3. Псевдонимы в революционном движении России

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Псевдонимы в революционном движении России

Революционное движение в России было, как известно, «многослойным». Это отметил еще В.И.Ленин, хотя мельком, и без детализации всех возможных выводов из этого факта. Теперь, зная во всех подробностях историю революционного движения в России, от декабристов до партии большевиков, мы можем совершенно определенно сказать, что каждый отряд, каждый исторический «слой» этого движения был теснейшим образом связан со своим временем, с проблемами, возникавшими, в том обществе, в котором этот «слой» революционеров существовал, и, несмотря на все свои мечты о будущем, вопреки своей обращенности к будущему – никогда не мог перебросить «мост» в следующий исторический период, в следующую историческую эпоху, так как жил и умирал всегда вместе со своей исторической эпохой.

Этот факт весьма многое объясняет в истории развитая России, и особенно, в ошибках и просчетах разных «слоев», «отрядов» русских революционеров, фактически так и не создавших какой-либо сквозной – проходящей сквозь века – прочной революционной традиции и своего социального революционного традиционного «электората». И эта «изолированность» каждого нового исторического «слоя» революционеров подтверждается неизменно самыми разнообразными «мелкими» фактами, на которые обычно историки и не обращают внимания, в том числе и фактом различного отношения революционеров разных эпох к использованию псевдонимов.

Декабристы, составлявшие не политическую партию, а несколько полуавтономных заговорческих кружков, и принадлежавшие к дворянству (титулованному и не титулованному), а также преимущественно к военной касте, – хотя и понимали необходимость соблюдения элементарной конспирации, т.е. неразглашения своих тайн – окружающим, но, веря в свою сословную и военную солидарность, и в такие понятия, как «честное слово», презирали скрытность, как норму поведения и в силу этого – принципиально не пользовались ни псевдонимами, ни кличками в качестве средств конспиративного или политического прикрытия.

Народовольцы, не представлявшие собой сословно замкнутую группу, но составлявшие почти профессионально заговорческую организацию, были дисциплинированными, стойкими революционерами, и признавали необходимость строжайшей конспирации своей деятельности, полной изолированности ее, ограждения от внешнего мира.

Это были люди, открыто и честно порвавшие со всем, что могло их связывать с существующим обществом. Люди, представлявшие собой элиту российской интеллигенции, куда входили представители буквально всех тогдашних сословий, (от дворян до крестьян) многих национальностей (около десятка!) и к тому же высокообразованных, в том числе и те, кто являлся автодидактом. Все это давало им огромную идейную и организационную силу, сплачивало их в единый социальный и интернациональный союз, в самом факте создания которого, они черпали силы и уверенность в правоте своего дела. Наконец, это были люди лично чистые, честные, открытые, искренние, происходившие из крепких, патриархальных семей, с налаженным бытом в детстве, не испорченные никакими тлетворными воздействиями общества.

Они были, может быть, даже слишком идеальными, возвышенными, но каждый из них ощущал себя простым солдатом общей революционной семьи и обшей борьбы. О высоких нравственных качествах народовольцев и землевольцев очень хорошо и, главное – исторически верно сказал один молодой поэт, прошедший фронты Отечественной и … погибший в атмосфере затронутой разложением московской литературной среды в начале 60-х гг.[2]

Народовольцы – простые солдаты,

Их подвиг – солдатский, их жизнь – простота

Самые их заблуждения – святы,

Недосягаема их чистота!

Именно такие психологические качества революционеров этого поколения не давали им никаких оснований пользоваться псевдонимами или партийными кличками.

Они были отличными конспираторами, понимали необходимость конспирации от противника, но в среде своих они не могли кому-то не доверять и им не приходило даже в голову избирать для прикрытия своей персоны какой-то псевдоним или кличку. Как молодые люди, они знали друг друга и общались друг с другом по именам, а при аресте скрывали свою настоящую фамилию, отказываясь ее называть, но псевдонимы в своей партийной работе они не употребляли.

