Названый брат халифа

Названый брат халифа

Зияд, человек, которого Муавийя признал своим братом, имел происхождение темное и уж точно, как и утверждали его противники, «недостойное». Его мать Сумаййа, рабыня из Ирака, была отдана в качестве гонорара за излечение ее хозяина лекарю из Таифа, который заставил ее заниматься проституцией. В 622 году он отдал ее в жены рабу своей жены, греку Убайду, от которого и родился Зияд. Через некоторое время он оказался в мусульманской армии и, видимо, как человек недюжинных способностей, уже в 15 лет занимался подсчетом добычи, так как хорошо умел считать; затем, при Абдаллахе ибн Амире стал главой финансового ведомства в Басре и руководил постройкой каналов. Несмотря на то что в «битве у верблюда» Зияд придерживался нейтралитета, а потом долго отказывался присягать Али, тот в итоге предложил ему место наместника Басры, но Зияд от этого почетного назначения отказался, вновь предпочтя пост «министра финансов».

После еще ряда приключений, вызванных в том числе и открытой враждой с Муавийей, Зияд как-то умудрился найти с ним общий язык, и во время посещения Дамаска (в начале 665 года) Муавийя уже признал его своим братом. Решение было очень странное и вызвало у многих приближенных, мягко говоря, недоумение. Впрочем, Муавийя был хорошим дипломатом, и когда он объявил об этом решении в мечети, тут же, наверное совершенно случайно, нашлись приезжие из Таифа, которые подтвердили их родственную связь, рассказав о том, как они поили Абу Суфиана вином, а потом приводили ему мать Зияда для утех. Другие же очевидцы поведали всем, что Абу Суфиан признал Зияда перед смертью своим сыном.

Зияд, впрочем, был еще более дипломатичен. После свидетельских показаний он поднялся, а сидел он рядом с Муавийей, и сказал:

– Люди! Вот амир верующих и свидетели сказали то, что вы слышали, а я не знаю, что правда и что неправда. Он и они лучше знают это.

Стоит воздать должное и Муавийе: так накрепко привязать к себе лучшего финансиста халифата мало бы кому было по силам, да и мало бы кто на это решился.

Проблемы были не только в странноватом родстве: Омейяды решили, что таким путем Муавийя хочет отрешить их от власти. Его брат Абдаррахман возмущался: «Неужели ты не мог найти никого, кроме этого негра, чтобы увеличить наше умаление и унижение?»

Возникали и чисто теологические проблемы, так как «ребенок принадлежит супружеской постели, а прелюбодею – камень, а ты присудил прелюбодею ребенка, а постели – камень».

Но все же, несмотря на общее возмущение, пойдя наперекор всем своим соратникам, Муавийя назначает Зияда правителем проблемного Ирака. Тот за годы пребывания в Басре весьма хорошо изучил местные реалии, и его тронная речь стала шоком для многих. Есть несколько ее списков, немного отличающихся в частностях, но передающих общий смысл выступления. Зияд начал речь без длинного благочестивого вступления, что противоречило арабской традиции: «Темное невежество, слепое заблуждение и разврат, – разжигающие жар вечного пламени для совершающих это, – которым следуют ваши безумцы и которые есть в ваших разумных людях, являются тяжкими грехами, в них вырастают малые и не избегают их старые; вы будто и не слышали айатов Аллаха, и не читали Книги Аллаха, и не слышали, какое щедрое вознаграждение уготовил Аллах повинующимся ему, и какие болезненные мучения на вечные времена, без конца – противящимся ему. Вы что же, такие, как те, кому ослепил глаза бренный мир и закупорила уши похоть, и они предпочли преходящее вечному? Вы не задумываетесь над тем, что вы впервые совершили дела, которых не было прежде в исламе: кабаки напоказ, и грабят женщин у вас в присутствии многих людей. Неужели нет среди вас того, кто помешал бы нечестивцу нападать ночью и грабить днем?

