ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКАЯ РУСЬ
ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКАЯ РУСЬ
Великий князь Михаил II
1174–1176
Единственный сын Андрея княжил в Новгороде. Но он не считался старшим в роду. Так что вполне понятно, что после смерти отца речи о нем как о наследнике не шло. Власть на северо-востоке должна была перейти сыновьям и племянникам старшего брата Андрея – Юрия. Таковых было несколько: двое Ростиславичей – Мстислав и Ярополк, и двое Юрьевичей – Михаил и Всеволод. Этим наследникам Андрея и дела не было до южной России – они полностью увязли в разрешении собственных взаимоотношений.
А началось все с того, что представители Ростова, Суздаля, Владимира сошлись на вече и призвали княжить означенных князей, причем Михаил был назван старшим. Князья целовали друг другу крест, то есть клялись в верности. А владимирцы поступили куда проще: они впустили в город Михаила и провозгласили того князем. И вот тут-то возникла проблема. Владимир не имел права выбирать себе князя, поскольку считался пригородом Суздаля! Отсюда и началось междоусобие. Суздальцы и ростовцы возмутились: как посмел Владимир выбирать себе князя?
«Ярополк осадил Владимир; союзники его, Муромцы, Рязанцы, жгли села в окрестностях. Семь недель граждане крепко стояли за Михаила и мужественно оборонялись; наконец, изнуренные голодом, объявили Князю, чтобы он дал им мир или сам удалился. Храбрый, добродушный Михаил не думал укорять их. «Вы правы, – сказал он им: – могу ли желать вашей погибели?» – и немедленно выехал.
Граждане, проводив сего достойного Князя с искренними слезами, вступили в переговоры с Ярополком и Мстиславом; уверяли их в своей покорности, но боялись злобы Ростовцев, которые, завидуя новой знаменитости Владимира, желали его унизить. Города считались тогда между собою в летах, как роды дворянские в поколениях: Ростовцы славились древностию; именовали Владимир пригородом, его жителей своими каменщиками, слугами, недостойными иметь Князя, и хотели дать им Посадника. Владимирцы, напротив того, утверждали, что их город, основанный Владимиром Великим, имеет право на знаменитость. Обнадеженные Ярополком и братом его в справедливой защите, они встретили их со крестами и ввели торжественно в храм Богоматери, где Ярополк был объявлен Князем Владимирским, а Мстислав Ростовским и Суздальским».
Так рассказывает Карамзин.
Но успокоение было недолгим. Князья оказались неважными правителями. Они желали только одного: обогатиться за счет городов. И хотя Андрей приучил города к повиновению, теперь, с его смертью, они почувствовали вкус свободы. Не удивительно, что города скинули княжеское ярмо. Но Карамзин не видел здесь никакой аналогии с Новгородом, то есть с городским самоуправлением, он видел только неправильную политику властвующих князей.
На самом деле в Новгороде и даже во Владимире действовало старинное вечевое право. Владимир желал избавиться от диктата старших городов, для этой цели он и воспользовался Михаилом. Для Владимира управление Михаилом и самостоятельный выбор князя как раз и означали переход от пригородного положения к самостоятельному. Но для князей города представлялись просто пунктами правления. Князья боролись не за право городов, а за право княжить, то есть за власть.
Михаил пошел войной на суздальцев. «Суздальцы – изумленные стройным ополчением неприятелей – вдруг обратили тыл, бросив хоругвь Княжескую. Летописцы говорят, что ни те, ни другие воины не отличались никаким особенным знаком и что сие обстоятельство спасло многих Суздальцев: ибо победители не могли распознавать своих и неприятелей.
Михаил [15 июня 1175 г. ] с торжеством въехал в город Владимир: пред ним вели пленников. Духовенство и все жители встретили его с живейшею радостию. Ярополк ушел к зятю своему в Рязань, а Мстислав в Новгород (где княжил юный сын его, Святослав, после Георгия Андреевича); но мать и жены их остались пленницами в Владимире.
Скоро Послы от Суздаля и Ростова явились во дворце Михаиловом и сказали именем всех граждан: «Государь! Мы твои душою и сердцем. Одни Бояре, преданные Мстиславу, были тебе врагами. Повелевай нами как отец добродушный!» Таким образом Михаил наследовал Великое Княжение Андреево; объехал разные области; везде учредил порядок; везде пекся о народном спокойствии. Осыпанный дарами Суздальцев и Ростовцев, награжденный за свой труд благословениями довольных граждан, он возвратился в Владимир, оставив Всеволода княжить в Переяславле Залесском».
Но горожане требовали казни противников нового князя. Пришлось князьям-захватчикам возвращать то, что они украли: замечательные книги, церковную утварь, драгоценности и иконы. Ростовцы и суздальцы вынуждены были признать новый статус Владимира, хотя им этого сильно и не хотелось. Михаил благополучно правил в городе до самой своей смерти год спустя.
