Глава 10 Виртуальность «без сионистов», или Перспектива Идишлянда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Виртуальность «без сионистов», или Перспектива Идишлянда

Без колониального расистского Государства Израиль мир был бы лучшим местом.

Ю. Граф

А ведь к созданию еврейского государства и так шло, независимо от сионистов. Сегодня в Белоруссии, Украине, Польше, Румынии, Венгрии, Словакии, Чехии разве что покрытые закорючками еврейского алфавита доски-скрижали на кладбищах напоминают — здесь жили когда-то евреи. Сюда приезжают — и из Австралии или Канады, и из Москвы и Варшавы. Стирают сентиментальную слезу, кладут цветы на могилки… и уезжают.

А ведь еще сто лет назад тут жил еврейский народ. Не выдуманный сионистами народ, говорящий на иврите и рвущийся в Палестину, а совершенно реальный народ евреев-ашкенази.

Первая причина, по которой он тут больше не живет, проста и очевидна: ассимиляция. Чтобы стать горожанином, и польскому или украинскому крестьянину много чего приходится изменять в самом себе. Еврею тяжелее — ему приходилось ассимилироваться. Переезд из местечка в Варшаву означал для него то же самое, что для польского крестьянина — переезд в Торонто или Сидней.

Вторая причина: мировые войны вынуждали людей бежать. Уже Первая мировая сдвинула целые пласты народной жизни, заставила поменять место жительства буквально миллионы евреев. Гражданские войны в Австро-Венгрии в 1918 году, в Российской империи в 1918–1922 годах разорили Восточную Европу, особенно ее городское население. Опять причина для бегства большого количества евреев — опять же в крупные города, где они умели и могли прокормиться.

Между мировыми войнами местечковая жизнь не процветала, но и не исчезла насовсем. В 1970-е гг. о ней вспоминали так же сентиментально, как русские писатели-деревенщики — о деревне конца 1930-х. Сравним хотя бы описания Рыбакова и Солоухина… Каждый из них не особенно одобряет другого, но описания очень похожи…{214} Своего рода описание идиллического времени.

Вторая мировая: опять поток беженцев.

Число евреев в Восточной Европе и после 1945 года продолжало сокращаться; на поверхности лежит причина этого: переезд в Израиль или в западные страны (в первую очередь в США). Сам факт появления у евреев своего государства воспринимался восторженно; перспективы его смотрелись просто лучезарно. К тому же социализм, как предстояло убедиться евреям, — вовсе не такое замечательное состояние общества, как им казалось из прекрасного далека. Из Румынии, Венгрии, Польши, Болгарии, если выпускали — то и из СССР потянулся ручеек «репатриантов». Эти «репатрианты» сплошь и рядом хотели вовсе не в Израиль, а в США, но во всяком случае — они покидали Европу.

Есть и вторая причина, не столь очевидная: психологический шок Холокоста. Дело не в том даже, что Гитлер и правда чуть не уничтожил ашкеназских евреев (ему просто не хватило времени). Основная психологическая ломка в том, что во время событий оказалось: народы Восточной Европы вовсе не хотят видеть возле себя и между собой евреев. Пережить нападение самого страшного врага всегда можно. Гораздо труднее пережить предательство тех, на кого рассчитывал. Не так страшно, когда на тебя идут убийцы с аккуратно засученными рукавами. Гораздо страшнее, когда люди, которых ты считал дорогими сородичами, вдруг начинают смотреть пустыми глазами.

— Меня же убьют!

— Ну и что?

Даже ужас Бабьего Яра не столько в самом факте массового убийства, сколько в почти полном равнодушии киевлян, в готовности довольно многих помогать убийцам. Похоже, что именно эту часть шока очень многие евреи загоняли внутрь, старались даже не думать о ней (потому и не рассказывали детям). Потому что жить на Украине, подумывая о позиции украинцев во время Холокоста, психологически просто немыслимо.

Трудно сказать, от какого зрелища больнее сжимается сердце. От облика малыша, который захлебывается криком и угарным газом в кузове «душегубки», или от вида человека взрослого, сильного, вооруженного, который не один год шагал дорогами Большой Войны. Кто прошел атаки, смерти, кровь, кто валялся в госпиталях, кто, костенея от ужаса, шагал по человеческому пеплу, и после всего был поставлен перед фактом: все это было напрасно. Он зря умирал за эту землю, это вовсе не его земля; он здесь лишний. Не случайно же потек в Польшу, а оттуда в Израиль ручеек партизан с Украины и Белоруссии. Чужая ближневосточная страна, с которой, казалось бы, нет ничего общего, стала ближе, чем Восточная Европа, в которой ветры несутся над несчетными могилами предков.

А как все могло бы сложиться в Восточной Европе, продолжись и после Второй мировой войны жизнь местечек-штетлов? В. Гроссман, объезжая Украину область за областью, отметил — земля лежит без евреев. Там, где веками, со времен Киевской Руси, кипела жизнь ашкеназских евреев, стало пусто. А потом пустое место закрылось украинцами и белорусами, — так у него получается.

Реальная картина не так трагична, как в публицистике: ашкеназских евреев осталось много в Румынии, в Венгрии, в Болгарии — порядка полутора миллионов. В Польше — до миллиона чистокровных и почти столько же людей со смешанной кровью. В СССР жило порядка 1800 тысяч — 2 миллионов евреев и огромное число тех, в ком есть еврейская кровь, но кто евреем себя отнюдь не осознавал. Только жить в местечках все эти миллионы людей уже не хотели.

Если бы Гитлер и не пришел к власти, не было бы Холокоста восточноевропейского еврейства, это местечковое население было бы намного многочисленнее. Точно не скажешь, но, видимо, евреев Восточной Европы было бы больше на примерно миллион человек. Правда, и эти люди, максимум их дети, жить в местечках тоже не захотели бы.

