Глава 10 ПЛАН ПРИКРЫТИЯ

Глава 10

ПЛАН ПРИКРЫТИЯ

Крупномасштабная перегруппировка советских войск, начавшаяся в мае 1941 года, неизбежно создавала сложную и опасную ситуацию. По сути дела, процесс стратегического развёртывания и по форме и по содержанию схож с известным, наверное, каждому переездом из одной квартиры в другую. Через пару недель после переезда жизнь войдёт в свою колею и, как все надеются, станет лучше, чем была на прежнем месте. Но это будет потом. В сам короткий момент переезда даже такое простое дело, как найти нитку, иголку и пуговицу нужного размера, превращается в неразрешимую проблему. Та же ситуация создаётся и при передислокации войск. Танковая дивизия (370 танков, 11 тыс. человек личного состава), развёрнутая в боевой порядок, представляет собой страшную силу. Эта же дивизия, загруженная в забитые фанерой для маскировки вагоны, становится беспомощной, как младенец. Хуже того, она превращается в удобную мишень для противника. Остановить её может любой злоумышленник, открутивший нужную гайку на железнодорожной стрелке, эскадрилья вражеских бомбардировщиков может превратить воинский эшелон в груду горящих обломков. Соответственно для того, чтобы короткий период сбора резервистов, переезда и оперативного развёртывания войск не стал для них последним, необходимо проведение целого комплекса специальных мероприятий, который на военном языке называется «Прикрытие мобилизации и развёртывания». Или просто прикрытие.

Иногда (такое случается, к сожалению, и в документах, и в специальной военной литературе) точное выражение «прикрытие мобилизации, сосредоточения и развёртывания» заменяется внешне похожим «прикрытие границы». Эта небольшая на первый взгляд неряшливость в терминологии была и остаётся краеугольным камнем, на котором строится большая ложь о начале войны. Границу, как и дверь в вашей квартире, не «прикрывают», а закрывают наглухо. Вооружённые силы любого государства создаются для того, чтобы его границы были надёжно защищены. Навсегда. Прикрытие же — это ограниченная по времени и по характеру решаемых задач краткосрочная операция. Время операции прикрытия, очевидно, определяется сроками отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск. Это несколько дней или, в худшем случае, несколько недель. Объектом прикрытия является не линия границы (хотя удержание этой линии и желательно), а процесс мобилизации, сосредоточения и развёртывания войск. Это означает, что обеспечение бесперебойной работы железнодорожной станции, расположенной в 100 км от границы, несравненно важнее удержания каждого пограничного столба. В крайнем случае на этапе прикрытия от столба можно и отступить. Не это главное. Отмобилизованная и развёрнутая в боевые порядки армия вернёт все столбы на своё место.

Из этих простых соображений следуют, по меньшей мере, два простых и очень важных вывода. Первое — операция прикрытия мобилизации и развёртывания войск всегда является по сути своей оборонительной операцией. Но из этого ни в малейшей степени не следует, что целью самой мобилизации и стратегического развёртывания (для прикрытия которых и проводится оборонительная операция по прикрытию) всегда является оборона линии границы и столбов. Ничего подобного. Любой агрессор (Гитлер и Сталин, в частности) нуждались в том, чтобы прикрыть мобилизацию и сосредоточение своих войск перед каждым очередным актом международного разбоя.

Второй вывод заключается в том, что прикрытие мобилизации, сосредоточения и развёртывании войск по определению не может быть выполнено всеми имеющимися в распоряжении командования, да ещё и полностью отмобилизованными, войсками. Прикрытие всегда выполняется частью сил. Иного и быть не может. Ни в одном военном гарнизоне в ночное дежурство не заступает весь личный состав. Караульную службу (аналогом которой на стратегическом уровне является прикрытие мобилизации и развёртывания) всегда несёт небольшая часть военнослужащих. Увы, эта простейшая логика не всегда понятна широкой публике, на чём спекулировали и спекулируют профессиональные вруны от военной истории.

Ставший уже печально знаменитым пример такой демагогии — серия публикаций в «Военно-историческом журнале» (№№ 2, 3, 4, 5, 6 за 1996 год) под крикливым названием «Конец глобальной лжи». Опубликовав (через 55 лет после их написания) планы прикрытия западных военных округов, достойные продолжатели традиций Главпура попытались дезинформировать читателей заведомо ложным утверждением о том, что только этими — оборонительными по определению — планами прикрытия и исчерпывается весь оперативный план Красной Армии 1941 года. Очевидный вопрос — для чего же тогда, начиная с мая 1941 г., проводилось стратегическое развёртывание Вооружённых Сил Советского Союза? Неужели только для того, чтобы создать лишние проблемы с его прикрытием? — остался «за кадром».

Столь решительное бесстыдство, какое проявили авторы «глобальной лжи», встречается уже довольно редко. Но вот горькие сетования по поводу того, что «неотмобилизованные и не успевшие выйти к границе войска западных округов не смогли, да и не могли, отразить внезапное нападение численно превосходящего врага», присутствуют, к сожалению, едва ли не в каждой публикации, посвящённой событиям лета 41-го года. А ведь в этой, такой привычной для слуха советского человека фразе что ни слово — то неточность, ошибка или преднамеренный обман.