Великий князь Всеволод III Георгиевич
1176–1212
После его смерти владимирцы принесли присягу новому князю – Всеволоду Юрьевичу, последнему из сыновей Юрия Долгорукого. Однако суздальские бояре и ростовцы не хотели к себе Всеволода – еще до смерти Михаила они стали звать к себе Мстислава. Узнав о вокняжении Всеволода, Мстислав собрал войско и пошел на Владимир. Всеволод старался избежать войны и послал сказать князю: «За тебя Ростовцы и Бояре, за меня Бог и Владимирцы. Будь Князем первых; а Суздальцы да повинуются из нас, кому хотят».
Мстислав ответа не принял. Он желал биться. Битва для него оказалась неудачной: владимирцы победили. Суздаль и Ростов вынуждены были признать его равным и даже более чем равным – главным городом Суздальско-Владимирской земли.
Разбитый Мстислав хотел вернуться в Новгород, но там его не приняли, напротив, выставили и его сына. Так что Мстислав бросился за помощью к Глебу рязанскому, и они начали неудачную войну с соседями. Первой жертвой этой войны пала Москва и прочие мелкие посады, пало и Боголюбово, но на крупные города Мстислав не посягал.
Всеволод тем временем собрал рать и пошел на Мстислава и Глеба по первому льду. Но лед был тонким, ломался, два войска стояли одно против другого, не решаясь начать бой. Когда же схватка началась, Глеб со Мстиславом не выдержали удара противника. Оба были схвачены и посажены в поруб. Глеб так и умер во владимирском плену.
Между тем и в других городах стали ловить и отрешать от власти Ростиславичей. Всех их свезли во Владимир, где спустя некоторое время по народному требованию ослепили. Мстислав, которому удалось избежать пленения, прожил недолго. Его сын Ярополк, ставший новгородским князем, долго при власти не удержался: Всеволод перекрыл путь на Торжок и вынудил новгородцев принять угодного ему князя. Новгородцы вынуждены были взять Романа Смоленского, но он недолго усидел. Тогда граждане Новгорода призвали Мстислава Храброго. Это был великодушный и мужественный князь. Но он был уже немолод и пробыл в Новгороде всего один год.
«Сей Князь, – сообщает Карамзин, – по свидетельству современников, был украшением века и России. Другие воевали для корысти: он только для славы и, презирая опасности, еще более презирал золото, отдавая всю добычу Церкви или воинам, коих всегда ободрял в битвах словами: за нас Бог и правда; умрем ныне или завтра, умрем же с честию. «Не было такой земли в России (говорит Летописец), которая не хотела бы ему повиноваться и где бы об нем не плакали»».
Новгородцы призвали княжить Владимира Святославича, князя Черниговского. Это очень не понравилось Всеволоду. Последний пленил в Коломне сына Святослава Глеба, разбил передовой отряд Романа на берегах Оки, взял город Борисов, осадил Рязань и после этого заключил мир.
Святослав, который в то время был киевским князем, был взбешен. Пренебрежение восточно-русских князей его возмутило. Но еще более его раздосадовало, что во время его отсутствия Рюрик захватил Киев. Решать приходилось сразу несколько проблем. Святослав набрал войско, частично половецкое, и пошел жечь суздальскую землю.
Война тянулась всю зиму и часть весны. Суздальцы не решились встретиться с князем в открытом поле. Так что Святослав вернулся в Новгород победителем. Потом с половецким войском отправился на Киев. Рюрик перепугался, бежал из города и в конце концов заключил мир. А Святослав вошел и утвердился в Киеве.
Всеволод тем временем напал на Ярослава в Торжке. Горожане мужественно защищались, они держали оборону больше месяца, пока их князь не пал раненый в шею. Несчастного князя заковали в цепи, а город сожгли. Манипулируя общественным мнением, Всеволод добился, чтобы новгородцы отказались от князя, поставленного Святославом, и взяли на управление Ярослава Владимировича из дома Мономаха.
В южной Руси тем временем складывалась все более и более тяжелая обстановка. Половецкие набеги не прекращались. На это время по современным исследованиям приходится сочинение неизвестного автора «Слово о полку Игореве». Карамзин верил в подлинность текста, сам его даже переложил (в сокращенном виде). «Игорь, князь Северский, желая воинской славы, убеждает дружину идти на половцев и говорит: «Хочу преломить копие свое на их дальнейших степях, положить там свою голову или шлемом испить Дону!» Многочисленная рать собирается: «Кони ржут за Сулою, гремит слава в Киеве, трубы трубят в Новегороде, знамена развеваются в Путивле: Игорь ждет милого брата, Всеволода». Всеволод изображает своих мужественных витязей: «Они под звуком труб повиты, концом копья вскормлены; пути им сведомы, овраги знаемы; луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наточены; носятся в поле, как волки серые; ищут чести самим себе, а князю славы».
Игорь, вступив в златое стремя, видит глубокую тьму пред собою; небо ужасает его грозою, звери ревут в пустынях, хищные птицы станицами парят над воинством, орлы клектом своим предвещают ему гибель, и лисицы лают на багряные щиты россиян. Битва начинается; полки варваров сломлены; их девицы красные взяты в плен, злато и ткани в добычу; одежды и наряды половецкие лежат на болотах вместо мостов для россиян.
Князь Игорь берет себе одно багряное знамя неприятельское с древком сребряным. Но идут с юга черные тучи или новые полки варваров: «Ветры, Стрибоговы внуки, веют от моря стрелами на воинов Игоревых».
