Глава 13. Сталин делает выбор
Глава 13. Сталин делает выбор
Катынь из моды вышла ныне:
Так, если правду вам сказать,
Он знал довольно по Катыни.
Чтоб коммунистов обличать.
В результате освободительного похода Красной Армии в советском плену оказалось 454,7 тыс. польских военнослужащих, полицейских и жандармов[1]. Большинство из пленных, в первую очередь украинцы и белорусы, было сразу же отпущено по домам. В лагеря НКВД попало 125,8 тыс. человек[2]. Из них до 19 октября 1939 года 40,8 тыс. также были отправлены по месту жительства[3]. Однако после того как в ноябре 1939 года польское правительство в эмиграции додумалось объявить состояние войны с Советским Союзом[4], дальнейший процесс освобождения пленных вполне закономерно затормозился.
Согласно принятой сегодня официальной версии, весной 1940 года по решению высшего советского руководства органами НКВД якобы были 21 тысячи польских офицеров, жандармов, полицейских и прочих «контрреволюционных элементов». Это событие принято называть катынским расстрелом, хотя по официальной версии расстрелы осуществлялись не только в Катынском лесу, но и в Старобельском лагере близ Харькова, в находившемся в Калининской области Осташковском лагере, а также в различных тюрьмах и лагерях Западной Украины и Западной Белоруссии.
Памятник жертвам Катыни в Джерси-Сити
В своё время советская пропаганда утверждала, что поляков в Катыни расстреляли немцы осенью 1941 года. Сегодня нам упорно пытаются внушить, что на самом деле это было «преступление сталинского режима».
Начнём с того, что если бы НКВД действительно устроило массовый расстрел польских офицеров, ничего плохого в этом я не вижу. Как мы помним, за поляками оставался кровавый долг: во время польско-советской войны ими было зверски уничтожено свыше 80 тысяч пленных красноармейцев. Если отбросить демагогию, то принцип «око за око» действовал, действует и будет действовать. Ничего ужасного тут нет. Именно по этой причине до сих пор не состоялось ядерной войны: потенциальный агрессор знает, что ответным ударом ему будет нанесён неприемлемый ущерб. Никто, кроме самых отмороженных либералов, не будет осуждать советских лётчиков, сбросивших в 1941 году бомбы на головы жителей Берлина. Так и казнь 20 тысяч польских офицеров, полицейских и жандармов явилась бы всего лишь справедливым возмездием. Тем более, что мгновенная смерть от пули в затылок не идёт ни в какое сравнение с мучительной смертью от голода и истязаний, на которую были обречены поляками в 1920 году десятки тысяч наших соотечественников.
Однако кто же на самом деле расстрелял пленных поляков? Для нынешней официозно-либеральной пропаганды сама постановка такого вопроса выглядит кощунственной. Как можно оспаривать виновность СССР, если и Горбачёв с Ельциным, и Путин с Медведевым уже успели публично покаяться за это «злодеяние»?
Увы, сомнения остаются. Больно уж странная вырисовывается картина. Как быть, например, с достоверно установленным фактом (его не отрицала даже созданная немцами в 1943 году комиссия), что поляки в Катынском лесу были расстреляны из немецкого оружия, а именно из пистолетов «Вальтер». Сторонники официальной версии до сих пор не смогли придумать сколько-нибудь внятного объяснения, зачем чекистам понадобилось закупать импортные «вальтеры», если можно прекрасно обойтись отечественными «наганами»? Особенно если учесть, что в 1937–1938 годах они уже занимались массовыми расстрелами, и никаких «вальтеров» при этом не понадобилось.
Столь же подозрительно выглядят и якобы найденные в архивах документы по «катынскому делу». Например, письмо Шелепина Хрущёву, датированное 3 марта 1959 года. В нём говорится, что решение о расстреле поляков было принято «постановлением ЦК КПСС от 5 марта 1940 года». Всё бы хорошо, но вплоть до 1952 года партия именовалась не КПСС, а ВКП(б). Сторонники подлинности документов возражают: дескать, ничего страшного нет. Дело житейское — что может быть естественнее для члена Политбюро, чем перепутать название своей партии в письме на имя генсека?