Стрелковые дивизии приграничных округов были практически полностью (на 85–90 %) укомплектованы личным составом и основными видами вооружения (об этом подробно говорилось в предыдущей главе). Отсутствие штатного (т. е. огромного) количества автотранспорта и тягачей (излюбленная тема приверженцев «глобальной лжи») не имело судьбоносного значения в рамках весьма ограниченной по срокам и задачам операции прикрытия. Её продолжительность определялась главным образом сроками отмобилизования основных сил Красной Армии, развёртываемых на Западе. Эти сроки в июне 41-го измерялись уже не неделями, а днями («из 303 дивизий, которые должны были отмобилизоваться по плану МП-41, 172 дивизии имели сроки полной готовности на 2 — 4-е сутки мобилизации, 60 дивизий — на 4 — 5-е сутки…»). Самое же главное заключается в том, что прикрытие мобилизации и развёртывания войск не имеют ничего общего с лозунгами «Ни шагу назад» и «Стоять насмерть». В конкретных условиях последней недели июня 1941 года от стрелковых дивизий, решающих задачу прикрытия, требовалось: в течение нескольких дней сдержать наступление противника, снизить темп этого наступления, не допустить прорыва крупных частей противника в оперативную глубину обороны войск округа. Вот и всё. Не меньше, но и не больше.

Подвижная оборона — это вполне «законный» вид боя, прямо предусмотренный Полевым уставом ПУ-39.

«Подвижная оборона преследует цель — за счёт потери пространства выиграть время, необходимое для организации обороны на новом рубеже, для обеспечения сосредоточения войск на данном направлении… Войска, обороняющие промежуточный рубеж, должны нанести наступающему противнику потери, заставить его развернуться, потерять время на организацию наступления и, не вступая с ним в упорный бой, ускользнуть из-под удара». Даже планомерный, организованный и управляемый отход (не путать с «подвижной обороной и тем более — с беспорядочным паническим бегством) на 30–40 — 50 км от линии пограничных столбов в течение первой недели боевых действий не создавал никаких проблем для мобилизации в Минске или для выгрузки войск 20-й Армии у Смоленска. Строго говоря, отход на 40–50 км не сильно мешал даже ходу мобилизации в Белостоке (75–90 км от границы). Такая уж у нас была география, не имеющая ничего общего с географией Чехии, Бельгии или Дании, захваченных вермахтом за несколько дней.

Имели ли войска западных округов возможность для решения задачи прикрытия? Это абсолютно неверно поставленный вопрос, и отвечать на него не имеет смысла. Возможность сопротивления не является некой константой, от воли и действий людей не зависящей. Теоретически финская армия в декабре 1939 года не имела никакой возможности остановить стальную лавину Красной Армии. Практически — остановила. Причём продвинувшись в течение трёх месяцев и 12 дней на 150 км к Выборгу (средний темп наступления 1,5 км в день), Красная Армия потеряла 365 тыс. военнослужащих, в том числе 127 тысяч — безвозвратно. (2, стр. 99, 123) Если бы войска западных приграничных округов Советского Союза, численность которых (149 дивизий) десятикратно превосходила максимальную численность финской армии, в июне 1941 года нанесли вермахту такие потери и снизили темп его наступления до 1,5 км в день, то операция прикрытия могла бы считаться блестяще выполненной. Обсуждения заслуживает другой вопрос: какие планы прикрытия, какие силы и средства для выполнения этих планов имели в июне 1941 года войска западных округов?

Первым и самым эффективным способом прикрытия мобилизации и оперативного развёртывания войск является выбор противника настолько слабого, что он просто не рискнёт произвести первый выстрел и нарушить тем самым плановый ход развёртывания наших войск. Это возможно. Именно так обстояло дело с теми войнами, которые СССР вёл в 1939 — 1940-х годах. Ни Польша, войска которой в сентябре 1939 г. были связаны борьбой с вермахтом, ни Финляндия с её малочисленной и плохо вооружённой армией, даже не пытались активными боевыми действиями сорвать развёртывание войск Красной Армии на их границах. В качестве своеобразного «прикрытия» оперативного развёртывания Красной Армии перед вторжением в Финляндию были (по глубоко верному замечанию профессора Килина) использованы политические переговоры с финской делегацией, которые в октябре — ноябре 1939 г. проходили в Москве при участии Сталина и Молотова. (51)

Невероятно — но факт. Примерно по такому же сценарию кремлёвские правители собирались начать войну против Германии. Разработка отдельных и конкретных планов операции по прикрытию мобилизации и развёртывания началась не в сентябре 39-го года — после возникновения обшей линии соприкосновения немецких и советских войск, не поздней осенью 40-го года, когда уже вовсю шла работа по отработке планов наступления на Краков — Катовице и далее везде, а лишь в мае 1941 года! Удивительно, но советские «историки» с особым рвением выпячивали это обстоятельство, видимо, не понимая, что отсутствие планов прикрытия мобилизации и развёртывания (при наличии планов вторжения в Европу с глубиной наступления в 300 км на этапе решения «первой задачи») демонстрирует отнюдь не особое миролюбие, а запредельную самонадеянность высшего военно-политического руководства страны. Так, по декабрьскому (1940 г.) плану штаба Юго-Западного фронта переход в наступление наземных сил планировался только «с утра 30-го дня мобилизации». (4, стр. 493–495) А что же будет делать в течение этих 30 дней противник? Гитлер, как известно, был параноиком, но всё-таки не мазохистом, и едва ли он стал бы терпеливо дожидаться «утра 30-го дня мобилизации». Нельзя сказать, что эта простая мысль совсем не нашла отражения в декабрьском плане штаба Ю-З.ф. Среди 5,5 тыс. слов, которыми изложен этот подробнейшим образом проработанный план наступления в южной Польше, есть и такая фраза: «Не допустить вторжения противника на советскую территорию, а вторгнувшегося уничтожить и обеспечить сосредоточение и развёртывание армий фронта для наступления. Оборону непосредственно на укреплённом рубеже осуществляют войска, предназначенные для прикрытия развёртывания, согласно плану, изложенному на карте». И это — абсолютно всё, что сказано про операцию прикрытия. Ни состав сил прикрытия, ни их дислокация, ни рубежи обороны и возможного отхода, ни материальное обеспечение операции прикрытия в плане никак не обозначены.

