Г.И. Кулик и Н.И. Ежов

Г.И. Кулик и Н.И. Ежов

Сначала оценим довоенную биографию маршала Г.И. Кулика.

Я уже писал, что та злоба, с которой о Кулике отзываются его коллеги, написавшие мемуары, должна иметь под собой основания. Думаю, что Кулик в этом контексте является как бы эрзац Сталиным. На Сталина мемуаристы вешают всех собак, чтобы оправдать свою собственную подлость и тупость («Сталин не дал поднять войска по тревоге», «Сталин так приказал» и т. д. и т. п.), а на Кулика его коллеги-генералы вешают собак за собственную вину в предвоенной неготовности артиллерии, поскольку послевоенное натужное и голословное восхваление советской артиллерии никак не нейтрализует мнение западных историков, что способность советских генералов применять артиллерию на поле боя во Второй мировой войне оставалась на уровне способностей царских генералов в Первой мировой. В этом виноваты очень многие предвоенные генералы и маршалы, и Кулик среди них далеко не самый одиозный, хотя и не более того. Он если и превосходил в своем понимании военного дела остальных, то только таких, как Тухачевский, Жуков или Конев. В целом же и на нем лежит ответственность за убогую тактику артиллерии, за отсутствие артиллерийских средств разведки и связи. Четыре предвоенных года он возглавлял Главное артиллерийское управление РККА, а за четыре года многое можно успеть сделать, даже если тебе мешают.

Итак, немного о биографических странностях маршала РККА Григория Ивановича Кулика. Происхождением из крестьян, Кулик, судя по тому, что о нем известно, был человеком умным и способным. Об этом говорит уже то, что, призванный в царскую армию в 1912 г., он уже к 1914 г., к началу Первой мировой войны, становится старшим фейерверкером (младший фейерверкер — командир орудия) и всю Первую мировую воюет командиром артиллерийского взвода, по теперешним положениям — офицером. А артиллерийское дело, даже у оканчивающих военные училища и академии дворян, считалось очень непростым и требующим больших знаний и ума. Среди офицеров царской армии ходила присказка: «Щеголь — в кавалерии, умник — в артиллерии, труженик — во флоте, а дурак — в пехоте».

В Гражданской войне Г. Кулик быстро выдвигается как артиллерийский военачальник, командуя артиллерией общевойсковых армий красных в целом ряде тяжелейших, но победных сражений, за что награждается двумя орденами Красного Знамени.

После Гражданской, несмотря на пятикратное сокращение армии и на то, что множество красных генералов осталось не у дел, карьера Кулика продолжает идти в гору — в 1920–1922 гг. он воюет на Кавказе в должности командующего артиллерией Северо-Кавказского военного округа. В 1923–1924 гг. он учится в академии им. Фрунзе и по окончании ее становится помощником командующего артиллерией всей Красной армии, а в 1926 г. он назначается на должность начальника Главного артиллерийского управления — фактически на маршальскую должность, вторую по значению в артиллерии РККА. Это был первый пик его карьеры, и он длился три года. В это время Кулик, естественно, служит в Москве, получив квартиру в правительственном доме на одной площадке с Я. Гамарником — главным политическим комиссаром РККА, т. е. вошел в самую высшую элиту Красной армии.

Однако в конце 1929 г. что-то случилось, и в карьере Кулика наступил крах — его снимают с должности начальника ГАУ и сначала не дают вообще никакой должности. Сам он в своей автобиографии пишет об этом так: «С конца 1929 года по апрель 1930 года по состоянию здоровья находился в распоряжении народного комиссара обороны СССР». Здоровье здесь, разумеется, ни при чем, поскольку в апреле Кулика назначают на должность с огромным понижением: с должности маршала он скатился на должность генерал-майора — его назначают командиром стрелковой дивизии, а эта должность требует здоровья не меньше, чем должность начальника ГАУ. Неизвестно, действительно ли он, артиллерист, командовал этим общевойсковым соединением, поскольку в ноябре 1930 г. его снова посылают учиться в ту же академию им. Фрунзе и в ней он пребывает до конца 1932 г. По окончании академии его в прежних должностях, хотя бы в должности начальника артиллерии округа, не восстанавливают, а назначают командиром 3-го стрелкового корпуса. Но с началом гражданской войны в Испании его посылают туда советником.

