Градации пассионарности

Градации пассионарности

Есть соблазн сопоставить пассионариев с «героями», ведущими «толпу», а «бродяг-солдат» назвать «ведомыми», но на самом деле механизм исторического действия не столь прост. Испанские Габсбурги и французские Бурбоны, за исключением основателей династии, были заурядными людьми, равно как и большая часть их придворных, среди которых время от времени появлялись авантюристы-министры вроде Фуке и Джона Ло или Мануэля Годоя. Но идальго и шевалье, негоцианты и корсары, миссионеры и конкистадоры, гуманисты и художники — все они создавали такое внутреннее напряжение, что политика Испании XVI в. и Франции XVI–XVII вв., если изобразить ее как составляющую этногенетического процесса, отражала высокую пассионарность этих этносов.

Поэтому, несмотря на то что пассионарии часто возглавляют народные движения, правильнее назвать их не «ведущими», а «толкающими», ибо без достаточного их числа, умерших в безвестности, было бы невозможно сломать традицию, т. е. инерцию массы. И об этом гласят строки старинной испанской баллады:

Поют об Оливьеро, поют и о Ролане.

Молчат о Сурракине, отважном капитане.

Воспет Ролан, воспет и Оливьеро.

Забыли Сурракина, лихого кабальеро.

Итак, мы наметили три градации убывающей пассионарности, хотя в случае надобности деление может быть более дробным. Поэтому третий характерологический тип правильно назвать «субпассионариями». Но самое главное — это не смешивать отмеченные типы с подразделениями классовыми или сословными. Любое из них включает в себя три типа, но в разных сочетаниях и с разными доминантами. Видоизменение их соотношений, как численных, так и векторных, внутри этноса определяет процесс этногенеза.

Этот тезис столь важен, что проиллюстрируем понятие пассионарности дополнительно, используя для наглядности уже не исторические, а литературные характеристики из сочинений А. С. Пушкина, близко подошедшего к проблеме.

Типичными пассионариями, но отнюдь не «героями» и не «вождями», являются: Скупой рыцарь, одержимый алчностью; Дон Гуан, стремящийся к любовным победам ради побед; Сальери, из зависти убивающий Моцарта; Алеко, из ревности зарезавший Земфиру. Пассионариями и вождями, хотя и не героями, у Пушкина выступают Мазепа и Пугачев (весьма далекие от исторических прототипов), а героями, но не пассионариями — Гринев и Машенька Миронова, рискующие жизнью ради долга. Образец пассионария и героя, хотя и короля, но не «вождя» — Карл XII, «любовник бранной славы — для шлема кинувший венец», т. е. приносящий интересы своей страны в жертву своему тщеславию. Последнему противопоставлен Петр I — гармоничная личность, выполняющая свой долг перед Россией, гораздо более сильная, чем Карл XII, следующий собственным капризам. Так — в трактовке Пушкина, и это близко к действительности, ибо, за исключением личных черт: возбудимости, детской жестокости и т. п., Петр был подобен своему отцу, т. е. был человеком своего времени и продолжал одну из линий русской культурной традиции — сближение с Европой, возникшую в начале XVII в. при Михаиле Федоровиче. Но при этом Петра окружали пассионарии, например Меншиков, Ромодановский, Кикин, но они ни вождями, ни героями не были. Ни по Пушкину, ни на самом деле. Поэтому сопоставление пассионариев с вождями — домысел, цель которого описание одного из поведенческих признаков свести к банальной, давно отброшенной теории.

И ничуть не менее абсурдна другая, обратная точка зрения, сводящая все мотивы поступков самых разных людей к стремлению получить выгоду, причем под последней подразумеваются только деньги и эквивалентные им ценности. Эта вульгарная позиция субпассионарного обывателя часто выдается за материализм, с которым она на самом деле не имеет ничего общего. Обыватель, как правило, лишен воображения. Он не может и не хочет представить себе, что существуют люди, не похожие на него, движимые иными идеалами и не стремящиеся к иным целям, нежели деньги. Концепция непосредственной выгоды никогда не была точно сформулирована, потому что тогда стала бы очевидна ее абсурдность, но как сама собой подразумевающаяся она фигурирует в рассуждениях по любому поводу и даже в научных построениях, почему и требует к себе внимания.