ГЛАВА III ПОСЕЛЕНИЯ ЛАТИНОВ.

ГЛАВА III

ПОСЕЛЕНИЯ ЛАТИНОВ.

Родиной индо-германского племени была западная часть Средней Азии; оттуда оно распространилось частью в юго-восточном направлении по Индии, частью в северо-западном по Европе. Трудно точнее определить первоначальное место жительства индо-германцев; во всяком случае следует полагать, что оно находилось внутри материка и вдалеке от моря, так как для названия моря нет слова, общего для азиатской и европейской ветвей этого племени. По некоторым признакам можно с известной точностью считать родиной индо-германского племени страны, лежащие вдоль берегов Евфрата. Замечательно, что первоначальные места жительства двух самых важных культурных племен — индо-германского и арамейского — почти совпадают в географическом отношении, а это служит подкреплением для предположения, что существует родство и между этими народами; это родство, однако, совершенно не может быть прослежено в культурном и языковом развитии. Более точное указание местности так же невозможно, как невозможно проследить дальнейшие переселения отдельных племен. Европейская ветвь вероятно, после выделения индусов еще долго жила в Персии и в Армении, так как эти страны были по всем признакам колыбелью земледелия и виноделия. Ячмень, полба и пшеница искони произрастали в Месопотамии, а виноградная лоза — к югу от Кавказа и от Каспийского моря; там также находилось месторождение сливового, орехового и других легко пересаживаемых фруктовых деревьев. Достоин внимания и тот факт, что у большинства европейских племен, у латинов, кельтов, германцев и славян, море имело одинаковое название; отсюда следует заключить, что эти племена еще до своего разделения достигли берегов Черного моря или также Каспийского. Вопрос, каким путем италики добрались оттуда до цепи Альпов, и особенно, где именно жили они, еще будучи объединены с эллинами, может быть решен только тогда, когда будет выяснено, каким путем эллины достигли Греции — через Малую Азию или через дунайские области. Во всяком случае можно считать доказанным, что италики, точно так же как и индусы, попали на свой полуостров с севера. До сих пор еще можно ясно проследить движение умбро-сабельского племени по среднему горному хребту Италии в направлении от севера к югу; последние же фазы этого движения относятся к вполне историческим временам. Не так легко различить путь, по которому совершилось переселение латинов. Оно, вероятно, происходило в том же направлении, вдоль западного берега, конечно задолго до того времени, когда двинулись со своего места первые сабельские племена; воды достигают во время разлива высоких мест лишь после того как низменность уже покрыта водой: потому только более ранним поселением латинских племен на берегу моря объясняется тот факт, что сабеллы удовлетворились более суровой нагорной местностью и лишь оттуда по мере возможности внедрялись в среду латинских племен.

Общеизвестно, что от левого берега Тибра вплоть до Вольских гор жило латинское племя; но в этих горах, по-видимому, оставленных в пренебрежении во время первого переселения, когда еще были свободны равнины Лациума и Кампании, поселилось, как это доказывают вольские надписи, такое племя, которое было в более близком родстве с сабельским, чем с латинским. В Кампании, наоборот, до прибытия греческих и самнитских поселенцев, вероятно, жили латины, так как италийские названия Novla или Nola (новый город), Campani, Capua, Volturnus (от volvere, как Inturna от iuvare), Opsci (работники), как доказано, древнее самнитского нашествия и свидетельствуют о том, что во время основания Кум греками Кампанией владело италийское и, по всей вероятности, латинское племя авзоны. И коренные жители той местности, которая была впоследствии заселена луканами и бреттиями, т. е. собственно так называемые Itali (обитатели страны рогатого скота), причисляются лучшими исследователями не к япигскому, а к италийскому племени; ничто не мешает причислять их к латинскому племени, хотя совершившаяся еще до начала государственного развития Италии эллинизация этих стран и их позднейшее наводнение массами самнитов совершенно изгладили и там следы более древней национальности. И точно так же исчезнувшее племя сикулов ставится древними сказаниями в связь с Римом; так, например, самый древний из италийских историков Антиох Сиракузский рассказывает, что к царю Италии (т. е. Бреттийского полуострова) Моргесу явился беглец из Рима по имени Сикел, а эти рассказы, по всей вероятности, основаны на предположении писателей, что сикулы, жившие в Италии еще во времена Фукидида, были одного племени с латинским. Хотя поразительное сходство некоторых слов сицилийско-греческого диалекта с латинскими и объясняется скорее старинными торговыми сношениями Рима с сицилийскими греками, чем старинным сходством языков, на которых говорили сикулы и римляне, тем не менее все признаки указывают на то, что не только латинская, но, по всей вероятности, также кампанская и луканская земли, т. е. собственно Италия, между заливами Тарентским и Лаосским, равно как восточная половина Сицилии, были в глубокой древности заселены различным племенами латинской национальности.