Мне уже приходилось писать, что заговорщики в РККА устроили из Испании трамплин для карьерного роста участников военного заговора: побывавшим в Испании заговорщикам создавался имидж специалистов, «имевших опыт современной войны», и их стремительно повышали в должностях. Таким способом заговорщики, в частности Уборевич, пытались захватить в армии ключевые посты для облегчения будущего мятежа.

И Кулик, возвратившись в 1937 г. из Испании, получил орден Ленина и был наконец восстановлен в сшей прежней должности, которой он лишился в 1929 г., — он вновь становится начальником Главного артиллерийского управления РККА. В 1939 г. его посылают координировать действия фронтов при освобождении западных областей Украины и Белоруссии, затем на Халхин-Гол помогать Жукову в разгроме японцев, затем доверяют командовать армией в войне с Финляндией, и весной 1940 г. Г.И. Кулик, вдобавок к своей прежней должности, становится заместителем наркома обороны, и ему присваивают звание маршала. Это был второй пик карьеры Г.И. Кулика.

Теперь о втором маршале — о генеральном комиссаре госбезопасности СССР Н.И. Ежове. Из ленинградских (петроградских) рабочих. Был очень маленького роста (151 см) и, возможно, по этой причине болезненно самолюбив — на обидчиков лез в драку невзирая на их силу, много читал, в поручаемом ему деле стремился достигнуть выделяющих его результатов. В 1913 г. был призван в армию, в 1915-м — ранен и дальнейшую службу проходил в армейских ремонтных мастерских. В 1917 г. вступил в партию большевиков, но защищать идеалы революции на фронтах Гражданской войны особо не спешил и пребывал на незначительных тыловых партийных должностях, пока, наконец, его не призвали в 1919 г. в Красную армию с должности заведующего клубом в Вышнем Волочке. В армии он служил на таких же мелких партийных должностях (помощник комиссара (писарь при нем) радиошколы и т. д.), пока не выслужил свою максимальную армейскую должность в 1921 г. — комиссар радиобазы. После этого Н.И. Ежов начинает работать в партийных органах, но на далекой периферии, отсутствие партийных кадров ощущалось особенно остро — в Татарском обкоме, секретарем Марийского обкома, затем едет дальше на восток и становится секретарем Семипалатинского обкома. Наконец, в 1925 г. он достигает первого пика своей карьеры — становится секретарем Казахского крайкома ВКП(б), т. е. в более поздних терминах — секретарем компартии союзной республики, по меньшей мере вторым (после Голощекина) человеком в Казахстане.

Когда Ежов стал наркомом (министром) внутренних дел СССР, то, по-видимому, почистил архивы, поскольку даже его биограф бывший полковник КГБ А. Полянский не смог найти в них никаких документов о работе Ежова в Казахстане и, соответственно, о том, что случилось и почему Ежов вдруг ушел с этой должности. Но факт остается фактом — в феврале 1927 г. он переезжает в Москву, в которой в это время училась его жена, и в Москве устраивается на работу в ЦК, но на исключительно низкую, никак не соответствующую прежней должность — инструктором в учетно-распределительный отдел ЦК, который являлся, по сути, отделом кадров партии. Реально это должно было бы быть полной карьерной смертью Ежова, поскольку на работу в отдел кадров обычно отправляют тех, кому никакое другое дело поручить нельзя. Исходя из того, чем эти отделы занимаются, сделать в них карьеру технически невозможно. Служащие этих отделов хранят и комплектуют досье на работников своей организации, т. е. подшивают в папки личных дел приходящие к ним характеристики, приказы о переводах, поощрениях и наказаниях и т. д. и т. п. Вершиной их творчества является чтение досье и составление по ним краткой справки, которую руководитель организации читает (если читает) перед принятием решения о новых назначениях. Как на такой работе отличиться? Это же не организация колхозов, не строительство электростанций и даже не удачно проведенное войсковое учение.

Не сглаживает глубины падения Ежова и то, что заведующий этим отделом ЦК И. Москвин сделал его своим заместителем, поскольку сам Москвин, в свое время старый член партии, видный революционер и крупный партийный деятель, досиживал в этом отделе до пенсии, но не досидел — в 1930 г. Москвина вообще убрали из ЦК заведовать отделом кадров в совете народного хозяйства (в 1937 г. — расстреляли). И тем не менее с конца 1929 г. Ежов начинает делать стремительную карьеру, причем совершенно очевидно, что не он растет в должности, а его в должностях поднимают. В конце 1929 г. создается Наркомат земледелия, и его первый нарком Я.А. Яковлев (Эпштейн) берет Ежова к себе заведовать все тем же управлением кадров, но называют теперь Ежова очень круто — заместитель наркома. (К месту сказать, Я.А. Яковлев был расстрелян в 1938 г.) Не прошло и года, как Ежова, уже «крупного хозяйственного работника», возвращают в ЦК все в тот же кадровый отдел, но уже заведующим.

