Ухудшение качества иноземцев
Ухудшение качества иноземцев
Петра до сих пор провозглашают эдаким «агентом влияния» Европы. Но ведь ни трубка во рту, ни пьянки до блевотины в Кукуй-слободе, ни дружба с активным педерастом Францем Лефортом и другими подонками иностранного происхождения никак не говорят о стремлении делать что-то полезное. В конце концов, в Европе есть офицерские собрания, академии наук и цеха ремесленников, а есть и низкопробные кабаки, публичные дома и притоны бродяг и уголовников.
Если Петр – агент влияния, то разве что немецкого портового кабака. Он – что-то вроде туземного вождя из Африки, которого спаивают ромом боцманы полупиратских кораблей, чтобы дикарь дал бы им побольше рабов и слоновых клыков.
Еще одна классическая байка в стремлении возвеличить алкоголика и сифилитика на троне – про привлечение Петром невероятного количества иностранцев. Факты свидетельствуют против этого суждения: ко времени восшествия Петра на престол в слободе Кукуй на Москве жило уже больше 20 тысяч человек, а за все время его правления въехало в Российскую империю не больше 8 тысяч. Немало, но и никакой революции. Тем более что все стеснительные ограничения прежних лет – типа проживания на Кукуе, правового неравенства с православными Петр как раз и отменил.
Кстати, после смерти Петра в 1725 и до 1740 года в Россию въехало еще около 4 тысяч европейцев… А по-настоящему большая иммиграция, сравнимая с эпохой первых Романовых, началась только со времен Екатерины.
Почему иноземцы не так уж рвались в империю Петра, становится понятно из брошюрки, выпущенной в 1704 году Мартином Нейгебауэром, бывшим офицером московитской армии и приближенным царя. Брошюра называлась торжественно: «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».
В ней Нейгебауэр писал, что иноземных офицеров в Московии бьют по лицу, секут палками и кнутами. Полковника Штрасберга городовой воевода бил батогами только за то, что тот не захотел ослушаться царского указа. Полковника Бодивина казнили только за то, что его слуга заколол шпагой царского любимца, фельдшера. Майора Кирхена царь лично бил по лицу, плевал на него только потому, что тот, прослужив майором год, не захотел становиться капитаном, уступая место некоему русскому. Все имущество Франца Лефорта взяли в казну, оставив наследникам только долги покойного.
В какой степени можно доверять этой брошюрке, трудно сказать. Сам Нейгебауэр был уволен из московитской армии за то, что ругал русских варварами и собаками и высокомерно поучал придворных за то, что они неправильно воспитывают царевича Алексея.
Характерна реакция московитов: в 1705 году отправлен в Германию «служилый иноземец», некто Гюйссен с опровержением: «Пространное обличение преступного и клеветами наполненного пасквиля, который за несколько времени был издан в свет под титулом «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».
В этом сочинении Нейгебауэра называли «архишельмой» и другими сильными словами, его характер и поведение в Московии расписывалось самыми черными красками, вплоть до обвинения в измене, воровстве и так далее. По существу же обвинения, брошенные Мартином Нейгебауэром, не опровергаются. В «ответе» только рассказывается, что обиженные в Московии сами виноваты в подобном обращении.
Нейгебауэр опять отвечает в совершенно отвратительном духе – что Гюйссен сам вор и получил место через посредничество любовницы Меншикова… Но эта «полемика» для нас уже малоинтересна.
Для попыток понять происходящее несравненно важнее вот эта деталь – попытка не опровергать, что кого-то казнили, а кому-то плевали в лицо, а «переводить стрелки» на самих обиженных, очень подозрительна. Невольно приходишь к выводу, что обвинения Нейгебауэра могли иметь основания… Тем более что, если тот солгал, нет ничего проще – устроить турне по Германии и майору Кирхену, и полковнику Штрассбергу, и уж тем более «покойнику» Бодивину – пусть они пьют во всех кабаках, выступают на всех офицерских и дворянских собраниях во всех княжествах и такой приятной службой доказывают лживость выдумок Нейгебауэра… Однако это сделано не было, и тут тоже возникают вопросы…
Ведь каков царь, таковы и бояре!
