VI. ВОЗВРАТ К СТАЛИНУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VI. ВОЗВРАТ К СТАЛИНУ

Кардинальное внутреннее противоречие в разоблачении культа и преступлений Сталина заключалось в том, что 1) в области практики сталинские методы террористического правления объявлялись незаконными, антипартийными, тогда как без них нельзя управлять режимом диктатуры и им, только им, коммунизм обязан своим существованием и в СССР и в сателлитах; 2) в области теории — сталинскому теоретическому наследству, особенно его теории о классовой борьбе в период социализма и его концепции о "врагах народа", объявлялась война, как антиленинской и антипартийной теории, тогда как по этой части Сталин был просто незаменим в деле обоснования текущей коммунистической практики теоретическими догмами; 3) в области морали — сталинское вероломство, подозрительность и двуличие выдавались за личные качества диктатора, тогда как эти качества и составляют тот "моральный кодекс", которым органически пронизана вся философия господствующей системы.

Сталинские диадохи совершили ошибку, решив противопоставить сталинскую систему самому Сталину, присвоив себе, как указывал Тольятти, все достижения системы, объявив Сталина ответственным за ее чудовищные преступления. Такой поступок людей из Кремля и их объяснения о культе личности тот же Тольятти объявил немарксистскими. Тольятти, несомненно, прав. Ведь это Маркс писал в предисловии к "Капиталу":

"С моей точки зрения, меньше чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за условия, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно"[343].

Последствия ошибки Кремля сказались очень скоро: 1) в идеологическом кризисе в мировом коммунистическом движении; 2) в политическом кризисе в странах-сателлитах; 3) в психологическом кризисе в самом СССР. Источник всех кризисов один: развенчание и разоблачение Сталина: Сталина — творца системы, Сталина — образца правителя.

Однако разоблачение и развенчание Сталина не было единственным источником идеологического кризиса в самом мировом коммунистическом движении.

Хрущев огласил в своем открытом докладе ревизию ряда догматических и тактических положений коммунизма применительно к новым условиям в международной жизни. То была, однако, ревизия Ленина, а не Сталина. Нетрудно в этом убедиться, если сопоставить то, что говорил Хрущев, с тем, что составляет основы ленинизма. Хрущев заявил на XX съезде:

1. В свободных странах коммунисты могут приходить к власти и парламентским путем.

Сам парламент при его коммунистическом большинстве превратится "из органа буржуазной демократии в орудие действительной народной воли".

То, что мы будто бы признаем единственным путем преобразования общества насилие и гражданскую войну — не соответствует действительности.

4. Фатальной неизбежности войны нет[344].

Тактическая цель этих новых "открытий" в ленинизме была ясна: 1) войти в "единый фронт" с социалистами, чтобы легче завладеть мировым рабочим движением изнутри; 2) успокоить страны-сателлиты; 3) теоретически обосновать "сосуществование" для проникновения в тыл свободного мира (политически, экономически и идеологически).

Однако эти "открытия" в области "дальнейшего развития марксизма-ленинизма", не дав Кремлю каких-либо выгод, усугубили кризис в мировом коммунизме, вызванный разоблачением Сталина. Усугубили потому, что новые тактические приемы Кремля находились в кричащем противоречии со старыми стратегическими установками Ленина. Вспомним отправные пункты Ленина на этот счет:

1. Ленин о тактике большевизма:

"Эта тактика оправдалась громадным успехом, ибо большевизм стал мировым большевизмом… Большевизм популяризовал на весь мир идею "диктатуры пролетариата", перевел сначала эти слова с латинского на русский, а потом на все языки мира… Массам пролетариев всех стран с каждым днем становится яснее… что большевизм годится как образец тактики для всех"[345].

2. Ленин о разных формах социализма:

"В России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми особенностями… Но основные силы — в России те же, как и в любой капиталистической стране, так что эти особенности могут касаться только не самого главного"[346].

3. Ленин о парламентаризме:

"Коммунизм отрицает парламентаризм, как форму будущего общества… он отрицает возможность длительного завоевания парламентов: он ставит своей целью разрушение парламентаризма. Поэтому речь может идти лишь об использовании буржуазных государственных учреждений с целью их разрушения. В этом и только в этом смысле можно ставить вопрос… Коммунистические партии идут в эти учреждения не для того, чтобы вести там органическую работу, а для того, чтобы из парламента помочь массам взорвать путем выступления государственную машину буржуазии и сам парламент изнутри"[347].

