Глава 4 Охота и фауна в гавани Диксона

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Охота и фауна в гавани Диксона

Итак, мы отправились впятером в нашей моторке, чтобы подстрелить медведя, или оленя, или и того, и другого. Мы пошли к западной стороне острова, лавируя между маленькими островками пролива. Там мы наткнулись на плывущего медведя, которого пристрелили, взяли с собой на берег и начали свежевать. Но пока мы этим занимались, внезапно в поле нашего зрения возник еще один зверь, немного подальше, в северной стороне острова. Бросив моторку и полуразделанного медведя, мы пустились за медведем № 2. Но когда мы добрались туда, где заметили его, этот нахал устремился вплавь к одному из островков, расположенных еще севернее. Чтобы туда добраться, нам бы пришлось обогнуть весь архипелаг, поэтому, оставив медведя в покое, мы вернулись к моторке и к нашей освежеванной наполовину добыче. Но, попытавшись завести мотор, мы обнаружили, что с лампой что-то случилось – она никак не нагревалась, поэтому и мотор не запускался. Мы обмотали ее ветошью, залили бензином и зажгли. Однако и тут у нас ничего не вышло, мы бросили это дело, затащили лодку на берег и решили пойти на другую сторону острова, к мысу, где у нас остался провиант, а за лодкой вернуться на следующий день. Но не успели мы все закончить, как начало темнеть.

На острове мы наткнулись на стадо оленей, и директор Лид подстрелил двоих. Как хорошие охотники, мы должны были вернуться с добычей – со шкурой и мясом, добычу поделили практически поровну на четверых; нашему русскому компаньону было что снять на свой киноаппарат.

Я первый управился со своей ношей и отправился в путь, за мной последовал фотограф. Приближалась полночь, темнело. Через час я заметил перебегающего снежное пятно оленя, выстрелил, но в темноте промахнулся и пошел дальше. Наших спутников все еще не было видно. Правда, потом они рассказали, что когда услышали выстрел, то заметили медведя, лежащего прямо у них на дороге. «Ага, – подумали они, – наверное, это его сейчас и подстрелили». Когда они приблизились к нему на расстояние четырех-пяти метров, медведь вдруг вскочил и пошел прямо на них. Да, тот момент они запомнили надолго! Ношу в сторону, сразу за ружье и за патроны. Тьфу ты! Оказалось, вечером они перепутали ружья, и патроны не подошли – калибр другой. Вот-те раз! Веселенькое, надо сказать, дельце! а мишка уже тут как тут, злющий, готовый налететь на первого попавшегося, чтобы со всего маху ударить его своей огромной лапой. Буквально в самый последний момент директору Лиду удалось-таки зарядить патрон, и он выстрелил. Он промахнулся, но этого было достаточно, чтобы зверь испугался и пустился наутек вниз, к морю – по крайней мере, до них донесся всплеск. Затем они услышали, что медведь вернулся. Жутко рыча, бродил он по берегу – очевидно, был ранен. Думали, что он вернется, и ждали его в любой момент. Но нет – так далеко он не пошел.

Мой русский спутник был плохим пешеходом, он все сильнее и сильнее отставал и кричал мне, чтобы я его подождал, а то придет медведь и съест его – мы издалека слышали рычание зверя. Ну, мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Однако вскоре он снова отстал.

Наконец, мы пересекли остров и добрались до бухты. Нельзя отрицать, что все мы ужасно устали. На мысу мы устроили временный амбар для хранения провианта. Туда же поместили нашу добычу с оленьей охоты. Однако в один прекрасный день выяснилось, что не все донесли свою ношу в целости и сохранности. Один из охотников, также не привыкший носить подобные тяжести, выбрасывал по дороге кусок за куском, и когда ему пришлось отвечать за сохранность доверенной ему ценности, мы рассердились и хотели заставить его вернуться и подобрать все, что он выкинул, однако, в конце концов, смилостивились над ним.

Нам всем хотелось пить, и тогда мы придумали вот что. Единственное, что у нас было с собой – бутылка малинового сока. Мы взяли ведро, набрали в него пресной воды из подернутого льдом озерца на мысу, и вылили туда всю бутылку. Затем по очереди стали пить. Каждый уверял и клялся, что никогда в жизни не пил такого божественного напитка, как эта смесь ледяной воды и малинового сока!

В бухте у нас оставалась лодка, с ней было все в порядке, но как только мы собрались ею воспользоваться, к своему большому удивлению мы обнаружили только одно весло, второе взял кто-то из команды, Бог весть зачем. Что нам делать? Но голь на выдумку хитра – в лодке лежал хороший топор, а на берегу было полно плавника – можно было сделать себе весло. Мы вытесали себе более-менее подходящее и пустились в плавание.