Всеволод впереди с своею дружиною: «Сыплет на врагов стрелы, гремит о шлемы их мечами булатными. Где сверкнет златый шишак его, там лежат головы половецкие».
Игорь спешит на помощь к брату. Уже два дни пылает битва, неслыханная, страшная: «Земля облита кровию, усеяна костями. В третий день пали наши знамена: кровавого вина недостало; кончили пир свой храбрые россияне, напоили гостей и легли за отечество».
Киев, Чернигов в ужасе: половцы, торжествуя, ведут Игоря в плен, и девицы их «поют веселые песни на берегу синего моря, звеня русским золотом».
Сочинитель молит всех князей соединиться для наказания половцев и говорит Всеволоду III: «Ты можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами»; Рюрику и Давиду: «Ваши шлемы позлащенные издавна обагряются кровию; ваши мужественные витязи ярятся, как дикие волы, уязвленные саблями калеными»; Роману и Мстиславу Волынским: «Литва, ятвяги и половцы, бросая на землю свои копья, склоняют головы под ваши мечи булатные»; сыновьям Ярослава Луцкого, Ингварю, Всеволоду и третьему их брату: «О вы, славного гнезда шестокрильцы! Заградите поле врагу стрелами острыми». Он называет Ярослава Галицкого Осмомыслом, прибавляя: «Сидя высоко на престоле златокованом, ты подпираешь горы Карпатские железными своими полками, затворяешь врата Дуная, отверзаешь путь к Киеву, пускаешь стрелы в земли отдаленные».
В то же время сочинитель оплакивает гибель одного кривского князя, убитого литовцами: «Дружину твою, князь, птицы хищные приодели крыльями, а звери кровь ее полизали. Ты сам выронил жемчужную душу свою из мощного тела чрез златое ожерелье».
В описании несчастного междоусобия владетелей российских и битвы Изяслава I с князем полоцким сказано: «На берегах Немена стелют они снопы головами, молотят цепами булатными, веют душу от тела… О, времена бедственные! Для чего нельзя было пригвоздить старого Владимира к горам Киевским» (или сделать бессмертным)!..
Между тем супруга плененного Игоря льет слезы в Путивле, с городской стены смотря в чистое поле: «Для чего, о ветер сильный! легкими крылами своими навеял ты стрелы ханские на воинов моего друга? Разве мало тебе волновать синее море и лелеять корабли на зыбях его?…О Днепр славный! Ты пробил горы каменные, стремяся в землю Половецкую; ты нес на себе ладии Святославовы до стана Кобякова; принеси же и ко мне друга милого, да не шлю к нему утренних слез моих в синее море!.. О солнце светлое! Ты для всех тепло и красно: почто же знойными лучами своими изнурило ты воинов моего друга в пустыне безводной?..»
Но Игорь уже свободен: обманув стражу, он летит на борзом коне к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пищи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцом в Россию. Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет оную приветствовать князя: «Не мало тебе, Игорь, величия, хану Кончаку досады, а Русской земле веселия». Князь ответствует: «Не мало тебе, Донец, величия, когда ты лелеешь Игоря на волнах своих, стелешь мне траву мягкую на берегах сребряных, одеваешь меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняешь гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах».
Игорь, прибыв в Киев, едет благодарить всевышнего в храм Пирогощей Богоматери, и сочинитель, повторив слова Бояновы: «худо голове без плеч, худо плечам без головы», восклицает: «Счастлива земля и весел народ, торжествуя спасение Игорево. Слава князьям и дружине!»
Читатель видит, что сие произведение древности ознаменовано силою выражения, красотами языка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными стихотворству юных народов». Героями этой поэмы были северские князья Игорь и Всеволод, которые жаждали славы Святослава, почему очертя головы и кинулись в бой с половцами. Это была не первая и не последняя битва с кочевниками. Во времена Святослава такие стычки вошли уже в традицию. То, что случилось с северскими князьями, было явлением совершенно обыденным: плен у половцев не был хуже плена у русских соотечественников. Может, даже лучше, если учитывать, что из плена у Всеволода немногие выходили живыми.
Гораздо большие склоки, чем с половцами, затевались внутри княжеских семей. В ту же пору такая усобица всколыхнула рязанское княжество. Мало того, что князья побили немало собственного народа, они в пылу вражды побили также поставленный в Пронске отряд владимирского князя, за что и поплатились. Вернувшись из похода болгар, Всеволод предал мечу и огню всю землю рязанскую, не выбирая ни правых, ни виноватых. Сам Всеволод надеялся упрочить свое влияние не только на соседнюю Рязань, но и на Киев. В качестве испытанного средства он испробовал династический брак: «выдав дочь свою за племянника Святославова, – другую, именем Верхуславу, за Рюриковича, мужественного Ростислава, а сына своего Константина, еще десятилетнего, женив на внуке умершего Романа Смоленского».
Это ничему уже помочь не могло. Усобицы на время стихли, но позже возобновились с такою же яростью и силой. В северных областях они не смолкали и в этот недолгий период покоя. В Смоленске большая проблема была у горожан и Давида Ростиславича, разрешить неудовольствие князь смог, только казнив немало сограждан.