Допустим, что это так. Однако главная оплошность не в том, что вместо ВКП(б) указана КПСС, а в том, что перепутаны ЦК и Политбюро ЦК — инстанции совершенно разного уровня. Центральный Комитет — это несколько десятков, а позднее — несколько сотен человек, чтобы он принял решение, необходимо собрать пленум. Политбюро — высший и оперативный орган руководства, несколько человек. Согласно официальной версии, 5 марта 1940 года решение о расстреле принимало именно Политбюро.
Несомненно, часть пленных польских офицеров действительно была казнена советскими властями. Так, 22 сентября 1939 года в качестве возмездия за расстрел захваченных в тот день поляками трёх пленных красноармейцев был расстрелян командующий Гродненским округом бригадный генерал Юзеф Ольшина-Вильчиньский вместе со своим адъютантом[5]. Однако это не отменяет явной «липовости» предъявляемых по «катынскому делу» доказательств.
Тех, кто желает более подробно ознакомиться с данным вопросом, отсылаю к вышедшим за последние годы исследованиям[6].
Как мы помним, через две с небольшим недели после начала войны с Германией руководство Польши, бросив на произвол судьбы остатки армии и всё ещё сопротивляющуюся немцам Варшаву, трусливо удрало из страны. 30 сентября 1939 года в Париже было сформировано польское правительство в изгнании во главе с генералом Владиславом Сикорским. После разгрома Франции оно переместилось в Лондон.
Как известно, «враг моего врага — мой друг». После начала Великой Отечественной войны Англия стала союзником СССР. 30 июля 1941 года при её посредничестве было заключено соглашение между СССР и правительством Сикорского, который при этом заявил, что лично он был в прошлом противником русской политики Пилсудского, никогда не хотел раздробления и ослабления России, а наоборот, стремился к установлению добрых отношений между Россией и Польшей[7]. Пункт 4 этого соглашения гласил:
«Правительство СССР выражает своё согласие на создание на территории СССР польской армии под командованием, назначенным Польским Правительством с согласия Советского Правительства. Польская армия на территории СССР будет действовать в оперативном отношении под руководством Верховного Командования СССР, в составе которого будет состоять представитель польской армии»[8].
6 августа командующим польской армией в СССР был назначен генерал Владислав Андерс. 12 августа Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О предоставлении амнистии польским гражданам, содержащимся в заключении на территории СССР». 14 августа в Москве было подписано военное соглашение, предусматривавшее формирование на территории СССР польской армии для последующего участия в войне против Германии на советско-германском фронте[9].
Формирование польской армии шло очень высокими темпами. Уже к 31 августа 1941 года её численность превысила 20,7 тыс., а к 25 октября достигла 41,5 тыс. человек[10]. Несмотря на труднейшее положение, в котором находился в то время СССР, её щедро снабжали всем необходимым. Как сообщал в своих отчётах в Лондон польский посол в Москве С. Кот:
«Военные признают, что советские власти засчитывают продовольствие, вооружение и снаряжение, ими поставляемое, по чрезвычайно низким ценам. Советские военные власти весьма облегчают организацию Войска Польского, на практике они полностью идут навстречу польским требованиям, отдавая Войску солдат, мобилизованных уже в Красную Армию на землях восточной Польши»[11].
Питание, обмундирование, а также вооружение армии Андерса осуществлялось за счёт предоставленного эмигрантскому правительству кредита в 65 млн рублей, который оно должно было погасить в течение 10 лет после окончания войны. Каждому бывшему польскому военнопленному при освобождении из лагеря было выдано единовременное пособие. Рядовые получили по 500 руб., офицеры же существенно больше: подполковники и майоры — по 3000 руб., полковники — по 5000 руб., генералы — по 10 тыс. руб., а персонально генерал Андерс — 25 тыс. руб. Всего было выдано пособий на сумму 15 млн рублей[12]. В следующем году правительству Сикорского был предоставлен ещё один беспроцентный кредит на сумму 300 млн рублей[13].
Сегодня, когда наши бывшие «друзья» из Восточной Европы скрупулёзно подсчитывают ущерб, якобы нанесённый им за годы «советской оккупации», российскому руководству стоило бы выдвинуть встречные претензии. И в частности, потребовать от нынешних польских властей, официально объявивших себя правопреемниками лондонского эмигрантского правительства, возврата этих долгов.