Лишь в том случае, когда кому-либо из них приходилось выступать в печати, в газетах или журналах, они, как и все интеллигенты XIX века прибегали к псевдонимам, обычно, случайным, и не постоянным, а для определенной статьи. Интересно, что они избирали в качестве псевдонима – нечто прозрачно намекающее на истинную фамилию – или на характер владельца псевдонима.

Так, например, землеволец А.П.Буланов взял псевдоним П.Соловов для легальных статей о состоянии образования в Сибири, публикуемых в «Юридическом вестнике». Дело в том, что здесь обыгрывались термины конских мастей, в то время всем – от крестьянина до царя – хорошо известные и понятные: буланой называли лошадь рудожелтой масти, имевшей черный или чернобурый «ремень» (полосу) по хребту от гривы до хвоста и такие же черные гриву и хвост. Такие лошади выглядели всегда бойкими, красивыми, благодаря цветовому контрасту. Поэтому лошадей буланой масти использовали в кавалерии. Соловых же лошадей в армию не брали. Ибо они казались – унылыми, так были такого же желтовато-серого цвета, как буланые, но без черных гривы, «ремня», и хвоста. Этих блеклых, неярких лошадок использовали в крестьянских хозяйствах, как рабочих лошадей.

Если учесть, что инициал "П", обозначавший отчество Буланова, был поставлен им в псевдониме, на место имени, то становится особенно наглядной «обратность» псевдонима. Такой псевдоним должен был, как бы подтверждать, обозначать, что выступление автора в легальной печати – это всего лишь оборотная, тыльная, будничная сторона его жизни – работа для денег, и что активным (бойким) и занятым по-настоящему основной деятельностью Буланов по-прежнему остается в рядах своих товарищей, где его знают не как Солового, а как Буланого … коня.

Так обстояло дело с псевдонимами в народовольческой среде, где их либо вовсе не существовало, либо их появление было связано не с революционной деятельностью, а с легальной литературной работой, согласно правилам которой для того времени авторы и поступали. В таких случаях псевдонимы народовольцев всегда содержали легко понятный для близких намек на подлинную фамилию владельца. Иными словами, – от своих ничего не скрывалось! Этот принцип проводился последовательно.

Когда же в противовес народовольческому движению возникли организации социал-демократической партии, придерживающейся иной идеологии и иной программы политических действий, а также впервые в истории России создавшей настоящую партийную структуру, ставшую подлинно политической общероссийской партией, рассчитанной на создание массового рабочего движения, – то отношение к выбору псевдонимов со стороны этого, третьего отряда революционеров, – коренным образом изменилось.

Зная из печального опыта декабристов (их организация была предана еще задолго до 14 декабря 1825 г. – «декабристом» унтер-офицером И.Шервудом) и народовольцев (в их среду неоднократно внедрялись провокаторы), как разрушающе на партийные ряды влияют полицейские репрессии и, стремясь всячески обезопасить партию от провалов, руководство РСДРП первым долгом потребовало от членов партии соблюдения строжайшей конспирации, и организовало систему паролей, кличек, явок, как «профилактический» заслон от полицейского вмешательства.

Среди различных конспиративных мер партия регламентировала и выбор псевдонимов, т.е. их обязательность и неукоснительное употребление в процессе практической деятельности партии, в качестве партийных кличек, под которыми активные работники только и могли выступать как в ячейках, так и перед массами и в партийных документах, в том числе при выборах на съезды и конференции. При этом был также определен и сам характер псевдонимов, их некое «единство построения», что объяснялось тоже потребностями усиления конспирации.

Так, согласно наиболее распространенному русскому обычаю, было предложено образовать псевдонимы от самых употребительных русских имен. Это было просто, лишено какой-либо интеллигентской претенциозности, понятно любому рабочему и, главное, выглядело для всех настоящей фамилией, в то же время ни коим образом не ориентируя полицию, а наоборот, всячески сбивая ее с толку. Так, даже тем членам партии, чьи подлинные, природные фамилии являлись производными от какого-либо русского имени, было предложено избрать псевдоним – производный от иного имени.

