Глава 7 Привходящие обстоятельства, мотивы и почерк преступления в Катыни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

Привходящие обстоятельства, мотивы и почерк преступления в Катыни

Два раза повторять не имеет смысла

320. Как я уже писал, это не первая моя работа по Катыни. В узких кругах Польши и России, кормящихся от фальсификации Катынского дела, моя работа хорошо известна, и фамилия моя в трудах геббельсовцев встречается часто. При этом делается всё возможное, чтобы обычный читатель не узнал, что в этой работе написано. Вот, к примеру, в Интернете, на сайте «Катынь», геббельсовец Ю. Красильников пишет о моей книге «Катынский детектив»:

«Эта книга, по мнению группы польских парламентариев, изложенному спикеру Государственной Думы РФ, „полна лжи и ненависти к Польше и полякам“. Вкратце говоря, эта книга рассчитана на людей, которые не в курсе подробностей Катынского дела, и практически все приведённые в ней „доказательства“ виновности немцев держатся либо на умолчании фактов, либо на не очень умелом вранье».

Но так ведь для вас, геббельсовцев, это хорошо: разберите мой «Катынский детектив», расскажите о фактах, которые я замолчал, разберите моё вранье, как я ваше. Тем более, что этот автор заканчивает свою мысль так:

«Вообще же книгу Мухина интересно читать параллельно с каким-нибудь серьёзным исследованием Катынской проблемы — сразу становятся заметными все недоговорённости и передёргивания в ней, и книжечка эта в итоге может годиться лишь на что-то типа самоучителя на тему „Как не надо лгать“, http://katyn.codis.ru/».

Прекрасно, у вас на сайте «серьёзные исследования», поместите рядом с ними в десятки раз меньший по объёму текст «Катынского детектива» и вам будет «интересно читать». Однако что угодно на сайте помещают, но только не текст «Катынского детектива».

321. Академическая часть бригады Геббельса в своём «научном труде» пишет: «Но, к сожалению, и сегодня в России ещё появляются „труды“, напрочь отрицающие факт уничтожения польских граждан по прямому указанию советского политического руководства. В наиболее сконцентрированном виде эта позиция изложена в „монографии“ Ю. Мухина „Катынский детектив“ (М., 1995)». Но в тексте сопроводительных статей нет ни малейших попыток разобрать или оспорить доводы моей «монографии».

322. Получается, что в плане выяснения истины по этому делу, в плане дискуссии с оппонентами я разговариваю с глухими. А русская поговорка учит, что для глухих два раза обедню не служат, следовательно, и мне нет никакого смысла снова вести расследование того, кто именно убил поляков, — я это уже сделал в «Катынском детективе». Нет смысла снова к данному расследованию возвращаться даже с учётом недоработок, имеющихся в «Катынском детективе», и появлением новых фактов по этому делу.

В настоящей книге я займусь очередным в Катынском деле вопросом — мы будем расследовать, как бригада Геббельса фальсифицировала это дело. В ходе этого расследования нам всё равно придётся рассмотреть практически все факты, доказывающие, что пленных поляков убили немцы, но нам придётся несколько по другому построить расследование. Если бригада Геббельса всегда начинает расследование с момента взятия польских офицеров в плен и вымышленного расстрела их НКВД (точно так же и я вёл расследование в «Катынском детективе»), то теперь мы начнём с 1943 г. — с начала фальсификации этого дела Геббельсом при непосредственном контроле Гитлера. Но сначала рассмотрим несколько обстоятельств, важных для понимания и нынешней обстановки, и обстановки тех времён.

Достаточно одного

323. У бригады Геббельса «фактов» о том, что пленных польских офицеров убили русские, не просто много, а очень много. А она всё ищет и ищет новые «факты». В Генеральной прокуратуре РФ этих «фактов», думаю, уже не менее 160 томов, уже сами следователи не способны упомнить, какие факты они по этому делу насобирали и кому эти «факты» нужны, тем не менее следователи и прокуроры дело не заканчивают, в суд его не передают, а продолжают и продолжают собирать всё новые и новые «факты». Прямо не следствие (оно идёт уже 14 лет), а какой-то «перпетуум-мобиле» — безразмерная титька по отсасыванию денег из казны России прокурорской сволочью.

Между тем, если следствие хочет найти истину, то оно поступает не так, оно не запутывает дело никому не нужными «доказательствами», а предоставляет одно-два доказательства, но весомых — таких, которые невозможно опровергнуть, и таких, которые понятны и тем людям, за счёт налогов с которых и содержится всё это следствие.

324. В качестве примера возьмём то, как были проведены следствия для открытых процессов 1937–1938 гг. Из всей имеющейся доказательной базы следствие предоставило суду единственное — признание всех обвиняемых. И этого доказательства достаточно было тогда и достаточно сегодня. Французский писатель Леон Фейхтвангер, присутствовавший на одном из процессов, так писал о необходимости одного, но весомого доказательства (выделено мною):

«Кроме нападок на обвинение слышатся не менее резкие нападки на самый порядок ведения процесса. Если имелись документы и свидетели, спрашивают сомневающиеся, то почему же держали эти документы в ящике, свидетелей — за кулисами и довольствовались не заслуживающими доверия признаниями?

Это правильно, отвечают советские люди, на процессе мы показали некоторым образом только квинтэссенцию, препарированный результат предварительного следствия. Уличающий материал был проверен нами раньше и предъявлен обвиняемым. На процессе нам было достаточно подтверждения их признания… Подробное изложение документов, свидетельских показаний, разного рода следственного материала может интересовать юристов, криминалистов, историков, а наших советских граждан мы бы только запутали таким чрезмерным нагромождением деталей. Безусловное признание говорит им больше, чем множество остроумно сопоставленных доказательств. Мы вели этот процесс не для иностранных криминалистов, мы вели его для нашего народа.

