ГЛАВА V В АРЕАЛЕ ЗАТУХАЮЩЕЙ ПАССИОНАРНОСТИ

ГЛАВА V

В АРЕАЛЕ ЗАТУХАЮЩЕЙ ПАССИОНАРНОСТИ

44. Между историческими и природными закономерностями

А теперь обратим лицо к восходящему солнцу и посмотрим на последствия вековой засухи в Великой степи, покинутой хуннами во II в. и оставленной табгачами в IV в. (около 326 г.). В III в. страна от северных склонов Иньшаня до южных отрогов Хамар-Дабана почти полностью потеряла свое население, ушедшее на окраины растущей пустыни. Но в середине IV в. тихоокеанские муссоны понесли животворную влагу в степь, которая быстро начала зеленеть. Тогда туда вернулись травоядные копытные, за ними пришли хищники — волки и наконец там появились храбрые и сильные люди — жужани — осколки разбитых в Китае сяньбийских и хуннских родов,[244] и теле, ранее жившие на окраине державы Хунну. Теле изобрели телеги на высоких колесах, весьма облегчившие им кочевание по степи. Они были храбры, вольнолюбивы и не склонны к организованности. Формой их общественного строя была конфедерация 12 племен, из которых ныне известны якуты, теленгиты и уйгуры. Этноним их сохранился на Алтае в форме «телеут». Так мы и будем их называть.

Жужани, разросшаяся банда степных разбойников, с 360 г. терроризировала всех соседей и после удачных внезапных набегов укрывалась на склонах Хэнтэя или Монгольского Алтая. Захваченные в плен, они находили способ убежать. В 411 г. жужани покорили саянских динлинов, вернее — остатки их, и Баргу; крепость Гаочан (в Турфанской впадине), а в 470 г. разграбили Хотан. Жужани были проклятием кочевой Азии и всех соседних государств. Но и этому осколку эпохи надлома должен был наступить конец.

В социальном аспекте жужани — типичная военная демократия, в политическом — орда, что буквально значит: «ставка хана». События их истории и гибели известны и подробно описаны, а вот место их этнической иерархии и роль этногенеза в биосфере следует установить.

Отметим некоторые важные детали. Жужани, как этническая целостность, не имели предков. Основателями этого ханства были отдельные люди, разного происхождения, часто преступники или дезертиры, которым в Северном Китае грозила казнь. Наиболее энергичные предпочитали бегство в пустующую степь, а там они составляли шайки, способные прокормиться грабительскими набегами. Подобным образом вели себя флибустьеры Карибского моря, пока их «подвиги» не пресек английский флот. Значит, это была большая консорция, неспособная вырасти в этнос, так как она не имела обратной связи с вмещающим ландшафтом, а паразитировала на соседних этносах, что и было ее доминантой.

Итак, у жужаней не было ни экологической ниши, ни культурной традиции; зато была в избытке пассионарность, но не оригинальная, а импортная. Поэтому соседние этносы сохранили о жужанях недобрую память. Чингиз Айтматов передает о них жуткую легенду. Жужани будто бы надевали на головы пленных чехол из свежей кожи, которая, обсыхая на солнце, сдавливала череп и деформировала мозг. Подвергнутый этой операции пленник терял разум, и его использовали как послушного работника в домашнем хозяйстве. Верно это или нет, но сам факт существования такой легенды показывает степень жестокости жужаней как превышающую нормы III–VI вв., что не противоречит обобщенным характеристикам китайских хроник.

Гнет жужаней на окрестные этносы вызывал восстания, последнее из коих — тюркютское — закончилось разгромом жужаней в 552–555 гг. и уничтожением всех взрослых пленников; детей и невольников тюркюты пощадили. Даты существования жестокой социальной системы жужаньского ханства — 360–555 гг. Эти 200 лет падают на конец фазы надлома и начало инерционной фазы, в коей отмечается подъем хозяйства и военной мощи. Однако и то и другое осуществили органичные этносы: тюркюты и телеуты, имевшие родину, кормившую их, и предков, передавших им давнюю традицию. Жужани же, не имея предков, не оставили и потомков. Их система была социально-политически безукоризненна, но, не имея этнической основы, сменила знак доминанты и превратилась в антисистему, т. е. не творческую, а паразитирующую на соседях. Конечно, если бы в IV в. был в пустыне Гоби пассионарный взлет, жужани, как римляне, спаялись бы в этнос, но его не было, и потому потомки западных хуннов вернули этногенез Центральной Азии в надлежащее русло. Чтобы разобраться, как это произошло и откуда появились победители жужаней — тюркюты — окинем взглядом хуннский этнос в конце V в. с высоты птичьего полета.

