Рогоносец Казанова

Рогоносец Казанова

у эти рогоносцы, дорогой читатель, убивать там своих неверных жен ли, любовниц ли не будут. Они попросту будут дико страдать и плакаться в жилетку духовнику ли, какой снисходительной жене ли на свою горькую участь. И, конечно, здорово по свету несчастливыми ходить будут, ибо их «пожирает» ущемленная гордость и попранное самолюбие. И они в мыслях будут вертеть один и тот же вопрос: почему это любовница предпочла кого-то там, а не его. Чем тот лучше? Что он такое специальное в постели вытворяет, если возлюбленная к нему, уроду гнусному, во многом отстающем от вашей собственной красоты и соблазнительности, убегает, а вас сторониться, как черт ладана?

Казанова, придумавший тридцать пять «вывертов» (любовных конечно) к уже существующим ранее тридцати пяти, открытых Аретином (это тот автор порнографических картинок, которыми были оклеены стены французских борделей, а у буржуа запечатлены на дорогой фарфоровой посуде), мучился всерьез этим вопросом. Он, который зиждет славу одного из самых прекрасных, самых «сильных» любовников на свете, вдруг потерпел афронт на любовном поле и от кого же думаете? От обыкновенной доступной проститутки, которая стала почему-то для него недоступна, как сегодняшняя виагра для бедняка.

Вот по этой-то причине мы причислили его к «зависимым рогоносцам».

Но давайте по-порядку. Конечно, Казанова далеко не знатная особа и с монархами не особенно тесно связан. Ну там парочку «разов» его маркиза Помпадур, восхищенная его талантами и образованностью (а он юриспруденцию и философию изучал), а также прекрасным знанием иностранных языков, а так же тем, что пишет он там что-то, а маркиза писателей и философов уважала и даже, наследуя нашу Екатерину Великую, тоже пенсию самому Вольтеру учредила. Словом, благодаря Помпадур Казанова на недолго «затесался» в королевский Версаль и даже парочку минут ему была предоставлена возможность переброситься словами с самим Людовиком XV, но на большее «ты не рассчитывай», конечно, его в «черном теле держали», то есть позволяли выстаивать в числе лиц, образующих полукруг, которые наблюдали с огромным восхищением, как рано постаревшая супруга короля полька Мария Лещинская, в своем замызганном старческом чепчике куриную ножку кушает. Куриную ножку! Будто одну. Не смешите! Аппетит у Марии Лещинский отменный и она однажды за ужином сто восемьдесят устриц в один присест уплела, запивая это огромным количеством пива. Короли все любили уж очень пожрать, пардон, покушать. Хотя и трудно это давалась, пока кусочек мяса и глоток вина до рта донесут, рота слуг должна была все эти яства испробовать, и, если не сваливался слуга через минуту отравленным трупом, король мог продолжать трапезу.

И вот Казанова, ловелас-ловеласом да еще в придачу с Дон Жуаном, потерпел жестокий афронт на любовном поле, хотя вообще-то женщины от него без ума и, как точно сказал писатель Роберто Гервасо, «достаточно на него посмотреть, чтобы влюбиться». Вообразите себе: мужчина огромного роста, в метр и девяносто сантиметров, с оливковой нежной кожей, орлиным носом, глубоким и внимательным взглядом больших глаз, к тому же страстный рот, сильный подбородок. Словом, если бы у нас была такая возможность, мы бы тоже подобно парижанкам и венецианкам в него без промедления влюбились. Ну, конечно, такая красота только для любви и создана. И Казанова постарался в максимальной степени своими данными воспользоваться. Начал сексуальную жизнь довольно рано, когда в подростковом возрасте влюбился в некую Терезу, любовницу его воспитателя и благодетеля Малипера. И не только влюбился, но еще и дефлорировал ее, поскольку хоть Тереза и была любовницей у Малипера, но девственницей. Вы конечно, знаете, дорогой читатель, таких вот маломощных старичков, у которых мужская сила ни за какие коврижки не вздыбится, но коим непременно надо вечно баб, как хорошая хозяйка куриц, щупать. А Казанова, видите ли не знал, что его хозяин и благодетель едино «щупает» и, в страсти не разобравшись, как и что, лишил Терезу девственности. Ну, конечно, благодетель такого неблагодарного воспитанника палкой прогнал и бедный, почти нищий Казанова ведет теперь бродячую жизнь. И мотается по свету, как бродячий актер: из Парижа в Рим и в Венецию, потом в Вену, потом опять в Париж. И никакого радостного просвета ему в этой бродяжьей жизни: спит где попало, ест что попало. Одна радость, что не сам где-то там по постоялым дворам ночует. Часто в обществе бродячих актеров. И даже с одним таким актером сдружился и вместе они на соломе в хлеву спали, обнявшись, как два брата. Но, как знаете, братское чувство не всегда невинным бывает, часто в него элемент патологии вмешивается и однажды Казанова, каким-то бледным и пока еще неясным чувством гомосексуализма охваченный, схватил своего «братишку» ну, сами знаете, за что. А там! Батюшки — сватушки — там пусто! Он, возмущенный такой природной аномалией и убежденный, что перед ним полный кастрат, лишенный своих половые органов, недаром такие сопранные трели выводил в лунную ночь под голым небом, сбрасывает с него одежды и глазам своим не верит. Перед ним — девица!