Если в таком планировании и был хоть какой-то смысл, то он, скорее всего, заключался в надежде на то, что войну против Германии удастся начать по самому «облегчённому варианту», а именно: основные силы вермахта ушли или на Ближний Восток, или (что было бы ещё надёжнее и лучше) высадились на Британских островах. При таком сценарии развития событий оставленные на Востоке 20–30 третьесортных пехотных немецких дивизий или вовсе не рискнут помешать стратегическому развёртыванию Красной Армии, или будут с лёгкостью «уничтожены при попытке вторжения на советскую территорию». Другие, гораздо более тревожные ожидания появляются лишь весной 1941 г. Так, уже в апрельской (1941 г.) Директиве на разработку плана оперативного развёртывания армий Западного ОВО появляется фраза о «возможности перехода противника в наступление до окончания нашего сосредоточения». То, что разработка полноценных планов прикрытия началась именно в мае (соответствующие директивы наркома обороны были направлены в округа 5 — 14 мая 1941 г.). т. е. одновременно с переносом срока начала реализации плана войны с 1942 года на конец лета 1941 года, едва ли является случайным совпадением. Вероятно, именно в мае 1941 г. к Сталину пришло окончательное понимание того, что вторжение Гитлера на Британские острова откладывается в неопределённое будущее, и Красной Армии предстоит встретиться с главными и наиболее боеспособными частями вермахта и люфтваффе. Соответственно изменилось и отношение к сложности и значимости операции прикрытия.

Планы прикрытия мобилизации, сосредоточения и оперативного развёртывания войск были разработаны в штабах западных приграничных округов и поступили на утверждение в Генеральный штаб Красной Армии с 6 по 19 июня. Так как планы прикрытия разрабатывались в округах на основании одних и тех же указаний верховного командования, то и задачи во всех этих планах были сформулированы буквально одними и теми же словами:

«Не допустить вторжения как наземных, так и воздушных сил противника на территорию округа. Упорной обороной по линии госграницы и рубежу создаваемых укреплённых районов отразить наступление противника и обеспечить отмобилизование, сосредоточение и развёртывание войск округа. Противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить бесперебойную работу железных дорог, сосредоточение войск округа и работу складов. Всеми видами разведки своевременно определить характер сосредоточения и группировку войск противника».

Задачи, понятные и вполне соответствующие смыслу операции прикрытия. Однако только этими, оборонительными действиями на собственной территории в Красной Армии образца мая 1941 г. не исчерпывались даже планы прикрытия! Планы прикрытия всех округов содержали указания об активных, наступательных, не ограниченных госграницами действиях авиации: «Завоевать господство в воздухе и мощными ударами по основным группировкам войск, железнодорожным узлам, мостам и перегонам нарушить и задержать сосредоточение и развёртывание войск противника». Особого внимания заслуживают последние слова. «Нарушить и задержать сосредоточение и развёртывание войск противника» возможно в том и только в том случае, когда план прикрытия вводится в действие ДО того, как противник произвёл первый выстрел; более того, даже ДО того, как противник начал готовиться к этому «первому выстрелу» (т. е. начал развёртывать ударную группировку своих войск у нашей границы). Это ещё раз подтверждает тот бесспорный факт, что план прикрытия (в том виде, в котором он был разработан в мае 1941 г.) ни в коей мере не был «планом отражения агрессии» — это был план прикрытия (обеспечения) подготовки Красной Армии к нанесению сокрушительного упреждающего удара по немецким войскам.

Стоит отметить и то, что во всех окружных планах прикрытия присутствует такая (или аналогичная по смыслу) фраза: «Последовательными ударами боевой авиации по установленным базам и боевыми действиями в воздухе уничтожить авиацию противника…» В первые часы и дни войны нанести удар по «установленным базам» (по контексту ясно, что речь идёт об аэродромах базирования) вражеской авиации можно только в том случае, если места расположения этих аэродромов, маршруты подхода к ним были разведаны заранее. И такая кропотливая подготовительная работа была проведена в реальности. Например, в приложениях к плану прикрытия Западного ОВО «бомбардировочный расчёт наряда самолётов для удара по аэродромам противника» занимал три листа текста. В самом же тексте плана прикрытия о задачах ВВС Западного фронта было сказано, в частности, следующее:

«…а) нанести одновременный удар по установленным аэродромам и базам противника, расположенным в первой зоне, до рубежа Инстербург (Черняховск), Алленштайн (Ольштын), Млава, Варшава, Демблин (100–130 км от границы. — М.С.) , прикрыв действия бомбардировочной авиации истребительной авиацией. Для выполнения этой задачи потребуется 138 звеньев, мы имеем 142 звена, т. е. используя всю наличную бомбардировочную авиацию, можем решить эту задачу одновременно;

б) вторым вылетом бомбардировочной авиации нанести удар по аэродромам и базам противника, расположенным во второй зоне до рубежа Кёнигсберг, Мариенбург (Мальборк), Торунь, Лодзь (200–250 км от границы. — М.С.). Для этой цели могут быть использованы самолёты типа СБ, ПЕ-2, АР-2, которых мы имеем 122 звена, для решения этой задачи требуется 132 звена, недостаёт 10 звеньев….

