Глава 4 ПРО «МЕЧ-КЛАДЕНЕЦ» И «ЗОЛОТОЕ СЕЧЕНИЕ»

Глава 4

ПРО «МЕЧ-КЛАДЕНЕЦ» И «ЗОЛОТОЕ СЕЧЕНИЕ»

Качественно новые технические характеристики советских танков Т-34 и КБ (противоснарядное бронирование, мощное вооружение, дизельный двигатель, высокая проходимость и большой запас хода) в своей совокупности означали создание принципиально нового инструмента ведения войны. Т-34 и KB могли в значительной степени самостоятельно (не дожидаясь подхода артиллерии) подавить огневые средства противника на переднем крае, а затем поддержать прицельным огнём пехоту при прорыве обороны противника на всю тактическую глубину. И тем не менее «ни один род войск не заменяет другого». Есть целый ряд задач, которые 76,2-мм танковая пушка не может решить в принципе. Например, подавить миномётную батарею, которая, укрывшись за склоном холма, не даёт подняться пехоте. Для этой цели нужна гаубица с её навесной траекторией стрельбы. Ещё один распространённый вид целей, недоступных «трёхдюймовому» снаряду весом в 6,2 кг, — долговременные оборонительные сооружения. Не говоря уже о бетонных дотах, даже для разрушения правильно выстроенного блиндажа «в три наката» («дерево-земляной огневой точки» по-научному) требуется снаряд 122-мм или даже 152-мм гаубицы (снаряды систем такого калибра весили соответственно 20–22 и 40–45 кг). Именно невозможность наступления без систематической поддержки со стороны артиллерии дивизионного и корпусного звена ограничивала ранее глубину танкового удара. Советское военное руководство совместно с конструкторами и промышленностью проделало огромную многолетнюю работу, позволившую в начале 40-х годов создать такие боевые соединения, в которых не танки жмутся к огневым позициям своей артиллерии, а артиллерия (вплоть до тяжёлой) движется вслед за танками. Движется с той же проходимостью, что и танки, хотя и с меньшей скоростью. Разумеется, совсем хорошо было бы обеспечить и высокую защищённость, и скорость передвижения тяжёлых орудий по пересечённой местности, равную скорости танков. И такая задача решаема — но для этого нужна уже боевая машина, называемая «самоходной артиллерийской установкой». Увы, такую роскошь, как полная замена буксируемой тяжёлой артиллерии самоходными установками, не смогла себе позволить ни одна из участвовавших во Второй мировой войне армий.

Для буксировки артиллерии механизированных (танковых) соединений, а также корпусных полков и артполков РГК в конце 30-х годов было разработано четыре типа гусеничных тягачей, различавшихся по мощности мотора, по тяговому усилию и допустимому весу буксируемого орудия (прицепа), по сложности и стоимости. Все они имели крытую брезентом платформу для размещения орудийного расчёта и боеприпасов, оборудовались мощной лебёдкой для «самовытаскивания», три из четырёх были оснащены дизельными моторами, т. е. работали на относительно пожаробезопасном топливе. (17)

Примечание: в графе «Скорость» первая цифра — без прицепа по шоссе, вторая — с прицепом по шоссе, третья - с прицепом по пересечённой местности

Теперь сравним цифры, указанные в таблице, с весом наиболее распространённых артсистем. Как известно, самыми тяжёлыми орудиями, которые стояли на вооружении стрелковых, моторизованных и танковых дивизий Красной Армии, были 152-мм гаубицы и 85-мм зенитные пушки. Вес той и другой систем находился в диапазоне 4,5–4,3 т. Таким образом, даже самый простой и дешёвый СТЗ-5 мог обеспечить буксировку любых систем дивизионной артиллерии. На вооружении корпусных артполков наряду со 152-мм гаубицами стояли значительно более тяжёлые системы: 122-мм пушка А-19 (вес 7,8 т) и 152-мм пушка-гаубица МЛ-20 (7,9 т). Для буксировки орудий такого веса на Челябинском тракторном заводе был разработан и запущен в серийное производство мощный дизельный тягач С-2. Тяговые характеристики этой гусеничной машины обеспечивали буксировку практически всех орудий дивизионной и корпусной артиллерии, а также эвакуацию подбитых лёгких танков. Несмотря на то, что выпуск С-2 пришлось прекратить уже в 1942 году (производственные мощности Челябинского завода были переведены на массовый выпуск танков), надёжные и мощные тягачи этого типа простояли на вооружении советской артиллерии до начала 50-х годов.

В артполках и отдельных дивизионах большой и особой мощности РГК использовались орудия совсем другой «весовой категории»: 203-мм гаубица Б-4 (19 т), 152-мм пушка Бр-2 (19,5 т), 280-мм мортира Бр-5 (19,7 т), 305 мм гаубица Бр-18 (45,7 т). Эти системы метали снаряды весом от 100 до 330 кг, и их использование планировалось главным образом для разрушения железобетонных дотов. Относительно массовой среди всей этой артиллерийской экзотики была только 203 – мм гаубица Б-4 (871 единица), но и она никак не предназначалась для совместных действий с механизированными соединениями. Тем не менее созданные для буксировки тяжёлых артсистем гусеничные машины сыграли важную роль и в деле формирования новых механизированных корпусов, так как их высокие тяговые характеристики позволяли использовать артиллерийские тягачи для эвакуации с поля боя подбитых танков.

