополчение или милиция» из дворян, купцов, мещан, казаков, государственных крестьян численностью 612 тысяч человек.

Эта армия, в два раза многочисленнее всех остальных вооруженных сил России, создана из добровольцев. Она уже собрана на сборные пункты, получает обмундирование и продовольствие, ее вооружают и обучают.

Стоит Наполеону перейти Неман, и он будет иметь дело еще и с этой армией – с русской армией патриотов, по духу близкой к французской армии образца 1792 года.

Стоит Александру I Павловичу двинуть даже не все ополчение, а его половину или треть в Европу, несдобровать Наполеону. То, что произошло только в 1813–1814 годах, после сгоревшей Москвы, было совершенно реально в 1807-м и притом в режиме наступательной войны.

Наполеон не решился идти в Россию… Его и летом 1812 года фактически ловко заманили перспективой генерального сражения, которое сразу все решит.

Но и Александр не решился бросить на Наполеона громадную армию, состоящую не из бритых обученных солдат, а из бородатых мужиков. Ведь тогда он привел бы в движение вооруженную народную Россию, Россию туземцев. Солдаты регулярной армии – это все же как бы низовой слой русских европейцев, но уж ополченцы – чистой воды русские туземцы. Они разобьют Наполеона, и с этим-то опытом, с заряженными ружьями пойдут назад… И против кого направятся тогда сотни тысяч остро отточенных штыков?

Александру ведь не раз доносили об «опасных настроениях» части ополченцев. В своем письме Александру Федор Ростопчин рассказывал, какие упорные слухи ползут – якобы Наполеон идет принести волю простонародью России.

В России действительно не раз арестовывали агентов Директории и Конвента, распространявших листовки и слухи. За 1801–1806 годы произошло 45 крестьянских бунтов – часть из них явно не без участия французских агитаторов.

Есть, конечно, очень простой способ раз и навсегда избавиться от страха французских агитаторов и потом разбить Наполеона так, чтобы ему мало не показалось… Для этого следовало самому раскрепостить мужиков. Но Александр знал – даже скромная попытка… нет, не обидеть дворян… попытка заставить их поднять задницы и заняться управлением своим же собственным имуществом, чуть не привела к его свержению и, скорее всего, к убийству. Дворяне хотят не просто иметь поместья – они хотят ничем не заниматься при этом. Хотят сидеть и ничего не делать, денежки чтоб сами собой капали.

Попытаться раскрепостить крестьян, даже если оставить у дворян всю землю, для Александра значило почти обязательно погибнуть и, скорее всего, ввергнуть страну в огонь гражданской войны.

Вот потому и Александр повел в Европу только 120 тысяч солдат против 300–350 тысяч у Наполеона. Официальные историки всегда объясняли, что французы практически всегда имели громадное численное превосходство потому, что русская армия была оттянута для очередной войны с Османской империей[101]. Но это не так.

Даже разгромив и оккупировав Пруссию, разбив русскую армию, Наполеон в ходе переговоров вытирает ноги о пруссаков и отменно вежлив с Александром. Его поведение ясно показывает: Россию-то он вовсе не считает побежденной стороной. Между прочим: она и не была побежденной. Наполеон разгромил «заграничную амию» – те части, которые Россия ввела в Европу. Но ее силы далеко не исчерпаны.

Не менее интересные события разворачиваются после полной капитуляции Франции. Не то удивительно, что слетаются толпы дипломатов со всех стран, делить результаты победы. Не то странно, что все они пытались елико возможно преувеличить роль своих армий и государств, оттянув на себя как можно больше русской славы… Неудивительно и то, что Франция стремилась как можно меньше потерять вследствие поражения. Но поражает, как легко Россия соглашалась отдавать, отдавать и отдавать.

Почему?!

Во-первых, потому, что русским дипломатам и сановникам нравилось приобретать собственность во Франции. Как сейчас сказали бы, недвижимость. А когда им давали для этого и возможности, и необходимые ссуды, это считалось не сказочной мерзостью, а приобщением к цивилизованной жизни.

Во-вторых, сановники Российской империи разной мерой мерили достижения своей страны и армий Европы. Самые масштабные операции русской армии оценивались ими наравне с несравненно меньшими достижениями иностранцев.

В результате место Российской империи в политике 1815–1830 годов совершенно не соответствовало ее роли в Наполеоновских войнах. А после событий 1830–1831 годов фактически вся Европа окончательно стала считать Россию международным изгоем. Эти события в России до сих пор называют польским восстанием 1830 года, а в Европе – Русско-польской войной. Опять двойной счет – все, что делал с Польшей Наполеон, ему простилось на сто рядов. А Российской империи – нельзя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.