Так как такой весьма внушительный факт, как признание, его точность и определённость, опровергнут быть не может, сомневающиеся стали выдвигать самые авантюристические предположения о методах получения этих признаний.

В первую очередь, конечно, было выдвинуто наиболее примитивное предположение, что обвиняемые под пытками и под угрозой новых, ещё худших пыток были вынуждены к признанию.

…Советские люди только пожимают плечами и смеются, когда им рассказывают об этих гипотезах. Зачем нужно было нам, если мы хотели подтасовать факты, говорят они, прибегать к столь трудному и опасному способу, как вымогание ложного признания? Разве не было бы проще подделать документы?»[355]

И действительно, как вы увидите ниже, бригаде Геббельса документы подделать технически ничего не стоит, её беда только в том, что у неё для подделки этих документов не хватает мозгов. Но сейчас не об этом. Я хочу ещё раз подчеркнуть мысль Фейхтвангера — нормальным людям, да и нормальному суду, обилие малозначащих и сомнительных доказательств ни к чему — человеку достаточно порой одного факта, чтобы понять суть дела или чтобы поверить в виновность или невиновность. Мне, чтобы понять, что поляков расстреляли немцы, тоже достаточно было одного факта, но обо мне ниже.

325. Когда я писал «Катынский детектив», мне пришлось в Алма-Ате разговаривать с одним полковником КГБ, который, как оказалось, об этом деле что-то слышал по своей линии, причём тогдашний председатель КГБ Крючков и среди своих работников уже распустил слух, что поляков убил НКВД, а те своему начальнику, естественно, тогда верили. Я, полагая, что полковник должен быть знаком хотя бы с основными доказательствами по Катынскому делу, начал излагать ему косвенные моменты, которых он, по моему мнению, мог не знать. Он слушал меня со всё нарастающим раздражением на лице, а потом прервал: «Не надо этой чепухи. Скажи сразу — из какого оружия убиты поляки, и всё станет ясно». То есть для него, профессионала по расследованию преступлений, это обстоятельство было главным и по сравнению с ним остальные доказательства мало что стоили, — чьим оружием поляки были убиты, тот и убийца! Одного доказательства достаточно. Поняв, что Крючков своих работников подло дезинформировал, я не стал спешить: «Но ведь немцы уже захватили горы нашего оружия, поэтому они вполне могли убить поляков и из наганов». Почувствовав мою «слабину», полковник ещё больше взбодрился: «Не надо увиливать — из чьих пистолетов они были убиты: наших или немецких?» Пришлось ему ответить: «Из немецких пистолетов калибра 7,65 и 6,35 мм патронами немецкой фабрики „Геко“». У полковника от удивления вытянулось лицо…

То есть, для человека основным и убедительным доказательством часто является то, с чем он свыкся, то, что он считает безусловным. А мы, русские, столь отличаемся от поляков и вообще от людей Запада, что просто не учитываем, что для них главным доказательством по этому делу является то, о чём мы, в силу свой национальной особенности, просто не подумаем. Вот об этой разнице в национальных образах мысли стоит специально поговорить.

Образ мыслей русского человека и человека Запада

326. Следует обратить внимание и помнить, что территория России по климатическим и географическим условиям заселялась позже, чем остальная Европа и юг Азии. Посмотрите на карту — за столетия движения на Восток Россия почти не приобрела земель, более удобных для жизни человека, чем, скажем. Киевская, Харьковская, Рязанская или даже Московская области. Крым, немного земель на юге Средней Азии да немного на Дальнем Востоке. Всё остальное — огромный холодный континент с резко континентальным климатом и с очень суровыми условиями жизни. Если вы посмотрите на карту Канады, то не найдёте там сколько-нибудь крупных городов севернее 53-градусной широты. А у нас за этой параллелью не только Ленинград, Москва, Свердловск и Новосибирск, но и Казань, и Рязань, и Тула, и Минск.

Северная граница США (без Аляски) проходит по широте намного южнее Киева, Вашингтон построен примерно на одинаковом расстоянии между северной и южной границами США, но и он расположен на такой широте, что Ташкент по сравнению с ним город северный. Кроме того, и США, и Канада омываются двумя океанами, в этих странах очень мягкий климат. Сейчас у нас показывают много американских фильмов, и можно обратить внимание на стены индивидуальных домов американцев, да и вообще, как эти дома построены. В большинстве случаев они деревянные, но не в нашем понимании — они не из бревён. Стены — из досок внахлёст. У нас так не каждый хозяин рискнёт построить холодный сарай. Но их климат им это позволяет.

327. Пустынность России предопределяла, что на протяжении многих веков Россия хронически испытывала недостаток в людях. Кроме того, известно, какие опустошения среди русского населения делали кочевники — предки наших ещё недавних братьев, а теперь суверенных соседей. Хоронить не успевали, приходилось трупы топить в реке, что для набожных русских невероятно. Ведь Дмитрий Донской после победы над Мамаем не побежал радостный в Москву, а стоял «на костях» на Куликовом поле, пока всех не предал земле. Несколько позже, когда новый хан Орды Тохтамыш обманом взял и сжёг Москву, Дмитрий приказал подобрать и похоронить убитых. За это он платил по рублю за погребение 80 трупов, издержав на это 300 рублей. То есть только незахороненных трупов, трупов, у которых не осталось ни родственников, ни знакомых, Тохтамыш оставил в Москве 24 000 за один набег. А сколько похоронили родственники? А сколько он увёл с собой?