Ну, конечно, возрадовался Казанова страшно, быстрехонько ей дефлорацию произвел, и его уже след простыл. Испарился, за последствие этой ночи ответственности не неся.

И начал он все больше и больше увлекаться двумя вещами: картами и сексом. И такой был неутомимый в этом пункте, что и проигрывал много и в любви был щедр. Дамы в восторге от его услуг. Один только изъян имел: когда совершал по нескольку, а иногда и на десятки исчислялось, дам осчастливение, у него из носа кровь обильно струиться начинала, и часто на голые груди дам, что, конечно, согласитесь, не каждой нравилось. Когда Казанова считал необходимым уже в прелюдии к любовным играм дам предупредить об этом своем, в общем-то, неопасном недуге.

Но, как нам объясняют сексопатологи, что сексуальная ненасытность растет по мере ее увеличения, а мы скажем попросту: «чем дальше в лес, тем больше дров», связи традиционные начинают не удовлетворять Казанову. Ему хочется попробовать, как сейчас, в наше время принято, групповой секс. Тогда тугодумные умы были, долго не догадывались о всех преимуществах группового секса. Попробуй, отыщи отца, если какая дамочка ребеночка родить вздумает. И Казанова решает скромно начать с трио. Но, конечно, как всегда в истории и жизни бывает, все началось чисто случайно.

Первоначально он даже не думал сразу двух баб в постель уложить. Нет, он был джентльмен и с хорошими манерами и не желал у одной или другой ревность вызывать. И вот он живет с одной хорошей девушкой Катериной, влюбляется в нее, и все честь по чести, почистив свой старенький и изрядно потертый сюртучок, пуговки медные отполировав, перчатки бензином, помните, как это очень даже успешно героиня Чехова Анна («Анна на шее») делала, пошел к отцу Катерины просить руки дочери. А тот как глянул на Казанову в потертом сюртучке, за дверь выгнал, а дочь в монастырь заточил. Ну что влюбленным делать оставалось? Конечно, слезная переписка. И вот влюбленно слезами изливаясь, пишут друг другу, клянутся во взаимной любви, но Катерина, как девушка честная, признается, что она, мол, не совсем жениху верна, но ее вины в этом мало. Тут ее одна монашенка, назовем ее М., раз уж сам Казанова ее так называет в своих воспоминаниях, соблазняет и даже что-то там с ее грудью проделывает, а иногда и не только с грудью. Ну Казанова, заинтересовавшись столь нетипичной монашенкой, изъявляет желание ее познать. А она это желание весьма односторонне восприняла: словом, когда Казанова в условленное место пришел, он девушку застал раздетой, в постели и с ногами весьма приготовленными для любовных утех. Что ему оставалось делать? Пришлось изменить Катерине. А потом так вошел во вкус этих сношений с М., что о Катерине начал забывать, проводя упоительные часы с монашкой М. Но однажды, только он приготовился к очередной любовной атаке, какой-то шум за кушеткой его потревожил. Он простыню раздвинул, а там в спинке кушетки дыра, что с твой кулак и с просверленной стеной сообщается, а оттуда сверкают чьи-то посторонние глаза. И оказалось, что это любовник М. французский посол Француа де Пьерре, таким вот манером свою сексуальную страсть удовлетворяет. Он принадлежит к типу мужчин-подглядывателей. Такие мужчины сами с любовницей не спят, но очень любят, когда за них это делает другие мужчины. Так сказать, работу и старания другим, себе лишь визуальное наслаждение дармовое. Ну с этого времени дискомфортные условия посла были несколько улучшены.