в) …для удара по жел/дорожным мостам могут быть использованы только самолёты типа ПЕ-2 и АР-2, которые могут производить бомбометание с пикирования… Ввиду того, что у нас мало пикирующих бомбардировщиков, необходимо взять для разрушения только главнейшие мосты (через Вислу. — М.С.), как то: в Торуне. Варшаве и Демблине…»

Ещё раз повторим — это не планы разгрома Германии и победы в мировой войне. Это всего лишь частные операции, осуществляемые на подготовительном, по сути дела, этапе прикрытия мобилизации и развёртывания главных сил…

Как и следовало ожидать, в плане прикрытия Одесского округа уже на этапе мобилизации и развёртывания перед ВВС округа была поставлена задача «систематически уничтожать нефтебазы и нефтеперегонные заводы» на румынской территории. Примечательно, что в плане прикрытия ОдВО появляется фраза (и соответствующая таблица) о конце августа («к концу августа 1941 г. боеспособность ВВС округа должна значительно улучшиться количественно и качественно…»). И в плане прикрытия Киевского ОВО многократно повторяется фраза такого типа: «В июле и августе с.г. намечено сосредоточить дополнительно 50 тыс. шт. противопехотных мин… 200 т кол. проволоки…»

Планы прикрытия двух округов (Киевского и Ленинградского) предполагали активные наступательные действия не только ВВС, но и наземных войск: «При благоприятных условиях всем обороняющимся войскам и резервам армий и округа быть готовыми по указанию Главного Командования к нанесению стремительных ударов для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей». Таким образом, в полосе предстоящего главного удара Красной Армии (Западная Украина) грань между прикрытием развёртывания и началом основной наступательной операции в значительной степени стиралась. Активные задачи Ленинградскому округу ставились, вероятно, в расчёте на предполагаемую слабость противника (финской армии).

Всё вышесказанное об активной (если даже не наступательной) направленности планов прикрытия приграничных округов вовсе не означает, что основной задаче — обороне территории округа — в них не было уделено должного внимания. Оборонительные операции армий и округа (фронта) в целом были проработаны весьма подробно и безо всякого «шапкозакидательского» настроя. Вопреки совершенно абсурдным, но при этом глубоко укоренившимся мифам о том, что «Сталин запретил отступать и вот поэтому…», планы прикрытия всех округов предусматривали и ситуацию вынужденного отхода (причём не на 30–40 км), и возможность прорыва механизированных частей противника в оперативную глубину.

План прикрытия Одесского округа допускал возможность отхода с рубежа пограничной реки Прут на рубеж восточного берега Днестра (более 100 км). План прикрытия Прибалтийского ОВО требовал «подготовить для упорной обороны плацдарм на левом берегу р Неман по рубежу… (50 — 100 км к востоку от границы). Для этого немедленно начать возводить долговременные мощные сооружения… В районе этого плацдарма зап. и вост. Каунаса готовить переправы через р. Неман… иметь понтонные мосты через Неман в районе Вильки, Румшишкес (50–60 км от границы)и иметь не менее трёх переправ для танков через р. Вилия на участке Скорей, Ионава (100–120 км)». В плане прикрытия Западного ОВО были конкретно указаны варианты действий войск округа (фронта) в случае прорыва «крупных мотомехсил противника» на пяти возможных операционных направлениях, в том числе и до рубежа Вороново — Лида (более 100 км к востоку от границы). Даже в плане прикрытия Киевского ОВО, несмотря на огромную концентрацию сил Красной Армии на этом ТВД, предполагалось создание многочисленных тыловых оборонительных рубежей, «со всемерным развитием их в период сосредоточения». Например, для строительства укреплений по реке Стырь на фронте Луцк, Станиславчик, Топоров (северное основание «Львовского выступа», 70–90 км от госграницы) планировалось «привлечь от войск и местного населения ежедневно до 30 тыс. чел. при 1 500 подводах. Учитывая наличие водного рубежа, норма работающих сокращена в два раза Готовность оборонительной полосы: М-10 — 50 проц., М-15 — 100 проц.». Планировалось в Киевском ОВО и широкомасштабное разрушение дорог и мостов на случай прорыва противника: «С началом боевых действий разрушаются подрыванием или путеразрушителем все железнодорожные участки, примыкающие непосредственно к государственной границе на глубине от 5 до 15 километров, железнодорожные участки, находящиеся от линии фронта далее 5 — 15 км подготовляются к разрушению… Средние мосты высотой более 15 метров, большие мосты и тоннели минируются, но разрушаются по особому распоряжению командующего армией…»