Наиболее распространённым тяжёлым гусеничным тягачом был «Коминтерн», выпускавшийся на Харьковском паровозостроительном заводе № 183 им. Коминтерна (да-да, именно так назывался крупнейший танковый завод мира). Оснащённый 130-сильным двигателем, тягач развивал скорость до 30 км/час по шоссе и имел запас хода 220 км. На предельно низкой передаче (при скорости 2,6 км/час) «Коминтерн» мог тащить тяжёлые артсистемы на подъёме до 40 угловых градусов. О надёжности и ремонтопригодности этой машины можно судить по тому, что с 1 сентября 1942 г. и по конец войны было безвозвратно потеряно всего 56 тягачей этого типа! (17)

В 1940 г. производство «Коминтернов» было свёрнуто, и высвободившиеся производственные мощности завода № 183 были задействованы для серийного производства «Ворошиловца» — гусеничного тягача с уже совершенно феноменальными тактико-техническими характеристиками. Основой конструкции был 400-сильный танковый дизельный двигатель В-2 (ни один немецкий тягач или танк того времени не имел двигатель такой мощности). Без прицепа тягач развивал на шоссе скорость 42 км/час и имел запас хода 390 км, с полной нагрузкой — 20 км/час и 240 км. Другими словами, «Ворошиловец» способен был в течение одного светового дня и на одной заправке топлива переместить тяжёлую гаубицу с одного фланга полосы обороны армии на другой. Максимальное тяговое усилие в 17 т (зимой из-за пробуксовки гусениц оно снижалось до 13 т) позволяло буксировать самые тяжёлые артсистемы, два «Ворошиловца» справлялись даже с чудовищной 305-мм гаубицей Бр-18 весом в 45,7 тонны. В качестве эвакуационного тягача «Ворошиловец» способен был тащить пятибашенный танк Т-35, два тягача могли отбуксировать с поля боя подбитый КВ (48 тонн). Сверхмощная машина оказалась достаточно надёжной и выносливой — несмотря на прекращение осенью 1941 г. серийного производства, 336 «Ворошиловцев» дожили до конца войны (некоторые из них приняли участие в Параде Победы), а затем продолжали нести воинскую службу до начала 50-х годов. (17)

Немцы пошли другим путём. Для транспортировки артиллерийских орудий и боеприпасов была разработана целая «линейка» полугусеничных тягачей с карбюраторными моторами мощностью от 100 до 185 л.с. и максимальным весом буксируемого объекта от 3 до 18 тонн. По скорости буксировки немецкие полугусеничные тягачи значительно превосходили любые советские, разве что за исключением «Ворошиловца». Это есть факт. В оценке этого факта (как и любых других) желательно проявить взвешенный подход и не спешить с выводами. Метод навесной стрельбы гаубичной артиллерии вовсе не требует непрерывного перемещения орудий вслед за наступающими танками. Скорость буксировки не бывает «высокой» или «низкой» сама по себе — практический смысл имеет только соотношение скорости движения артиллерии с темпом наступления танковой дивизии. Самый массовый и дешёвый тягач СТЗ-5 за 4 часа движения со скоростью 15 км/час проползёт по дороге 60 км маршрута. При движении по полному бездорожью потребное время марша возрастёт в 1,5–2 раза, т. е. до 6–8 часов. Вполне приемлемые показатели подвижности артиллерии моторизованных соединений, темп наступления которых даже теоретически не превышал 30–50 км в день. Наконец, не стоит забывать и о том, что новые дизельные танки (КВ, Т-34, БТ-7М) вполне могли быть использованы в качестве гусеничного тягача, причём тягача гораздо более мощного и быстроходного, нежели любой артиллерийский тягач того времени.

При всём при этом «запас карман не тянет», и наличие скоростных артиллерийских тягачей в вермахте было большим его преимуществом. Сложнее обстоит вопрос с оценкой проходимости, без которой «скорость буксировки» превращается из реальной тактической характеристики в бумажную фикцию. На умеренно плохой грунтовой дороге немецкий полугусеничник двигался уверенно, в настоящую же российскую распутицу два передних (пассивных) колеса уходили по ступицу в грязь и, как плуг, «пахали» грунт до тех пор, пока не глох двигатель. В известном смысле немецкие полугусеничные тягачи чем-то предвосхищали современные «паркетные джипы»: красивые, комфортабельные, но при этом уступающие полубрезентовому «уазику» в проходимости по нашему бездорожью. Советские трактора и гусеничные тягачи ползли медленно, но зато наверняка. Что же касается количества, то в данном случае (едва ли не единственном) Германия обогнала Советский Союз. До конца 1939 г. было произведено 5,8 тыс. полугусеничных тягачей пяти разных типов (Sd.Kfz — 11/6/7/8/9), в следующем году произведено порядка 6 тыс., чуть менее 7 тыс. было выпущено в 1941 году, всего — порядка 18,5 тыс. тягачей (в указанную численность не вошли полугусеничные шасси, использованные для производства бронетранспортёров Sd.Kfz – 250/251).

В Советском Союзе с развёртыванием массового выпуска специализированных артиллерийских тягачей серьёзно запоздали. До конца 1940 г. было выпущено 1 798 «Коминтернов» и порядка 600 «Ворошиловцев». С учётом наличия 2 839 тягачей СТЗ-5 (и не считая С-2, производство которых осенью 40-го года только начиналось) набирается порядка 5,2 тыс. тягачей, В 1941 году планировалось выпустить ещё 5 тыс. СТЗ-5, 2 тыс. С-2, 700 «Ворошиловцев», т. е. увеличить число гусеничных тягачей Красной Армии более чем в два раза. Грандиозные планы успешно выполнялись. К началу июня 1941 года в строю были 6,7 тыс. тягачей СТЗ-5 и С-2, более 2,5 тыс. «Коминтернов» и «Ворошиловцев», т. е. порядка 9.2 тыс. специализированных артиллерийских тягачей. (17, стр. 31) Это количество уже превышало общую численность (8,7 тыс.) тяжёлых артсистем, состоявших на вооружении Красной Армии (3 817 гаубиц 152-мм. 2 603 гаубицы-пушки 152-мм, 1 255 пушек, 122-мм, 871 гаубица 203-мм, 147 орудий большой и особой мощности). (9, стр. 248–250) Кроме того, в войсках ещё ДО начала открытой мобилизации числилось порядка 28 тыс. сельскохозяйственных тракторов, что более чем в два раза превосходило суммарное число «объектов для буксировки», т. е. дивизионных гаубиц калибра 122 мм и тяжёлых зенитных орудий калибра 76 мм и 85 мм. Вот на такой «весомой, грубой, зримой» материальной базе и реализовывались планы развёртывания небывалых по мощи танковых соединений: механизированных корпусов Красной Армии.