Участь этих племен была далеко не одинакова. Те из них, которые поселились в Сицилии, в Великой Греции и в Кампании, пришли в соприкосновение с греками в такую эпоху, когда еще не могли устоять против влияния греческой цивилизации, и потому или совершенно эллинизировались, как например в Сицилии, или так ослабели, что без большого сопротивления были подавлены свежими силами сабинских племен. Таким образом, ни сикулам, ни италийцам с моргетами, ни авзонам не пришлось играть деятельной роли в истории полуострова. Иначе было в Лациуме, где греки не заводили колоний и где местному населению удалось после упорной борьбы устоять и против сабинов и против северных соседей. Взглянем же на ту местность, которой было суждено приобрести в истории древнего мира такое значение, какого не имела никакая другая страна.

Еще в самой глубокой древности равнина Лациума была театром громадных переворотов в недрах природы; медленно действующая преобразующая сила вод и взрывы грозных вулканов наваливали слой за слоем той почвы, на которой должен был разрешиться вопрос, какому народу будет принадлежать всемирное владычество. Эта равнина замыкается с востока горами сабинов и эквов, составляющими часть Апеннин; с юга — вздымающимся до высоты 4 тысяч футов высоким горным хребтом вольсков, который отделяется от главной цепи Апеннин старинной областью герников — плоскогорьем Сакко (Треруса, одного из притоков Лириса) и, направляясь от этой площади к западу, заканчивается Террачинским мысом; с запада — морем, которое образует на этих берегах лишь немногочисленные и незначительные гавани; на севере расстилается широкая равнина, переходящая в далекую холмистую страну этрусков и орошаемая «горным потоком» Тибром, вытекающим из умбрских гор, и рекой Анио, вытекающей из сабинских гор. На ее поверхности разбросаны, подобно островам, частью крутые Сорактские известковые утесы с северо-востока, утесы Цирцейского мыса с юго-запада, равно как похожий на них, хотя и менее высокий, Яникул подле Рима, частью вулканические возвышенности с потухшими кратерами, которые превратились в озера, местами оставшиеся в своем прежнем виде и по наше время; самая значительная из этих возвышенностей — альбанский горный кряж, который одиноко возвышается над равниной между вольскими горами и Тибром.

