ТРЕТИЙ СТАЛИНСКИЙ УДАР
ТРЕТИЙ СТАЛИНСКИЙ УДАР
«… нанесенный войсками 2-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов и Отдельной Приморской армии во взаимодействии с Черноморским флотом в апреле-мае, завершил освобождение от немецко-румынских захватчиков всего Черноморского побережья — от Керчи до Днестровского лимана».
Этот удар включает Одесскую и Крымскую операции. Одесская операция, по существу, являлась продолжением Снигиревской операции 3-го Украинского фронта. Но велено было «классифицировать» ее как «первый этап третьего сталинского удара и дальнейшим развитием успеха второго сталинского удара на Черноморском побережье». Крымская операция составляет второй этап третьего сталинского удара.
ОДЕССКАЯ ОПЕРАЦИЯ
После тяжелого поражения в Березнеговато-Снигиревской операции немецким войскам удалось отойти за Южный Буг и на этом рубеже остановить наступление 3-го Украинского фронта. На левом берегу Южного Буга они удерживали Николаев. Однако стремительное наступление войск 2-го Украинского фронта в Уманско-Ботошанской операции, которые вышли на подступы к Яссам и Кишиневу, глубоко охватив с северо-запада приморскую группировку противника, вынудило немецкое командование перебросить часть сил с Южного Буга на кишиневское направление.
В этих условиях войскам генерала Малиновского было приказано после кратковременной подготовки возобновить общее наступление с целью разгромить приморскую группировку противника между реками Южный Буг и Днестр, освободить северо-западное побережье Черного моря с крупнейшим портом и городом Одесса.
Замысел предусматривал нанесение главного удара четырьмя правофланговыми армиями — 57, 37, 46 и 8-й гвардейской — с общим числом 38 стрелковых, две артиллерийские дивизии, группы Плиева и 23-го танкового корпуса в полосе Вознесенск, Новая Одесса на Жовтень, Тирасполь, Раздельная в охват группировки противника с северо-запада. Наиболее крупный плацдарм был захвачен северо-западнее Вознесенска. Он обладал достаточно большой оперативной емкостью, имел удобные подходы к реке и выходы на ее правый берег. Противник здесь был слабым и не мог оказать существенного сопротивления.
6-й и 5-й ударной армиям после освобождения Николаева предстояло силами 14 дивизий развивать наступление вдоль побережья и атаковать Одессу с северо-востока. 28-ю армию после овладения Николаевом планировалось вывести в резерв Ставки.
При успешном осуществлении этого замысла 6-я немецкая и 3-я румынская армии прижимались к Черному морю и попадали под угрозу окружения и полного разгрома.
К 28 марта войска 3-го Украинского фронта насчитывали в своем составе 57 стрелковых и три кавалерийские дивизии, танковый и механизированный корпуса — 470 000 человек, 12 678 орудий и минометов, 435 танков и самоходных установок, 436 боевых самолетов.
Противостоящие войска 6-й немецкой и 3-й румынской армий к этому времени имели 20 дивизий (16 немецких и 4 румынские), два танковых батальона, восемь бригад штурмовых орудий. Они насчитывали 350 000 человек, около 3200 орудий и минометов, 160 танков и штурмовых орудий. На этом направлении противник мог использовать до 550 боевых самолетов 1-го авиационного корпуса 4-го воздушного флота немцев и румынского авиационного корпуса.
26 марта армии правого крыла и центра 3-го Украинского фронта после артиллерийской подготовки приступили к форсированию Южного Буга и прорыву обороны противника на западном берегу. Левофланговые армии начали штурм Николаева.
В результате трехдневных боев 57-я и 37-я армии, используя успех левофланговых армий Конева, расширили плацдарм до 45 км по фронту и от 4 до 25 км в глубину.
Видя успех на правом фланге, Малиновский внес коррективы в план операции. Конно-механизированную группу и 23-й танковый корпус — 225 танков и САУ, располагавшихся в районе северо-западнее Новой Одессы, в полосе 46-й армии, было решено незамедлительно перегруппировать в полосу 57-й и 37-й армий.
В это время войска 6-й, 5-й ударной, 28-й армий и 2-го гвардейского механизированного корпуса вели тяжелые бои в районе Николаева.
Для оказания помощи наступающим с фронта войскам в овладении городом генерал Гречкин приказал высадить в Николаевском порту десант морской пехоты с задачей завязать бой в тылу немецких войск, внезапностью действий вызвать среди них переполох и отвлечь часть сил противника с фронта. Выполнение задачи возлагалось на 384-й отдельный батальон морской пехоты майора Ф.Е. Котанова. Для десанта было отобрано 55 добровольцев во главе с командиром отряда старшим лейтенантом К.Ф. Ольшанским.
Отремонтировав найденные в поселке Октябрьский семь старых рыбачьих лодок и взяв в проводники местного рыбака А.Н. Андреева, отряд в ночь на 26 марта двинулся вверх по Южному Бугу. Непосредственно перед выходом в состав десанта были включены два связиста и десять саперов из отдельного инженерного батальона 28-й армии. Из-за встречного штормового ветра 15-километровый путь удалось преодолеть за пять с лишним часов. В связи с задержкой в пути саперы после окончания разминирования не смогли до рассвета возвратиться в свое расположение и вместе с проводником остались в составе отряда. Эти десантники поневоле в официальной истории советского Военно-морского флота именуются «красноармейцами-снайперами».