Однако, как справедливо заметил Уинстон Черчилль: «Героические черты польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания»[14]. Поляки отнюдь не рвались в бой. 3 декабря 1941 года приехавший в Москву Сикорский вместе с Андерсом и Котом был принят Сталиным. Немцы стояли под Москвой, а Андерс и Сикорский доказывали, что польские части следует отправить в Иран. Возмущённый Сталин ответил: «Обойдёмся без вас. Можем всех отдать. Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам её отдадим. Но что на это люди скажут»[15].
Увы, взывать к совести польских руководителей оказалось напрасным делом. Летом 1942 года, в самый разгар немецкого наступления, когда танковые дивизии вермахта рвались к Волге и Кавказу, вооружённая и оснащённая за наш счёт армия Андерса была выведена в Иран в распоряжение английского командования. Всего из СССР выехало около 80 тыс. военнослужащих и более 37 тыс. членов их семей[16].
На прощание польский главком, понимая, что бегство его подопечных выглядит весьма неприглядно, высказал уверенность, что «стратегический центр тяжести войны передвигается в настоящее время на Ближний и Средний Восток»[17], предвосхитив тем самым изыскания нынешних западных «историков», согласно которым перелом в ходе Второй мировой войны был достигнут благодаря доблести британских солдат в историческом сражении под Эль-Аламейном, в то время как русские отсиживались в окопах Сталинграда.
Впрочем, отпустив «андерсовцев» в Иран, мы немного потеряли. По имевшимся агентурным данным, среди их командного состава господствовала уверенность, что «после разгрома Германии неизбежна война Польши с СССР». Например, некий поручик Корабельский заявлял: «Мы, поляки, направим оружие на Советы… Мы вместе с Америкой используем слабость Красной Армии и будем господствовать на советской территории». Примечательно, что эти взгляды высказывались фактически в открытую. Так, в польской армейской газете «Ожел бялы» была опубликована статья капитана Рудковского, в которой говорилось: «Большевики на краю гибели, мы, поляки, только и ждём, когда нам дадут оружие, тогда мы их и прикончим»[18]. Поэтому может оно и к лучшему, что всю эту публику спровадили к англичанам, а то они бы нам тут навоевали!
Тем не менее, не все польские офицеры разделяли подобные настроения. Одним из тех, кто не утратил совесть, был полковник Зигмунд Берлинг, занимавший в 1941–1942 гг. в армии Андерса должность начальника штаба 5-й пехотной дивизии. 22 июня 1942 года он и ещё 13 офицеров обратились с письмом к советскому правительству, в котором просили предоставить им возможность сражаться против Германии. В августе 1942 года 5-я дивизия ушла в Иран, однако Берлинг со своими единомышленниками остался в СССР[19]. В апреле 1943 года он вновь обратился к советскому руководству с предложением о создании польских воинских частей и стал одним из организаторов, а затем и командиром 1-й польской пехотной дивизии им. Тадеуша Костюшко, формирование которой началось 6 мая того же года[20].
12 октября 1943 года польская дивизия вступила в бой с немцами в составе 33-й армии Западного фронта у села Ленино юго-восточнее Орши[21]. Вскоре на её основе был развёрнут 1-й польский корпус им. Костюшко, а 16 марта 1944 года — 1-я польская армия. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что сформированные на советской территории польские и чехословацкие соединения примерно на 60 % были укомплектованы гражданами СССР[22].
В то же самое время значительное число поляков воевало на стороне Германии. Так, в ноябре 1941 года советская военная разведка сообщала, что «267 п[ехотная] д[ивизия] в значительной степени укомплектована австрийцами, чехами и поляками. В 467 п[олку] одних поляков на 24 ноября 41 г. было около 50 человек»[23].
В 1942 году поляки составляли 40–45 % личного состава 96-й пехотной дивизии вермахта, около 30 % 11-й пехотной дивизии (вместе с чехами), около 30 % 57-й пехотной дивизии, около 12 % 110-й пехотной дивизии.
5 января 1942 года в районе деревни Чулково был взят в плен солдат 7-й роты 511-го пехотного полка 293-й пехотной дивизии Крук Франек, который на допросе сообщил, что является поляком и призван в армию в марте 1941 года[24].