Там поселилось то племя, которое известно в истории под именем латинов, или, как оно было впоследствии названо в отличие от латинских общин, основанных вне этой области, «древних латинов» (prisci Latini). Но занятый им округ Лациума составлял лишь небольшую часть среднеиталийской равнины. Вся страна к северу от Тибра была для латинов чужой и враждебной областью, с жителями которой был невозможен вечный союз или прочный мир, а перемирия, по-видимому, заключались лишь на короткий срок. Тибр с самой глубокой древности был северной границей, и ни в истории, ни в самых достоверных народных сказаниях не сохранилось воспоминаний о том, как и когда установилось это богатое последствиями разграничение владений. В то время, с которого начинается наша история, плоская и болотистая местность на юге от Альбанских гор находилась в руках умбро-сабельских племен рутулов и вольсков; даже Ардеа и Велитры не были коренными латинскими городами. Только средняя часть этой равнины, лежащая между Тибром, предгорьями Апеннин, Альбанскими высотами и морем и образующая площадь почти в 34 немецких квадратных мили, т. е. немного более обширную, чем теперешний Цюрихский кантон, составляла собственно так называемый Лациум, «равнину» ¹⁰ , как она представляется нашим взорам с высот Монте-Каво. Там местность довольно ровная, но не плоская; за исключением песчаного морского берега, покрытого наносной землей частью из Тибра, она повсюду пересекается небольшими высотами и даже нередко довольно крутыми туфовыми холмами и глубокими расщелинами, а эти беспрестанные возвышения и понижения почвы образуют зимою в промежутках те болота, которые выделяют испарения во время летней жары и благодаря особенно гниющим в них органическим веществам распространяют злокачественную лихорадку, которая и в древности, как и теперь, была в летнюю пору настоящим бичом того края. Ошибаются те, которые полагают, что причиною этих миазмов был упадок, в который пришло земледелие от дурного управления в последний век республики и при папах; эту причину следует искать в недостаточном стоке вод, который и в настоящее время производит такое же действие, как и тысячи лет назад. Впрочем, не подлежит сомнению, что при интенсивной обработке почвы воздух до некоторой степени утрачивает свою вредоносность, а причина этого еще не вполне выяснена. Отчасти она должна заключаться в том, что обработка верхних слоев земли ускоряет высыхание стоячих вод. Все-таки для нас остается необъяснимым, как могло появиться густое земледельческое население в таких местностях, как латинская равнина и низменности Сибариса и Метапонта, где в настоящее время нельзя найти здоровых жителей и где путешественник неохотно остается на ночь. Но следует помнить, что народ, стоящий на низкой ступени культуры, вообще более чуток к требованиям природы, более способен применяться к этим требованиям и, быть может, также одарен более эластичной физической организацией, которая дает ему возможность уживаться с местными условиями. В Сардинии до сих пор занимаются земледелием при точно таких же природных условиях; там воздух так же вредоносен, но крестьянин спасается от его влияния осторожностью в одежде, пище и выборе самых удобных часов дня для своих работ. Ничто так не предохраняет от aria cattiva, как ношение шерсти на теле и пылающий огонь; этим и объясняется, почему римский поселянин постоянно носил толстые шерстяные одежды и никогда не гасил огня на своем очаге. Что касается всего остального, то эта местность должна была казаться привлекательной земледельческому народу, искавшему мест для поселения; почву легко возделывать при помощи кирки и мотыги, и она дает даже без всякого удобрения урожай, который, впрочем, не особенно велик по италийскому масштабу: пшеница вообще родится сам-пят ¹¹ . В хорошей воде нет избытка, оттого-то каждый источник свежей воды и имел в глазах населения особую ценность и святость.

До нас не дошло никаких рассказов о том, как латины заселили ту местность, которая с тех пор носила их имя, и все наши заключения об этом предмете могут быть только косвенными. Впрочем, некоторых указаний можно доискаться или можно до них добраться путем правдоподобных догадок.