4. Ленин о "сосуществовании":

"Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование советской республики рядам с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между советской республикой и буржуазными государствами неизбежен"[348].

5. Ленин о форме власти:

"Республика советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов является не только формой более высокого типа демократических учреждений, но и единственной формой"[349].

Кризис коммунизма принял прямо-таки катастрофический характер, когда Кремль признал "национал-коммунизм" Тито правомерной формой интернационального коммунизма в национальном масштабе. По своей правовой системе коммунизм Тито ничем не отличается от ленинской системы, но Тито внес в нее совершенно новый элемент — национальный динамизм.

Интернационализм Ленина переродился в руках Сталина в самое голое и неприкрытое господство советского шовинизма над его сателлитами. Национал-коммунизм Тито и был реакцией на этот шовинизм. И Тито победил Сталина не в качестве коммуниста, а как националист. Национальная идея оказалась сильнее коммунистической доктрины даже в руках коммуниста. Это было серьезное предупреждение для коммунистической империи во главе с СССР. Сталин правильно видел в этом роковой прецедент для судьбы всего коммунизма. Воздерживаясь до поры до времени от вооруженной ликвидации титоизма, Сталин, однако, поспешил объявить режим Тито "фашистским режимом", чтобы считать прецедент несуществующим. Тем временем началась ликвидация потенциальных титоистов в других странах "народной демократии". Но смерть помешала ему довести это дело до конца, а его незадачливые наследники в двух декларациях — Белградской 1955 года и Московской 1956 года — узаконили национал-коммунизм как правомерную форму коммунизма вообще. Вот тогда прецедент Тито родил школу: началось брожение за "свой путь" социализма почти во всех странах-сателлитах, в Китае и даже в коммунистических партиях свободного мира. Началось движение за децентрализацию коммунистического абсолютизма, которая явно направлена на создание трех центров коммунизма: Москва — Белград — Пекин. Сила советского коммунизма до сих пор заключалась в том, что советский путь коммунистической революции признавался единственно правильным, советская формула "диктатуры пролетариата" — универсальной, "тактика большевизма — образцом для всех", а Москва — единым верховным центром. Развенчание Сталина и политическая переориентировка о "формах, методах и путях" коммунизма на XX съезде нанесли тягчайший удар всей этой концепции. Логическим следствием этого было появление стольких "путей" к социализму, сколько существует в мире коммунистических партий.

Если для Кремля "теория о разных путях" должна была служить наиболее эластичным тактическим средством сохранения собственного господства, то некоторые коммунистические партии за границей увидели в ней искомую формулу "самоопределения". Даже ортодоксально-сталинская партия коммунистов в Италии стала говорить об "итальянском" пути к социализму. Китай пошел еще дальше, развив именно после разоблачения Сталина не только собственный путь, но и собственную доктрину о его методах. Пока что успешная попытка Гомулки и трагический опыт Имре Надя тоже были актами того же процесса. Когда развитие процесса далеко зашло в этом направлении, наследники Сталина очнулись и пошли на то, на что не шел даже Сталин: коммунистическое правительство Булганина объявило войну коммунистическому правительству Надя. Польша была спасена (на время) исключительной ловкостью Гомулки, редким единодушием польского народа и вероятными разногласиями в Кремле.

Вывод из этих событий оказался весьма многозначащим а исторической перспективе: войны возможны и между коммунистическими государствами, как войны империалистические со стороны великих держав (СССР) и войны национально-освободительные со стороны малых держав (Венгрия, потенциально Польша и Югославия).

Польско-венгерские события, резко усилившие оппозиционное брожение и в самом СССР, привели к времен ному усилению позиции сталинского крыла в руководстве партии. Неоленинцы, напуганные этим событием не меньше, чем ортодоксальные сталинцы, да еще выданные неосторожным заявлением Тито о наличии сталинцев и несталинцев в коллективном руководстве (речь маршала Тито в Пуле, 11 ноября 1956 г.), и главное, чтобы сохранить свое нынешнее положение, пошли на компромисс: на пересмотр установок XX съезда по внешнеполитическим вопросам, на реабилитацию имени Сталина, на ухудшение отношений с Тито, на подчеркнутое ухаживание за странами-сателлитами с острием против Тито, на новую напряженность международных отношений. Одно из главных "открытий" Хрущева о том, что иностранные коммунисты могут прийти к власти и мирным парламентским путем, было пересмотрено еще до польско-венгерских событий. Один из редакторов "Коммуниста", Соболев, в сентябре 1956 года дал такое разъяснение по данному вопросу:

"Что значит мирным? Слово "мирный" некоторые поняли как отказ от всякой борьбы, от всякого насилия, как чисто эволюционное развитие без революционной ломки старых устоев жизни… Это глубокое заблуждение"[350].