В Новгороде такое же непонимание было между горожанами и сыном Давида Мстиславом. Последний не заметил враждебного настроения в городе, почему и оказался в тяжелом положении: начались восстания. Молодого князя обвинили в том, что он неловкими действиями погубил посланников в далеких заволочских областях. Князь клялся, что невиновен, но его с позором прогнали. Взамен призвали ставленника Всеволода. Ярослав Владимирович удержался в Новгороде целых девять лет – срок немалый.
Между Всеволодом и Святославом были напряженные, но ровные отношения. Оба хорошо понимали, что любой неверный поступок приведет к кровавой внутренней войне. И хотя пути севера и юга уже разошлись, оба князя еще не видели друг в друге чужаков. Они искренне хотели мира. Князья, которые жаждали затеять войну с соседями, обращались к великому князю – кто к какому – и обычно разрешения им не давали. Князьям это не нравилось, но они терпели.
Наследником Святослава стал князь Рюрик. Такой власти и такого влияния, как Святослав, он не имел. Поэтому сразу же начались стычки между соседями. Рюрик, понимая собственную несостоятельность, искал поддержки у более сильного восточного соседа, у Всеволода. Тот охотно принял киевского князя под покровительство, но распри не прекращались. Другой надеждой Рюрика были галицкие князья, им он даже даровал несколько своих городов. Это вызвало вспышку гнева у Всеволода, но Рюрику удалось оправдаться.
Особые проблемы возникли у Рюрика с Ольговичами. Он думал добиться их согласия забыть про наследование киевского стола, но Ольговичи стали насмерть: они приводили примеры прошлого и возмущались: «Мы не Венгры, не Ляхи, а потомки Государя единого. Властвуйте, пока вы живы; когда ж вас не будет, древняя столица да принадлежит достойнейшему, по воле Божией».
В ответ Рюрик призвал на помощь половцев. История повторилась. Для Рюрика это была дурная история, поскольку в ходе войны он окончательно рассорился с Всеволодом. Но тот проводил хитрую политику, то сталкивая лбами князей, то льстиво их возвышая, так что Рюрику пришлось забыть обиды и сделать вид, что никаких разногласий между ним и Всеволодом не существует.
Точно такую же политику Всеволод проводил и в мятежном Новгороде, вынуждая горожан выпрашивать у них князя и соглашаться даже на малолетнего, за которого правили владимирские бояре и воеводы.
Между тем киевский Рюрик вынужден был отдать стол Ингварю Ярославичу Луцкому, которого силой оружия посадил князь Роман Мстиславич. Но волынский князь не предполагал, что Рюрик сумеет объединиться со своими врагами Ольговичами и они вместе пойдут на Киев – в тот час он был в Галиче, недавно вернувшись из похода и наголову разбив половцев. Недовольные потерей Киева князья между тем наняли половецкую рать и двинулись на Киев.
«Варвары опустошили домы, – сообщает Карамзин, – храм Десятинный, Софийский, монастыри; умертвили старцев и недужных; оковали цепями молодых и здоровых; не щадили ни знаменитых людей, ни юных жен, ни Священников, ни Монахинь. Одни купцы иноземные оборонялись в каменных церквах столь мужественно, что Половцы вселили с ними в переговоры: удовольствовались частию их товаров и не сделали им более никакого зла.
Город пылал; везде стенали умирающие; невольников гнали толпами. Киев никогда еще не видел подобных ужасов в стенах своих: был взят, ограблен сыном Андрея Боголюбского; но жители, лишенные имения, остались тогда по крайней мере свободными. Все добрые Россияне, самые отдаленные, оплакивали несчастие древней столицы и жаловались на его виновников. Мало-помалу она снова наполнилась жителями, которые укрылись от меча Половцев и спаслись от неволи; но сей город, дважды разоренный, лишился своего блеска. В церквах не осталось ни одного сосуда, ни одной иконы с окладом. Варвары похитили и драгоценные одежды древних Князей Российских, Св. Владимира, Ярослава Великого и других, которые на память себе вешали оные в храмах.
Рюрик и Черниговские Владетели, довольные злодеянием, вышли из Киева: судьба наказала первого. Роман пришел с войском к Овручу и сверх чаяния предложил тестю мир, убеждая его отказаться от союза Ольговичей; склонил даже и Всеволода Георгиевича забыть досаду на Рюрика и снова отдать ему Киев, как бы в награду за разорение оного. Такое удивительное великодушие было одною хитростию: Князь Галицкий желал только отвлечь легковерного тестя от Черниговских Владетелей (которые тогда счастливо воевали с Литвою); примирил их со Всеволодом и в доказательство своей мнимой дружбы к Рюрику ходил с ним, в жестокую зиму, на Половцев; взял немало пленников, скота – и вдруг, будучи в Триполе, без всякой известной причины велел дружине схватить сего несчастного Князя, отвезти в Киев, заключить в монастырь. Рюрик, жена его и дочь, супруга Романова, в одно время были пострижены; а сын его, зять Всеволодов, отведен пленником в Галич, вместе с меньшим братом.