Он отныне вместе с любовницей и Казановой в одном ложе пребывал и, как сказала известная куртизанка Нинон Лакло, «в любви самое лучшее, когда имеет место святая троица».

Ну и начали они эти любовные обряды совершать втроем. Но однажды, когда пришел Казанова в это обоснованное и обихоженное гнездышко, кого он узрел, думаете? Катерину. Явилась, не запылилась. Она, горя ревностью, а одновременно и милосердным чувством ни неверную подругу, ни неверного любовника не наказывать пришла, она просто предложила и себя. Три — это, конечно, хорошо, но четыре — еще лучше. Не правда ли? И вот они уже дружным квартетом начали свою любовь осуществлять, только, конечно, больший труд в этом деле возлагался на Казанову. Дипломат только визуальным органом действовал, а Казанове каково? Всё органы мобилизуй, и конечно, кровь из его носа все чаще и чаще капала на голые груди его любовниц.

Квартет — это, конечно, хорошо, но кровосмешение еще лучше. Не правда ли? Особенно для слишком требовательных и сексуально «обытых» партнеров. «Казиродство» в Древнем Риме здоровый перчик в сексуальные сношения вносило. Недаром Нерон какое-то время любил спать со своей матерью Агриппиной, да и та от этих услуг не отлынивала, а когда опостылела Нерону как женщина, да и совесть его начинала мучить, Агриппина сознательно поила сына вином, обнажала грудь и по-матерински давала ему ее пососать, постепенно возбуждая в нем нужные ей чувства. Калигула, дефлорировавший двух сестер, среди них и Агриппину, будущую мать Нерона, выслал их на необитаемый остров, поскольку наслаждения, получаемые им от Друзиллы, младшей сестры, были так ни с чем не сравнимы, что услуги первых насмешкой выглядели. А с Друзиллой Калигула начал жить как с женой, отстранив ее законного мужа, а когда она умерла, объявил государственный траур и построил ей мавзолей. Словом, Казанова, не дурак был, и в смысле сексуальной испорченности мало чем от римских императоров отличающийся, решил тоже вкусить «запретный плод» кровосмешения.

Правда, потом канючить перед читателем начнет: дескать, не виноват я, дорогой читатель, в столь тяжком грехе, по незнанию это вышло. Столько детишек наплодил в своих бродяжьих «экскурсиях», что поди разберись, его это дочь или проститутка какая. Ну эта семнадцатилетняя красавица Леонильда проституткой, правда, не была. Она была содержанкой богатого маркиза князя Маталона, но не подумайте чего дурного, чисто для платонических утех он ее держал, поскольку князь был хроническим импотентом и девицы были только для «щупанья». Жена об этом знала и никогда по отношению к супругу ревности не выказывала. И Казанова об этом знал. А приходил к девице в ее салон, состоящий из красивых комнат в венецианском духе и с порнографическими картинками на стенах исключительно в делах интеллектуальных. Ну там о философии немного потолковать, оду какую девице прочитать, поскольку она дюже образованной была и даже наизусть басни Ла Фонтена знала и всегда их очень кстати и остроумно применяла. И вот в первый раз жизни наш Казанова влюбился так, что готов жениться на девице, а не так как раньше бывало: «сделал дело, убегал смело», а тут дело даже не началось еще, и он убегать не собирается. Вызвали мать Леонильды, чтобы по-христиански, по-божески, благословление ее принять. А мать ее, как вошла в комнату, Казанова так и обмер: перед ним очутилась его бывшая любовница Лукреция, которую он в свое время беременной оставил, а Леопольдина, значит, его дочь! Афронт полный, Казанова в расстроенных чувствах, а благородный князь, который только для проформы любовницу держал, чтобы его громко в импотенции не обвиняли, знаете, как раньше делалось повсеместно: чуть неудача у мужчины с половым органом, он берет себе молодую любовницу, для «щупания», и радуется, что утер обществу нос и никто его в половой немощности обвинить не может. Римский кардинал Бернис даже несколько этот процедер расширил: у него была девочка для мнимой любви, а проститутки и монашки в его дворец приглашались исключительно для разнузданных оргий с гренадерами сильными, и кардинал на этом спектакле совокупления тел был внимательным зрителем.