Дальше карьера Ежова развивалась в бешеном темпе — в 1934 г. его избирают председателем комиссии по чистке партии, в 1934 г. он становится одним из семи десятков партийных деятелей — законодателей партии — членом ЦК. Если представить ВКП(б) государством, то в текущих делах ею управляло несколько премьер-министров — секретарей ЦК. А у них в подчинении находилось правительство партии — ее министры — Организационное бюро ЦК. В 1934 г. Ежов становится членом Оргбюро, в 1935 г. — секретарем ЦК. Но, что было особенно существенно, с 1935 г. он — председатель комиссии партийного контроля, а партийный контроль был фактически следственным органом по делам коммунистов. Это, видимо, и предопределило согласие Сталина назначить Ежова наркомом внутренних дел, когда выяснилось, что предшественник Ежова Г. Ягода предал и стал участником заговора, готовя мятеж.

И биограф Ежова, и вся литература о нем убеждают читателей, что карьеру Ежову сделал Сталин. Фактически это так, поскольку все назначения Ежова в ЦК, безусловно, проходили с согласия одного из секретарей ЦК Сталина, и нет каких-либо фактов, говорящих о том, что Сталин протестовал против его карьерного роста. Но биограф Ежова А. Полянский установил, что Сталин впервые познакомился с Ежовым только в сентябре 1930 г., когда карьера Ежова уже год претерпевала бурный рост. Кто же помогал Ежову?

Полянский, видимо, и сам понимал, что здесь дело не только в Сталине, поэтому попытался разузнать о тех, кто составлял протекцию Ежову. Он пишет: «Кроме Москвина в партийной верхушке у Ежова были и другие «лоббисты». Это, прежде всего, Мендель Маркович Хатаевич и Лазарь Моисеевич Каганович…» Как видите, Полянский, приводя имена и отчества полностью, хотел подчеркнуть национальность «лоббистов», и, как вы увидите дальше, это имеет определенный смысл. Но сейчас о партийных должностях «лоббистов» — Каганович был членом Политбюро, секретарем ЦК ВКП(б) и первым секретарем коммунистов Москвы и Московской области, а Хатаевич на тот момент был первым секретарем Татарского, а затем Днепропетровского обкома, но одновременно членом ЦК и ревизионной комиссии ЦК.

Да, Ежов был деятелен, да, Ежов был работоспособен, да, Ежов всячески демонстрировал свою преданность Сталину, но, как показали события, у партии в то время были тысячи работников и более деловитых, и более работоспособных, нежели Ежов. Возьмем, к примеру, Л. Мехлиса. В Гражданскую войну — боевой комиссар дивизии, герой Каховки. Затем многолетний помощник Сталина, затем главный редактор «Правды» — главной партийной газеты. За семь лет работы в «Правде» не имел не только ни одного отпуска, но и ни одного выходного дня (газета была ежедневной). В больницу его увозили из рабочего кабинета, и, встав на ноги, он снова ехал в кабинет. Даже враг Сталина Хрущев с восхищением говорил о Л. Мехлисе: «Это был воистину честнейший человек». Тем не менее уважаемый Сталиным главный редактор «Правды» стал членом ЦК в 1939 г., а серая конторская крыса Ежов — в 1934-м!

Был ли Ежов заговорщиком? Вряд ли. Ведь он с основной их массой и расправился, расправился даже со своими «лоббистами». На Кагановича у Ежова фактов не нашлось, хотя их и искали, а с Хатаевичем проблем не было — того расстреляли еще в 1937-м. Поскольку все обвиненные в заговоре видные деятели партии сначала проходили предварительный суд на пленумах ЦК, на которых могли своим товарищам и доказать свою невиновность, и покаяться в заговоре, но никто из них на Ежова не показал, то Ежов, видимо, никогда впрямую в связь с заговорщиками не входил. Но, как видим, карьеру сделал именно благодаря им!