Римская территория разделялась в самые древние времена на несколько родовых участков, которыми впоследствии воспользовались, чтобы образовать из них самые древние «сельские округа» (tribus rusticae). О клавдиевой трибе нам известно из преданий, что она возникла вследствие поселения членов Клавдиева рода на берегах Анио; то же с достоверностью можно сказать относительно других участков древнейшего раздела, судя по их названиям. Эти названия давались не так, как названия присоединенных в более позднюю пору участков, не по местности, а исключительно по родовым именам; и роды, дававшие свои имена участкам древней римской территории, поскольку они не заглохли совершенно (как, например, Camilii, Galerii, Lemonii, Pollii, Pupinii, Voltinii), — сплошь самые древние патрицианские семьи: Aemilii, Cornelii, Fabii, Horatii, Menenii, Papirii, Romilii, Sergii, Voturii. Достоин внимания тот факт, что между всеми этими родами нет ни одного, о котором можно было бы с достоверностью утверждать, что он переселился в Рим лишь в более позднюю пору. Подобно римскому округу каждый из италийских округов, и без сомнения также каждый из эллинских, исстари разделялся на несколько общин, связанных между собою и соседством, и родством; именно этот родовой поселок назывался у греков «домом» (?????), из которого и там очень часто возникали подобные римским трибам комы или демы. Соответствующие италийские названия «дом» (vicus) или «округ» (pagus от pangere) также указывают на сожительство членов одного рода и понятным образом получают в обыденном употреблении значение деревушки или деревни. Как «дому» принадлежало известное поле, так родовому поселку или деревне принадлежал родовой земельный участок, который, как будет впоследствии доказано, довольно долго обрабатывался так же, как и домовый участок, т. е. по системе общинного полевого хозяйства. Развились ли в Лациуме родовые усадьбы в родовые поселки сами собою или же латины переселились в Лациум уже готовыми родовыми общинами — это такой вопрос, на который мы не в состоянии дать ответа, точно так же как мы не в состоянии решить, в какой форме образовалось ¹² в Лациуме совместное хозяйство, требуемое подобным распорядком, и в какой мере род состоял не только из людей, связанных единством происхождения, но и из примыкающих к роду, не связанных с ним кровным родством людей.

Но эти родовые общины исстари считались не самостоятельными единицами, а составными частями политической общины (civitas, populus), которая первоначально представляется совокупностью некоторого числа родовых поселков, связанных между собою единством происхождения, языка и обычаев, обязанных подчиняться одним и тем же законам, разрешать мирным путем взаимные споры и помогать друг другу в обороне и нападении. И у такого округа, как и у родовой общины, конечно был какой-нибудь постоянный центральный пункт; но так как члены одного рода, т. е. члены округа, жили в своих деревнях, то центр округа не мог быть центром совместной оседлости, городом, а только местом общих собраний, где вершили суд и помещалась общественная святыня. Члены округа собирались там в каждый восьмой день для деловых сношений и для увеселений, и там же в случае неприятельского нашествия находили и для самих себя, и для своего скота более безопасное убежище, чем в деревушках. Обычно на этом сборном пункте или вовсе не было постоянных жителей, или их было очень мало. Точно такие же старинные убежища можно найти и в настоящее время в холмистых местах восточной Швейцарии на вершинах некоторых возвышенностей. Такие места назывались в Италии «вершинами» (capitolium — то же, что у греков ???? — вершина) или защитой (arx от arcere — заграждать); это еще не город, но основа будущего города, так как к замку примыкают дома, которые впоследствии обносятся «кольцом» (слово urbs в родстве с urvus, curvus и, быть может, также с orbis). Внешнее различие между замком и городом заключается в числе ворот: замку их нужно как можно меньше, а городу как можно больше, поэтому в первом обыкновенно бывают только одни ворота, а во втором по меньшей мере трое. Эти укрепления служили опорой для того догородского волостного устройства Италии, следы которого можно довольно явственно различить там, где городской быт развился поздно и частью до сего времени еще не развился вполне, как например в стране марсов и в мелких округах Абруцц. В земле эквикулов, еще во времена империи живших не в городах, а в бесчисленных, ничем не защищенных деревушках, часто встречаются каменные стены с одним храмом внутри; эти огороженные места, считавшиеся за «опустелые города», возбуждали удивление как римских, так и новейших археологов, из которых первые принимали их за жилища «первобытных обитателей» (aborigines), а вторые за жилища пеласгов. Конечно, более правильно принимать эти развалины не за остатки обнесенных стенами городов, а за остатки тех убежищ, в которых укрывались обитатели одной территории и которых в древности, без сомнения, было много во всей Италии, хотя они и строились не особенно искусно. Понятно, что в ту же эпоху, когда перешедшие к городской оседлости племена стали обносить свои города каменными стенами, и те из них, которые продолжали жить в своих незащищенных деревушках, стали заменять каменными постройками земляные валы и частоколы своих укреплений. Когда же вполне обеспеченное внутреннее спокойствие сделало такие укрепления излишними, те убежища были заброшены и вскоре сделались загадкой для позднейших поколений.