Наказав тестя, Роман возвратился в свою область, и хотя, в угодность Великому Князю, отпустил Рюриковых сыновей, но бедный отец остался Монахом. Довольный освобождением зятя, Всеволод посадил его на престол Киевский».
Так на киевском столе оказался один из самых успешных князей, русский рыцарь Роман Галицкий. Но в Киеве ему было тесно. Право управлять городом по своему усмотрению он предоставил Всеволоду, а сам удалился за пределы Руси и воевал в Польше. Там он и погиб, приняв неравный бой.
«Роман, называемый в Волынской летописи Великим и Самодержцем всея Руси, – пишет Карамзин, – надолго оставил память блестящих воинских дел своих, известных от Константинополя до Рима. Жестокий для Галичан, он был любим, по крайней мере отлично уважаем, в наследственном Уделе Владимирском, где народ славил в нем ум мудрости, дерзость льва, быстроту орлиную и ревность Мономахову в усмирении варваров, под щитом Героя не боясь ни хищных Ятвягов, диких обитателей Подляшья, ни свирепых Литовцев, коих Историк пишет, что сей Князь, одерживая над ними победы, впрягал несчастных пленников в соху для обработывания земли и что в отечестве их до самого XVI века говорили в пословицу: Романе! Худым живеши, Литвою ореши. Летописцы Византийские упоминают об нем с похвалою, именуя его мужем крепким, деятельным. Одним словом, ему принадлежит честь знаменитости между нашими древними Князьями».
Действительно так. Этой чести он гораздо более достоин, чем хитрый и осторожный Всеволод.
Как только умер Роман, на свободный стол вернулся все тот же Рюрик: он расстригся из монахов и снова желал нести бремя власти. Первое, что он сделал, – отправился походом на Галич, надеясь отнять у детей Романа наследные города. Но это ему не удалось. В защиту детей выступил венгерский король. Рюрику пришлось поворачивать коней вспять. Но на его место пришли черниговские князья. Один из них, Владимир, обложил Галич и велел выдать детей Романа – Данилу и Василька – и отворить ворота. Княгине удалось ускользнуть с несчастными наследниками, а Владимир осел править в Галиче.
В течение пары лет Киев переходил из рук в руки: на его столе побывали и Всеволод Чермный, и известный нам Рюрик, потом снова Всеволод, потом снова Рюрик. Суздальский князь в это дело не лез. Когда надо, он грозил ослушникам военной силой, этого было достаточно. А если ослушники не понимали таких угроз, то он поступал так, как с рязанцами, – за ослушание князей он пожег и пограбил все несчастное княжество. Но гордые рязанцы не смирились. Они хотели жить по своей воле.
Изгнанные из Галича дети между тем подросли. И старшего, Данилу, венгерский король утвердил силой на родимом столе. Правда, Даниле не нравились бояре и боярские советы. Но он был отрок умный и со временем собирался с боярами разобраться.
А Всеволод умер в 1212 году. Ему было полных 57 лет – возраст для средневековья уважаемый, но не преклонный. 37 лет он провел на княжении. От него осталось несколько сыновей, в качестве наследников рассматривались двое из них – Константин и Юрий. Умирая, князь желал оставить стол Константину, но тот должен был передать Ростов Юрию.
Наследник уперся, он желал владеть всем княжением. Тогда отец рассердился и назначил в наследники более младшего Юрия. Тот условий не ставил. Это завещание после смерти Всеволода послужило истоком новой распри. Часть земель была верна Юрию, часть – Константину, остальные братья и другие родичи выбирали, к кому из них присоединиться. Константин считал себя обиженным, но и Юрий не делал никаких шагов навстречу. Все разрешилось кровавой войной.
«Ярослав-Феодор, начальствуя в Переяславле Залесском, взял сторону Георгия, равно как и Святослав, получив в Удел Юрьев Польский; Димитрий-Владимир остался верным Константину. Ростовский Князь обратил в пепел Кострому, пленил жителей; Георгий два раза приступал к Ростову и, заключив весьма неискренний мир с Константином, выслал Димитрия из Москвы в южный Переяславль».
В Киеве со стола согнали Всеволода Чермного, и стол перешел к смоленским князьям. А в Новгород был посажен Ярослав Всеволодич. О нем разговор особый.
О начале его новгородского правления Карамзин говорит такими словами, обильно цитируя летописи: «Ярослав-Феодор начал свое правление строгостию и наказаниями, сослав в Тверь некоторых окованных цепями чиновников, велел разграбить двор Тысячского, оклеветанного врагами, взяв под стражу сына и жену его. Возбужденный самим Князем к действиям своевольным, народ искал жертв, новых преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан; а Князь с досады на сих мятежников уехал в Торжек.
Между тем в окрестностях Новагорода сделался неурожай: Ярослав, ослепленный злобою, захватил весь хлеб в изобильных местах и не пустил ни воза в столицу. Тщетно послы убеждали Князя возвратиться: он задерживал их в Торжке, призвав к себе жену из Новагорода, где уже свирепствовал голод. Четверть ржи стоила около трех рублей шестидесяти копеек нынешними серебряными деньгами (в годы жизни Карамзина), овса рубль 7 копеек, воз репы два рубля 86 копеек. Бедные ели сосновую кору, липовый лист и мох; отдавали детей всякому, кто хотел их взять, – томились, умирали. Трупы лежали на улицах, оставленные на снедение псам, и люди толпами бежали в соседственные земли, чтобы избавиться от ужасной смерти.