Если к началу шестнадцатого века в германских княжествах и в Италии жило уже по 11 миллионов человек, во Франции 15 миллионов, то к концу семнадцатого века население России составляло всего 4,8 миллиона человек, да плюс 0,8 миллиона в присоединившейся Левобережной Украине. А у Речи Посполитой и без Украины на тот момент население составляло 11,5 миллионов.

Людей катастрофически не хватало, и люди очень ценились. Их зазывали в Россию практически на протяжении всей её истории, применяя порой комические способы.

328. Например, после упоминавшегося уже взятия Данцига пленных французов, присланных в помощь Лещинскому, вывезли в Россию в так сказать лагерь для военнопленных. Война кончилась, пленных предстояло организованно доставить в балтийские порты и вернуть французской короне. Но императрица Анна Иоанновна, упреждая это, посылает в лагерь знающего французский флотского капитана Полянского с тайным приказом коменданту помочь пленным бежать из лагеря, «…понеже из них есть мастеровые люди, и буде они будут уходить, то тот их побег к лучшему нашему интересу воспоследует, чего ради не токмо б их от того удерживать, но еще по крайней возможности в том им способствовать и к тому приговаривать…».[356] Императрица считала, если они побегут во Францию неорганизованно, то многие из них по дороге останутся в России, да и знающий французский Полянский должен был послужить агитатором в деле прибавления населения России.

Приглашали в Россию жить всех, кого можно было. Греков, сербов, немцев — национальность не имела значения. Любимец Петра I негритёнок Абрам, обучившись во Франции, стал генералом инженерных войск русской армии. Наверняка на первых порах всех удивляло, что он чёрный, но, что он русский генерал, вряд ли русским казалось необычным. Кстати, его внука — А. С. Пушкина — недоброжелатели из высшего света шельмовали как могли, но никому в голову не могло придти оскорбить его тем, что он «нигер». Русские бы просто не поняли, в чём тут оскорбление.

329. Вот эта ценность человека как такового определяла ценность его жизни вне зависимости от того, кто он был. Убийство пленного было экономическим идиотизмом, а не просто грехом. Пленных берегли, это была самая ценная добыча — ясак, — но берегли не для рабства, а для заселения пустынных земель. Взятыми в плен на западе поляками, литовцами, немцами заселяли восток, и в дружине Ермака, шедшего усмирять сибирского хана Кучума, до половины казаков были именно такими бывшими пленными. Да о чём говорить — сама Москва началась с поселения пленных венгров.

Сохраняя пленному жизнь, русские не делали его рабом, а ставили в равное с собой положение. На огромной территории Сибири и по сей день живут народы, которые в момент заселения этого края русскими насчитывали едва несколько сот человек с культурным уровнем тогдашнего индейца. Тем не менее эти народы живы и многочисленны до сих пор, в отличие, скажем, от североамериканских индейцев. Кроме того, после прихода в Сибирь русских эти народы никогда не были рабами и даже крепостное право за Уралом никогда не устанавливалось.

Это особый русский образ мыслей, непонятный Западу и презираемый им. Русские не только никогда не убивали пленных, но даже не делали из них источника доходов, поскольку русский образ мыслей, русский менталитет не позволял это делать.

330. В Первую мировую войну уже к 1916 году в армию было призвано 14 миллионов крестьян, село осталось без работников самых производительных возрастов. С. Г. Кара-Мурза пишет об этом:

«В 1915 г. правительство, чтобы смягчить нехватку рабочей силы, стало распределять по хозяйствам военнопленных (всего 266 тысяч) за небольшую плату. Их охотно брали кулаки и помещики. А крестьяне отказывались, как они говорили, „пользоваться дешёвым подневольным трудом военнопленных“. В центре России в среднем на 1000 работников у крестьян работало 3 военнопленных, а у частных владельцев — 270!»[357]

Ко Второй мировой войне мало что изменилось. Уже упомянутый исследователь советских лагерей для военнопленных австрийский историк С. Карнер пишет: «Несмотря на принятые меры к использованию контингента осуждённых военнопленных, лагеря до самого их расформирования оставались убыточными».[358] Т. е. не в менталитете русских было заставлять пленных работать столько, сколько они сами работают, а тем более — больше себя. В главе «Корректировка образа врага» С. Карнер пишет:

«Важным моментом для тех, кто были вынуждены работать в Советском Союзе, был контакт с русским гражданским населением. Опыт совместной работы в промышленности, сельском хозяйстве и на шахтах в большинстве случаев вносил существенные изменения в образ „русского“, созданный нацистской пропагандой. В особенности резко пропагандистскому образу врага противоречат взволнованные, доброжелательные рассказы бывших военнопленных о жизни и о значении русской женщины в семье и в обществе, а также о „простых русских“. В памяти многих навсегда остались и каша, которой с ними делились русские, и предложенная папироска или ещё какой-нибудь поступок — всё это создавало новый для многих образ „русского“, который даже в экстремальной ситуации, будучи сам на грани жизни и смерти, когда нет ничего лишнего, делится последним».[359]

331. Примерно о том же пишет С. Г. Кара-Мурза в другой своей книге, передавая рассказ не простого немца, а лауреата Нобелевской премии.