В 4 часа 15 минут 26 марта морские пехотинцы скрытно высадились в торговом порту, сняли охрану и, заняв несколько зданий, организовали круговую оборону в районе элеватора. Утром противник попытался небольшими силами уничтожить десант, но получил отпор. Затем немцы ввели в бой новые силы, подтянули артиллерию, шестиствольные минометы, использовали огнеметы. Десантники стояли насмерть. За двое суток они отбили 18 атак и погибли почти все.
Эти двое суток войска трех армий прогрызали немецкую оборону и никакой поддержки морской пехоте оказать не могли.
Наконец, в ночь на 28 марта 61-я гвардейская и 243-я стрелковая дивизии из состава 6-й армии под сильным огнем противника на подручных средствах форсировали Ингул и с севера ворвались в Николаев. Прорыв этих дивизий нарушил устойчивость обороны противника. Не позволяя врагу опомниться, советские части к 4 часам пробились в центр города. Одновременно с востока в город вошли части 5-й ударной армии. С юга на город наступали войска 28-й армии и механизированный корпус Свиридова.
От десанта к этому времени в живых осталось 11 человек. Горстка раненых моряков во главе со старшиной 2-й статьи Кириллом Бочковичем удерживала свои позиции до утра 28 марта, когда в Николаевский порт ворвались наступавшие с фронта советские войска. С военной точки зрения десант потерпел неудачу и не оказал никакого влияния на ход операции, но его действия вошли в историю Отечественной войны как образец воинской доблести.
А также как образец бездушия нашей военной бюрократической машины.
55 морских пехотинцев по списку получили звание Героев Советского Союза. 12 «красноармейцев-снайперов», они же связисты и саперы, не получили ничего, поскольку в списке десантного отряда отсутствовали. Более того, фамилии большинства из них остались неизвестными. А ведь был не 41-й год, и мы наступали. Интересно, что, хотя весь отряд состоял из 68 человек и воспоминания одного из оставшихся в живых участников десанта так и называются — «Нас было 68», одна из площадей Николаева носит имя 67 героев, поскольку погибшего проводника Андреева Героем признали только в 1965 году.
В результате усилий трех армий советские войска к утру 28 марта полностью очистили Николаев — крупный порт и важный центр судостроения. Девятнадцать советских дивизий разбили три немецкие.
29 марта 28-я армия и 2-й гвардейский механизированный корпус были выведены в резерв.
5-я авиаполевая, 302-я и 304-я пехотные дивизии противника, удерживавшие Николаев, с тяжелыми потерями были отброшены на западный берег Южного Буга.
Прорыв обороны на флангах приморской группировки и угроза выхода ей в тыл войск 2-го Украинского фронта вынудили генерала Шернера начать отвод своих армий за Днестр. По отходящим колоннам массированные удары наносила авиация 17-й воздушной армии. Две истребительные дивизии прикрывали в это же время переправу 23-го танкового корпуса и конно-механизированной группы в районе Александровки. Переправа осуществлялась по одному понтонному мосту грузоподъемностью 30 тонн и поэтому сильно затянулась. Она была закончена только утром 30 марта.
Оказавшись на западном берегу, танкисты и казаки бросились догонять дивизии Гагена и Шарохина, которые достигли уже реки Тилигул.
На левом фланге, вдоль побережья Черного моря, успешно наступали войска 5-й ударной армии. 30 марта части 1-го гвардейского укрепленного района, передовой отряд 295-й стрелковой дивизии и части Черноморского флота комбинированным ударом с суши и с моря освободили Очаков.
Германское командование, опасаясь окружения 6-й армии и стремясь быстрее вывести ее из-под удара, принимало все меры, чтобы задержать продвижение советских войск на рубеже реки Тилигул. Здесь немцы заранее подготовили оборонительные позиции, которые были заняты отошедшими частями. Сильным препятствием для наступающих являлись заболоченные берега реки и ее топкое дно. Однако, несмотря на упорное сопротивление неприятельских арьергардов, войска Шарохина и конно-механизированной группы 31 марта форсировали реку и сбили противника с высот правого берега. Здесь во время авианалета погиб командир 4-го механизированного корпуса генерал Танасчишин. В командование вступил генерал-майор В.И. Жданов.
Продвижение советских войск после форсирования реки Тилигул еще более усложнилось, так как прошедшие дожди совершенно испортили дороги. Подвижные группы действовали в боевых порядках пехоты. Немецкая авиация группами по 30–40 самолетов систематически бомбила боевые порядки войск. Стрелковые и механизированные войска испытывали острые затруднения с боеприпасами и горючим. Поэтому 17-й воздушной армии приходилось выделять все более значительное количество самолетов для доставки войскам срочных грузов.
4 апреля группа Плиева овладела станцией Раздельная, перерезав железную дорогу, связывавшую Одессу с Тирасполем. Казаки, поддержанные танками, атаковали Раздельную в конном строю с командиром корпуса во главе: «Шли на последних запасах физических сил и неистощимой воле. Танки, самоходки, автомашины двигались там, где, казалось, невозможно ни проехать, ни пройти. Их тянули, толкали, подкладывая под колеса и гусеницы бревна, доски, хворост — все, что можно, вплоть до телогреек и шинелей. Люди устали до той крайности, когда угрожающе теряется контроль над собой, притупляется чувство восприятия. Человек становится безразличным даже к опасности… В установленное время атаки части продолжали оставаться на своих рубежах. Они не в силах были сбросить с себя тяжкие оковы предельной физической усталости… И через мгновенье по боевым порядкам прокатился один — конечный пункт приказа: «Передать всем: в атаку ведет лично командующий!…» Никогда еще мне не приходилось столь широко и подчеркнуто оповещать войска, что веду их в атаку сам. В тех случаях, когда это вызывалось крайней необходимостью боя, все получалось по ходу событий как-то само собой. Но теперь во весь свой рост встала зловещая альтернатива: или немедленная мощная ночная атака и большая победа, или затяжной бой на рассвете и огромные потери. Насквозь промокшие и предельно уставшие люди, если их сейчас остановить хоть на один-два часа, будут валиться на землю и засыпать, а значит, и замерзать».