В результате ведущие, активные, наиболее известные деятели РСДРП получили следующие партийные псевдонимы: (Приведены фамилии и псевдонимы некоторых делегатов II-го, III-го и IV-го съездов РСДРП. Слева – псевдонимы, справа, в скобках – подлинные фамилии)

АКИМОВ (Махновец)

АНТОНОВ (В.А.Овсеенко)

АРСЕНЬЕВ (М.В.Фрунзе)

БОГДАНОВ (А.А.Малиновский)

БОРИСОВ (С.Суворов)

ВОЛОДИН (К.Е.Ворошилов)

ГЛЕБОВ (Н.П.Авилов)

ДАНИЛОВ (Ф.И.Гурвич)

ЕГОРОВ (Левин)

ЗИНОВЬЕВ (О.А.Аппельбаум)

ИВАНОВ (Левина)

КИРОВ[3] (С.М.Костриков)

МАКСИМОВ (А.А.Богданов)

МАРТЫНОВ (А.С.Пикер)

МИХАЙЛОВ (Постоловский)

ОСИПОВ(Залкинд)

ПАНИН (Гальберштадт)

САШИН (Дунаев)

СЕРГЕЕВ (А.И.Рыков)

СТЕПАНОВ (А.А.Андреев)

ФИЛИППОВ (Румянцев)

ФОМИН (В.Н.Крохмаль)

Как нетрудно заметить, все в этом списке выглядело одинаково, ни за одним псевдонимом нельзя было различить какие-либо индивидуальные национальные или половые черты (поскольку и женщины должны были иметь мужские псевдонимы). При этом настоящие фамилии, происшедшие от имен, вроде Андреева, никак уж не выглядели на этом фоне фамилиями и могли только еще более сбить с толку полицию, которой могло показаться, что Степанов выглядит гораздо более похожим на настоящую фамилию, чем более распространенный Андреев.

На таком фоне и фамилия ЛЕНИН (от имени Лена) не производила никакого особого впечатления, да и псевдоним ИВАНОВИЧ, избранный И.В.Джугашвили для регистрации на IV-м съезде, не особенно выделялся, как индивидуально окрашенный, поскольку и он следовал, в общем, намеченной партией рекомендации: брать себе псевдонимы, произведенные от русских имен[4].

Наряду с «именными» псевдонимами, в партии создалась и «стихийная» традиция пользоваться также «зоологическими» псевдонимами, т.е. производными от пород зверей, птиц и рыб. Их выбирали люди, которые уж никак не могли преодолеть своей яркой индивидуальности и хотели хоть как-нибудь косвенно отразить ее в своем псевдониме.

Вот некоторые из таких зверо-птице-рыбных псевдонимов:

ЛЬВОВ (Мошинский)

МЕДВЕДЕВ (Николаев)

ТИГРОВ (оба – но в разное

ВОЛКОВ время Б.В.Авилов)

БАРСОВ (М.Цхакая)

ОРЛОВ (Махлин)

ГОЛУБИН (Джапаридзе)

СОРОКИН (Н.Бауман)

ГРАЧ (Н.Бауман)

ГУСЕВ (Я.Д.Драбкин)

ОСЕТРОВ (Аристархов)

РЫБКИН (Анашкин)

Значительно меньшая часть «стихийников» искала свои псевдонимы среди названий времен года или названий месяцев, что в целом сохраняло «нейтральность» обозначения.

ЛЕТНЕВ (И.Е.Любимов)

ЗИМИН (Л.Б.Красин)

МАРТОВ (Ю.Цедербаум)

МАЙСКИЙ (И.Ляховецкий)

Не следовали партийным предписаниям о выборе псевдонимов до революции 1905 г. только кавказцы – грузины, армяне, азербайджанцы, – стремившиеся, в нарушение конспиративных правил, как раз как-то обозначить, как-то сохранить в псевдониме кавказский «оттенок», «след» или «налет».