«Да вот маленький эпизод: рассказ Конрада Лоренца в изложении его английского биографа А. Нисбетта о том, как он попал в плен под Витебском в июне 1944 года. Он брёл ночью, стараясь выйти из окружения и ориентируясь по направлению огня советских войск. После того, что он видел в оккупированных областях Белоруссии, попадать в плен к русским ему не хотелось. Наконец впереди показалась траншея, откуда стреляли по русским. Значит, там немцы. Биограф пишет:

„…Он побежал к ней, крича: „Nicht schissen! Deutscher Soldat!“ — и люди в траншее прекратили огонь. Глубоко вздохнул и подбежал к траншее — и тут увидел, что на солдатах, которые его приветствовали, советские каски. Русские стреляли друг в друга. Опять бросился бежать, пуля ударила ему в левое плечо. В конце концов оказался на пшеничном поле и, не выдержав напряжения, заснул. Разбудили его советские солдаты, которые кричали: „Коmm heraus, Kamerad!“ („Выходи, приятель!“) „Со мной обошлись очень хорошо“, — вспоминает Лоренц. Один из солдат, который был в последней траншее, узнал его и объяснил, что произошло: русские сделали бросок, чтобы не дать немцам просочиться из окружения, и концы клещей сомкнулись так быстро, что люди не разобрались и начали стрелять друг в друга.

…В лагере для военнопленных советские не проявили враждебности к Конраду… По его мнению, советские никогда не были жестокими по отношению к пленным. Позже он слышал ужасающие рассказы о некоторых американских и особенно французских лагерях, в то время как в Советском Союзе не было никакого садизма. Лоренц никогда не чувствовал себя жертвой преследования и не было никаких признаков враждебности со стороны охранников“.

Вообще, записки Лоренца о плене очень поучительны — он видел у нас то, чего не видели и не понимали, мы сами. Людям свойственно судить по внешним признакам, и слишком часто мы не видим того ценного, что имеем. На фронте Лоренц был врачом, и когда его взяли в плен, то в прифронтовом лагере назначили помогать советскому врачу. Шли тяжёлые бои, раненых было много, и Лоренц с горечью увидел, что советский врач отказывается делать ампутации немцам. Понятно, подумал Лоренц, он их обрекает на смерть — за то, что они натворили в Белоруссии. И даже признал это естественным. Через какое-то время он с удивлением увидел, что эти раненые, которым по нормам немецкого врача полагалась ампутация, выздоравливают. Он выбрал момент, объяснился с врачом и узнал, что в советской медицине такие ранения должны излечиваться без ампутации. Для него это было потрясением, побудившим к важным размышлениям о разных типах общества и отношения к человеку. Правда, английский биограф к этому рассказу дал свой комментарий, который никак из рассказа Лоренца не следовал. Он объяснил это отличие советского подхода к ампутации тем, что русские привыкли жить в грязи, и поэтому их раны устойчивы против нагноения. Это объяснение нелогично, поскольку в лагере для пленных вылечивались без ампутации нежные цивилизованные немцы».[360]

Я пишу это вот зачем. Представим себя в 1940 г., когда мы, русские, ещё ничего не знали о том, какой на самом деле этот «культурный, гуманный и цивилизованный Запад». И представим, что нам бы сообщили, что советские пленные где-то в Польше или в Германии убиты. Какова была бы реакция русских людей на такое сообщение? В те годы в это никто бы не поверил: ведь все судят по себе. Раз мы не убивали пленных, то как поверить в то, что кто-то это сделал?

332. А вот у Запада, к которому имеет сомнительную честь принадлежать и Польша, менталитет другой. Европа без СССР перенаселена уже очень давно, уже очень давно люди там мало чего стоят. Оттого на Западе и столько крику о приоритете человеческой жизни над всеми ценностями, что на самом деле западный человек чужую человеческую жизнь в грош не ставит.

Даже сегодня многие русские изумляются, глядя, как армии США и НАТО, трусливо уклоняясь от боя с противником, безжалостно бомбят мирное население не только в Азии или в Африке, а уже и в центре Европы. А удивляться здесь нечему — это менталитет Запада. Вот, к примеру, май 1940 г. — начало боевых действий между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой. 10 мая немецкие войска атакуют позиции союзников во Франции, а 11 мая английская авиация наносит массированный бомбовый удар не по немецким войскам, а по мирным жителям немецкого города Фрейбург.[361] И далее всю Вторую мировую войну англосаксы вкладывали в тяжёлые бомбардировщики больше средств, чем в остальные рода войск, и бомбили, и бомбили мирное население Германии и Японии, закончив это сбросом атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки. Они уверяют, что делали это для подрыва экономики противника, но ещё Фуллер показал, что эти бомбардировки не только не снизили роста вооружений Германии, но не снизили и темпов этого роста. Единственный результат этой «цивилизованной» войны: «3600 тыс. домов было разрушено или сильно повреждено, что составило 20 % всего жилого фонда Германии, 7,5 млн. человек осталось без крова, около 300 тыс. было убито и 780 тыс. человек ранено».[362]

333. Несколько выше Конрад Лоренц рассказывал, как жестоко относились к немецким военнопленным во французских и американских лагерях. Лоренц, видимо, не знал, что немецкие статистики не могут найти 1 млн. немецких военнопленных, которые в плен сдались, но домой не вернулись.[363] Стефан Карнер, хотя и свёл баланс немецких военнопленных в СССР, тем не менее, как истинно западный человек приписывает этот миллион убитых немцев нам — дескать, это кровожадные русские их убили. Я не против, чтобы нам приписали ещё миллион поверженного противника, но всё же не решаюсь, поскольку Карнер в конце книги в примечаниях в конце концов написал: «В связи с этим следует упомянуть дискуссию о „потерянном миллионе“ немецких военнопленных. Джеймс Бак (James Bacque) и другие авторы полагают, что они погибли в американском и французском заключении, прежде всего в лагерях „Рейнвизен“ (лагеря, находившиеся на берегах Рейна)».[364]

И думаю, что в этой дискуссии Д. Бак всё же прав — этих немцев прикончили французы с американцами, это на них похоже: вполне по-европейски.