Прежде всего отметим, что три ветви хуннов: хунны в Китае — княжество Хэси, акациры — старшее войско и гунны — потеряли политическую независимость в одно десятилетие — с 460 по 468 гг., и четвертая ветвь — Юебань в Семиречье — отстала от своих соплеменников лишь на 20 лет. Да и эти годы она продержалась лишь из-за отсутствия мощных соседей, ибо жужани воевали с телеутами, а эфталиты не сочли прибалхашские степи, куда они вторглись в 460 г., достойными завоевания.[245] Им было куда приятнее одерживать победы в Индии и Иране. Поэтому они оставили Юебань в жертву телеутам, которых все-таки подчинили, но позднее, в 495–496 гг.[246]

Это не могло быть случайным совпадением. Социально-политические ситуации во всех четырех случаях непохожи друг на друга, следовательно, они должны были бы дать и разные последствия, но результат оказался один и тот же, значит, был еще фактор, общий для всех четырех ветвей.

— Общей была только фаза этногенеза — надлом пассионарности, после чего этнос, если не погибнет, может перейти в инерционную фазу, когда пассионарное напряжение низко и стабильно, а именно эта коллизия дает возможность консолидации всех уцелевших сил и, соответственно, укреплению политической мощи этнической системы. Но гуннам фазу надлома пережить не удалось. Нет, их никто не истреблял. В V в. войны велись за власть, за господство, за обладание сокровищами — т. е. золотыми и серебряными украшениями, пригодными для подарков любимым женам и очаровательным невестам, но не было ни одной войны на истребление людей. Не было геноцида — грандиозного достижения западноевропейской цивилизации.[247] Не было трагедий, похожих на освоение Тасмании. Еще жили в американских лесах гуроны, начтезы, манданы, а в горах — инки. Еще не была загадкой этническая принадлежность македонян, потому что потомки этих завоевателей жили среди греков, так же как потомки каледонян, называемых римлянами — «пиктами» (татуированными), спокойно общались с кельтами на вересковых пустошах современной Шотландии.

То, что имя гуннов стало синонимом жестоких убийц — очередной миф, созданный древними авторами в угоду готским вождям, фактически контролировавшим Испанию, Галлию, Рим, Константинополь. Поэтому и гуннов никто не уничтожал. Был не геноцид, а рассеяние (дисперсия) с последующим преображением поведенческих стереотипов.

Иными словами, потомки разбитых гуннов вошли в состав болгар и антов (славян), поволжских угров, что породило этнос чувашей и прикавказских аланов; не менее вероятно, что отдельные гуннские удальцы могли найти приют у тюрингов и даже франков. Таким образом, потомки гуннов уцелели в достаточном числе, но этническая система распалась, так как оборвались связи и традиции. Это и есть конец этноса.

У читателей может сложиться мнение, что пассионарность — благо, порождающее прогресс. Это не так. Пассионарность не генератор, а катализатор. Она так ускоряет этнические процессы, что многие этносы сгорают от собственных деяний, не дожив до спасительного гомеостаза.

И наоборот, за пределами прямого воздействия мутации, там, куда пассионарность попадает с генетическим «дрейфом», этносы организуются, усиливаются и оставляют могучее потомство и устойчивую традицию. Не вечны и они, но их распад идет более плавно и конец наступает менее болезненно.

Начнем с известного. Где мужественные готы, неукротимые вандалы, героические свевы и руги? Они погибли в своем расцвете, в акматической фазе этногенеза, ибо силой своего пассионарного напряжения были выброшены с родной земли или, точнее, из привычного ландшафта, кто в Италию, кто в Испанию, кто в Африку. Жесткая обратная связь этноса с ландшафтом была нарушена… и они исчезли так же, как гунны, и по той же причине.

А франки, алеманы, саксы и англы не переселялись, а расселялись. Они просто расширили свой ареал, не порывая связи с окружающей средой. И они дожили до нового толчка, до IX в., когда из галлов, франков и бургундов сложились французы, а из англов, саксов, ютов и бриттов (кельтов) — англичане.

То же самое было на востоке от оси пассионарного толчка II в., где уцелели болгары, угры, финны и балтийские этносы; а то, что было на этой оси, сгорело бесследно: квады, бастарны, карпы, тайфалы, лугии… От них остались только имена, упоминавшиеся римскими географами. Так же было и в Азии.

В зоне хунно-сарматского толчка IV в. до н. э. уже к V в. не осталось жунов и ди. Зато в стороне от него, в Западной Сибири и в Поволжье, сохранились угры и болгары, которые пережили фазу надлома. Им принадлежало будущее. Точно так же, вспыхнув, исчезли «неукротимые» хунны — потомки соратников Модэ и их победители — сяньбийцы, а часть хуннов, подчинившихся в свое время сяньбийцам и кочевавших на Западе, уцелели на склонах приютившего их Алтая. Здесь появились новые хозяева Степи.