Вы приближаете к себе родню и отдаляете религию, вы извиняете неизвиняемое и укрываете грабителя. Каждый из вас защищает своих безумцев, как поступает не боящийся наказания, а не как надеющийся на вечную жизнь. Нет, вы неразумны, вы следуете за своими безумцами, и они не останавливаются, видя ваше заступничество за них, они нарушают запреты ислама, а потом укрываются в сомнительных норах. Запретны для меня еда и питье, пока я не сровняю их с землей и не сожгу!»

Все остальная речь была выдержана в таком же ключе, и некоторые бросили ее восхвалять, а другие были возмущены, не найдя в ней ссылок на предыдущих халифов и отыскав противоречие некоторым строкам Корана. Зияд ответил последним: «К тому, чего хочешь ты и твои товарищи, я не нахожу иного пути, чем через кровь».

Через неделю после произнесения речи Зияд запретил хождение по городу через час после окончания вечерней молитвы, и дозоры отрубали головы всем встреченным на улице. В первую ночь было отрублено 500 голов. Были закрыты и 700 «веселых домов», причем в разрушении некоторых Зияд принимал участие лично. По городу он передвигался вместе с начальником полиции (кстати, именно Заяд создал первый прообраз внутренних войск в халифате; эта полиция была создана исключительно для защиты власти халифа и наместника), и если его бдительное око замечало в чем-то виновного, то казнь следовала незамедлительно, без всякого суда. Отношение к хариджитам, чьей неофициальной столицей была Басра, было соответственное. Секта постаралась сделать все, чтобы на нее обращали внимание как можно меньше.

Впрочем, не забывал Зияд и про свои финансы. Как-то Муавийя подарил своему шурину роскошный участок земли в окрестностях Басры. Зияд, узнав, что тот едет вступать в права собственника, велел, прорыв канал, пустить на участок воду и перекупил его у шурина халифа как болото, за сущие копейки. Непонятно, догадывались ли в Дамаске о шалостях наместника, но даже если это и так, увеличившийся в разы сбор налогов, думается, все это покрывал.

669 – 670 годы вообще стали во многом переломными в халифате. Зима выдалась необычно суровой, были сильные морозы и выпало много снега. Это погубило множество плодовых деревьев, в Ираке начался голод, а вместе с ним, как обычно, и чума. Наместник Куфы Мугиру ибн Шубу, испугавшись болезни, покинул город и осмелился вернуться только тогда, когда эпидемия стала затихать. Но судьбу не обманешь, и, заразившись чумой в уже пережившем эпидемию городе, наместник умер. Муавийя не стал назначать нового человека, а передал Куфу в подчинение Зияду. Тот, понимая, что жители провинции считают подобное объединение унижением, приехал в Куфу с заготовленной хвалебной речью, которую он начал с того, что сначала хотел приехать сюда с двумя тысячами охранников, но, вспомнив, что жители Куфы чтят закон, приехал лишь с семьей. Тут в него полетели камни. Зияд, спрятавшись, велел, чтобы все сидящие в мечети взялись по четыре за руки и постепенно выходили. Всем выходящим он велел клясться, что ни они сами, ни те, кого они держат за руку, камни не кидали. Поклялись не все, и тридцати человекам были отрублены руки, поднявшие камень на халифа.

Через некоторое время Зияд попытался найти общий язык с шиитами и, вызывая к себе их главу, своего старого приятеля Худжру ибн Ади, попросил, чтобы тот «придержал язык, и тогда каждый день будут исполняться десять твоих желаний». Но тот предупреждениям не внял, и вскоре Зияд узнал, что шииты собираются в домах и о чем-то беседуют. Он никак не отреагировал на это, лишь сказал, что собираться необходимо в мечетях. Мечети в кварталах, во время, свободное от молитв, были чем-то типа мужских клубов. Однако шииты не хотели беседовать при свидетелях, и это распоряжение оставили без внимания.