Итак, те округа, для которых служил центром замок и которые состояли из нескольких родовых общин, были в качестве первоначальных государственных единиц исходным пунктом истории Италии. Но вопрос о том, где именно и в каком объеме образовались такие округа внутри Лациума, не может быть разрешен с определенностью, да и не представляет особого исторического интереса. Пришельцами были, без сомнения, прежде всего заняты возвышающиеся особняком Альбанские горы, внутри которых переселенцы нашли самый здоровый воздух, самые свежие источники и самые безопасные убежища. Эти горы представляли собой естественную цитадель Лациума. Там, на узком плоскогорье, возвышающемся над Палаодуолой, в промежутке между Альбанским озером (lago di Castello) и Альбанской горой (Monte Cavo), лежала Альба, считавшаяся древнейшим местом жительства латинского племени и матерью как Рима, так и всех остальных древнелатинских общин; на склонах тех же гор находились самые древние латинские поселения Ланувий, Ариция и Тускул. Там же встречаются те очень древние сооружения, по которым обыкновенно можно судить о начале цивилизации и которые как бы свидетельствуют потомству о том, что, когда Паллада Афина появляется на свет, она действительно рождается взрослой; таков срез отвесной скалы ниже Альбы в направлении к Палаццуоле, который делает неприступною и с северной стороны местность, от природы защищенную с южной стороны крутыми уступами горы Монте-Каво, который оставляет открытыми для сообщения только два удобных для защиты узких прохода с востока и с запада; в особенности таково отверстие вышиною в человеческий рост, которое пробито в крепкой стене, образовавшейся из лавы и имеющей 6 тысяч футов в толщину, и через которое было спущено до его теперешней глубины озеро, образовавшееся в старом потухшем кратере Альбанских гор; этим способом было очищено на самой горе значительное пространство, годное для земледелия. Природными твердынями для латинской равнины служили также вершины последних выступов Сабинских гор, где впоследствии образовались из округовых замков значительные города: Тибур и Пренест, Лабики, Габии и Номент, стоявшие на равнине между Альбанскими и Сабинскими горами и Тибром, Рим на Тибре, Лаврен и Лавиний на берегу моря также были более или менее старинными центрами латинской колонизации, не говоря уже о множестве других, менее известных и частью бесследно исчезнувших. Все эти округа были в самой глубокой древности в политическом отношении суверенными; каждый из них управлялся своим князем при содействии совета старшин и собрания способных носить оружие мужчин. Тем не менее они все не только чувствовали свое единство по языку и по происхождению, но и в важных религиозных и государственных учреждениях — в вечном союзе всех латинских округов. Первенство принадлежало первоначально — как по италийскому, так и по эллинскому обыкновению — тому округу, внутри которого находилось место союзных сборищ; таков был Альбанский округ, вообще считавшийся, как выше замечено, самым древним и самым важным из латинских округов. Полноправных общин первоначально было тридцать, и этой цифрой чрезвычайно часто обозначалась и в Италии, и в Греции сумма составных частей общественной организации. Какие местности первоначально принадлежали к числу тридцати древнелатинских общин, которые также могут быть названы тридцатью альбанскими колониями по их отношению к правам Альбы как метрополии, — нам неизвестно из преданий и уже не может быть выяснено новыми исследованиями. Как для подобных союзов, например беотийцев и ионийцев, служили средоточием панбеотии и панионии, так и для латинского союза служил средоточием «латинский праздник» (feriae Latinae), во время которого на Альбанской горе (mons Albanus, Monte Cavo) в ежегодно назначавшийся властями день приносился в жертву «латинскому богу» (Iupiter Latiaris) бык от всего племени. Каждая