Решение о формировании восьми механизированных корпусов нового типа было утверждено наркомом обороны Тимошенко 9 июня 1940 г., штатное расписание мехкорпуса утверждено 6 июля 1940 г. (временной разрыв объясняется, вероятно, состоявшейся во второй половине июня аннексией Прибалтики, каковая отвлекла внимание высшего руководства страны). Распределены мехкорпуса были вполне логично. По два корпуса развёртывалось на главных стратегических направлениях, в Киевском и Белорусском (позднее он был переименован в Западный) Особых военных округах, по одному корпусу получили Ленинградский и Одесский округа (фланги будущего фронта), а также центральный Московский военный округ и расположенный на беспокойной границе с оккупированным японцами Китаем Забайкальский военный округ (фактически 5 МК дислоцировался значительно южнее Байкала — в Монголии). Итого 8 мехкорпусов. В октябре 1940 г. было принято решение сформировать ещё один мехкорпус, девятый по порядку и по номеру, в Киевском ОВО. В Закавказском и Средне-Азиатском округах формировалось по одной отдельной танковой дивизии.

Все механизированные корпуса Красной Армии имели единую структуру. В состав мехкорпуса входили:

— две танковые дивизии;

— моторизованная дивизия;

— отдельный мотоциклетный полк;

— многочисленные спецподразделения (отдельный батальон связи, отдельный мотоинженерный батальон, корпусная авиаэскадрилья и т. д.).

По сути дела, в состав мехкорпуса входили три «танковые» дивизии, т. к. советская моторизованная дивизия имела в своём составе танковый полк и по штатному (275 единиц) числу танков превосходила немецкую танковую дивизию. Фактически отличие моторизованной дивизии от танковой заключалось в разной структуре, в разном соотношении между танковыми и мотострелковыми частями. В танковой дивизии было четыре полка: два танковых, мотострелковый и артиллерийский. В моторизованной дивизии также было четыре полка: два мотострелковых, танковый и артиллерийский.

Кроме того, в каждой дивизии были свой батальон связи, свой разведывательный батальон, понтонно-мостовой батальон, зенитно-артиллерийский дивизион, многочисленные инженерные службы. В состав моторизованной дивизии (на случай встречи с танками противника) был предусмотрительно введён и отдельный истребительно-противотанковый дивизион.

Очевидно, что, разрабатывая именно такую структуру, советское командование стремилось к тому, чтобы корпус в целом обладал максимальной оперативной самостоятельностью. В руках командира корпуса был и танковый «таран» — четыре танковых полка танковых дивизий, вооружённые главным образом средними и тяжёлыми танками, и своя собственная артиллерийская группа — три артполка на механической (тракторной) тяге, способная взломать на участке прорыва оборону противника, и механизированная «конная лава» — полк лёгких танков в моторизованной дивизии и корпусной мотоциклетный полк, и своя пехота — четыре мотострелковых полка, способных закрепиться на завоёванной местности и прикрыть наступающий танковый клин с флангов и тыла. Были в мехкорпусе и собственные средства противовоздушной обороны, связи, разведки. Даже собственная разведывательная авиация — корпусная авиаэскадрилья, на вооружении которой было 15 самолётов У-2 и Р-5 («кукурузник» У-2, как известно, взлетал и садился на любой лесной поляне, радикально решая таким образом сакраментальную проблему «отсутствия связи»).

После многочисленных изменений штатной численности вооружение мехкорпуса должно было включать 1 031 танк, а именно: 126 KB, 420 Т-34, 316 БТ, 152 Т-26 (в том числе 108 огнемётных) и 17 плавающих пулемётных танкеток Т-38/Т40. Распределялись танки следующим образом: в моторизованной дивизии по штату должно было быть 258 лёгких скоростных БТ-7 и 17 плавающих танков. Всего 275 танков. Каждой из двух танковых дивизий полагалось 63 тяжёлых танка КВ, 210 средних Т-34, 26 БТ-7 и 76 Т-26 (в том числе 54 огнемётных). Итого 375 танков. Ещё 6 танков БТ-7 числилось в подразделениях управления корпуса. Кроме того, на вооружении мехкорпуса был и такой (отсутствующий в вермахте) тип бронетехники, как колёсные пушечные бронеавтомобили, всего 152 машины БА-10. Вооружены они были 45-мм танковой пушкой 20К в стандартной танковой башне, т. е. по мощности и бронебойности своего вооружения превосходили немецкие танки Pz-I, Pz-II, Pz-38(t), Pz-III(первых серий с 37-мм пушкой), всё ещё составлявшие к лету 1941 года 60 % парка танковых групп вермахта. Всего же (с учётом 116 лёгких пулемётных БА-20) в мехкорпусе числилось 1 299 единиц бронетехники. Если выстроить всю бронетехнику мехкорпуса в одну линию со стандартным маршевым интервалом в 15 м между машинами, то получится «стальная лента» данной в 25 километров. Общее распределение бронетехники мехкорпуса показано в таблице:

Наличие на вооружении мехкорпуса 126 тяжёлых танков KB и 420 средних танков Т-34 кроме всего прочего означает 546 артиллерийских стволов калибра 76,2 мм, дающих вес совокупного залпа в 3 385 кг. Кроме танковых пушек, в составе мехкорпуса была и «нормальная» буксируемая артиллерия, находящаяся в мотострелковых и артиллерийских полках дивизий корпуса. Распределена она была следующим образом:

В целом вес совокупного залпа мехкорпуса (даже не учитывая полтысячи 45-мм пушек в башнях лёгких танков и тяжёлых бронемашин) составлял без малого 6 тонн, т. е. в четыре раза превосходил соответствующий показатель пехотной дивизии вермахта. Д. Павлов мог с чувством законной гордости за Красную Армию докладывать в декабре 1940 г. участникам Совещания высшего комсостава:

«…Переходя к огневым средствам танкового корпуса, я позволю себе огласить вам некоторые итоги. Всего в корпусе имеется орудий всяких калибров и миномётов 1 466. Как видите. если этот корпус будет действовать даже на 10-км фронте (средняя ширина полосы обороны пехотной дивизии. — М.С.), то он один по насыщенности огнём может нанести сокрушительный удар… Танковые корпуса, поддержанные массовой авиацией, врываются в оборонительную полосу противника, ломают его систему ПТО, бьют попутно артиллерию и идут в оперативную глубину. Впереди их, в соответствии с тактической и оперативной обстановкой, выбрасываются парашютные десанты, которые в дальнейшем будут подчинены этим танковым корпусам. За танковыми корпусами устремляются со своими танками мотопехота и стрелковые корпуса… При таких действиях мы считаем, что как минимум пара танковых корпусов в направлении главного удара должна будет нанести уничтожающий удар в течение пары часов и охватить всю тактическую глубину порядка 30–35 км. Это требует массированного применения танков и авиации; и это при новых типах танков возможно…» (14)

Для полного укомплектования танками девяти мехкорпусов и двух отдельных танковых дивизий, решение о развёртывании которых было принято летом 1940 г., требовалось «всего» 10 тыс. танков. Эту отметку Красная Армия «проскочила» ещё в 1937 году, а 15 сентября 1940 г. на вооружении армии числилось 17,7 тыс. танков (опять же не считая лёгкие танкетки Т-27 и плавающие танки). Проблема заключалась не в количестве, а в качестве: серийное производство танков новых типов только-только начиналось, а для полного укомплектования всех 20 танковых дивизий требовалось 1 260 KB и 4 200 Т-34. Разумеется, танки Т-28, Т-26, БТ, которыми временно вооружались новые мехкорпуса, были по меньшей мере лучше немецких фанерных макетов: на них можно было не только обучать личный состав, проводить сколачивание частей и подразделений, но при необходимости и воевать. Ещё раз повторим, что «технически устаревшими» эти танки могли считаться только по сравнению с уникальными характеристиками Т-34 и KB, а вовсе не в сравнении с танками противника.

Всё вышесказанное отнюдь не означает, что с перевооружением на новейшие, лучшие в мире танки не надо было спешить. Поэтому советская танковая промышленность работала не покладая рук. По состоянию на 31 декабря 1940 г. в войска уже поступили первые 196 КВ и 97 Т-34. План производства танков в 1941 г. непрерывно менялся (естественно, в сторону увеличения) и предусматривал выпуск порядка 5,5 тыс. танков новых типов. Фактически в 1941 году было выпущено 1 358 KB и 3 014 Т-34 (1, стр. 598, 38, стр. 18) Причём этот объём производства был обеспечен в таких «условиях», которые летом 40-го г. могли привидеться только в кошмарном сне: один из основных производителей бронекорпусов танков в г. Мариуполе был потерян, два важнейших предприятия (завод № 183 и единственный в стране производитель танковых дизелей завод № 75) пришлось под бомбами перевозить из Харькова на Урал, два огромных ленинградских завода (№ 185 им. Кирова и № 174 им. Ворошилова) оказались в кольце блокады. Нет никаких разумных оснований сомневаться в том, что в нормальных условиях советская промышленность смогла бы обеспечить к концу 1941 года полное укомплектование и перевооружение новыми танками всех девяти мехкорпусов, каждый из которых по числу танков превосходил любую из четырёх танковых групп вермахта, причём при абсолютном превосходстве в ТТХ советской бронетехники.

Огромные «табуны» лёгких танков Т-26 также не были забыты, и переплавка в мартеновских печах им не грозила.

По принятым летом — осенью 1940 г. решениям танковые бригады не только не расформировывались, а напротив — их число решено было увеличить до 45. «Жалкие» 11,5 тыс. лёгких танков, необходимых для укомплектования танковых бригад, по большей части уже существовали. Предполагалось, что бригада лёгких танков будет оперативно подчиняться командиру стрелкового корпуса и использоваться им как для непосредственной поддержки пехоты на поле боя в наступлении, так и в качестве инструмента нанесения мощного контрудара по прорвавшейся в тактическую глубину обороны корпуса пехоте и танкам противника. Таким образом, вопрос, над которым десять лет ломали голову военные теоретики всего мира, был решён в Красной Армии самым радикальнейшим образом. Французы «размазали» три тысячи своих лёгких танков по пехотным частям, оставшись в результате без крупных ударных соединений. Немцы передали все имеющиеся у них танки в 10 (затем 20) танковых дивизий, оставив при этом сто дивизий своей пехоты без танков непосредственной поддержки. Советский Союз, официально сохраняющий строгий нейтралитет в начавшейся европейской войне, развёртывал без малого полсотни танковых бригад для непосредственной поддержки пехоты и в то же время спокойно и уверенно создавал 9 мощнейших танковых «колунов», способных нанести «глубокие рассекающие удары» по любому противнику.