В течение двух суток конно-механизированная группа отбивала контратаки и продержалась до подхода стрелковых войск 37-й армии, закрепивших достигнутый успех.
С выходом советских войск на этот рубеж фронт обороны противника на Южном Буге был расколот. 30-й и 52-й армейские корпуса 6-й немецкой армии под ударами 37-й и 57-й армий и 23-го танкового корпуса отбрасывались к Тирасполю. 29, 44 и 72-й корпуса 6-й армии и 3-й румынский армейский корпус охватывались войсками фронта с севера и северо-запада и прижимались к Одессе. Для этой группировки назревала угроза окружения. Она стала особенно острой, когда войска конно-механизированной группы, оторвавшись от боевых порядков стрелковых войск, 5 апреля достигли Страсбурга, куда вышла 30-я кавалерийская дивизия генерал-майора B.C. Головского.
Германское командование понимало опасность, создавшуюся для группировки его войск в районе Одессы. Во второй половине дня 5 апреля и в ночь на 6 апреля в район к юго-востоку от Раздельной начали спешно стягиваться пять дивизий 29-го армейского корпуса. К северо-западу от станции сосредоточивались две дивизии 30-го корпуса. Обе эти группировки должны были нанести удар навстречу друг другу в направлении Раздельной и соединиться.
С утра 6 апреля немцы силами 29-го армейского корпуса нанесли удар из района юго-восточнее Раздельной, который пришелся по войскам 82-го стрелкового корпуса 37-й армии. Врагу удалось потеснить части корпуса, выйти к переправам через реку Кучуруган и соединиться со своими войсками, действовавшими северо-западнее Раздельной. В непрерывных боях во второй половине 7 апреля войскам Шарохина удалось расчленить прорвавшуюся группировку противника на две части. Дивизиям 29-го армейского корпуса удалось соединиться со своими войсками, отходящими на Тирасполь, а войска 44-го армейского корпуса снова были отброшены к югу и юго-востоку от Раздельной.
Тем временем войска центра и левого крыла фронта все ближе подходили к Одессе, которая оборонялась 72-м корпусом особого назначения и частью сил 44-го армейского корпуса. Всего в районе Одессы действовало около шести вражеских дивизий и большое количество отдельных частей. При организации обороны противник использовал советские сооружения, оставшиеся с осени 1941 года. Многочисленные балки, овраги, залитые водой, и лиманы сильно затрудняли действия наших войск.
К вечеру 9 апреля войска противника в районе Одессы оказались в условиях почти полного окружения.
Конно-механизированная группа, захватив 7 апреля Беляевку, Маяки, продолжала вести тяжелые бои в этом районе, отражая удары отходящих из-под Одессы войск противника. 10-я гвардейская кавалерийская дивизия под командованием полковника С.А. Шевчука заняла Овидиополь, но вскоре под давлением больших масс немецко-румынских войск, рвущихся к Днестру, она была расчленена на изолированные друг от друга части и отброшена на север.
8-я гвардейская и 6-я армии обходили Одессу с северо-запада, а 5-я ударная армия наступала на город вдоль побережья. Лишь в районе Овидиополя оставался путь отхода с последующей переправой через Днестровский лиман. Сюда и ринулась основная часть тылов, а потом и боевых войск Одесской группировки противника. Крупные группы пытались пробиться к переправам в районе Беляевки.
Вечером 9 апреля части 5-й ударной армии под командованием генерала В.Д. Цветаева с ходу ворвались в северные кварталы Одессы. Ночью к городу подошли войска 8-й гвардейской и 6-й армий и КМГ. Атака Одессы казаками с развернутыми знаменами, по мнению Плиева, «представляла собой грандиозное зрелище»:
«Кавалерийские дивизии, перестроившись в ходе боя в один эшелон и выдвинув в боевые порядки все танки, самоходные установки, артиллерию, пулеметные тачанки, все штабы и даже санитарные эскадроны — словом все, буквально все, — рванулись в конном строю вперед… Огромная лавина кубанцев перевалила через железную дорогу и устремилась к лесопосадке».
А потери — это «не главное, их несут все, кто дерется».
Плиев вообще много рассуждает о стратегии и тактике современной войны и о правильном применении в ней кавалерийских масс. Однако, живописуя взятие Одессы, сей стратег одной фразой демонстрирует, что и двадцать лет спустя уровень его познаний не поднялся выше устройства лошади. Всячески превознося мощь сабельного удара, генерал мимоходом вспоминает, что в его корпусе состояли на вооружении танки «Шерман», добавляя с пренебрежением к буржуйской технике: «Эти английские танки у нас называли «Братская могила четырех», до того они были ненадежны».
Во-первых, Плиев считает американский танк А4 «английским «шерменом», он так и не разобрался, на какой технике воевали его бойцы. Между тем «Шерман» являлся одним из лучших средних танков Второй мировой войны, по вооружению (76-мм пушка, два курсовых и один зенитный пулемет) и бронированию (75–100 мм) не уступавшим советской «тридцатьчетверке». Что касается надежности, то протокол испытаний на полигоне ГВТУ Красной Армии характеризует его как надежную боевую машину, простую в обслуживании и эксплуатации. Кстати, экипаж состоял из пяти человек.