334. Поляки, повторю, вполне западные люди, и им в удовольствие убить безоружных и беззащитных, а шляхта этим даже хвастается, как вы видели в первой части этой книги. Пока Польша считалась нашей сестрой, об этой особенности поляков советская пропаганда молчала, но сегодня наконец об этом пишет не только С. Куняев, но и прорежимная пресса России:

«Массовые расстрелы российских пленных в 1919–1920 гг. — это не пропагандистская выдумка, как стремятся представить дело некоторые польские СМИ. На сей счёт имеются свидетельства самих поляков. Так, А. Велевейский в популярной „Газете выборной“ (от 23 февраля 1994 г.) писал о приказах генерала Сикорского (будущего премьера) расстрелять из пулемётов 300 российских военнопленных, а также генерала Пясецкого не брать живыми в плен российских солдат. Есть информация и о других подобных случаях.

На основании имеющихся документов можно сделать следующие подсчёты: всего в польском плену оказались не менее 120–130 тыс. человек. Из них репатриировались только 69 тыс., перейти в „белые“ формирования 5 тыс., остались в Польше на постоянное место жительства — 1 тыс., умерли в лагерях — получается огромная цифра — 50–60 тыс. чел.».[365]

Ко Второй мировой войне поляки ни на гран не изменились. Вот строки из уже цитированного мною доклада И. Серова от 5 марта 1945 г.:

«Со стороны военнослужащих 1-й польской армии отмечено особенно жестокое отношение к немцам. Имеется много фактов, когда взятых в плен немецких солдат и офицеров не доводят до сборных пунктов, а расстреливают их по дороге. Например: на переднем крае 2-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии было захвачено 80 немецких солдат и офицеров. При конвоировании их на сборный пункт к месту доставлено всего лишь два военнопленных, остальные расстреляны. Оставшихся двух военнопленных успел допросить только командир полка, когда же он отправил их на допрос к своему помощнику по разведке, то по пути и этих двух расстреляли.

Зам. по политчасти командира 4-й пехотной дивизии подполковник Урбанович в присутствии офицера разведотдела дивизии расстрелял девять военнопленных, добровольно перешедших на нашу сторону».[366]

335. А вот теперь представьте, что весной 1940 г. от польских пленных офицеров в советских лагерях перестали приходить письма. Для нас, русских, это ничего не значит, поскольку в те годы наказание лишением свободы очень часто сопровождалось наказанием в виде лишения права переписки. Нам и в голову не придёт, что сидящий в лагере заключённый убит. А поляку?

Повторюсь, что нормальному человеку хватает одного, но веского доказательства. Но что может быть весомее для поляков, без колебаний убивающих беззащитных, чем то, что от пленных нет писаем? Раз их нет, значит, русские их убили, поскольку сами поляки такого бы случая убить не упустили. Поэтому вся эта книга для Польши и поляков бесполезна — им и так всё ясно. Честный вору поверит, вор честному — никогда!

Пятая колонна

336. Есть ещё одно обстоятельство, которое следует разобрать прежде, чем подойти к расследованию геббельсовских фальсификаций. С течением времени и под воздействием пропаганды резко меняются приоритеты в обществе. Раньше молодые и даже хорошо образованные люди не знали, что означает французское слово «минет», но зато все знали, что означают слова «пятая колонна». Сегодня всё наоборот: мне не раз приходилось сталкиваться с достаточно образованными людьми, для которых слова «пятая колонна» — пустой звук. Поэтому придётся задержаться на рассмотрении этого понятия.

337. Восходит оно ко времени начала гражданской войны в Испании в 1936 году. В середине 30-х годов в Испании обычным парламентским путём победили левые партии и начали ряд социальных преобразований, в частности, аграрную реформу. Капиталистическому (самоназвание — «свободному») миру это крайне не понравилось, и этот мир подбил на мятеж испанскую армию. Мятеж начался в Испанском Марокко, затем мятежные войска высадились собственно в Испании и двинулись на Мадрид четырьмя колоннами. В это время сторонники мятежников в республиканском правительстве Испании и в его войсках подняли восстание против республики в поддержку мятежников. Командовавший мятежной армией генерал Франко назвал этих предателей республики своей пятой колонной. С тех пор этот термин прочно вошёл в обиход для названия предателей внутри какой-либо страны или организации. Что касается Испании, то там мятежники победили в 1939 г. в ходе кровавой войны благодаря этой «пятой колонне», которая, кстати, включала в себя троцкистов, которых было много и в СССР.

Это не значит, что такого явления, как предательство и поддержка врага, до Испанских событий не было. Оно было всегда, просто Франко дал этому явлению принятый миром термин. (Правда, иногда «пятую колонну» называют «квислингами», по имени предателя норвежского народа сторонника нацистов Квислинга, но испанское имя всё же более употребительно).

338. Раньше «пятую колонну» в своей стране ненавидели жители всего мира и с ней обязательно вели жестокую борьбу: если не могли обезвредить её до войны, то уж с началом войны с нею расправлялись обязательно (если успевали).

Так, например, изобретателями концлагерей смерти считаются англичане, которые создали их ещё в начале прошлого века в ходе англо-бурской войны в Южной Африке. В эти лагеря заключали семьи буров — боровшихся с Британией голландских колонистов этого государства. Семьи буров заключали в лагеря, чтобы лишить войска буров разведывательных данных и продовольствия. И это не прихоть, не какая-то особая злобность английского правительства, вы просто прикиньте, сколько жизней британских солдат, да и жизней самих буров, вынужденных сдаться, было сохранено этой мерой. Это долг, это обязанность каждого правительства, действительно заботящегося о своём народе.