Холокост усилил желание евреев уезжать, переселяться. В этом смысле он и правда был очень в интересах сионистов.

В конце концов Израиль вполне мог бы вообще не возникнуть как государство. Израиль — подарок Холокоста; после массовых истреблений стало психологически трудно отказывать сионистам в организации своего государства. Не будь Холокоста, в Палестину не потекла бы полноводная река переселенцев. Еле точился бы тонюсенький ручеек, еле подпитываемый немногочисленными богачами. Даже и возникни еврейская автономия в Палестине — не было бы ничего хотя бы отдаленно напоминающего Израиль 1945–1995 годов.

Очевидно, что в любом случае часть евреев — в том числе и евреев Восточной Европы — стремилась не к ассимиляции. Множество людей, исповедовавших иудаизм, хотели перенимать опыт Европы XVII–XIX веков и в этом смысле сделаться одним из европейских народов. Но остаться иудаистами — хотели. И не уезжать из страны, которая была их родиной много веков, тоже хотели. И притом иметь на родине культурную и хотя бы частично — территориальную автономию…

Борьба за автономию, а то и за государственный статус евреев уже не на Переднем Востоке, а в самом сердце Европы, — и правда необычная ситуация, совершенно отличная от знакомой. С одной стороны, я друг ашкеназских евреев. Я считаю их коренным народом Руси; на 80–90 % потомками славян и тюркоязычных степняков, принявших гиюр{215}. Мысль о том, что ашкеназские евреи могли бы иметь свое государство в Восточной Европе, мне глубоко симпатична. С другой — невозможно не видеть, какой клубок проблем завязался бы сразу вокруг попыток получить свою государственность в Восточной Европе… То есть попыток оторвать кусок территории уже существующего государства. А все остальные народы, живущие на той же территории, превратить как бы в иностранцев. Причем это на территории, разделенной пятью государственными границами.

Но при определенных условиях — например, если бы в Стране ашкенази появились университеты с преподаванием на идиш, а в Белостоке и Бердичеве существовали бы современные производства, могли возникнуть и требования культурной, а то и политической автономии.

Тут бы все зависело и от поведения евреев, их отношения к «титульному» народу, от лояльности народов и стран, в которых жили ашкенази. Поляков, скорее всего, идея культурной автономии евреев не особо удивила, но вот автономия территориально-административная скорее заставила бы схватиться за оружие.

Различия же в политике и в положении евреев в разных государствах создавали бы еще более напряженную ситуацию. Так бывало не раз, и вовсе не только с евреями. Скажем, в Австро-Венгрии с 1848 года признавался украинский язык, на нем преподавали в школах, выпускали газеты и журналы, а в Российской империи он категорически не признавался.

В предельном случае требования дать евреям ашкенази свое государство, «Идишлянд» могло бы сделать Восточную Европу таким же нестабильным регионом, каким является сегодня Северная Ирландия. Или как Страна курдов, разорванная между Турцией, Ираком и Ираном. Уже полвека курды хотят иметь свою государственность, а их то пытаются депортировать и подавить, как в Турции. То создают полугосударственную автономию для лояльных, а требующих полного отделения и создания своего государства травят газами (как в Ираке Саддама Хусейна). Требованиям автономии курдов уже полвека, воз и ныне там.

Еще раз повторяю — все просчитать невозможно. Одинаково реально самое различное течение событий. От появления Идишлянда за пределами СССР, уже в 1940-е годы… и тогда неизбежно судорожное стремление советских евреев именно туда.

А можно представить себе и совершенно противоположное: никто автономии не дает. В Польше и Венгрии еврейские инсургенты восстают и проигрывают. Правительственные войска их преследуют, евреи массами бегут в СССР… И уже в 1991 году, в недобром году «парада суверенитетов», появляется Республика Идишлянд на границе Белоруссии и Украины. Украина немедленно двигает войска, Польша вмешивается, Белоруссия заявляет, что обижать своих евреев не позволит, в ООН квохчут про права на отделение…

В общем, ничего идиллического от перспективы возникновения Идишлянда ждать не приходится. Но в любом случае, если такое государство и окажется вооруженным до зубов, оно будет иметь много преимуществ в сравнении с Израилем. По крайней мере, национал-социалистическим оно не будет. То есть и современный Израиль вводит намного более жесткие определения «своего», чем вводило Третий рейх. Но нынешний-то ссылается на то, что израильские законы — калька с Нюрнбергских законов Третьего рейха (что совершенная неправда).

А в Идишлянде если кто и захочет ввести расистские законы — такой возможности у него не будет. Скорее можно представить себе Государство Идишлянд вооруженным до зубов, имеющим к соседям массу территориальных и дипломатических претензий, истерично-патриотическим, но притом маниакально работящим и очень интеллектуальным. Неграмотные в нем объявляются злейшими врагами государства, доктора наук всех народов считаются почетными гражданами Идишлянда, а слава Бердичевского университета заставляет грустить Сорбонну и Кельн…

Юмор? Нет. Скорее добродушная ирония при мыслях о приятном и симпатичном.

Насмешка? Нет. Дружеский шарж, в котором есть даже немного белой зависти.

А еще в моем описании Идишлянда есть большая доля удовольствия от того, что еврейское государство может вызывать ассоциации с бодучим упертым бараном, квохчущим и самовлюбленно поющим петухом-хвастуном, с высокоумной совой… да хоть с бандарлогами, черт возьми! Но Идишлянд никогда не будет напоминать хорька: злобно визжащего, с оскаленной окровавленной мордой, истеричного и кровожадного. А вот Израиль у многих моих знакомых будит именно такие ассоциации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.