В последний раз Новогородцы молили Ярослава утешить их своим присутствием. «Иди к Св. Софии, – говорили они: – или скажи, что не хочешь быть нашим Князем». Он задержал и сих Послов, вместе с купцами Новогородскими. Чиновники скорбели; граждане воплем изъявляли отчаяние; а Наместник Ярославов и Дворяне его были равнодушными зрителями народного бедствия [11 февраля 1216 г.].
В то время явился утешитель – Мстислав великодушный. Новогородцы с восторгом увидели его на Дворе Ярослава. Сей Князь говорил, что он помнит свое обещание быть всегда их другом; что освободит невинных граждан, заключенных в Торжке, восстановит благоденствие Новагорода или положит свою голову. Народ клялся жить и умереть с добрым Мстиславом, который, взяв под стражу Бояр Ярославовых, чрез одного умного Священника объявил зятю, чтобы он, если желает остаться ему сыном, выехал из Торжка и немедленно возвратил свободу всем Боярам и купцам Новогородским.
С гордостию отвергнув мирное предложение, Ярослав изготовился к войне; сделал на пути засеки, укрепления и прислал сто знаменитых Новогородцев в отчизну их с приказанием выпроводить оттуда его тестя. Но сии люди, видя единодушие сограждан, пристали к ним с радостию. Тогда озлобленный Ярослав собрал на поле всех бывших у него Новогородцев, числом более двух тысяч; оковал цепями и послал в свой город, Переяславль Залесский, отняв у них коней, деньги, все имение. В надежде на могущество брата, Георгия Владимирского, он грозился наказать тестя и смело поднял руку на кровопролитие междоусобное. Состояние Новагорода было достойно жалости: голод, болезни истребили немалую часть его жителей; другие скитались по землям чуждым; знатнейшие люди стенали в темницах Суздальской области; домы и целые улицы опустели.
Мстислав, собрав Вече, ободрял граждан своим мужеством. «Оставим ли братьев в заключении и постыдной неволе? – говорил он народу. – Да воскреснет величие столицы! Да не будет она презрительным Торжком, ни Торжек ею! Новгород там, где Святая София. Рать наша малочисленна; но Бог заступник правых, и сильного и слабого!»
Все казались единодушными; однако ж некоторые, тайно доброжелательствуя Ярославу, бежали к нему в Торжек. Мстислав выступил с остальными и с братом, Князем Владимиром Псковским (который, быв несколько времени начальником маленькой области в Немецкой Ливонии, снова господствовал тогда во Пскове).
Сия война имела важное следствие: Князь Новогородский, хотев прежде дружелюбно разделаться с Ярославом, но принужденный искать управы мечом, взял свои меры как искусный Военачальник и Политик. Предвидя, что Георгий Всеволодович будет всеми силами помогать меньшему брату, Мстислав заключил тайный союз с Константином и дал ему слово возвести его на престол Владимирский.
Неприятельские действия началися в Торопецкой области. Святослав Всеволодович, присланный Георгием к Ярославу, с десятью тысячами войска осадил Ржевку, где находилось только 100 воинов; но Князь Новогородский подоспел с 500 всадниками, заставил осаждающих удалиться и взял укрепленный Зубцов. Дружина Мстиславова хотела прямо идти к Торжку; но Князь, призвав Владимира Рюриковича из Смоленска, вдруг обратился к Переяславлю Залесскому, чтобы удалить феатр войны от Новогородской области.
Наконец обе рати сошлися близ Юрьева. Константин с полками своими находился в стане Новогородском: Георгий, Ярослав и Князья Муромские, действуя заодно, вооружили самых поселян и в необозримых рядах стали на берегу Кзы. Летописцы сказывают, что Князь Владимирский и меньший брат его имели 30 знамен, или полков, 140 труб и бубнов.
Благоразумный Мстислав еще надеялся отвратить кровопролитие. Послы Новогородские говорили Георгию, что они не признают его врагом своим, будучи готовы заключить мир и с Ярославом, если он добровольно отпустит к ним всех их сограждан и возвратит Торжек с Волоком Ламским. Но Георгий ответствовал, что враги его брата суть его собственные; а Ярослав, надменный и мстительный, не хотел слушать никаких предложений. «Не время думать о мире, – говорил он Послам: – вы теперь как рыба на песке; зашли далеко и видите беду неминуемую».
Мстислав вторично представлял Георгию и Ярославу, что война междоусобная есть величайшее зло для Государства; что он желает примирить их с большим братом, который уступит им всю область Суздальскую, буде Георгий отдаст ему, как старшему, город Владимир. «Ежели сам отец наш (сказал Георгий) не мог рассудить меня с Константином, то Мстиславу ли быть нашим судиею? Пусть Константин одолеет в битве: тогда все его».