339. Французы в этом плане ещё более решительны. Когда в начале Первой мировой войны немцы подошли к Парижу, то французы безо всякого суда, просто по указанию агентов парижской полиции, всех воров, мошенников и даже хулиганов расстреляли во рвах Венсенского форта.[367] Ко Второй мировой ничего не изменилось, с её началом во Франции были арестованы и помещены в лагеря все немцы, даже антинацисты, и все подозрительные по связям с ними.

340. То же было и в Великобритании. «Пятую колонну» нацистов отслеживали. Черчилль пишет: «Было известно, что в то время в Англии имелось двадцать тысяч организованных германских нацистов. Яростная волна вредительства и убийств как прелюдия к войне лишь соответствовала бы их прежнему поведению в других дружественных странах».[368] На самом деле Черчилль имеет в виду только собственно английских сторонников Гитлера, организованных в партию «Британский союз фашистов» миллионера Освальда Мосли. Членство в этой партии было тайным, но полиции было известно, что в ней около 400 низовых организаций численностью в среднем по 50 человек.[369]

Вслед за ними в лагеря отправились 74 000 выходцев из стран, враждебных Великобритании,[370] а своим болтунам и паникёрам англичане заткнули пасть железной рукой:

«Граждане Великобритании тоже подвергались драконовским наказаниям. 17 июля 1940 года один человек был приговорён к месяцу тюрьмы за то, что прилюдно заявил, что у Великобритании нет шансов победить в этой войне. Человек, посоветовавший двум новозеландцам: „Какой вам смысл погибать в этой кровавой бойне?“ — получил три месяца тюрьмы. Женщина, назвавшая Гитлера „хорошим правителем, лучшим, чем наш мистер Черчилль“, была приговорена к пяти годам тюремного заключения. Английские газеты получили предупреждение остерегаться опрометчивых высказываний. Редакторам весьма недвусмысленно дали понять, что правительство не потерпит „безответственной“ критики; причём оно само будет решать, какая критика ответственная, а какая нет»,[371]

— жалуется Лен Дейтон.

341. Ни в какой мере не собирались терпеть у себя «пятую колонну» и американцы. После нападения Японии на США, газета «Los Angeles Times» в редакционной статье писала: «Гадюка остаётся гадюкой, где бы она ни снесла своё яйцо. Так и американец, рождённый от родителей-японцев, вырастает для того, чтобы стать японцем, а не американцем» (Цит. по газете «Workers World», Nov. 29, 2001, p. 5). Грубо, но опасение американцев передаёт точно. Через полтора месяца после начала войны США с Японией Рузвельт приказал и американская армия задержала и посадила в лагеря всех американских граждан с японской кровью, причём, чтобы попасть в лагерь, такой крови хватало и 1/8. Таких было 112 тысяч человек.[372]

342. Так поступают все правительства, служащие своему народу, а народы с правительствами, которые «пятую колонну» не давят, дорого за это расплачиваются. В Норвегии, к примеру, в момент высадки немцами десанта «пятая колонна» парализовала работу государственного аппарата и не дала провести мобилизацию, Квислинг выступил по радио как глава нового правительства, вызвав замешательство в стране и армии. Норвежская армия отдала слабому немецкому десанту Норвегию почти без боя.[373] Да что нам Норвегия, мы что — не видели, как Запад разрушил и ограбил СССР? Если бы у Брежнева хватало ума и воли репрессировать всех этих Горбачёвых, Яковлевых, Шеварднадзе, Кравчуков и их пособников, то советский народ сегодня даже в материальном плане жил бы минимум в четыре раза богаче, чем живёт сегодня.

343. Это прикинуть не очень сложно. По данным «Российского статистического ежегодника», в 1990 г. в Советской России проживало 148 млн. человек,[374] а валовой внутренний продукт составлял 1102 млрд. долларов США (число занижено, но возьмём его — официальное!).[375] На душу советского населения Советской России приходилось 7446 долларов. А в Южной Корее в этом же 1990 г. — 5917 долларов.[376] То есть средний гражданин РСФСР был богаче среднего южного корейца на 26 %. А в 1993 г. средний душевой валовой продукт ограбляемой «пятой колонной» России составил 1243 доллара — в шесть раз ниже, чем в 1990 г. и уже в шесть раз ниже, чем в Южной Корее в 1993 г.! По данным ЦРУ (теперь уже завышенным), в 1999 г. душевой валовой продукт России — 4200 долларов,[377] а Южной Кореи — 13 300.[378] Если бы Россия оставалась советской и в составе СССР, то нет оснований полагать, что соотношение 1990 г. сильно бы изменилось не в пользу СССР. То есть, сегодня у среднего российского гражданина душевой валовой внутренний продукт был бы на четверть выше, чем у Южной Кореи, или в пределах 16 000 долларов, а это в четыре раза больше, чем сегодняшние 4200. Надеюсь, понятно, за что ни в одной стране «пятую колонну» не любят?