На 1 июля 1943 года в 168-й пехотной дивизии из 6 тысяч человек личного состава 60 % являлись немцами, 20 % — поляками, 10 % — чехами. По показаниям пленных, в некоторых пехотных ротах 332-й пехотной дивизии числилось 40 % поляков, 10 % чехов, остальные немцы[25].
Взятый в плен 5 июля 1943 года северо-западнее Малоархангельска ефрейтор 8-й пулемётной роты 533-го пехотного полка 383-й пехотной дивизии поляк Франц Брож показал, что в его полку солдаты не немецкой национальности (поляки и другие) составляют до 15 %[26].
Многие из мобилизованных в вермахт поляков вовсе не горели желанием умирать за своих немецких хозяев. Так, 9 августа 1942 года добровольно сдался в плен солдат 120-го пехотного полка 60-й моторизованной дивизии поляк Эрнст Бичковский[27]. Во время допроса Бичковский показал:
«Прибывшее к нам в конце июля и в первых числах августа пополнение, примерно по 8–10 человек на роту, состояло исключительно из поляков. Все они абсолютно не знали немецкого языка и жаловались на грубое и нетоварищеское отношение немцев»[28].
11 сентября 1942 года добровольно сдался в плен солдат 10-й роты 3-го батальона 208-го пехотного полка 79-й пехотной дивизии поляк Альфред Шмайдох, который сообщил:
«В нашей роте ещё имеется, примерно, 10 поляков, которые тоже хотят перейти на сторону русских и сделают это», а также пожаловался, что «немцы как бы презирают поляков и не доверяют им»[29].
В докладах польского подполья лондонскому эмигрантскому правительству, датированных первой половиной 1943 года, сообщалось, что «согласно приблизительным расчётам в Силезии было направлено в войска 200 тысяч поляков». На начало 1944 года с присоединённых к Рейху польских территорий Поморья и Верхней Силезии было призвано 400–450 тысяч человек. Приводящий эти сведения в своей книге польский историк Рышард Качмарек оценивает общее количество граждан довоенной Польши, прошедших за время войны через немецкую армию, в полмиллиона человек[30].
Случалось и так, что полякам, одетым в немецкие мундиры, приходилось воевать против своих. Например, Ян Газур из Тешинской Силезии был призван в немецкую армию в 1943 году и оказался под Монте-Кассино в составе пулемётного расчёта. Зная, что на другой стороне есть поляки, он использовал благоприятный момент, чтобы спрятаться, дождался, когда линия фронта переместится, после чего вылез из полуразрушенного бункера и с криком «Не стреляйте, я поляк!» сдался соотечественникам из армии Андерса[31].
К концу войны в советском плену оказалось 60 277 поляков, сражавшихся на стороне Гитлера[32].
А что же в это время происходило на территории Польши? Ещё в январе 1940 года там был создан подчинявшийся польскому правительству в эмиграции «Союз вооружённой борьбы». Однако вопреки названию, реальной вооружённой борьбы практически не наблюдалось. 14 февраля 1942 года на базе «Союза» была образована знаменитая «Армия Крайова» (Armia Krajowa, т. е. «Отечественная армия»)[33].
В сегодняшней Польше Армия Крайова окружена героико-романтическим ореолом. Реальность была намного прозаичнее. Активные военные действия «АКовцы» начали лишь после того, как на советско-германском фронте был достигнут явный перелом. Именно тогда были созданы первые партизанские отряды, получавшие оружие главным образом с Запада. Согласно разным источникам, численность АК составляла от 250 до 370 тыс. человек[34]. Однако лишь меньшинство из них участвовало в боях с немцами. Впрочем, точно так же выглядело «сопротивление» и в других оккупированных Германией европейских странах (за исключением разве что Югославии и Албании).
Когда 3 августа 1944 года на переговорах в Москве премьер-министр эмигрантского правительства Станислав Миколайчик (сменивший в июле 1943 года погибшего в авиакатастрофе Сикорского) заявил, что «поляки создали в Польше подпольную армию», Сталин резонно заметил:
«Борьбы с немцами она (Армия Крайова — И. П.) не ведёт. Отряды этой армии скрываются в лесах. Когда спрашивают представителей этих отрядов, почему они не ведут борьбы против немцев, они отвечают, что это не так легко, так как если они убивают одного немца, то немцы за это убивают десять поляков… наши войска встретили под Ковелем две дивизии этой армии, но когда наши войска подошли к ним, оказалось, что они не могут драться с немцами, так как у них нет вооружения… отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские»[35].