Во-вторых, редко кто из наших генералов упустил случай лягнуть союзников по поводу их помощи: техники давали мало, да и та «ненадежная». То, что одних только танков англо-американцы поставили в количестве, достаточном для укомплектования 50 танковых корпусов, это, конечно, по русским масштабам мелочь. Жуков эти корпуса «на завтрак ел».
Но ведь было еще более 400 тысяч непревзойденных автомобилей, таскавших пушки и придавших мобильность и маневренность советской пехоте. Без этих «Доджей», «Студебеккеров», «Виллисов» сталинские удары были в принципе невозможны, особенно весеннее наступление.
На американском бензине летали советские самолеты, по большей части сделанные из американского алюминия. Воинские эшелоны тянули американские паровозы по американским же рельсам, предотвратив паралич железнодорожного транспорта в Советском Союзе.
Маршал Жуков в частной беседе честно признал: «Нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы, не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было, чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом и взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью?» Стращал бы Плиев противника верной шашкой.
Список стратегически важных для выживания и Победы материалов, доставленных в Советский Союз, займет не менее двух листов, В нем будут вагоны и локаторы, линкоры и тральщики, мука и сахар, кабель и броня, самолеты и автопокрышки, бронетранспортеры и зенитки, брезент и мотоциклы, снаряды и каучук, армейское сукно и медикаменты, и 5,5 миллиона пар обуви…
Сталин, Хрущев, Жуков, все вожди и полководцы знали, что без западных поставок Советский Союз не смог бы выиграть Отечественную войну, будучи не в состоянии произвести достаточное количество вооружений и боевой техники и обеспечить ее горючим и боеприпасами. Но эта правда была для узкого круга, а «электорату» десятилетиями вдалбливалось, что «у нас все это было свое в изобилии».
И вот сидит генерал Плиев в американском джипе, стреляет американским порохом, разговаривает по американскому телефону, носит сапоги из американской кожи, ест американскую тушенку, запивая канадским соком, и, высокомерно оттопырив губу, рассуждает о недостатках «английских «шерменов»: очень уж были ненадежные, ну прямо «братская могила». Вместо того чтобы сказать слова благодарности или хотя промолчать.
Одесса была полностью освобождена советскими войсками 10 апреля.
В результате операции войска 3-го Украинского фронта во взаимодействии со 2-м Украинским нанесли тяжелое поражение 6-й немецкой и 3-й румынской армиям. Продвинувшись на 180 км, советские войска освободили Николаевскую и Одесскую области и значительную часть Северной Молдавии. Были созданы условия для полного освобождения Молдавии, продвижения в глубь Румынии и на Балканы.
После овладения Одессой 6-я и 5-я ударная армии были выведены во второй эшелон фронта, а остальные армии продолжали развивать наступление на запад.
57-я армия с приданным ей 23-м танковым корпусом в течение 11 апреля продвинулась до 20 км на запад и 12 апреля вышла на восточный берег Днестра северо-западнее Тирасполя и, с ходу форсировав реку, захватила плацдармы. Причем танковый корпус, едва оторвавшись от пехоты, попал в окружение в районе Плоское и вел бой там до подхода стрелковых частей.
Армия Шарохина силами 57-го стрелкового корпуса в ночь на 12 апреля очистила от противника Тирасполь, а четырьмя дивизиями вышла на правый берег Днестра южнее города. Слева от нее реку преодолели части 46-й армии. 8-я гвардейская армия к 14 апреля полностью очистила побережье Днестровского лимана и в ночь на 15 апреля форсировала Днестр у Ильичевки.
В последующие дни войска фронта «через силу» продолжали наращивать силы на захваченных плацдармах. Все больше сказывались переутомление и понесенные потери. Тем не менее Ставка настаивала на продолжении наступления до последнего способного подняться в атаку солдата и сбить заслоны 6-й армии по Днестру.
«Редко кому из фронтовиков не доводилось слышать фразу: «Войска устали!» — описывает состояние 37-й армии генерал А.К. Блажей. — Усталость войск — это не только физическая усталость людей. Речь в этом случае идет о резком снижении наступательных возможностей всего войскового организма — отличного состава передовых до штабов и тылов. Именно в таком состоянии находились многие части армии после форсирования Днестра и захвата плацдармов на его правом берегу. Боеспособность войск как бы вступила в противоречие с наступательным порывом личного состава. Все острее чувствовалась нехватка людей. По-прежнему с большими перебоями подвозились боеприпасы. Артиллерийские батареи имели по 0,1–0,3 боевого комплекта снарядов. Пехота во время атак не всегда получала достаточную артиллерийскую, танковую и авиационную поддержку. И тем не менее затишья не наступало. Бои продолжались по всему фронту. Причем в ряде случаев они велись с еще большим, чем прежде, напряжением и ожесточением».
Продвижение войск фронта было остановлено организованной обороной противника, занявшего подготовленные рубежи на командных высотах, оборудованных сетью дотов советской постройки, прикрытых противотанковым рвом и трехкилометровой заболоченной поймой реки. Советские дивизии должны были преодолеть все это практически без артиллерийской и авиационной поддержки: свои самолеты не долетали, боеприпасы приходилось подвозить за сотни километров. В результате войска топтались на месте и несли потери. На требования командиров частей ускорить подвоз боеприпасов, у штабов был только один ответ: экономьте снаряды и мины и атакуйте.