Послы с горестию удалились, и Князь Владимирский, пируя в шатре с Вельможами, желал знать их мнение. Один Боярин советовал не отвергать мира и признать Константина старейшим Государем земли Суздальской, представляя, что Князья Ростиславова племени мудры и храбры, а воины Новогородские и Смоленские дерзки в битвах; что Мстислав в деле ратном не имеет совместника и что превосходные силы уступают иногда превосходному искусству.
Князья слушали Боярина с неудовольствием. Другие Вельможи, льстя их самолюбию, говорили, что никогда еще враги не выходили целы из сильной земли Суздальской; что жители ее могли бы с успехом противоборствовать соединенному войску всех Россиян и седлами закидают Новогородцев. Одобрив сию безрассудную надменность и собрав военачальников, Князья дали им приказ не щадить никого в битве: убивать даже и тех, на коих увидят шитое золотом оплечье. «Вам брони, одежда и кони мертвых, – сказали они: – в плен возьмем одних Князей и решим после судьбы их».
Отпустив воевод, Георгий с меньшими братьями заперся в шатре и вздумал уже делить всю Россию: назначил Ростов для себя, Новгород для Ярослава, Смоленск для третьего брата, а Киев для Ольговичей, оставляя Галич на свое дальнейшее распоряжение. Написав договорную грамоту и взаимною клятвою утвердив оную, сии Князья послали сказать неприятелям, что желают биться с ними на обширном Липецком поле.
Мстислав принял вызов: долго советовался с Константином, обязал его торжественными обетами верности и ночью выступил из стана к назначенному для битвы месту, с трубным звуком, с грозным кликом воинским. Встревоженные полки Георгиевы стояли всю ночь за щитами, то есть вооруженные и в боевом порядке, ожидая нападения, и едва было не обратились в бегство.
На рассвете Мстислав и Константин приближились к неприятелю, который зашел за дебрь и расположился на горе, окруженной плетнем. Напрасно Мстислав предлагал Георгию или мир, или битву на равнине. Сей Князь ответствовал: «Не хочу ни того, ни другого; и когда вы уже не боялись дальнего пути, то можете перейти и за дебрь, где мы вас ожидаем».
Мстислав стал на другой горе, велев отборным молодым людям ударить на полки Ярославовы. Бились с утра до вечера, слабо, неохотно: ибо время было весьма холодно и ненастливо. На другой день Мстислав думал идти прямо ко Владимиру, но Константин не советовал оставлять неприятеля назади и боялся, чтобы миролюбивые Ростовцы, пользуясь случаем, не разбежались по городам.
Между тем Георгиевы полки, видя движение в стане Новогородцев и Смолян, вообразили, что Мстислав хочет отступить, и бросились с горы, в намерении гнаться за ним; но Георгий и Ярослав удержали их. Тогда Князь Новогородский, сказав: «гора не защитит и не победит нас; пойдем с Богом и с чистою совестию», велел своим готовиться к битве. На одном крыле стоял Владимир Рюрикович Смоленский, на другом Константин, в средине Мстислав с Новогородцами и Князь Псковский.
Учредив строй, обозрев все ряды, Мстислав ободрил воинов краткою речью. «Друзья и братья! – говорил он: – Мы вошли в землю сильную: станем крепко, призвав Бога помощника. Да никто не озирается вспять: бегство не спасение. Кому не умереть, тот будет жив. Забудем на время жен и детей своих. Сражайтесь, как хотите: пешие или на конях». Новогородцы ответствовали: «Сразимся пешие, как отцы наши под Суздалем» [21 апреля 1216 г.].
Оставив коней, они сбросили с себя одежду, даже сняли сапоги, и с громким кликом устремились вперед; за ними Мстислав и дружина конная. Ни крутизна, ни ограда не могли удержать их стремления. Смоляне также пешие вступили в бой, не хотев ждать Воеводы своего, который упал с коня в дебри.
Князь Новогородский, видя кровопролитие, сказал Владимиру Псковскому: «Не выдадим добрых людей!» – и мгновенно опередил всех; имея в руке топор, три раза с дружиною проехал сквозь полки неприятельские, сек головы, оставлял за собою кучи трупов. Летописцы живо представляют ужас сей битвы, говоря, что сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина: ибо многие Новогородцы сражались за Ярослава; многие единокровные стояли друг против друга под знаменами Георгия и Константина.
Победа не была сомнительною. Новогородцы, Смоляне дружным усилием расстроили, смяли врагов и, торжествуя, показывали в руках своих хоругви Ярославовы. Еще Георгий стоял против Константина; но скоро обратился в бегство за Ярославом. «Друзья! – сказал Князь Новогородский своим храбрым воинам. – Не время думать о корысти; надобно довершить победу», – и Новогородцы, ему послушные, не хотели прикоснуться к добыче, с жаром гнали Суздальцев, топили их в реках, осуждая Смолян, которые обдирали мертвых и грабили обозы неприятеля.