После польско-венгерских событий пересмотрели (правда, молчаливо и без ссылок на XX съезд) и три других главных "открытия" Хрущева на этом съезде:

— о классовой борьбе в период социализма,

— о разных путях к социализму,

— о характере мирного сосуществования.

Как известно, основным теоретическим грехом Сталина "постановление ЦК КПСС о культе личности" от 30 июня 1956 года считало теорию Сталина о классовой борьбе в период социализма. В этом постановлении сказано:

"…большой вред делу социалистического строительства, развитию демократии внутри партии и государства нанесла ошибочная формула Сталина, что будто бы по мере продвижения Советского Союза к социализму классовая борьба будет все более и более обостряться… На практике эта ошибочная формула служила к обоснованию грубейших нарушений социалистической законности и массовых репрессий"[351].

Теперь журнал ЦК КПСС "Партийная жизнь" выставляет противоположный тезис:

"События в Венгрии показали, что строительство социализма невозможно без классовой борьбы, без беспощадного подавления свергнутых эксплуататорских классов… Тем самым еще и еще раз подтверждаются основные положения марксизма-ленинизма"[352].

Таково же утверждение редакционной статьи журнала "Коммунист". "Коммунист" пишет:

"Жизнь показала, что социализм рождается из реальной действительности, из острейшей классовой борьбы"[353]. Конечно, большевики — большие "диалектики" (говорят не то, что думают и не думают то, что говорят), но все-таки нужна была венгерская революция, чтобы Кремль открыто реабилитировал не только "ошибочную формулу" Сталина, но и теорию Ленина о "диктатуре пролетариата". Что касается разных путей к социализму, то тут Кремль без всяких философствований восстановил Ленина в своих правах как учителя единого пути. В статье против маршала Тито газета "Правда" прямо заявила:

"Творческое разнообразие на едином пути социалистического развития определяется в различных странах конкретными, объективными условиями"[354].

Если говорить о "сосуществовании", то Шепилов дал ему такое новое толкование, которое вполне укладывается в рамки классического ленинизма. Оно гласит: "Мирное сосуществование есть борьба — борьба политическая, борьба экономическая, борьба идеологическая"[355]. Такое толкование есть нечто большее, чем холодная война: борьба политическая включает в себя борьбу классовую вплоть до ее высших форм — до восстаний и гражданских войн; борьба экономическая — это открытый курс на экономическую экспансию вовне; борьба идеологическая — ставка на внутреннее разложение свободных народов и на торжество коммунистической идеологии во всем мире.

Но значит ли все вышесказанное, что вообще нет "сталинизма", как специфического явления и новой главы коммунизма? Нет, конечно. Его, правда, нет как социологического или философского этапа в коммунизме, но он есть как практическая интерпретация теории коммунизма. В этом смысле сталинизм наиболее всеобъемлющее и наиболее последовательное применение ленинских теоретических принципов "диктатуры пролетариата" в области государственного управления, экономической политики и идеологической жизни. Сталинизм — идеологическая система и практическое руководство сохранения и расширения абсолютной власти. Захватить власть — дело относительна легкое, но сохранить и удержать ее — дело гораздо более трудное, — говорил Ленин. Первую и легкую задачу разрешил Ленин, вторую и трудную — Сталин. Поэтому все, что Сталин внес от себя в коммунизм, исходит не из умозрительных обобщений в области абстрактной теории., а из практических потребностей диктаторского режима.

Сюда как раз и относятся теоретические по видимости, но практические по сути дела "новшества" Сталина:

Теория о строительстве социализма в одной стране.

Теория о сплошной коллективизации и ликвидации кулачества (завершение узурпации политической свободы крестьянства узурпацией его экономической свободы).

Теория о преимущественном развитии тяжелой промышленности (для развития военно-стратегической промышленности).