Фронт, захлебываясь кровью, старался выполнить главную задачу, поставленную Сталиным, — выйти на государственную границу. Ночью 17 апреля штаб Малиновского направил командармам новую директиву: «…подготовить и провести наступательную операцию… разгромить группировку противника в южной части Бессарабии между Днестром и Прутом… Выйти на государственную границу…»
Командование фронта придавало большое значение предстоящей операции. Трем армиям придавались многочисленные средства усиления. Так, армия Шарохина получила 9-ю артиллерийскую дивизию прорыва, два полка «катюш», истребительную противотанковую бригаду, противотанковый артполк, полк самоходок, инженерно-саперные подразделения! Был, правда, один нюанс: все они не были обеспечены снарядами. В первый день наступления, включая прорыв обороны противника, разрешалось израсходовать около половины боекомплекта, при обычном расходе в подобных случаях не менее четырех-пяти. Это означало, что о нормальной артиллерийской подготовке не могло быть и речи.
Ровно в два часа 25 апреля одновременно с недолгой артиллерийской канонадой поднялись в атаку стрелковые части 57, 37 и 6-й армий. Однако и на этот раз дело кончилось лишь незначительным продвижением вперед на отдельных участках. По сути, первый день не принес никаких результатов.
Поздно вечером, подводя итоги, Малиновский указывал: «Наступление 25 апреля развивалось неудовлетворительно. Необходимо потребовать от войск и проявить самим непоколебимую стойкость, напористость при отражении контратак врага. Наступление ни в коем случае не приостанавливать…»
Но и на следующий день итоги наспех подготовленной операции оказались прежними. Советские атаки захлебывались одна за другой. Немцы, надежно прикрываемые своей бомбардировочной и штурмовой авиацией, часто переходили в контратаки. На плацдармах сложилась такая ситуация, что уже трудно было определить, какая из сторон наступает, а какая обороняется.
«Командующий армией и я почти ежедневно бывали на наблюдательных пунктах корпусов и дивизий, лично следили за ходом боев, — пишет бывший начштарм-37. — Вывод напрашивался сам собой — пора прекратить безуспешные атаки!
Для человека, каким бы выносливым и закаленным он ни был, существует предел физического и психического напряжения, переступив который он впадает в состояние прострации или транса, теряет способность реагировать на внешние раздражители. Это относится не только к отдельным людям, но, как показал опыт боев, нередко в подобном состоянии оказывались целые подразделения и даже части. Многим участникам Великой Отечественной войны, в особенности командирам стрелковых частей и подразделений, несомненно, приходилось быть свидетелями таких на первый взгляд неожиданных явлений: заканчивается артиллерийская подготовка, огневой вал перемещается в глубину обороны противника, идут в атаку танки, а пехота продолжает лежать в окопах. Командир нервничает, ругается, грозит, но безрезультатно… Никто и ничто не в состоянии поднять людей с земли, пока они не восстановят минимальный запас необходимой энергии. Поскольку их физическое и нервное напряжение перешло наивысшую грань, им нужна хотя бы кратковременная передышка. К сожалению, некоторые командиры, недостаточно знакомые с элементарными законами психологии и физиологии человека, пренебрегали подобными факторами или просто не обращали на них внимания. И это приводило порой к неоправданным потерям.
Войскам, как воздух, была необходима передышка. Это прекрасно понимали и командующий армией, и командиры корпусов, дивизий, полков. Знали об этом и в штабе фронта. Однако приказа приостановить атаки не поступало». Думаю, всех этих психологических изысков наши генералы набрались уже после войны с помощью своих литературных «негров» и редакторов.
Во всяком случае, «все прекрасно понимая», штаб фронта ежедневно подтверждал один приказ — прорвать вражескую оборону.
Лишь 6 мая, убедившись, что Малиновский добросовестно израсходовал все свои силы, Ставка издала директиву о переходе к обороне.
КРЫМСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Выход советских войск в район Одессы поставил в еще более безнадежное положение группировку противника в Крыму, что способствовало ее разгрому войсками 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии.
Освобождение Крыма, предусмотренное по первоначальному плану одновременно с наступлением на Украине, в действительности началось лишь на его завершающей стадии и вылилось в самостоятельную стратегическую операцию.
Особенности географического положения Крымского полуострова делали его важнейшей стратегической позицией на Черном море. Этим объясняется ожесточенный характер борьбы за него на протяжении почти всей войны. Гитлер до последнего пытался удержать Крым как из экономических, так и из политических соображений. Его потеря означала бы резкое падение престижа рейха в странах Юго-Восточной Европы и в Турции. Крым прикрывал балканский стратегический фронт Германии и важные морские коммуникации, идущие через черноморские проливы к портам западного побережья и вверх по Дунаю. Опасаясь за безопасность румынского побережья, против оставления полуострова категорически возражал маршал Антонеску.
Как известно, в мае 1942 года 11-я армия Манштейна вдребезги разгромила Крымский фронт генерала Козлова, уничтожив на Керченском полуострове три советские армии. Еще через месяц немцы штурмом овладели Севастополем, пленив около 95 000 бойцов и командиров. В результате стратегическая обстановка для советских войск на юге резко ухудшилась. Черноморский флот, обеспечивая действия сухопутных войск, понес большие потери и лишился всех своих оборудованных баз. Крым служил также плацдармом для вторжения на территорию советского Кавказа.
К осени 1943 года обстановка в корне изменилась в пользу Красной Армии. В начале октября Южный фронт Толбухина штурмовал Восточный вал на реке Молочная, прикрывавший подступы к Крыму с севера, а Северо-Кавказский фронт генерал-полковника И.Е. Петрова очистил от противника Таманский полуостров и вновь вышел к Керченскому проливу.