Дул довольно сильный встречный ветер, поэтому нам пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы снова попали на судно. Линдстрем, наш замечательный стюард, оказался на высоте. Как всегда, у него было все готово. Не успели мы ступить на борт нашего старого «Эклипса», как Линдстрем позвал нас на ужин, причем нас ожидал просто превосходный стол. Было уже три или четыре часа утра.

Воды у островов Диксона весьма богаты рыбой. С тех пор, как мы сюда прибыли, каждый день нам попадались большие косяки палтуса. Крупная бухта стрелой врезается в берег в западном направлении, глубина там три-четыре сажени. Похоже, что палтус облюбовал себе эту бухту – рыба там была всегда, численность ее порой доходила до нескольких сотен. Русские рассказывали, что верховья Енисея очень богаты рыбой. Насколько я понял, она встречается, по крайней мере, у Гольчихи – это самое северное место на Енисее, где круглогодично живут люди (относительно мест, расположенных выше, мне разузнать не удалось). Гольчиха находится в 150 км к югу от гавани Диксона.

Русские тоже любят ловить палтуса. Они пользуются маленькими сетями, 10–15 саженей в длину, которые ставят с берега. Сеть ставится довольно свободно, крайний ее конец натягивается ровно настолько, чтобы, лишь рыба в нее толкнется, она подавалась вперед. Таким образом, рыба легко запутывается в сети, и чем больше она бьется, тем сильнее застревает. К тому же она тащит сеть к берегу, редкой рыбе удается вырваться. Так ловить палтуса можно только в сезон темных ночей, поскольку он осторожен, пуглив и подозрителен.

Палтус часто ходит большими косяками. Это очень красивое зрелище – целая стая, сотни и сотни сверкающих белых гладких тел. За ними можно следить на протяжении нескольких километров, к тому же всегда то тут, то там рыбья голова высовывается на поверхность, чтобы подышать. Палтусы бросаются с места с огромной скоростью, кажется, что они режут толщу воды, не встречая никакого сопротивления. Как говорят англичане, они «созданы для высоких скоростей». Молодые особи серого цвета.

Кожа этой рыбы представляет большую ценность, мясо очень вкусное, жир тоже идет в употребление. Кроме того, существует еще один деликатес. Вся рыба покрыта примерно полудюймовым слоем мягкого, похожего на резину вещества, рыбаки называют его «пробкой» или «квелья». Это вещество можно есть в сыром виде, на вкус оно напоминает орех. Датчане хорошо знают палтус с побережья Гренландии, колониальные власти в тех краях имеют недурной дополнительный доход с продажи квельи или «маттака», как ее называют на местном наречии. Ее варят и делают из нее консервы, которые считаются большим деликатесом, например, в Копенгагене.

Енисей богат рыбой самых разных видов. Мне рассказывали, что каждый год в Красноярске, там, где есть железная дорога,[26] собирается рыбная артель примерно в 4 000 человек. Они совместно нанимают баржу для себя и своих снастей. Небольшие пароходы тащат эти груженые баржи вниз по реке в различные рыбные места в северной части, прямо до Гольчихи. Там они располагаются и рыбачат все лето до середины сентября, когда те же самые пароходы приходят за ними и везут обратно домой.

На всем протяжении береговой линии островов Диксона к востоку до Пясины водится много других видов рыбы, много и палтуса. Здесь встречаются развалины, говорящие о том, что когда-то эти места были населены, причем, судя по всему, раньше люди жили здесь круглый год. Видимо, местные могли себя обеспечить охотой и рыбной ловлей.

Море у Пясины очень мелкое, глубиной три-четыре сажени. Палтус идет дальше на восток, он следует вдоль берега до границы льдов. Тут ему есть чем поживиться, так как здешние воды кишат полярной треской.

Каждый божий день, пока мы были здесь, мы видели на берегу медведей. Эти животные могут часами валяться в траве и спать мертвым сном. Но стоит только появиться охотнику, как чайки поднимают крик и будят его, летают вокруг зверя и кричат во все горло. Если это не помогает, они начинают кидаться на него и щипать за мех. Но лежащий на солнышке медведь воспринимает все это с удивительным спокойствием. Когда чайки разойдутся уж слишком сильно, он нехотя потягивается, садится, лениво зевает и, приходя в себя, начинает осматриваться. Этот малый ничего не боится, он хорошо знает свою силу, он – король здешних мест.

Но не стоит обольщаться, будто чайки ведут себя так из благородных побуждений; они руководствуются самым что ни на есть чистым эгоизмом. Приближающийся охотник, с их точки зрения – медвежья добыча, и если мишка ее не упустит, то и им перепадет кусочек.

Олени здесь тоже бродят, мы видели, как они плавали на материк с самого большого острова и обратно, иногда целыми стадами. Они кочуют здесь постоянно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.