Далеко не всякий человек стал бы участвовать по доброй воле в кощунственных запоях: в сборищах Всепьянейшего собора. У иностранцев, кстати, и была возможность не участвовать! Участник посольства Священной Римской империи германской нации католик Иоганн Георг Корб не захотел принять «благословения» пьяного «князь-папы» Никиты Зотова скрещенными трубками и ушел прочь. Но за каретой шута Якова Тургенева, запряженной свиньями, шли вусмерть пьяные Лефорт, Гордон, Тиммерман, Памбург, до десяти иноземцев-полковников: иностранцы, променявшие остатки чести на милости царя Петра.
Среди иноземных слуг Петра огромен процент джентльменов, по которым плачет веревка или прочный каземат с решетками на окнах. По крайней мере трижды он возводил в адмиралы откровенных пиратов, а общая «нехватка кадров» доводила до того, что герцога Огильви, под Нарвой в 1700 году позорно перебежавшего к шведам со всем своим штабом, Петр опять принял на службу. С Огильви он окончательно расстался только в 1706 году, когда бестолковость Огильви превзошла все мыслимые пределы.
В 1712 году командовал Генеральный штаб – два фельдмаршала, Меншиков и Шереметев, и 31 генерал, причем из них только 14 иностранцев.
Иногда неким учителем Петра называют и Франца Лефорта… Фигуру столь же зловещую, сколь и загадочную. Происхождение Лефорта покрыто мраком. Называли его и французом, и голландцем, и крещеным евреем, но никто не смог бы показать дом, где родился Франц Лефорт, и назвать имя его родителей. Вроде бы он из Женевы, из семьи тамошних купцов, там до сих пор показывают дом, где он родился… Но существует по крайней мере еще две версии места его рождения.
Выражаясь в духе братьев Стругацких, Лефорта следует называть «человеком безо всякого прошлого». При некоторой фантазии можно считать Лефорта и инопланетником, заброшенным из Волос Вероники или Магелланова Облака для вершения каких-то нехороших дел на Земле.
Всплывает Лефорт в 1675 году, когда приезжает в Московию. По его словам, он до этого успел послужить во французской и голландской армиях, но сослуживцы его неизвестны и подтвердить это некому. А его слова – источник черезвычайно ненадежный.
В московской армии он начинает служить только в 1678 году; несмотря на участие в кампании против Турции, в Крымских походах В. Голицына, так и остается капитаном. Только Петр сделал его генералом через полгода или год знакомства.
«…человек забавной и роскошной, или назвать дебошан французский. И непрестанно давал у себя обеды, супе (ужины. – А.Б.) и балы. И тут у него в доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземными обходиться и амур начал к первой быть к одной дочери купеческой, названной Анна Ивановна Монсова… Тут же в доме Лефорта началось дебошанство, пьянство такое великое, что невозможно описать, и что многим случалось оттого умирать. И от того времени и по сие число и доныне пьянство продолжается, и между великими домами в моду пришло. Помянутой же Лефорт с того времени пришел до такого градусу, что учинен был генералом от инфантерии, и потом адмиралом, и от пьянства скончался». Так характеризует Лефорта Борис Иванович Куракин.
Итак, пьяница и сводник, сумевший очаровать Петра, находившегося как раз на переломе от подросткового возраста к юности… К тому добавим – бисексуал, то есть человек, охотно занимавшийся любовью и с мужчинами, и с женщинами. Есть версия, что к педерастии приохотил Петра именно он.
Активнейший участник Всепьянейшего собора, Лефорт был к тому же любовником еще нескольких сподвижников Петра (в том числе и Меншикова), и вместе с тем множества дам.
О военных талантах и подвигах Лефорта никаких сведений не сохранилось. То ли он, плюс ко всему, был еще и человеком невероятной скромности и свои подвиги скрывал, или все-таки не было таких талантов и подвигов.