Особое внимание во всех планах прикрытия уделялось противотанковой обороне. Это, однако, не означает, что красноармейцам было приказано бросаться с бутылками под танки. Противотанковую оборону планировалось построить на разумных основаниях, на базе огромных технических и организационных ресурсов Красной Армии. «В случае прорыва фронта обороны крупными мотомехчастями противника борьба с ними и их уничтожение будут осуществляться непосредственно командованием округа… Задачей армий прикрытия (т. е. стрелковых дивизий и корпусов. — М.С.) в этом случае будет — закрыть прорыв на фронте и не допустить вхождения в него мотопехоты и полевых войск противника. Задача противотанковых артиллерийских бригад сведётся к тому, чтобы на подготовленных рубежах встретить танки противника мощным артогнём и совместно с авиацией задержать их продвижение до подхода и контрудара наших мотомехкорпусов…» Это — общая схема действий. А вот и одно из конкретных решений, включённых в план прикрытия Западного ОВО:

«…4. В случае прорыва крупных мотомехчастей противника с фронта Соколув, Седлец в направлении на Бельск, Волковыск 100-я стрелковая дивизия совместно с 7-й ПТАБР, 43-й САД (смешанная авиадивизия) и 12-й БАД (бомбардировочная авиадивизия), прочно заняв тыловой рубеж на фронте Грулек, Хайнувка (60 км от границы, в районе знаменитой Беловежской Пущи), уничтожает наступающие танки и мотопехоту противника, не допуская их распространения восточнее этого рубежа. 6-й мехкорпус из района Белосток наносит удар в общем поправлении на Братск, Цехановец и во взаимодействии с 9-и САД и 12-й БАД уничтожает противника. 13-й мехкорпус под прикрытием средств ПТО 100-й сд из района Хайнувка, Черемха, Каленковиче во взаимодействии с 43-й САД наносит удар и общем направлении на Дзядковице, Цехановец, уничтожая противника и отрезая ему пути отхода. Остатки противника отбрасывает под удар 6-го мехкорпуса и 100-й сд…»

Все перечисленные в этом фрагменте САДы, БАДы, ПТАБРы, и не только они, существовали в действительности.

В составе войск Западного ОВО было четыре мехкорпуса (11-й МК, 6-й МК, 13-й МК, 14-й МК), три противотанковые бригады (6-я, 7-я и 8-я). В качестве подвижного противотанкового соединения могли и должны были быть использованы формирующиеся 17-й МК и 20-й МК («до укомплектования танками вооружаются артиллерийской матчастью, оставшейся свободной по сформировании арт. бригад и используются для обороны в качестве противотанковых частей»). Это решение командующего войсками Западного ОВО Д. Г. Павлова не было плодом «местной инициативы». Ещё 14 мая 1941 г. по указанию начальника Главного автобронетанкового управления РККА Я. Н. Федоренко было решено вооружить танковые полки танковых и моторизованных дивизий формирующихся мехкорпусов противотанковой артиллерией и использовать их как подвижный резерв ПТО армии или фронта. В директиве, отправленной 16 мая 41-го г. в округа, особо подчёркивалось, что метод стрельбы прямой наводкой из танковых и противотанковых пушек одинаков и дополнительных сложностей для подготовки личного состава не создаёт. Для вооружения таких «противотанковых танковых полков» было выделено 1 200 76,2 мм пушек и 1 000 45-мм пушек, по 42 орудия (24x76 + 18x45) на один полк (т. е. более 200 дополнительных противотанковых орудий на мехкорпус). Для обеспечения орудий средствами мехтяги передавалось 1 200 автомашин 3ИС-5/6 и 1 500 ГАЗ. Срок выполнения и этой директивы — к 1 июля 1941 г. (1, стр. 348)

Что же касается «крупных мотомехчастей противника», то таких танковых масс, которые ожидало увидеть на стороне противника советское командование (до 3,5 тыс. танков на одном стратегическом направлении, до 10 тыс. танков на всём советско-германском фронте), не было и в помине. В первые два-три дня войны на всей территории Белоруссии (в направлении Брест — Слоним) действовали только два танковых корпуса (47-й и 24-й) 2-й танковой группы Гудериана, на вооружении которых было совокупно порядка 800 танков. Дивизии 3-й танковой группы, как известно, наступали из «сувалкского выступа» не на юго-восток, к Гродно, а на северо-восток. На Минское шоссе они вышли, описав огромную дугу Алитус — Вильнюс — Молодечно протяжённостью более 250 км, лишь 25 июня 1941 г.

Важнейшей составляющей оборонительного потенциала Красной Армии была полоса укреплённых районов вдоль всей западной границы. Именно система укрепрайонов в решающей степени обеспечивала решение главной задачи операции прикрытия: сдержать частью сил наступление противника на время, необходимое для сосредоточения и развёртывания главных сил Красной Армии. Обратившись к географической карте западных районов Советского Союза, мы увидим, что сама местность была там в значительной степени «противотанковой». Это тем более верно и значимо дли германского вермахта образца 41-го года, в котором мотострелковые части передвигались не на гусеничных бронетранспортёрах (как в старом советском кино), а на обычных, «гражданских» грузовиках и трофейных автобусах, да и немецкие танки на своих узких гусеницах застревали после первого же сильного дождя на той местности, которая в России называлась «дорогой».