Два поколения советских (а теперь уже и российских) историков вели и ведут с советскими мехкорпусами 1941 года непримиримую борьбу. Оно и понятно: все эти годы официальная советская историческая наука, игнорируя очевидный и бесспорный факт беспримерного массового дезертирства, массовой сдачи в плен и перехода на сторону врага, должна была искать и находить всё новые и новые «причины поражения Красной Армии в начальном периоде войны». Лучшие в мире танки (тяжёлые KB, средние Т-34, лёгкие БТ-7М) просто смешали с грязью (не на поле боя, разумеется, а на бумаге). Было «доподлинно установлено», что все эти танки были поломанные, безнадёжно устаревшие, изношенные, с «ничтожным остатком» в 100–150 часов моторесурса (что, правда, означает 2000–3000 км пробега, достаточного для того, чтобы доехать от Белостока до Барселоны или Лиссабона). Шестерёнки были слишком хрупкими, пальцы гусеничных траков — слишком мягкими, фильтры не фильтровали, перископы не перископили…

К счастью, борьба историков была бескровной. К несчастью, она имела вполне конкретные, ощутимые экономические последствия. Два поколения советских генералов было воспитано и обучено в военных академиях на мифе о том, что катастрофа 41-го года случилась из-за технической отсталости Красной Армии. Советские генералы не хотели повторения катастрофы и полвека давили на партийную верхушку, требуя окончательно и бесповоротно «перевооружить» советскую армию, да так, чтобы и друзья боялись. В результате Советский Союз рухнул и исчез с политической карты, имея на вооружении — кроме всего прочего — 30 тысяч лучших в мире танков.

Новое время — новые песни. Да и читатель нынче новый, молодой и гораздо более требовательный. Посему и нынешние продолжатели славных традиций советской историографии делают своё дело гораздо качественнее. Умнее. Они уже не «подставляют» себя заведомо ложными измышлениями о «многократном численном превосходстве вермахта», а предлагают образованному читателю чисто научные, со множеством «немецких» букв объяснения военной катастрофы 1941 года. Самый изящный (на мой сугубо субъективный, взгляд) образец псевдонаучного замусоривания мозгов предложил публике А. Исаев. Примечательно, что в данном случае моё мнение полностью совпало с оценкой самого Махмуда Ахметовича! Товарищ М. А. Гареев недавно публично заявил: «Если будут такие люди, как Алексей Исаев, наше дело небезнадёжно!» Будут, Махмуд Ахметович, будут. Не сомневайтесь. Mala herba cito crescit («сорная трава быстро растёт»).

Начинает свои построения т. Исаев с абсолютно верного утверждения:

«…Не стоит преувеличивать роль техники… Истоки недоумения — «Как мы могли проиграть с такими хорошими «шиши» (дикарские амулеты. —M.C.), как КВ и Т-34?» — именно в языческом преклонении перед божествами, трансформировавшемся в новейшей истории в преклонение перед техникой. Любая техника — это всего лишь бездушный механизм, который сам по себе не гарантирует успех или поражение».

Золотые слова Золотые. Дальше — ещё лучше:

«Основная ошибка, которую допускают, — это сравнение только танков противоборствующих сторон. Но сражения происходят не между толпами танков на заранее выбранном поле — воюют в реальности организационные структуры, сложные механизмы, собранные из разных родов войск. Танки в них — лишь один из составляющих «кубиков». Знаковый, но не единственно значимый… Обеспечение танковой дивизии непробиваемыми танками, конечно, хорошо, но это только полдела. Танки надо заправлять, чинить, снабжать боеприпасами, обеспечивать разведкой, артиллерийской и пехотной поддержкой… Но для всего этого нужна примерно равная подвижность «кирпичиков» мехсоединения, когда и танки, и артиллерия, и пехота, топливо, боеприпасы для них двигаются со сравнимой скоростью, обеспечивая самостоятельные действия в глубине обороны противника…» (33)

Как можно с этим не согласиться? С этим не согласиться нельзя. Очарованный таким серьёзным разговором (и вправду диковинным на фоне общего пещерного уровня «традиционной» отечественной историографии войны), читатель не замечает, как его начинают легонечко сталкивать с верного пути в заранее подготовленную яму-ловушку:

«Можно и из хорошего кирпича сложить сарай или, напротив, создать шедевр архитектуры из посредственных строительных материалов». Стоп — здесь уже явная передержка. Из плохих материалов (например, из миллиона томов произведений Гареева и Исаева) шедевр архитектуры не сложишь— сгниёт от снега с дождём и рухнет. Это очевидно. Менее очевидно, но очень важно для дальнейшего изложения понимание того простого факта, что разные «кирпичики» предполагают и разную конструкцию здания (из кирпича складывают купольный свод, из деревянного бруса — двускатную крышу, из железобетонной панели — плоское перекрытие). Но тезис о возможности создания шедевров из посредственных стройматериалов очень нужен г. Исаеву — и вот для чего:

В середине 30-х в Германии был разработан принципиально новый организационно-штатный механизм для использования танков, который стал своего рода «мечом-кладенцом» вермахта в кампаниях 1939–1942 гг. Первый шаг к этому «мечу-кладенцу» был сделан 12 октября 1934 г., когда в Германии была завершена разработка схемы организации первой танковой дивизии. 18 января 1935 г. инспектор моторизованных войск генерал Лютц выпустил приказ на формирование трёх танковых дивизий. Этот день можно условно считать датой рождения нового механизма ведения войны. Они должны были комплектоваться жалкими Рz-1 с двумя пулемётами, но на свет появилось сооружение, способное на нечто большее, чем просто взлом обороны противника. Вместо Рz-I могли быть хоть автомашины, зашитые фанерой (подчёркнуто мной. — М.С.) под танки. Произвести танки и наполнить форму соответствующим содержанием было уже делом техники и времени…» (67)