Так, делегаты партийных съездов и конференций от кавказских организаций регистрировались под следующими псевдонимами.

От Бакинской организации – Сакартвелов (Сакартвели по-грузински Грузия)

От Кутаисской организации – Картвелов (Картли – центральная Грузия)

От Гурийской организации – Шайтанов (Шайтан – черт)

От Эриванской организации – Суренин (от имени Сурен)

От Тифлисской организации – Бериев (от имени Бери)

От турецкого Закавказья – Карский (от г. Карс)

От Нахичеванского округа – Беков (А.Зурабов, бек – дворянский титул)

В этом отчетливо проявилась недисциплинированность и «дикость» кавказских членов партии, а также степень недисциплинированности каждого, и их неверные представления о том, что отход от предписаний партии в таком маленьком вопросе не нанесет ущерба ни партии, ни им самим.

Так, те, кто производил свои псевдонимы от кавказских имен, полагали что они вовсе не нарушают партийных указаний, не понимая, что весь смысл этих рекомендаций состоял не в том, чтобы псевдонимы были только «именные», а в том, чтобы, дав всем русские имена скрыть от противника вообще всякое представление о национальном составе партии, не дать полиции зацепиться ни за какую «индивидуальную черту», а не просто унифицировать, «русифицировать» все партийные псевдонимы.

Это говорит о том, что даже тогда партийный аппарат на периферии страны был намного ниже по своему уровню, чем руководящие органы партии и последние были не в силах контролировать состав организаций даже в условиях их относительной малочисленности. Что же сказать о последующих временах? Уже одно это обстоятельство буквально заставляло, требовало проведения периодических чисток, ибо засоряя партию балластом, или просто дураками, теряли постепенно и лицо партии, ее авторитет. А с 1935 г. чистки в партии уже практически не проводились и были заменены как раз их самым недопустимым эрзацем: репрессиями карательных органов, которые зачастую уничтожали «культурные ростки», а оставляли явные «сорняки», ибо решали карательно-уголовную задачу, а не политическую. Именно в извращении самой сущности чисток, а не в факте их проведения в свое время и лежит основной политический и исторический порок политики второй половины 30-х годов. Но именно этот момент до сих пор замалчивается при критике партии, в то время как разъяснение его должно было бы стать ключевым в начале перестройки в 1986-89 гг.

Это сознательное извращение сути исторических ошибок партийного руководства и позволило горбачевцам и «демократам» оболгать всю политику партии, и увести массы от созидательных задач на путь разрушения и партии, и социалистического государства.

Но вернемся к псевдонимам в эпоху пребывания партии в подполье. Еще более недисциплинированными по отношению к рекомендациям партии, и тем самым к ее политике, к ее авторитету, оказалась та часть ее членов, которая пришла в революционное движение, пройдя несколько оппозиционных организаций и фракций – из Бунда, из среды «экономистов», из меньшевиков и др.

Отчасти не зная о сложившихся уже традициях в РСДРП(б), а отчасти не считая их для себя обязательными, особенно в той части, где они касались не принципиальных политических вопросов, а партийного быта, партийных привычек, партийного поведения, – эти люди, особенно после 1905 г. и наступившего периода разброда в 1907-1910 гг. привносили в партию свои понятия, свои привычки, и в частности, свое понятие о партийных псевдонимах, с которыми они, как правило, уже приходили в партию, и которые выбирали еще до своего активного участия в ее работе, или же после пребывания в ссылке или в тюрьмах, куда они попадали первоначально сразу же после первых шагов в той или иной организации, как правило, по беспечности и неопытности.