Группа армий «Север» сразу после перехода границы «утыкалась» в полноводную реку Неман, причём в его нижнем (т. е. наиболее широком) течении. Далее, форсировав множество малых рек и речушек, немецкие дивизии примерно в 250 км от границы выходили на берег широкой судоходной реки Западная Двина (Даугава), причём опять же в её нижнем течении. И это — самый лучший из предоставленных природой маршрутов. Войска Групп армий «Центр» ждали гораздо более серьёзные препятствия. Местность в полосе наступления 3-й и 2-й танковых групп (южная Литва и Западная Белоруссия) совершенно «противотанковая». С севера «белостокский выступ» прикрывает полоса непролазных болот в пойме лесной реки Бебжа, на юге граница была проведена по берегу судоходной реки Западный Буг (опять-таки в его нижнем течении). После форсирования Буга немцев ждали заболоченные берега реки Нарев и сплошной ряд лесных рек, притоков Припяти и Немана (Свислочь, Ясельда, Зельвянка, Шара). Немногочисленные дороги среди дремучих лесов и болот Западной Белоруссии и по сей день представляют собой некое подобие горных ущелий: застрявшую (или подбитую) головную машину колонны не объехать и не обойти. 1-я танковая группа (Группа армий «Юг») могла начать вторжение практически лишь через узкий (100–120 км) «коридор» между городами Ковель и Броды. С севера этот коридор ограничен абсолютно непроходимой полосой болот Полесья, с юга — Карпатскими горами. На этом пути танковым дивизиям предстояло форсировать Западный Буг, а затем — следующие один за другим с почти равными промежутками в 50–60 км южные притоки Припяти (Турья, Стоход, Стырь, Горынь, Случь). Южнее Карпат, в Молдавии и в степях юга Украины местность, казалось бы, гораздо более благоприятная для наступающих войск — там нет ни лесов, ни болот. Зато есть три полноводные реки — Прут, Днестр, Южный Буг — в их нижнем течении. По сути дела, только к востоку от Днепра и Западной Двины (Даугавы) немецкие моторизованные соединения выходили на местность, позволяющую осуществлять широкий и быстрый оперативный манёвр. Но от границы до Днепра предстояло пройти более 450 км Это примерно соответствует размерам всей Германии от её западной до восточной границы.

Препятствия, созданные самой природой, дополнялись и многократно усиливались препятствиями рукотворными.

От Балтики до Чёрного моря протянулась сплошная полоса укрепрайонов «линии Молотова»: Тельшяйский, Шауляйский, Каунасский, Алитусский, Гродненский, Осовецкий. Замбровский, Брестский, Ковельский, Владимир-Волынский, Рава-Русский, Струмиловский, Перемышльский, Верхне-Прутский и Нижне-Прутский. Сам факт существования мощнейшей оборонительной полосы настолько не вписывался в высочайше утверждённую концепцию «неготовности к войне и «закономерного поражения», что советские «историки» объявили этому факту многолетнюю истребительную войну. Многометровые железобетонные стены рухнули под напором тысячекратного повторения «мантры» о том, как наивный и доверчивый Сталин все доты на старой (1939 г.) госгранице переломал, а на новой ничего путного так и не построил. Это знают все. Об этом сказано в любой книжке про войну. Этому учат в школе. Но шило неудержимо рвётся из мешка

В номере 4 за 1989 г. «Военно-исторический журнал» — печатный орган Министерства обороны СССР — поместил таблицу с цифрами, отражающими состояние укреплённых районов ни новой границе. (56) На эту таблицу редакция щедро выделила 5,5 х 2,5 см журнальной площади. Микроскопическими буковками была набрана информация о том, что только в одном Западном ОВО к 1 июня 1941 г. было построено 332 ДОСа (долговременное огневое сооружение), и ещё 2 130 (две тысячи сто тридцать) ДОСов находилось в стадии строительства. Крохотная площадь таблички не позволила сообщить читателям о том, что сроком завершения строительства было установлено опять-таки 1 июля 1941 г., и работа кипела с рассвета до заката. Как пишет Сандалов (в то время — начальник штаба 4-й Армии Западного ОВО), «на строительство Брестского укреплённого района были привлечены все сапёрные части 4-й армии и 33-й инженерный полк округа… В марте — апреле 1941 г. было дополнительно привлечено 10 тыс. человек местного населения с 4 тыс. подвод… с июня по приказу округа на оборонительные работы привлекалось уже по два батальона от каждого стрелкового полка дивизии…» (26) Два батальона от полка — это 2 из 3. Едва ли не вся армия превратилась в огромный «стройбат». 16 июня 1941 г. строительный аврал был ещё раз подстёгнут Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об ускорении приведения в боевую готовность укреплённых районов». Для оснащения новых УРов разрешалось взять 7 700 пулемётов из НЗ и мобилизационных запасов, заводам поручалось изготовить 5 500 казематных прицелов, 1 340 перископов — и это только в июне и июле…

Кстати сказать, укрепрайоны на «старой» границе никто перед войной не взрывал и землёй не засыпал. Напротив. 25 мая 1941 г. вышло очередное постановление правительства о мерах по реконструкции УРов «линии Сталина». Некоторые ДОСы «линии Сталина» целы и по сей день. Перевезти с них вооружение на «линию Молотова» никто не планировал, да это было бы и невозможно в принципе: ДОСы на «старой» границе были на 9/10 пулемётными, в то время как на новой границе половина ДОСов должна была вооружаться новыми артиллерийскими орудиями, с новейшей оптикой, автоматическим заряжанием, новыми шаровыми установками, защищающими гарнизон от огня огнемётов, и пр.