344. А перед Второй мировой войной правительство СССР было истинно народным и допустить безнаказанное существование в СССР «пятой колонны», естественно, не могло. Американский посол в СССР в 1937–1938 гг. Джозеф У. Девис после нападения Германии на СССР записал в своём дневнике (7 июля 1941 г.):

«…Сегодня мы знаем, благодаря усилиям ФБР, что гитлеровские органы действовали повсюду, даже в Соединённых Штатах и Южной Америке. Немецкое вступление в Прагу сопровождалось активной поддержкой военных организаций Гелена. То же самое происходило в Норвегии (Квислинг), Словакии (Тисо), Бельгии (де Грелль)… Однако ничего подобного в России мы не видим. „Где же русские пособники Гитлера?“ — спрашивают меня часто. „Их расстреляли“, — отвечаю я. Только сейчас начинаешь сознавать, насколько дальновидно поступило советское правительство в годы чисток».[379]

345. Увы, Девис перехваливает советское правительство: да, «пятая колонна» была разбита, но полностью уничтожить её к началу войны не успели. Мощнейший ущерб обороноспособности нанёс впоследствии прощённый будущий маршал Мерецков, грубо исказивший мобилизационный план СССР, в связи с чем Красная Армия вошла в войну с недостатком автотранспорта, дивизионной артиллерии и пр. Предвоенные руководители ВВС оставили авиацию Красной Армии без радиосвязи и, соответственно, без наработанных способов управления авиацией в бою. Предатель, командующий Западным фронтом, генерал Павлов со своим штабом подставил под удар немцев в Бресте три дивизии, не привёл войска фронта в боевую готовность, что предопределило тяжелейшие потери советских войск на направлении главного удара немцев в 1941 г.[380] Потери советского народа от вредительства этих бойцов «пятой колонны» должны исчисляться в миллионах человек.

Можно вспомнить и мелких фигурантов. Выше я уже писал об инженере Каминском, создавшем для немцев бригаду СС, «отличившуюся» при штурме Варшавы осенью 1944 г. А ведь Каминского перед войной вычислили как члена «пятой колонны» и даже посадили, но ненадолго — перед войной он был освобождён.[381] Оцените, во сколько тысяч человек — убитых советских солдат и поляков — обошлось СССР и Польше эта «гуманность» советского суда. Насколько гуманнее для советского народа было бы уничтожение Каминского и его добровольцев ещё до войны, а не тогда, когда немцы уже вооружили их.

346. В СССР членов «пятой колонны» искали и обезвреживали, разумеется, непрерывно начиная с гражданской войны. Высшая мера наказания по государственным преступлениям в СССР имела две категории: первая — расстрел, вторая — высылка за границу. Долгое время, вплоть до начала 30-х годов, «пятую колонну» стремились выслать за границу.[382]

Но затем к власти в Германии пришёл откровенный враг СССР Гитлер, и высылка «пятой колонны» за границу начала принимать вид мобилизации для Гитлера иностранных легионов. Членов «пятой колонны» начали сажать, а когда в 1936–1937 гг. верхушка «пятой колонны» попыталась совершить переворот с целью последующего расчленения СССР, то верхушку уничтожили и провели то, что американский посол Девис назвал «чисткой» страны. Советское правительство не могло не понимать, что при таком количестве «генералов пятой колонны», осуждённых на открытых процессах в Москве, в стране должны были быть десятки тысяч офицеров и солдат армии предателей.

347. Ликвидировали эту армию так. Ни народным судам, ни военным трибуналам, надёжность которых из-за их многочисленности проверить было нельзя, репрессии «пятой колонны» не доверили. Были созданы специальные суды из людей, в честность и порядочность которых, казалось бы, можно было верить. Суды эти состояли из трёх человек и назывались тройками. Укомплектованы тройки были высшими руководителями республики или области, в которой она создавалась. Сначала члены тройки, судя по некоторым данным, назначались персонально, но в их состав обязательно входил секретарь обкома и начальник НКВД, а затем их состав был определён в виде должностей: председателем был начальник Управления НКВД области (нарком республики); членами — первый секретарь обкома (ЦК республики) ВКП(б) и прокурор области (республики). Тройкам предлагалось рассмотреть имевшиеся в НКВД дела на лиц, подозрительных по принадлежности к «пятой колонне», и осудить их. При этом приказом наркома ВД Н. Ежова тройки ограничивались в репрессиях предельным количеством членов «пятой колонны», выше которого они не имели права осуждать, и ориентировочным количеством изменников, которых тройки имели право осуждать к расстрелу.

348. Однако беда была в том, что члены «пятой колонны» редко были рабочими или крестьянами, ведь все изменники это, как правило, люди, жаждущие власти, славы, или денег, которые опять-таки даёт власть. Члены «пятой колонны» обсели партийные, судебные, прокурорские и следственные органы, т. е. положение было точно таким же, как и сегодня в России. И члены троек во многом были скомплектованы именно «пятой колонной». В результате достаточно большому количеству членов «пятой колонны» от репрессий удалось ускользнуть, но зато вместо них тройками было осуждено большое количество либо невиновных, либо тех, кого не следовало репрессировать. Когда правительство СССР это поняло и когда наконец поставило во главе НКВД Л. Берию, то тройки были упразднены, а против многих членов этих троек были возбуждены уголовные дела, закончившиеся расстрелом этих судей. Кстати, первый секретарь Московского горкома ВКП(б) Н. Хрущёв набивался в члены этой тройки, но его почему-то не включили, возможно, из-за занятости. Поскольку при Берии практически всех членов московских троек расстреляли, то, конечно, жаль, что Хрущева не было в их числе. Без Хрущёва история СССР была бы другой, более светлой. Но вернёмся к теме.