В Оперативном управлении Генерального штаба вновь достали карты Крыма. При обсуждений различных вариантов дальнейших действий часть операторов вынесла предложение Крым пока не брать, а изолировать там противника и освободить большую часть высвободившихся войск двух фронтов для действий на других направлениях. Полуостров, узкие подступы к которому легко было запереть, не представлял собой базы, откуда можно было бы нанести удар, да и силы 17-й армии — трех немецких и семи румынских дивизий — были недостаточными и непригодными для ведения подобных наступательных действий.
Однако это был бы несоветский подход, ведь нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики. Поэтому точка зрения «изоляционистов» была забракована в принципе: только штурм. Вопрос следовало рассматривать в единственной плоскости: «каким образом брать полуостров».
22 сентября по запросу Ставки свои соображения на этот счет прислал маршал Василевский. Его замысел состоял в том, чтобы войска Южного фронта одновременно с обходом Мелитополя с юга быстро захватили Сиваш, Перекоп, Джанкой и ворвались бы в Крым на плечах противника. Для этого предлагалось усилить армии Толбухина за счет Северо-Кавказского фронта. Кроме того, в район Джанкоя должны были высаживаться воздушный и морской десанты с целью выхода в тыл противнику, оборонявшему Сиваш, и нанесения удара в северном направлении, навстречу войскам Южного фронта.
Однако перегруппировка целого фронта — дело хлопотное. Вместо массирования сил на одном направлении было принято решение одновременно с прорывом перекопских позиций форсировать Керченский пролив.
12 октября генерал Петров, получив соответствующую директиву Ставки, отдал приказ войскам фронта на проведение совместно с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией десантной операции с целью овладения Керченским полуостровом. Поначалу Петров предполагал осуществить высадку двух армий на широком фронте, не только в Керчи, но и в районе Ялты, Алушты или непосредственно в Севастополь, чтобы заставить противника рассредоточить свои войска. Однако это оказалось невозможно ввиду плачевного состояния флота.
Уже опыт проведения Керченско-Феодосийской операции 1941 года показал, что операции такой сложности нашим морским стратегам не по зубам. Тогда в условиях абсолютного советского господства на море и в воздухе погибла почти половина десанта и множество плавсредств, получили повреждения практически все привлеченные к операции боевые корабли. Немецкий автор К. Юон, оценивая тот десант в Крым с точки зрения «противоположного лагеря», пишет: «Флот не располагал мало-мальски пригодными десантными средствами, противовоздушная оборона была слишком слабой. Господство на море было безрезультатным из-за отсутствия хотя бы временного господства в воздухе. Высадка десанта в зимнее время без прикрытия авиации, без метеослужбы, без противотанкового оружия привела к тяжелым потерям. Еще раз советское командование проявило полное равнодушие к человеческим жизням, ограничиваясь высокопарным восхвалением героизма».
Осенью 1943 года возможностей для проведения крупной десантной операции было еще меньше. Полностью отсутствовали транспорты и высадочные средства специальной постройки. За два года войны Черноморский флот понес тяжелые невосполнимые потери: 1 крейсер, 3 лидера, 11 эсминцев, 28 подводных лодок, десятки катеров, сотни вспомогательных судов и вооруженных пароходов. Буквально накануне, 5 октября, три стратега — Кузнецов, Петров и Владимирский — послали отряд в составе лидера «Харьков», эсминцев «Беспощадный» и «Способный» в набег на Ялту. Отработав стрельбу по берегу, в результате которой погибло несколько жителей города и ни одного солдата противника, корабли утром легли на обратный курс. 6 октября на отходе они были настигнуты и уничтожены немецкими пикировщиками.
От такой бессмыслицы Сталин пришел в ярость. Верховный велел от греха подальше все крупные боевые корабли Черноморского флота вывести в резерв Ставки.
Азовская военная флотилия только в августе 1942 года при прорыве в Новороссийск потеряла 107 катеров и вооруженных судов, 14 кораблей были взорваны в базах. Немцы, в свою очередь, оставляя Таманский полуостров, уничтожили или увели в Крым все, что могло держаться на воде. Флотилия создавалась заново.
Таким образом форсировать Керченский пролив было фактически не на чем, об огневой поддержке со стороны боевых кораблей нечего было и заикаться, а большая часть полевой артиллерии до крымского берега не доставала. К тому же надвигался сезон осенних штормов.
Но задача была поставлена, Петрову и курировавшему фронт маршалу Тимошенко предстояло ее выполнять. На подготовку отводилось две недели. Итоговый замысел операции сводился к высадке крупных сил севернее и южнее Керчи. После захвата плацдармов войска должны были ударами по сходящимся направлениям овладеть портами Керчь и Камыш-Бурун, далее развивать наступление на запад и во взаимодействии с войсками Южного фронта освободить Крым.
Это решение предусматривало создание двух отрядов. Первый отряд образовали Азовская флотилия и войска 56-й армии генерал-лейтенанта К.С. Мельника, которые должны были осуществить вторжение в северо-восточную часть Керченского полуострова и овладеть Керчью. Командовал отрядом командующий Азовской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков. Во второй отряд вошли корабли Черноморского флота, сосредоточенные в Новороссийске, и войска 18-й армии генерал-лейтенанта К.Н. Леселидзе. Они должны были осуществить высадку в восточной части полуострова в районе рыбацкого поселка Эльтиген. Этой группой командовал командир Новороссийской ВМБ контрадмирал Г.Н. Холостяков.
На флангах основных десантов предусматривалась выброска двух демонстративных: в районе мыса Тархан, на северо-восточном побережье Керченского полуострова, и в районе горы Опук, юго-западнее Эльтигена.