Вероятно, мы не сильно ошибёмся, если предположим, что к 22 июня — за неделю до наступления планового срока завершения строительства — значительная часть недостроенных ДОСов была уже готова или почти готова. Точных цифр не знает никто. Так, суммирование по таблице к вышеупомянутой статье в ВИЖе даёт число 332, на соседней странице, в тексте статьи, сказано, что «к июню 1941 г. было построено 505 ДОСов». Командующий округом Д. Г. Павлов называл на суде цифру 600. (25) Г. К. Жуков в своих мемуарах называет ещё большие цифры: «К началу войны удалось построить около 2 500 железобетонных сооружений, из коих 1 000 была вооружена уровской артиллерией, а остальные 1500 — только пулемётами». (15, стр. 233) Как бы то ни было, но в среднем на каждом километре западной границы стояло 2–3 железобетонных дота в разной степени готовности, начиная от фактически готовых, но ещё не принятых комиссией, до едва поднявшихся выше бетонного фундамента. И это всё — «в среднем». Фактически среди вековых лесов и топких болот Западной Белоруссии или украинского Полесья не было никакой нужды выстраивать ДОСы сплошной ровной цепочкой. Узлы обороны сосредотачивались на немногих дорожных направлениях и танкодоступных участках местности, каковое сосредоточение приводило к ещё большей концентрации оборонительных сооружений. Даже простое размещение в этих недостроенных бетонных «сараях» (стены которых выдерживали прямое попадание снаряда тяжёлой полевой гаубицы) обычных пулемётных взводов стрелковых дивизий, вооружённых стандартными «дегтярями» и «максимами», позволяло создать сплошную зону огневого поражения.

Что всё это означает тактически? Обратимся снова к основополагающему документу— Полевому уставу. Глава пятая, «Основы боевых порядков», ст. 98: «При атаке сильно укреплённых полос и УР ширина фронта наступления дивизии может сокращаться до 2 км»; ст. 105: «При обороне УР фронты могут быть шире, доходя до 3–5 км на батальон». Для того чтобы выбить батальон, обороняющийся в укрепрайоне, нужна дивизия. А дивизия — это девять батальонов пехоты и два полка артиллерии. Разумеется, все эти уставные нормы относятся к обороне полностью оборудованного и вооружённого УРа. Разумеется, 22 июня 1941 г. до состояния «полностью оборудованного» было ещё далеко. Но, с другой стороны, где же на всём протяжении фронта от Балтики до Карпат соотношение сил было 9 к 1 в пользу вермахта? Самое неблагоприятное для нас соотношение сил сложилось именно в полосе Западного фронта. Там наступала самая мощная группировка противника (группа армий «Центр»), а оборонялись не самые многочисленные войска Западного ОВО. Самое неблагоприятное соотношение сил было таким: 48 немецких дивизий (31 пехотная, 1 кавалерийская. 9 танковых, 5 моторизованных и 2 мотодивизии войск СС) против 44 дивизий Красной Армии (24 стрелковые, 2 кавалерийские, 12 танковых и 6 моторизованных). Но это опять же в среднем за период операций (увы, эта операция завершилась в первых числах июля окружением и разгромом основных сил Западного фронта). Фактически (не по плану прикрытия, а именно с учётом его несвоевременного введения в действие) в самый первый день войны первый эшелон вермахта (24 пехотные, 1 кавалерийская, 4 танковые дивизии) столкнулся с первым эшелоном войск Западного ОВО (12 стрелковых, 2 кавалерийские, 4 танковые и 2 моторизованные дивизии). Численное превосходство противника очевидно, но оно отнюдь не выражается в пропорциях «дивизия против батальона».

Не противоречит ли сказанному выше о возможностях и преимуществах долговременной фортификации тот факт, что и гораздо более совершенные «линия Мажино», «Атлантический вал», «Западный вал» не оправдали возлагавшихся на них надежд? Нет, не противоречит. Почему? Надежды были разные. Французское военно-политическое руководство надеялось решить стратегическую задачу обороны страны через дорогостоящее строительство «китайской стены XX века». Идея оказалась мертворождённой. В конце 30-х годов средние двухмоторные бомбардировщики (советский ДБ-3, английский «Веллингтон», немецкий «Хейнкель»-111) поднимали бомбы единичного веса в 1–2 тонны. С появлением боеприпасов такой единичной мощности извечное соревнование «меча и щита» было окончательно и бесповоротна решено в пользу «меча». Строго говоря, потратив невообразимое количество бетона и стальной арматуры, можно построить ДОС, способный выдержать прямое попадание тяжёлой авиабомбы, но никакая страна не может позволить себе транжирить ресурсы на строительство «рукотворных горных хребтов». С появлением бомбардировочной авиации долговременная фортификация стала «долговременной» только в одном смысле — в оценке затрат времени на строительство железобетонных монстров. Время, потребное для разрушения любой полосы укреплений, перестало быть «долгим» в стратегических масштабах.