349. Сначала нам нужно было бы оценить количество подпавших под репрессии, но сделать это непросто. Дело в том, что когда в годы «перестройки» «пятая колонна» разрушала СССР, то она заявляла и 40, и 60 миллионов расстрелянных в «годы репрессий», т. е. в 1937–1938 гг. Поэтому геббельсовцы выдают из архивов цифры разрозненные, кусками, чтобы невозможно было представить общую картину. Так, к примеру, в 1997 г. даже обществу «Мемориал» — боевому отряду «пятой колонны» — были даны цифры репрессий не по всему СССР и даже не по всему РСФСР, а лишь по части областей и республик.[383] Но найдя численность этих регионов в других источниках,[384] я произвёл соответствующие расчёты и получил, что репрессиям планировалось подвергнуть в среднем менее 2-х человек из тысячи населения, из которых расстрелять менее 5 человек из десяти тысяч. Пересчитанные на весь СССР, эти числа выглядят как примерно 340 тысяч репрессированных, из которых расстреляно около 80 тысяч.

Как я только что написал выше, в Великобритании была репрессирована «пятая колонна» численностью примерно в 94 тысячи человек, а при населении Великобритании того времени в 47 млн., это тоже составляет 2 человека на 1000 жителей. В США, при населении в 140 млн., это число менее 1, но надо понимать, что ни США, ни Великобритания не испытали накануне потрясений, связанных с гражданской войной и обобществлением земли, и там, конечно, потенциально злобных противников было меньше.

350. Следует учесть ещё два момента. Приказ наркома внутренних дел Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г., задающий число подлежащих репрессиям членов «пятой колонны», требовал:

«3. Утверждённые цифры являются ориентировочными. Однако наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имеют права самостоятельно их превышать. Какие бы то ни было самостоятельные увеличения цифр не допускаются.

В случаях, когда обстановка будет требовать увеличения утверждённых цифр, наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД обязаны представлять мне соответствующие мотивированные ходатайства».[385]

И такие ходатайства подавались и удовлетворялись. Кроме этого, в это же время страна чистилась и от немецкой, польской и японской разведывательно-диверсионных сетей: арестовывались немцы, поляки и харбинцы, подозреваемые в членстве в «пятой колонне». Поэтому фактическое число репрессированных должно быть больше, чем ожидалось в первоначальном приказе Ежова.

Но какие конкретно были итоговые цифры, нынешняя «пятая колонна» до сих пор скрывает. Мне уже приходилось делать прикидку по данным (возможно, преувеличенным), сообщённым бывшим бургомистром Смоленска при немцах Меньшагиным. Экстраполируя данные Смоленской области на весь СССР, получаем общее число репрессированных по стране в 960 тысяч человек.[386] Из которых было расстреляно (если пропорция, заданная в приказе Ежова, сохранилась) около 240 тысяч. Эта цифра также подтверждается экстраполяцией по Москве и Московской области, в которых число репрессированной «пятой колонны» задавалось в приказе в 35 000 человек, а это более 10 % всех репрессированных по Советскому Союзу. Всего с, 1935 по 1953 г. в Москве и Московской области было расстреляно (причём, часть и из других мест СССР) 27 508 человек, в 1937–1938 гг. — 20 675 человек.[387] Если экстраполировать это число на весь СССР, то получится, что с 1935 по 1953 год в СССР было расстреляно около 270 тысяч человек, а в 1937–1938 гг. примерно 210 тысяч.

351. Следует добавить, что в США и Англии в число репрессированных членов «пятой колонны» входили и граждане национальности противника. В СССР таких не сажали ни в лагеря, ни в тюрьмы — их просто переселяли на Восток. Вы уже видели, что именно так поступили с семьями польских офицеров, когда Польша объявила СССР войну, — их не стали, как семьи буров, сажать в лагеря, а затратив изрядные деньги переселили. В результате получился итог довольно обидный для русских, украинцев, белорусов и многих других народов СССР. Именно эти народы вынесли на своих плечах всю тяжесть войны с немцами, их погибло на фронтах и под оккупацией свыше 26 миллионов, у них случился в 1941–1945 гг. страшный демографический провал, отзывавшийся и сорок лет спустя. А в это время советские немцы плодились на Алтае и в Казахстане. И если их в 1939 г. в СССР было 1,2 млн., то уже в 1959 г. стало на треть больше — 1,6 млн.[388]

352. И, наконец, интересен итог чисток. Поскольку по предателям и изменникам в «пятой колонне» его трудно выразить в числах, то давайте сделаем сравнение по уголовникам. 10 июля 1937 г. Хрущёв сообщил в ЦК ВКП(б), что в Москве и Московской области учтено 33 436 уголовников, особо опасные из которых тоже репрессировались вместе с «пятой колонной». Хрущёв запросил репрессировать из общей массы уголовников 11 772 человека, из которых просил расстрелять 6000.[389] Мне неизвестно, что решило ЦК, поскольку в последовавшем приказе Ежова от 25 июля Хрущёву разрешалось репрессировать всего 35 000 человек, из которых расстрелять не более 5000. Как бы то ни было, интересен итог такой борьбы с уголовной преступностью.

В 1998 г. в России с около 140 млн. населения в результате преступлений погибло 64 545 человек, 81 565 ранено.[390]

Через три года генерал-полковник Л. Ивашов сообщил: «…в минувшем, 2001 году, в результате убийств погибли 83 тыс. человек, десятки тысяч скончались позже в больницах после покушений на их жизнь, около 70 тысяч сгинули без вести».[391]

А в 1940 г. (после «чистки» 1937–1938 гг.) при численности населения в 190 млн. человек, в СССР было всего 6549 убийств.[392] Если сегодня повторить репрессии 1937 года и добиться показателей 1940, то только в плане уголовной преступности убыль населения с лихвой компенсируется через 5 лет за счёт сохранения жизни порядочных людей. Но ведь ещё будет прекращено разворовывание и разрушение России, а это ведь тоже немало.