Теория об обострении классовой борьбы в условиях социалистического общества (для оправдания массового террора).

Теория о сохранении и усилении государства при социализме и при коммунизме (для оправдания абсолютизации государственной власти, роста и усиления полиции, централизованной бюрократии, армии, концлагерей и т. д.).

6. Теория о революционной бдительности и капиталистическом окружении (для оправдания чекистского шпионажа внутри и вне страны, для перманентных чисток).

7. Теория о "социалистических" и "буржуазных"- нациях (для культивирования ненависти против свободных наций) и т. д. и т. д.

Это перечисление можно было бы продолжить, но и этих "теорий" Сталина достаточно, чтобы видеть, что спецификум сталинизма сугубо утилитарен: все его теоретические построения адресованы не в будущее "царство коммунизма", а в настоящее время. Они ищут не путей к коммунизму как к гармоническому общежитию людей, а ищут путей, методов и форм к увековечению "статус кво": режима диктатуры.

Если сейчас коллективное руководство утверждает, что хотя Сталин и не числится более в основоположниках марксизма, но что он был и остается "выдающимся марксистом-ленинцем", то оно само распространяет уголовную практику Сталина на свое собственное мировоззрение, и тем самым признает, что уголовные преступления Сталина происходили в рамках и на почве марксизма-ленинизма. Хотя такая постановка вопроса и не лишена своей внутренней логики, но трудно в этом видеть политическую целесообразность со стороны столь целеустремленных людей. Правда, расчет Кремля был ясен — атаки на Сталина превращаются объективно в атаки на режим. Чтобы предупредить их, Кремль ударяется в другую крайность — пытается реабилитировать имя Сталина. Но это было и остается расчетом наивным: доклад Хрущева войдет в историю как жестокий приговор целой эпохе, а реплика Хрущева в китайском посольстве о Сталине — как свидетельство политической незадачливости наследников Сталина.

Однако реабилитирован ли этой репликой Хрущева Сталин хотя бы в глазах коммунистов, и достиг ли Кремль тем самым своей цели? Ни в какой мере. Как раз коммунизм не признает пророков половинчатых, грешных, с изъянами и ошибками. Поскольку Хрущевы реабилитацию Сталина все еще сопровождают оговорками об ошибках Сталина, Сталин безвозвратно погиб для коммунизма, как знамя, символ и авторитет.

Означает ли реабилитация Сталина возврат к сталинизму в СССР? На этот вопрос не так просто ответить, как это кажется на первый взгляд. Все внешние, поверхностные явления не должны нас уводить в сторону от существа дела. К тому же, если говорить о возврате, то надо ясно себе представить, в чем же тогда заключался отход от Сталина. Выше уже указывалось, что в области догматики XX съезд провозгласил не отход от Сталина, а отход в определенных пунктах от Ленина. Поэтому возврат к старым тезисам по вопросам о тактике и стратегии революции был, собственно, возвратом не к Сталину, а к Ленину.

В чем же тогда был отход от Сталина?

В том, что:

1. Осуждался культ личности Сталина и восстанавливался культ личности Ленина (в принципе культ, как таковой, не осуждался).

2. Объявлялся принцип коллективной диктатуры в партии и государстве вместо единоличной (в принципе диктатура осталась).

3. Осуждалась террористическая практика Сталина против партолигархии (в принципе террор против народа не осуждался).

Осуждалось перемещение власти Сталиным от партаппарата к полицейскому аппарату (в принципе полицейская система не осуждалась).

Осуждалась чрезмерная централизация бюрократического аппарата государственного управления.

Осуждалась сталинская национальная политика по уничтожению малых народов.

Объявлялась война сталинскому теоретическому наследству по определенным вопросам.

Осуждалось грубое вмешательство Сталина во внутренние дела коммунистических партий стран "народных демократий" (Югославия).

Отсюда ставилась задача исправления или ликвидации этих последствий так называемого "культа личности. Выполнение этой задачи мыслилось как контролируемая десталинизация.

Из всех этих перечисленных пунктов только по последним двум пунктам мы можем говорить о частичном пересмотре курса XX съезда. А по всем остальным о продолжающейся десталинизации на практике.

Вынужденное обстоятельствами реабилитировать Сталина, коллективное руководство не отступило и не отступает от намеченного курса по ликвидации "последствий культа личности".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.