Самой распространенной основой для выбора псевдонима у этого типа людей были географические объекты, т.е. города или села, где они родились, были в тюрьме или на поселении, или же где им приходилось вести свою основную партийную работу. Выбор подобных псевдонимов не требовал никакого труда и размышления, происходил в 90% случаев совершенно автоматически и единственным препятствием такого выбора могла служить неблагозвучность того или иного географического пункта. Технически же псевдоним этого рода представлял собой прилагательное, образованное от названия населенного пункта с окончанием «-ский». Так, если город назывался Немиров, то фамилия-псевдоним получалась – Немировский, а если это была Белая Церковь, то и тут затруднений не возникало и получался красивый псевдоним Белоцерковский.

По такому принципу образовывали свои не только псевдонимы, но и полноправные фамилии, в царской России все евреи, выезжавшие по разрешению на работу или место жительства из Польши, Украины и Белоруссии в великорусские губернии России или в Сибирь. Пересекая «черту оседлости», т.е. границу, за которую евреи не имели права в царской России выезжать без разрешения, они, обычно, меняли свои национальные, специфические имена и фамилии и брали «географическую фамилию» с «польским оттенком». Но от настоящих польских фамилий такие фамилии отличались тем, что были основаны исключительно на использовании географической номенклатуры, в то время как настоящие польские фамилии были связаны прежде всего с польскими словами, обозначавшими профессию, качество или свойство характера и реже – родовое («звериное») наименование владения или поместья, названия которых никак не напоминали распространенные географические объекты.

Беря партийный псевдоним по этому типу, многие использовали географические названия не своего места рождения за чертой оседлости, а наименования русских населенных пунктов, где им приходилось бывать.

Так возникли псевдонимы:

Варшавский – (М.Г.Бронский)

Ярославский – (М.И.Губельман)

Киевский – (Г.Л.(Ю.Л.) Пятаков)

Радомысльский –

Московский – (О.-Г.А.Апфельбаум)

Троцкий – (Л.Д Бронштейн) от г. Троки в Литве, ныне Тракай

Сокольников – (Г.Я.Бриллиант) от московских Сокольников.

После 1905 г. по такому же принципу стали выбирать псевдонимы и русские революционеры:

Томский – М.П.Ефремов

Волгин (затем – Камский) – Н.А.Обухов

Свирский (позднее – Невский) – А.В.Галкин

Невский – Ф.И.Кривобоков

Симбирский – К.Н.Самойлова

Что же касается бундовцев, то они, наоборот, позднее стали брать псевдонимы, не скрывавшие их национальной принадлежности:

М.И.Гольдман – Либер

Ф.И.Гурвич – Дан

И.Айзенштадт – Юдин

После нескольких лет шатаний в годы отлива революционного движения (1908-1910 гг.) старые фракционеры, переходя на сторону большевиков, старались избирать для себя новые псевдонимы, более подходящие для члена большевистской партии, и как то отвечавшие той славе твердых, несгибаемых, твердокаменных, которую приобрели большевики в революцию 1905-1907 гг. и в годы реакции.

Так, видный меньшевик-партиец, Л.Б.Розенфельд, долго выбиравший себе большевистский псевдоним, наконец, нашел простой выход, переведя расхожую фамилию своей замужней сестры – Штейн – на русский язык и став с этих пор для всего мира – Каменевым.

Вообще, после 1905-07 г. в большевистской среде выбор псевдонима стал совершенно свободным от каких-либо партийных предписаний и многие видные большевики пошли по линии приобретения «крепких», «жестких», «военных» псевдонимов.

Так, А.В.Луначарский стал известен под именем Воинова; В.М.Скрябин стал Молотовым[5], Н.К.Крупская указывала себя на партсъездах, как Саблина.

В этом же ряду «крепких» псевдонимов должен рассматриваться и псевдоним Сталин. Но его уже тогда от всех остальных псевдонимов отличало то, что он был и «крепким» и в то же время единственным, созвучным в партии с псевдонимом Ленин, а также то, что он никому до Сталина не пришел в голову, хотя в партии было несколько человек, имевших как бы близкие к этому понятию фамилии – Сталь, Стальков, оказавшиеся, однако, совершенно незаметными, на фоне прочих.