Для обеспечения высадки создавались 16 отрядов, основу которых составили базовые и речные тральщики, рыбацкие сейнеры, мотоботы, а также гребные баркасы и плоты из пустых железных бочек. Пестрота в типах высадочных средств, различная их вместимость, скорость хода и мореходность усложняли организацию, «тюлькин флот» требовал соответствующего дооборудования для обеспечения быстрейшей погрузки и выгрузки живой силы и техники. Из бронекатеров и морских охотников сформировали два отряда прикрытия и два отряда артиллерийской поддержки. Всего привлекалось 119 катеров различного класса и 159 вспомогательных судов, считая самодельные «понтоны».
На косе Чушка и западной оконечности Таманского полуострова было сосредоточено 667 орудий калибром от 203 до 76 мм и 90 установок PC. Общая численность советских войск составляла 150 000 человек.
Воздушное прикрытие должны были обеспечить свыше 1000 самолетов 4-й воздушной армии и авиации флота.
Несмотря на явную материальную необеспеченность, в войсках царило оптимистическое настроение. Господствовало мнение, что понесшая потери на Кубани и при эвакуации с Тамани 17-я армия, которой грозила к тому же полная блокада, не станет упорно держаться за Крым, и высадиться на Керченском полуострове будет не слишком трудно. Имелись даже «не проверенные пока данные», что немцы якобы уже начали отход.
Общее руководство операцией возлагалось на командующего Северо-Кавказским фронтом генерала Петрова и его помощника по морской части командующего Черноморским флотом вице-адмирала Л.А. Владимирского. Высаживаемые войска оставались в подчинении своих командармов, которые руководили их действиями как в период подготовки, так и после высадки.
Операцию планировалось начать в ночь на 28 октября одновременно на обоих направлениях, однако из-за разыгравшегося шторма ее пришлось отложить на три дня.
На Керченском полуострове на широком фронте оборонялись части 98-й немецкой пехотной, 6-й румынской кавалерийской и 3-й румынской горнострелковой дивизий с частями усиления, всего около 60 000 солдат и офицеров. На побережье были развернуты 175 орудий полевой и противотанковой артиллерии, 11 минометных и 23 зенитные батареи. Керченский пролив и подходы к нему были минированы. В портах Керчь, Феодосия, Камыш-Бурун была сосредоточена корабельная группировка, насчитывавшая 30 быстроходных десантных барж, 25 сторожевых и торпедных катеров, 6 тральщиков и другие вооруженные суда. Зная уникальную способность советских генералов наступать на одни и те же. грабли, германское командование просто не могло не ожидать высадки крупного десанта противника на побережье Керченского полуострова. Более того, минная обстановка в южной части пролива позволяла с большой вероятностью прогнозировать, что высадка наиболее вероятна в северной части побережья.
Вечером 31 октября в Темрюке и на Тамани началась посадка войск на корабли и суда. На керченском направлении в качестве первого эшелона десанта должны были высаживаться две дивизии 11-го гвардейского стрелкового корпуса генерала В.Ф. Сергацкого. В качестве штурмового отряда с ними шел 369-й отдельный батальон морской пехоты. Через сутки в качестве второго эшелона планировалась высадка еще одной стрелковой дивизии. Вслед за 11-м гвардейским должен был высаживаться 16-й стрелковый корпус под командованием генерала К.И. Провалова. В район Эльтигена в первом эшелоне десантировались 318-я Новороссийская и 117-я гвардейская стрелковые дивизии, 255-я морская бригада и 386-й батальон морской пехоты. За ними должны были последовать остальные части 20-го стрелкового корпуса.
Десантные отряды должны были выйти на старт к 24 часам. Однако погода вновь подвела синоптиков: усилился ветер, на Азове и в проливе начинался шторм. Все это сказывалось на соблюдении графика, сдвигая все этапы операции на полтора-два часа. Артиллерийские огневые позиции на косе Чушка почти полностью оказались в воде. Адмирал Горшков предложил отложить операцию, однако командующий Черноморским флотом его не поддержал. На запрос Петрова адмирал Владимирский авторитетно заявил: «Шторма не будет. А если пролив и будет шуметь, то это усыпит бдительность противника».
Когда отряды Азовской флотилии вышли в открытое море, шторм достиг силы шести баллов. Сборище из 150 маломореходных и вовсе немореходных, перегруженных людьми, боеприпасами и снаряжением плавсредств, просто физически не могло в таких условиях, да еще ночью, преодолеть 20 миль от Темрюка до крымского берега. Часть из них туг же утонула или была выброшена на берег. Поэтому командующий фронтом вынужден был дать распоряжение Горшкову и командарму Мельнику вернуть десанты в исходное положение.
На Тамани ситуация развивалась аналогично. Корабли в места посадки войск 18-й армии прибывали крайне медленно, некоторые не пришли вовсе. Пришлось увеличить нагрузку на прибывшие суда, оставить на берегу часть артиллерии. В открытое море десант вышел лишь в 3 часа утра 1 ноября.
«Уже здесь, на старте, нарушилась стройная система боевых порядков, — вспоминает бывший командир 318-й стрелковой дивизии генерал Г.Ф. Гладков. — Погода делалась все хуже. Волны швыряли суда из стороны в сторону. Катера с трудом буксировали плоты с материальной частью. Передовые отряды, шедшие на плоскодонных мотоботах, перемешались между собой. С передового флагманского корабля мы с тревогой наблюдали эту нерадостную картину…»
Тем не менее корабли держали курс на Крым. Несмотря на то что «пролив шумел», бдительность противника это не усыпило. Десантные отряды были обнаружены в трех километрах от берега. В 4 часа 30 минут по сигналу с судов передового отряда с Тамани была проведена сильная артиллерийская подготовка. 51 тяжелое орудие подвижных дивизионов Потийской и Туапсинской баз и 140 армейских пушек ударили по четырехкилометровому фронту высадки, а затем перенесли огонь дальше, на 500 метров от уреза воды. Однако стрельба вслепую с одного берега пролива по другому не смогла подавить огневую систему противника:
«Снова несколько прожекторов осветили десант. Их лучи задерживались на судах, как бы подсчитывая наши силы. Потом в небе появились сотни осветительных ракет, и противник начал обстрел. Снаряды рвались всюду. Вокруг флагманского катера то и дело поднимались серые колонны воды.