Урон был велик только со стороны побежденных: их легло на месте 9233 человека. В остервенении своем не давая никому пощады, воины Мстиславовы взяли не более 60 пленников; а Смоляне нашли в Георгиевом стане и договорную грамоту сего Князя, по коей он хотел делить всю Россию с братьями. Ярослав, главный виновник кровопролития, ушел в Переяславль и, пылая гневом, задушил там многих Новогородских купцов в темнице; а Георгий, утомив трех коней под собою, на четвертом прискакал в Владимир, где оставались большею частию одни старцы и дети, жены и люди духовного сана. Видя вдали скачущего всадника, они думали, что Князь их одержал победу и шлет к ним гонца; но сей мнимый радостный вестник был сам Георгий: в бегстве своем он сбросил с себя одежду Княжескую и явился в рубашке пред вратами столицы; ездил вокруг стены и кричал, что надобно укреплять город. Жители ужаснулись.
Ночью пришли в Владимир многие раненые; а на другой день Георгий, созвав граждан, молил их доказать ему свое усердие мужественною защитою столицы. «Государь! Усердием не спасемся; – ответствовали граждане, – братья наши легли на месте битвы; другие пришли, но без оружия: с кем отразить врага?» Князь упросил их не сдаваться хотя несколько дней, чтобы он мог вступить в переговоры. Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и Ярославом, долго стоял на месте битвы и шел медленно ко Владимиру.
Чрез два дня окружив город, сей Князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины хотели идти на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но человеколюбивый Мстислав удержал их. Георгий уже не думал обороняться и, на третий день приехав в стан к Новогородскому Князю с двумя юными сыновьями, сказал ему и Владимиру Смоленскому: «Вы победители: располагайте моею жизнию и достоянием. Брат мой Константин в вашей воле».
Мстислав и Владимир, взяв от него дары, были посредниками между ним и Константином. Принужденный выехать из столицы, Георгий омочил слезами гроб родителя, в душевной горести жаловался на Ярослава, виновника столь несчастной войны; сел в ладию с женою и поехал в Городец Волжский, или Радилов».
Однако этот опыт Ярослава ничему не научил. Он рвался к власти.
Великий князь Георгий II Всеволодович
1219–1224
Мстислав возвел на великое владимирское княжение Константина. От Ярослава южного князя трясло, он даже против обычая забрал у него дочь, отданную тому в жены. Константин, понимая, что тоже виновен в войне, отдал Юрию Суздаль, дабы как-то загладить обиду. В качестве великого князя Константин пробыл недолго, он умер 33 лет от роду, как сказывали, от тяжелой болезни.
Теперь его место по праву наследовал Юрий. С братом Ярославом у него было полное понимание. Но брат Ярослав ожидал удачного стечения обстоятельств, чтобы завладеть владимирским столом.
Мстислав Удалой и хотел, и не мог больше управлять Новгородом. Его призывали гораздо более важные дела на юге – в Киеве, Чернигове и в далекой Галиции. Он был удивительным рыцарем своей эпохи – вступался за обиженных, восстанавливал справедливость и часто вместо благодарности получал только упреки. В Новгороде он оставил своего племянника Святослава, но тот оказался не способным сладить с новородцами. Обидевшись, он уехал к отцу в Киев. Его сменил Всеволод Романович, который точно так же не смог ужиться с северянами.
Новгород остался бесхозным. Этим воспользовались оба Всеволодича – Ярослав и Юрий. Они снова перекрыли проезд в южную часть страны. Начались волнения. Всеволод думал применить силу, но так и не решился. Долго в Новгороде он не удержался. Юрий посадил туда (горожане сначала этого не желали) своего малолетнего сына. Но боярам, приставленным при отроке, город был совершенно отвратителен, поэтому однажды ночью вся эта компания вместе с малолетним князем бежала из города. Новгородцы подумали и снова пригласили Ярослава. Этот был жесток, но при нем горожане ощущали хоть какую-то защиту. Князь пару раз успешно поводил новгородцев на немцев и чудь, потом ему это наскучило, и он бросил горожан на произвол судьбы, а на его место Юрий снова прислал малолетнего Всеволода. При этом князе горожане получили колоссальное поражение от немецкого ордена. Пришлось заключать с немцами мир. Мир, как тогда было принято, был вечным.
А Мстислав решал проблемы, которые действительно были важны для южной Руси. Речь шла о судьбе Галиции. По прежним дурным договорам Галич с окрестными городками был отдан венгерскому дворянину Коломану. И это несмотря на то, что у Галича было целых двое наследников.
Мстислав решил вернуть права детям Романа. Он неожиданно явился с войском под стенами Галича, ночью сделал подкоп под стены крепости, а утром уже вошел внутрь. Полякам и венграм пришлось сдаться. Коломана вместе с его молодой женой он отправил в Торческ, а захваченных в плен бояр выдал вместе с семьями своей дружине и союзным половцам. После чего встал вопрос: что делать дальше? Мстислав хотел отдать город Даниле, но бояре советовали сделать его условным владением венгерского королевича Андрея, за которого была помолвлена дочь Мстислава. Данила был еще очень молод, Мстислав боялся, что он не совладает с опасным галичским боярством. Но ему вроде бы удалось развязать запутанный клубок южных проблем.
И тут, как гром с ясного неба, грянуло известие, что на границах Руси появились какие-то новые, доселе невиданные воины. С легкой руки Карамзина эти кочевники получили название татаро-монголов, а порядок, который спустя 14 лет они учредили на Руси, – татаро-монгольское иго. Впервые о них услышали на Руси в 1224 году.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.