Вот что сохранилось, так это довольно неприятные слухи о связях Лефорта с нечистой силой… Вроде даже возлияния сатане он делал. Атеисты в этом месте могут начинать смеяться, дело их. Но вот одна история, связанная с Лефортом: мол, за несколько дней до его смерти глухой ночью в спальне Лефорта раздался невероятный шум. Вбежали слуги и не увидели никого и ничего. Но шум в спальне продолжался, в числе прочего – глубокие, очень сильные вздохи (или звуки, которые окружающие понимали как вздохи? Как знать). Наутро все кресла и стулья в спальне оказались опрокинуты и разбросаны по полу. Видело это все и слышало много народу, так что сомневаться в правдивости истории в общем-то трудно.
Умирал Франц Лефорт в возрасте то ли 43, то ли 44 лет от роду, причем лютеранского священника он от себя гнал, но в последний час потребовал вина, девок-плясиц и музыкантов. Музыканты заиграли, девицы заплясали, и под все это веселье Франц Лефорт пил вино, пока не началась агония. Присутствовали при ней многие люди, потому что Франц Лефорт не велел никому переставать играть и плясать, пока он жив. Не один, не два, многие одновременно видели, как труп Лефорта с зеленым оскаленным лицом сорвался с кровати, стал выписывать танцевальные па, воздел руки…
А в тот же миг, когда соскочил, заплясал труп, раздался дикий свист, многоголосое уханье с чердака и из-под пола дворца Лефорта. Этим свидетельствам можно верить или не верить, но видели-то многие, и доверять этим свидетельствам приходится больше, чем историям про подвиги Лефорта… которых не видел никто.
Вот такие иностранцы и ехали на Русь при Петре. Учителя? В определенной степени да – вопрос только, чему ж они учили?
При Петре в Московию едут в основном люди двух сортов: диковатые создания, которые не имеют ничего против риска получить порцию батогов или плевок в спитую физиономию. Или те, кому бежать особенно и некуда: можно податься в колонии, за океан, можно – в Московию. В колонии лучше, потому что в Америке и в Индии больше шансов разбогатеть; но в колониях европейцы мрут, как мухи осенью, а в Московии климат получше и попривычнее.
Единственный дельный иноземец, появившийся в России в эпоху Петра, – это Генрих Остерман, да и тот приехал на Русь после «истории»: обрюхатил дочку своего хозяина и покровителя и вынужден был бежать из Йены.
А приехал он в свите самозваного адмирала, пирата Корнелия Крюйса. В 1699 году норвежец Крюйс, плававший под голландским и французским флагами, бежал в Россию, – ему реально угрожал суд за всякую пиратскую «романтику» южных морей: абордажи и грабежи судов в открытом море, убийства на песке коралловых островков, под яркими тропическими созвездиями… О 12 годах в жизни Крюйса вообще ничего толком не известно, о других периодах есть сведения о его участии в работорговле, казнокрадстве, о подозрении в исчезновении нескольких кораблей со всей командой.
Поэтому и стало для него насущной необходимостью скрыться подальше от цивилизованного мира с его судами, полицейскими, прокурорами и другими типами, лишенными чувства романтики.
Остерман поступил на службу к Крюйсу, когда он уже работал на Петра и ездил в Голландию сманивать моряков для службы Петру (в числе сманенных был и Витус Беринг). Генрих Остерман уже знал несколько европейских языков, за первые же два года жизни в России присоединил к ним еще и русский. Причем умел по-русски не только говорить, но читать и писать, что ценилось тогда гораздо больше, – ведь русские писали буквами не латинского, а особого славянского алфавита, а правил правописания почти не существовало. Пойди выучи…
Петр оценил знания языков Остермана, заявил Крюйсу, что забирает у него секретаря, и приблизил его к себе. Сын пастора, Генрих Остерман, сделал блестящую дипломатическую и придворную карьеру, стал бароном Остерманом, и Петр даже женил его на своей дальней родственнице, Марфе Ивановне Стрешневой. Потомки Остермана до сих пор живут в России и во Франции, а вот потомков Франца Лефорта нет нигде.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.