из участвовавших в пиршестве общин должна была доставлять твердо установленное количество скота, молока и сыра для жертвенного пира и взамен того получала право на кусок жертвенного мяса. Эти обычаи сохранялись очень долго и всем хорошо известны, но в том, что касается самых важных правовых последствий такого союза, нам приходится довольствоваться почти одними догадками. К религиозному празднеству на Альбанской горе с древнейших времен примыкали собрания представителей отдельных общин, имевшие место на соседнем латинском сборном пункте у источника Ферентины (подле Марине), и вообще такой союз немыслим без высшего управления и без общих для всего края законов. Что союз ведал всеми нарушениями союзных постановлений и мог наказывать за них даже смертью, известно нам из преданий и вполне правдоподобно. Следует полагать, что интегральную часть древнейшего союзного законодательства составляли и более поздние, одинаковые для всех латинских общин постановления касательно гражданских прав и браков, так что каждый латин мог приживать с каждой латинкой законных детей, мог приобретать во всем Лациуме земельную собственность и заниматься торговлей. Далее, от союза, вероятно, зависело учреждение общего третейского суда для разрешения споров, возникавших между общинами, но нет возможности доказать, в какой мере союзная власть ограничивала верховные права каждой общины в вопросах о войне и мире. Не подлежит также никакому сомнению, что союзные учреждения давали возможность вести союзными силами не только оборонительные, но и наступательные войны, причем, конечно, был необходим и союзный главнокомандующий, вождь. Но мы не имеем никакого основания допустить, что в этих случаях закон обязывал каждую общину принимать деятельное участие в войне или, наоборот, что он не дозволял ей предпринимать на собственный страх войны даже с каким-нибудь из членов союза. Наоборот, есть указания на то, что во время латинского праздника, точно так же как и во время эллинских союзных празднеств, во всем Лациуме ¹³ был обязателен мир божий, а враждовавшие между собою племена, по всей вероятности, доставляли в это время одно другому надежный конвой. Еще менее возможно определить объем привилегий, предоставлявшихся первенствующему округу. Можно только утверждать, что нет никакого основания считать первенство Альбы за действительную политическую гегемонию в Лациуме и что первенство, по всей вероятности, не имело в Лациуме более важного значения, чем почетное первенство Элиды в Греции ¹⁴ . Вообще как объем, так и права этого латинского союза, вероятно, были неопределенны и изменчивы; тем не менее он был и оставался не случайным соединением различных более или менее чуждых друг другу общин, а правовым и необходимым выражением единства латинского племени. Если латинский союз и не всегда вмещал в себе все латинские общины, зато он никогда не принимал в свою среду нелатинских членов; стало быть, его подобием в Греции был союз беотийский или этолийский, а не дельфийская амфиктония.

Этим общим очерком следует ограничиться, так как всякая попытка провести более резкие черты только исказила бы картину. Многообразный процесс того, как самые древние политические атомы — округа в Лациуме — то примыкали один к другому, то взаимно избегали друг друга, протекал без таких очевидцев, которые были бы способны его описать, и мы должны удовольствоваться только тем, что в нем есть цельного и прочного, тем, что эти округа, будучи соединены в общем центре, не пожертвовали, правда, своим единством, но зато сберегли в себе и усилили чувство национальной общности и тем подготовили прогресс от кантонального партикуляризма, с которого начинается и должна начаться история каждого народа, к тому национальному объединению, которым заканчивается или должна была бы заканчиваться история каждого народа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.