После революции, когда партия пришла к власти, отношение к псевдонимам изменилось – у одних они совершенно отпали, и политическая деятельность таких людей стала проходить и отождествляться под их настоящей фамилией. У других, наоборот, псевдонимы перестали быть псевдонимами потому, что превратились в полноправную единственную фамилию, под которой данный политический деятель жил, работал и был известен массам.

Если посмотреть с этой точки зрения на ближайшее окружение В.И.Ленина в 1917-1924 гг., то окажется, что люди с русскими фамилиями, прежде имевшие наряду с ними и псевдонимы, отбросили их после революции, как шелуху, связанную с иной эпохой, иной жизнью, и с иным историческим периодом, который остался в далеком прошлом.

Это: Рыков, Ворошилов, Луначарский, Крупская, Бубнов, Красин, Бухарин и др.

Именно под этими своими настоящими фамилиями они вошли в историю, а не под теми партийными псевдонимами, которые использовали в течение 10-15 предреволюционных лет, в глубоком, подполье, и которые ныне уже всеми забыты. Ибо кто помнит таких деятелей, как Сергеев, Володин, Воинов, Саблина, Зимин и Николаев?

Наоборот, такие деятели партии, как Мартов, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Литвинов вошли в историю именно под этими своими псевдонимами, ибо кто знает и помнит теперь, что когда-то они были Цедербаумом, Бронштейном, Апфельбаумом, Розенфельдом и Валлахом?

Особняком стоят от обеих этих групп только Ленин и Сталин.

Оба они и после революции сохранили в равной степени и фамилию, и псевдоним, подписывая свои статьи, обращения и государственные документы и фамилией и псевдонимом одновременно:

Председатель Совнаркома В.И.Ульянов-Ленин

Наркомнац И.В.Джугашвили-Сталин

И люди знают, запомнили одинаково хорошо как их псевдонимы, так и фамилии. И то и другое – стало в равной мере достоянием истории, приобрело широкую историческую известность.

Но при этом псевдонимы сохранились дольше фамилий и стали основными именами, с которыми идентифицируется деятельность этих исторических лиц.

А это говорит о том, что оба псевдонима оказались крайне удачно выбраны. У Ленина это был один из полутора сотен употреблявшихся им псевдонимов, причем далеко не первый. У Сталина это также был один из трех десятков его псевдонимов, причем – самый последний, окончательный.

Как же он выдумал его? И вышел ли он на него случайно или шел в своих поисках целеустремленно и последовательно, намеренно стремясь к отысканию сильного, крепкого, и – редкого псевдонима, а именно – единственного.

Выясняя подобный вопрос, мы не просто удовлетворяем свое любопытство, но и раскрываем более серьезную проблему – о месте Сталина в партии, что должно интересовать и историков, и политиков, и что имеет огромное политическое практическое значение с точки зрения оценки всей истории партии. Иными словами, мы можем существенно приблизиться к объективному пониманию того, заслуженно или не заслуженно занял в партии руководящее место Сталин? И могла ли быть, существовать в тогдашних исторических условиях, более удачная кандидатура на роль лидера?

Если мы выясним, как случилось, что провинциальный революционер, отличающийся по уровню образованию и культуры от своих гораздо более ярких, блестящих русских, латышских, польских и еврейских коллег в РСДРП, смог сделать то, чего никак не могли достичь они, т.е. выбрать себе псевдоним, партийное имя политика, которое было лучше, яснее и красивее, прочнее, чем все иные, существовавшие до него и вокруг него, и при этом это партийное имя оказывалось полетать, могло стать вровень с именем-псевдонимом вождя и руководителя партии Ленина, то мы в значительной степени раскроем тайну возвышения Сталина. Почему? Да потому, что вскрыв основную черту характера, позволившую ему стать лидером, мы поймем, почему он смог «переиграть» своих коллег-соперников в партии задолго до 1937 г. и занять высший пост – не формально, а по существу – в партии, в государстве, да и в … головах людей.