Но операция прикрытия мобилизации, сосредоточения и развёртывания и не должна быть долгой. По определению. Операция прикрытия — это считаные дни, которые вполне реально было выиграть, потратив ранее месяцы и годы на строительство ДОСов. Эта простая теория была полностью подтверждена практикой. Не говоря уже про хрестоматийный пример «линии Маннергейма» (редкая цепочка пулемётных ДОСов с примитивным казематным оборудованием или вовсе без оного), прорыв которой занял более 30 дней в феврале — марте 1940 года, гарнизоны многих ДОСов Гродненского, Осовецкого, Брестского, Рава-Русского, Перемышльского укрепрайонов отчаянно сопротивлялись вплоть до 26–27 июня. Несколько ДОСов Рава-Русского УРа держали оборону до 29 июня, отразив многочисленные атаки пехоты противника, использовавшего тяжёлую артиллерию, 88-мм зенитные пушки и огнемётные танки. Немцы уже заняли Минск и Бобруйск, но 3-я рота 17-го артпульбата Брестского УРа удерживала четыре ДОСа на берегу Буга у местечка Семятыче до 30 июня 41-го года. Восемь дней. Большего для полного отмобилизования и развёртывании войск Западного фронт а и не требовалось…

Возвращаясь в исходную точку данной главы, следует ещё раз подчеркнуть главное: прикрытие развёртывания и оборона границы (страны, округа) суть разные по содержанию, целям и срокам операции. В данном вопросе я готов полностью согласиться с мнением товарища Гареева, когда он пишет: «Войска пограничных военных округов имели задачи не на оборонительные операции, а лишь на прикрытие развёртывания войск». (44, стр. 128) Это различие находит своё ясное отражение и в советских документах оперативного планирования. Так, апрельская (1941 г.) Директива предписывала разработать:

«…а) план прикрытия и обороны на весь период сосредоточения;

б) план сосредоточения и развёртывания войск фронта;

в) план выполнения первой операции 13-и и 4-й армий и план обороны 3-й и 10-й армий…»

Как видим, составители (и исполнители) Директивы совершенно чётко разделяют понятия «план прикрытия» и «план обороны». Прикрытие предстояло осуществить на всём протяжении фронта на время сосредоточения и развёртывания войск. Оборона на пассивных участках (3-я и 10-я Армии) органически включалась в общий оперативный план первых операций Западного фронта (наступление силами 4-й и 13-й Армий от Бельска — Бреста на Варшаву — Радом и оборона силами 10-й и 3-й Армий в центре и на северном фланге фронта).

Среди множества различий между планами прикрытия и планами стратегической обороны самым важным (и имевшим в июне 41-го года самые тяжёлые последствия) является порядок введения этих планов в действие. Продолжая линию сравнения прикрытия с караульной службой, мы сразу же увидим эту принципиальную разницу. Караул(ы) несут свою службу по охране объекта непрерывно, круглосуточно и круглогодично. Никаких дополнительных «указаний из Москвы» для этого не требуется. Порядок действий часового в случае нападения (или даже попытки нападения) на охраняемый объект известен и прост:

а) Стой, кто идёт?

б) Стой, стрелять буду!

в) Предупредительный выстрел в воздух, и после этого — огонь на поражение.

Никаких дополнительных указаний. Никаких приказов вышестоящего начальства. Часовой не только имеет право, но и обязан принять решение на применение оружия самостоятельно.

С планом прикрытии — всё точно наоборот. И это не случайность и не ошибка. Операции прикрытия есть не что иное, как начало войны. Это джинн, засунуть которого назад в бутылку уже не удастся. И не только потому, что советские планы прикрытия лета 1941 г. предполагали нанесение массированных авиаударов по сопредельной территории. Сам комплекс действий по отмобилизованию, сосредоточению и оперативному развёртыванию войск — для прикрытия которого и вводится в действие соответствующий план — настолько объёмен и заметен, что противник неизбежно начнёт реагировать на его начало. Мобилизация — это война. А введение в действие плана прикрытия есть не что иное, как фактическое начало войны, скрыть которое от противника не удастся. В этом не было бы ничего страшного, если бы планировалось ведение оборонительной войны. И пускай противник видит, пускай знает: границы на замке! «Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде:/ Мы начеку, мы за врагом следим». Прекрасная песня. Да только следующая её строка («Чужой земли мы не хотим ни пяди, /Но и своей вершка не отдадим») к лету 1941 года уже устарела. Сталин планировал другую войну, войну, которая должна была начаться сокрушительным внезапным ударом Красной Армии. Естественно, что право выбора момента нанесения этого удара высшее руководство страны оставило за собой, и только за собой.

«План прикрытия вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за моей, члена Главного Военного совета, начальника Генерального штаба подписями следующего содержания: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.» Этой стандартной фразой завершались все директивы на разработку плана прикрытия, направленные наркомом обороны СССР в военные округа. Не только ввести в действие, но и ознакомиться с содержимым «красного пакета» генералы, командующие армиями, корпусами и дивизиями не имели права без санкции высшего командования. «Папки и пакеты с документами по прикрытию вскрываются по письменному или телеграфному распоряжению: в армиях — Военного совета округа, в соединениях — Военного совета армии», (6. стр. 233) Таким образом, при отсутствии оперативных планов обороны возможность организованного отражения внезапного упреждающего удара противника зависела от того, успеет ли высшее руководство передать в штабы округов эти четыре коротких слова: «Ввести в действие план прикрытия». Была ли отдана эта команда? А если нет, то почему?

Невероятно, но даже 66 лет спустя мы не имеем точного ответа на эти простые вопросы. Всё, что остаётся предложить читателю, — это очередную гипотезу, к обсуждению которой мы приступим в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.