Вода ревела, обрушиваясь на палубу. С некоторых катеров повалил черный дым. Непроглядный мрак беспрестанно сменялся ярким, обнажающим светом. В те моменты, когда отважные летчицы Таманского полка направляли свои самолеты на прожекторные установки противника, свет выключался. Самолет уходил, и снова прожектористы протягивали свои дьявольские щупальца к десанту. Здесь мы понесли первые потери. Затонуло несколько мелких судов.
Слева от флагмана грохнуло три взрыва. Мы видели, как развалился подорвавшийся на минах катер. На нем был штаб 31-го полка во главе с полковником Ширяевым… Справа загорелся еще катер. Было видно, как матросы сбивают пламя. «Руби буксир!» — отчаянно прокричал чей-то голос. Обрубленный конец хлестнул по волне. Плот с двенадцатью противотанковыми пушками встал дыбом и исчез во тьме».
Вот так около 5 часов началась высадка первого броска частей 18-й армии в районе Эльтигена и коммуны «Инициатива». Сильный прибой заливал малые суда и шлюпки. С глубоко сидящих катеров, которые не могли подойти к пляжу, бойцы добирались до берега вплавь и с «полундрой» по минным полям шли в атаку. Плоскодонные плавучие средства выбросили штурмовые отряды, но ни одно из них не вернулось: «Это была самая трагическая ошибка в плане десантной операции. Расчет был на плоскодонные суда: доставив передовые отряды, они должны были возвратиться и, курсируя между кораблями, баржами и берегом, высадить в несколько приемов весь десант. Но большинство плоскодонных судов сразу вышло из строя. Некоторые погибли от огня, несколько подорвались на минах. Эти неизбежные потери мы учитывали и предвидели. Мы не учли силу шторма: основная часть плавсредств штормовая волна выбросила на берег и разбила о камни. Высаживаться теперь было не на чем».
В этот момент моряки получили приказ возвращаться в базу: «Корабли разворачивались и уходили. Они уходили от крымского берега. А там возле самой воды маячила чья-то фигура, потрясая руками над головой».
Всего в течение ночи удалось высадить на берег немногим больше двух тысяч человек в основном из состава 318-й стрелковой дивизии и отдельной морской бригады, восемнадцать 45-мм пушек и пятнадцать минометов. На крымском берегу не оказалось ни одной штабной группы и ни одного командира полка. Отдельные подразделения, не имея общего руководства, действовали самостоятельно. Из 121 единицы различных катеров и высадочных средств, принимавших участие в переброске войск, погибло 37 единиц и 29 вышли из строя, получив различные повреждения.
К рассвету десантникам удалось захватить в районе Эльтигена плацдарм до 5 км по фронту и до 2 км в глубину. Днем в поселок на одиночном мотоботе прорвался полковник Гладков с управлением 318-й дивизии.
Немцы старались в кратчайший срок сбросить десант в море, однако тот зацепился прочно. Большую помощь в удержании плацдарма сыграли огонь тяжелой артиллерии с Таманского полуострова и авиационная поддержка. В течение 1–3 ноября советские штурмовики помогли отразить 37 атак противника, группами по 8–10 самолетов. «Илы» почти непрерывно висели над полем боя. Только в течение 1 ноября штурмовая авиация флота совершила около 600 самолето-вылетов для поддержки высадившихся частей. По воздуху доставлялись боеприпасы и продовольствие.
Лучшей поддержкой эльтигенцам была бы скорейшая высадка войск второго эшелона, в частности 117-й гвардейской стрелковой дивизии. Но из-за больших потерь в корабельном составе адмирал Холостяков, имея только 46 малотоннажных судов и 6 бронекатеров, в ночь на 2 ноября смог за два рейса отправить от Тамани только один стрелковый полк и немного легкой артиллерии, всего 3270 человек. Подкрепление на плацдарм было высажено, но при этом потеряно еще 30 единиц плавсредств — ведь теперь ни о какой внезапности не могло быть и речи. Немецкая артиллерия, торпедные катера и быстроходные баржи оказывали активное противодействие. За каждый рейс к крымскому берегу, перераставший в морской бой, приходилось платить дорогую цену. Попытки организовать перевозки в дневное время провалились.
Десант севернее Керчи снова откладывался, погода по-прежнему не позволяла судам Азовской флотилии выйти в море.
К 4 ноября флот высадил в Эльтигене 9220 человек при 35 орудиях. Эти войска нуждались в регулярном снабжении, полностью от него зависели. Для переправки через пролив остальных частей армии Леселидзе у флота не осталось ничего.
По утверждению Гладкова, на суше его атаковала вся 98-я немецкая пехотная дивизия в сопровождении совершенно несусветного — не менее 60 — количества танков и самоходных установок, все, как водится, «тигров» и «фердинандов»: «Немцы во второй половине дня начали «волновые атаки»: шла одна линия танков и пехоты, за ней на расстоянии 300–400 метров другая, третья… Первые «волны» разбились. Перед окопами торчали горевшие танки, валялись трупы врага… За три дня десантники, артиллеристы и авиаторы уничтожили более 30 боевых машин».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.