Кто бы спорил — тот день, когда неизвестный древний китаец запустил в древнекитайское небо первую пороховую ракету, может считаться днём рождения космонавтики. Пилотируемый полёт на Марс стал после этого всего лишь «делом техники и времени». Но, видимо, г. Исаев предлагает нам поспорить на тему о том, кто ближе подошёл к пилотируемому полёту на Марс: Америка, которая уже успешно отправляла своих астронавтов на Луну, Россия, которая серийно производит мощные (хотя ещё и недостаточные для марсианской экспедиции) ракетоносители, или, скажем, Бирма, в которой дальше праздничных петард «техника и время» пока ещё не продвинулись? В 1935 году в Германии родилась очередная бюрократическая бумажка, на которой были нарисованы квадратики со стрелочками, обозначающие полки и батальоны несуществующей танковой дивизии, вооружать которую предстояло фанерными макетами танков. Учебно-боевые танкетки Pz-I, как убедительно показал практический опыт войны в Испании, не только не были способны «на нечто большее, чем просто взлом обороны противника», но и вообще не годились для использования в качестве линейного танка. В Советском Союзе в это время было уже 3,5 тысячи танков с пушечным вооружением, а к концу 1935 года в Красной Армии было сформировано 18 танковых бригад. В чём же состоит то великое преимущество рождённой в Германии бумажки, в силу которого она весит больше, чем 3,5 тысячи танков? А вот в чём:

«Главное — новаторская идея использования танковых войск — уже было в наличии… В чём же была суть новшества? Создание организационной структуры, включающей танки, моторизованную пехоту, артиллерию, инженерные части и части связи, позволяло не только осуществлять прорыв обороны противника, но и развивать его вглубь, отрываясь от основной массы своих войск на десятки километров. Танковое соединение становилось в значительной мере автономным и самодостаточным… Тонки становились стратегическим средством борьбы. Теперь появилась возможность реализации на практике «философского камня» военного искусства, проведение молниеносной воины против сильного противника…» (67)

Как говорил классик: «Остапа несло». Именно потому, что в Красной Армии была не только «новаторская идея», но и реально существующие танковые части и соединения, идею удалось проверить на практике. Получен ценный отрицательный результат: такие танковые соединения на такой материальной базе (лёгкие танки с противоснарядным бронированием и малокалиберным вооружением) не могут быть ни автономными, ни самодостаточными. Казалось бы, точно такой же вывод следовало сделать и применительно к танковой дивизии вермахта. Без танков с нормальным артиллерийским вооружением и противоснарядным бронированием, без должного количества гусеничных тягачей для артиллерии и вездеходных транспортёров для солдат и боеприпасов немецкий «меч-кладенец» был бы ещё более беспомощным в глубине обороны упорно обороняющегося противника, нежели советские танковые бригады. Высказать «новаторскую идею» о том, что все «кирпичики» ударного механизированного соединения должны обладать равной подвижностью, хорошо. Но мало. Надо ещё эту идею реализовать материально-технически. Сделать это в полном объёме к 1941 году не смог даже Советский Союз. Тем более не успела это сделать и гитлеровская Германия, которой история отпустила ничтожно мало времени (с 1935 по 1941 г.). Но г. Исаев объявил технику языческим идолом («шиши»), как выясняется, лишь для того, чтобы сотворить нового кумира из организационных структур! 48-тонный танк KB объявлен жалким дикарским амулетом, зато бумажный листочек со схемой организационной структуры немецкой танковой дивизии — «философским камнем» и «мечом-кладенцом». Пренебрежительное замечание — «обеспечение танковой дивизии непробиваемыми танками, конечно, хорошо, но это только полдела» — оказалось всего лишь подготовительной ступенью к тому, чтобы объявить отсутствие в вермахте «непробиваемых танков» венцом дела.

И вот, наконец, появляется тот вожделенный конечный пункт, к которому так затейливо вели читателя:

«В Киевском ОВО имеется 6 соединений, которые можно использовать как самостоятельные… В Одесском ВО — три. Итого 6 танковых и 3 моторизованные дивизии… Если мы сравним не брутто-количество танков противоборствующих сторон, а организационные структуры, то количество самостоятельных механизированных соединений Киевского ОВО, Одесского ВО и 1-й танковой группы вермахта вполне соразмерны друг другу. Остальной танковый парк советской стороны объединён в организационные структуры, не обладающие вследствие недостатка транспорта нужной подвижностью для ведения манёвренной войны». (33, стр. 75)

5 826 советских танков (в том числе 818 KB и Т-34) = 728 немецким (из них 373 лёгкие танки и танкетки).

20 танковых + 11 моторизованных дивизий Красной Армии = 5 танковым + 3 моторизованным немецким дивизиям.

Что и требовалось доказать. Впрочем, на стр. 663, в завершение своей книги, г. Исаев объясняет, что и шести-то танковых дивизий в Красной Армии не было:

«Если называть вещи своими именами, то эффективная организационная структура типа «танковая дивизия» у советской стороны отсутствовала. Наличие организационных структур с названием «танковая дивизия» не должно вводить в заблуждение — решать задачи самостоятельного танкового соединения они были неспособны… Дивизии эти были перегружены танками (подчёркнуто мной. — М.С.) и недогружены мотопехотой и артиллерией». (33. стр. 663)

Феерическая фраза про «перегруженность танковых дивизий танками» могла бы показаться опечаткой (или намеренно выхваченным мною из текста книги Исаева неудачным выражением), если бы эта идея не проводилась настойчиво на десятках страниц. Мощнейшие танковые войска мира объявляются несуществующими только на том основании, что структура (соотношение числа танковых, артиллерийских, пехотных частей) танковой дивизии Красной Армии отличалась от соответствующей структуры немецкой танковой дивизии, причём последняя объявляется высшим идеалом, неким «золотым сечением», позволяющим творить чудеса:

«… Немцы пришли к своему «золотому сечению» организации танковых войск: на 2–3 батальона танков в танковой дивизии вермахта было 4 (или 5, если считать с мотоциклетным) батальона мотопехоты… Именно такая организация танковых войск позволила немцам (подчёркнуто мной. — М.С.) дойти до стен Москвы, Ленинграда и Киева…» (33, стр. 66)

Да, восхищение товарища Гареева можно понять — он и его коллеги до такого за полвека не додумались… Вопрос о том, почему в 1941 году мехкорпуса Красной Армии не дошли до Берлина, Праги и Будапешта, г. Исаев в явном виде даже не обсуждает, но даёт понять: не было у нас «золотого сечения». А без «сечения» да «кладенца» много не навоюешь:

«…С «золотым сечением» дела у советской танковой дивизии были откровенно плохи. Если сравнить танковую дивизию советского мехкорпуса и танковую дивизию вермахта, то видно, что, например, противотанковые орудия в советской дивизии отсутствуют вовсе, количество лёгких гаубиц в немецкой дивизии вдвое больше, полковых орудий в немецкой танковой дивизии больше в пять раз, миномётов среднего калибра — почти в полтора раза. Но, конечно, наиболее ощутимой была разница в численности мотопехоты в сравнении с количеством танков… На 375 танков советской танковой дивизии приходилось примерно 3 тыс. человек мотопехоты, а на 150–200 танков танковой дивизии вермахта приходилось б тыс. человек мотопехоты… Поэтому немецкой танковой дивизии было легче и наступать и обороняться. У неё было больше пехоты, двигающейся вместе с дивизией и способной занять и удержать местность». (33, стр. 72)

Всю эту дискуссию можно было бы «закрыть» одним простым напоминанием о том, что и в Красной Армии была дивизия самого что ни наесть «золотого сечения». И не одна, а тридцать одна. Разумеется, речь идёт о моторизованной дивизии штата июля 1940 г. Всё в ней структурно точно так, как в танковой дивизии вермахта: один танковый, два мотострелковых и артиллерийский полк. На 3 батальона танков 6 батальонов мотопехоты. И отдельный дивизион ПТО в ней есть (36 противотанковых «сорокапяток»). И состав вооружения артиллерийского полка вполне сопоставимый. Одна беда — даже советская моторизованная (не говоря уже про танковую) дивизия штатно «перегружена» танками: 258 скоростных танков БТ-7 на 5 904 человека в двух мотострелковых полках. Но если с самого начала полсотни «лишних» танков бросить на обочине, то и получится самый настоящий «меч-кладенец». С таким хоть на Москву, хоть на Берлин. Позволит дойти…

Фактически не только моторизованные, но и танковые дивизии Красной Армии к 22 июня 1941 г. не были, к огромному сожалению, «перегружены» танками. Несколько забегая вперёд в изложении исторических событий, отметим, что весной 41-го развёртывалось не 9, а 29 мехкорпусов, что и привело к огромной (огромной относительно штатного расписания, а не численности противника!) нехватке танков. Конкретно в составе 20 мехкорпусов (не считая формирующиеся 17 МК и 20 МК Западного фронта), принявших участие в боевых действиях первых недель войны, было порядка 12,5 тыс. танков, т. е. в среднем по 208 танков на одну (танковую или моторизованную) дивизию. Так называемые «безлошадные» (не получившие танков) танковые полки решено было временно вооружить пушками (24 «дивизионки» 76-мм + 18 противотанковых 45-мм на один полк) на автомобильной (грузовики ГАЗ-AA и ЗИС-5/6) тяге. В результате фактический состав большей части советских танковых дивизий оказался перегружен артиллерией и недогружен танками. В лучшем «золотосеченном» виде…

Если бы г. Исаев сам верил в то, что он пишет (а не морочил голову доверчивым читателям по худшим рецептам психологической войны), то он бы начал с главного вопроса — настолько ли значим фактор организационной структуры, что не соответствующие некому произвольному нормативу («золотому сечению») танковые дивизии теряют свою боеспособность до нуля? Этот вопрос немедленно привёл бы его к следующим: «А что делает батальон пехоты мотопехотным батальоном танковой дивизии? Утверждённая неким генералом «схема организации», или прежде всего и главным образом реальное наличие транспортных средств, позволяющих двигаться с той же скоростью и той же проходимостью, что и танки?» Включить в состав танковой дивизии можно что угодно. На бумаге. Не секрет, что накануне 22 июня 1941 г. немецкое командование включило в состав танковых групп вермахта пехотные дивизии. Не мотопехотные, а самые обыкновенные пехотные дивизии. С артиллерией на конной тяге и солдатами на двух ногах каждый. Чуда, однако же, не произошло, и через несколько дней безнадёжно отставшая пехота не слышала даже грохота канонады ушедших на сотню километров вперёд танковых дивизий.

Гораздо более разумным было принятое в Красной Армии (и в теории, и на практике) создание так называемых «конно-механизированных групп». Разумеется, речь идёт не о том, чтобы вместе с танками атаковать конной лавой укреплённую полосу противника. Лошадь в кавдивизиях Второй мировой войны выполняла главным образом роль транспортного средства, повышающего подвижность соединения (в сравнении с обычной пехотой) во много раз. Непосредственно в бой кавалеристы шли, как правило, в пешем строю. Среди лесов и болот Белоруссии и северо-запада России советская кавалерия по своей подвижности как минимум не уступала немецкой мотопехоте. Двигаясь с темпом 50–60 км в день (что для конницы вполне доступно), кавалерийские дивизии могли не отставать от танков даже в условиях самого успешного, стремительного наступления. Конечно, никакая лошадь не может соревноваться с мотором в способности к непрерывному, многочасовому и многодневному движению. Следует принять во внимание и исключительную уязвимость конницы для ударов с воздуха. Разумеется, создание конно-механизированных групп было вынужденным паллиативом, но для того времени, когда ни гусеничных бронетранспортёров, ни даже сотни тысяч трёхосных американских «студебеккеров» с их фантастической проходимостью и надёжностью в Красной Армии ещё не было, объединение танковых и кавалерийских дивизий во временные оперативные группы было адекватным и достаточно эффективным решением. К слову сказать, даже в освобождении Праги в мае 1945 г. приняли участие девять (!) советских кавалерийских дивизий…