А вот что вспоминает о «партизанских буднях» оказавшийся в АКовском отряде А. В. Трубецкой:
«Отряд жил мирной, размеренной жизнью маленькой воинской части. Изредка проводились занятия с „новобранцами“. Чувствовалось, что здесь нет постоянной напряжённой борьбы с немцами, но всё же каждый день ещё затемно отправлялись в разные стороны патрули смотреть, не обставляют ли немцы лес для облавы…. Иногда группа партизан уходила на „акцию“, в основном за продуктами, или сделать „внушение“, главным образом плёткой, какому-нибудь стукачу или фольксдойчу…
Насколько я знаю, другие польские отряды жили такой же размеренной жизнью, сохраняя свои силы и особенно не докучая немцам… А вот боевых действий при мне не было. Но сказать, что их совсем не было — неверно… Были и нападения на немецкие посты. Но всё это ограниченные действия. И это можно понять. Немцы жестоко мстили за активные действия, расстреливая и вешая заложников, уничтожая деревни…. Как, зная всё это, нападать, если пострадают твои близкие?»[36]
Этим Армия Крайова принципиально отличалась от созданной чуть позже военной организации Польской Рабочей партии — Гвардии Людовой, первый партизанский отряд которой начал действовать в мае 1942 года[37]. Значительно уступая «АКовцам» по общественной поддержке и влиянию среди населения, коммунисты, тем не менее, развернули интенсивную партизанскую борьбу с оккупантами.
Планируя послевоенное устройство мира, советское руководство желало видеть в Польше дружественный СССР режим. Понятно, что лондонское правительство таковым отнюдь не являлось. Разрыв отношений с ним был лишь вопросом времени. Последней каплей стали события вокруг пресловутой Катыни.
13 апреля 1943 года берлинское радио объявило о найденных могилах польских офицеров, якобы расстрелянных НКВД весной 1940 года. 17 апреля, не сообщив ничего своему формальному союзнику СССР, не запросив у него ни данных, ни объяснений, вопреки требованиям Англии и США, польское правительство в эмиграции обратилось в Международный Красный Крест с просьбой о расследовании «советских злодеяний». В тот же день с аналогичной просьбой выступила и Германия. 18 апреля генерал Андерс приказал отслужить мессы по душам «умученных большевиками» польских военнопленных[38]. В ответ 25 апреля СССР разорвал дипломатические отношения с эмигрантским правительством, обвинив его в содействии Гитлеру.
Был взят курс на создание альтернативного «центра власти», лояльного Советскому Союзу. Таковым стала Крайова Рада Народова (КРН), объединявшая сторонников Польской рабочей партии и ряда леворадикальных движений. Её первое заседание состоялось в ночь с 31 декабря 1943 на 1 января 1944 года[39]. На нём был принят Временный устав КРН и местных народных советов, декларация, призвавшая польский народ к борьбе в союзе с СССР за изгнание фашистских оккупантов, завоевание национальной независимости, создание подлинно демократической Польши, а также объявлено о формировании на основе Гвардии Людовой новой вооружённой структуры — «Армии Людовой» (Armia Ludowa, т. е. «Народная армия»), командующим которой стал генерал Михал Жимерский (псевдоним «Роля»)[40].
После вступления Красной Армии на территорию Польши КРН 21 июля 1944 года образовала народно-демократическое правительство — Польский комитет национального освобождения (ПКНО). Временной резиденцией ПКНО стал город Люблин. В тот же день насчитывавшая к этому времени около 60 тысяч человек Армия Людова была объединена с 1-й польской армией в единое Войско Польское под командованием Жимерского. 26 июля правительство СССР подписало соглашение с ПКНО, в котором признавала власть последнего на освобождаемой польской территории[41]. 31 декабря 1944 года КРН приняла декрет о преобразовании ПКНО во Временное правительство Польской Республики[42].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.