История с включением в июне 41-го пехотных дивизий в состав танковых групп вермахта является крайним примером бюрократического фетишизма. Но и в мотопехотных полках танковых и моторизованных дивизий вермахта проблема обеспечения хотя бы сопоставимой с танками проходимости не была решена. Основная масса этой пехоты передвигалась вовсе не на бронетранспортёрах (как показывали в старом советском «кино про войну»), а на разномастных трофейных грузовиках и автобусах. Начальник генерального штаба вермахта Гальдер в своём знаменитом дневнике отмечает (запись от 22 мая 1941 г.), что в 17-й ТД (2-я танковая группа Гудериана) насчитывается 240 разных типов автомашин. 17-й танковой дивизии предстояло начать наступление на правом фланге группы армий «Центр», среди болот белорусского Полесья. На такой местности трофейный бельгийский автобус или французский хлебный фургон быстро превращался из средства передвижения в предмет для толкания. 3-я танковая группа в первые дни войны двигалась по лесным дорогам южной Литвы. Там вроде бы песочек, а не болота. Тем не менее командующий группой Г. Гот описывает события второго дня войны так:

«Машины всё время застревали и останавливали всю следующую за ними колонну, так как возможность объезда на лесных дорогах полностью исключалась… Пехотинцы и артиллеристы вынуждены были всё время вытаскивать застрявшие машины… для командования было настоящим мучением видеть, как задыхаются его «подвижные» войска…

В полдень 23 июня танковый полк 1-й тд вышел на дорогу Лида — Вильнюс, колёсные машины дивизии остались далеко позади…» (13)

20 июля 1941 года, после тёплого летнего дождика, месяца за три до наступления настоящей осенней распутицы, Ф. Гальдер записывает в своём дневнике:

«…11-я танковая дивизия движется на Умань тремя подвижными эшелонами: 1) гусеничные машины с посаженной на них пехотой; 2) конные повозки с пехотой, которые следуют за гусеничными машинами; 3) колёсные машины, которые не могут двигаться по разбитым и покрытым грязью дорогам и поэтому вынуждены оставаться на месте…»

Запись от 3 августа:«Паршивая погода! Сулившие вначале успех бои по окружению группировки противника (в районе Умани. — М.С.) задерживаются ливнями, которые повлекли за собой уменьшение подвижности моторизованных соединений…»

Для реального обеспечения взаимодействия танков и мотопехоты 20 немецким танковым дивизиям 1941 года — наряду с самой «правильной» организационной структурой — нужно было ещё порядка 10 тыс. полугусеничных бронетранспортёров «Ханомаг» (Sd.Kfz. 251). Такого количества не было произведено и за пять лет войны (реальный выпуск на конец 1943 г. составил 6,5 тыс., в том числе в 1939–1940 гг. — всего 569 единиц). (80, стр. 262) Фактически к началу вторжения в СССР далеко не в каждой танковой дивизии вермахта была хотя бы одна мотопехотная рота, оснащённая штатным количеством (26 штук) бронетранспортёров. В скобках заметим, что корень «броне» в слове «бронетранспортёр» применительно к Sd.Kfz. 251 скорее вводит в заблуждение— Для того чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на любую фронтовую фотографию «Ханомага» — не красочную иллюстрацию в журнале, а именно фотографию. Внимательно всмотревшись в фотографию, мы увидим поясные ремни сидящих в этом бронетранспортёре солдат. И это не потому, что в вермахте служили 2-метровые гиганты, а потому, что борта у «Ханомага» были очень низкие и закрывали они от огня противника только нижнюю часть немецкой мотопехоты. А низкие они были потому, что платформа была высокая, а высокая платформа досталась ему в наследство от полугусеничного артиллерийского тягача Sd.Kfz-II, на шасси которого он и был сделан…

Разумеется, ехать на автобусе (даже если он и застревает на просёлочных дорогах после первого же дождя) всё равно гораздо быстрее и удобнее, нежели идти пешком. И при определённых условиях — главным из которых является отсутствие организованного сопротивления противника — мотопехотные подразделения могут не отрываться от танков, двигаясь по дорогам на самых обычных грузовиках. Правда, тут возникает другой вопрос: а нужно ли танковым соединениям в подобной ситуации стремительного рейда по тылам охваченного паникой противника «занимать и удерживать местность»? Или важнее удержать инициативу, мосты, переправы, узловые железнодорожные станции, передав следующей по следам танков пехоте обязанность собрать трофеи и согнать пленных в маршевые колонны?

«Только преследование может закрепить успехи, достигнутые в предыдущих боях. Поэтому каждый танковый командир должен стремиться продолжать наступление всеми боеспособными машинами и вести его до тех пор, пока хватает горючего… Только таким образом можно облегчить последующие бои или совсем их избежать… Каждая выигранная четверть часа ценна и может оказать решающее влияние на боевые действия» — так пишет Г. Гудериан, выдающийся теоретик танковой войны, многократно проверявший правоту своих теорий на практике (16) С ним полностью согласен и Г. Гот: «Успех, достигнутый благодаря смелым и стремительным действиям танковых соединений, необходимо использовать для того, чтобы удержать за собой оперативную инициативу (а не местность. — М.С.). Сковывание подвижности танковых соединений, которая является их лучшей зашитой, удержание их в течение длительного времени на одном месте противоречит самому характеру и назначению этого рода войск…» (13)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.