Ну, словом, за неимением иной возможности, князь Маталона разрешил, чтобы Казанова занялся любовью не с дочерью, а с матерью, так сказать, продолжение следует. Дочь вызвалась помогать в этом трудном деле (телеса у матери уже не те, не очень Казанову соблазняют). И как нам описывает энигматично сам Казанова, услуги дочери были на высшем уровне: она помогла и матери оргазм получить и отцу во время салфетку подстелила куда следует, но только не туда, чтобы еще одна дочь родилась. И после этой маленькой оргии все в приятном расположении духа разъехались. И вот через несколько лет Казанова, уже изрядно потрепанный жизнью и еще более обнищавший, встречает эту самую свою дочь Леонильду уже в качестве богатой маркизы за маркизом-импотентом. Ну, на этот раз отец постарался оказии не упустить, забрался на дочь без всяких там ненужных фанаберии и угрызений совести и через девять месяцев родился у Леонильды сын, который получил сразу два звания: сына и внука при одном отце.

Казанова, надо вам сказать, дорогой читатель, был любовником исключительным. Это вам не садизм и грубость маркиза де Сада или там аномалии Мазоха! У него все чинно и прилично. Ни одна покинутая им любовница на него не жаловалась и обиды не держала. А одна даже отдала ему обратно через десять лет подаренные им когда-то драгоценности, так растрогалась его нищенским сюртуком. Казанова всегда любую женщину одарял королевским вниманием, а своей служаночке-мещаночке, которая под конец его семидесятитрехлетней жизни почти что женой ему будет, всегда ручки целовал, подарки дарил, и закрыв глаза от обилия явной лести, которую сам с трудом выдерживал, комплиментами одаривал. И женщины его безумно любили, но он их безумства принимал спокойно и с прохладцей, легко оставлял, легко сходился и душевными муками не мучился. Кроме одного раза. И тут мы приближаемся вплотную к нашей главе, в которой причисляли его к «зависимым рогоносцам». «И на старуху находит проруха». Казанова начал терпеть истинные танталовы муки. Но если лидийский царь был осужден на вечные муки голода и жажды, то Казанова на любовный муки. И от кого же? От маленькой дешевенькой проституточки. Почти четверть книги своих воспоминаний он посвящает невыносимым издевательствам, которым в тридцатисемилетнем возрасте был подвергнут этой самой семнадцателетней Марианной Харплтон из Лондона. Беспардонно забирая у Казановы все деньги, без конца одаряемая подарками, эта девица вытянула из известного писателя, написавшего к этому времени уже пять романов и два десятка комедий, не только сребреники, но и все нервы. По ночам он не спит, днем страдает, везде Марианну ищет, а она с другими любовниками время проводит, никому в любовных ласках не отказывая, кроме Казановы. «Проституток Казанова знал много, но Такой!» — красноречиво восклицает его биограф.

В самом деле, где это видано, чтобы проститутка, получив деньги, до любовных утех клиента не допускала. Что только не придумывал Казанова, чтобы ее заполучить. Ничего не вышло. Приглашает он ее, скажем, в отдельный, уединенный ресторанный кабинет, который в те времена «домиком для удовольствий» служил, и только намеревается с Марианной уютно на диванчике расположиться, глядь, а за нею шнуром тянутся три подстарелые тетки, а за ними три здоровенных мужика, и всех Казанова корми ужином, и довольствуйся вместо плотских утех поглаживанием по головке своей возлюбленной. Ну, словом, терпел-терпел этот «зависимый рогоносец» танталовы муки, не выдержал. Отомстил. Страшно. Он на дверях ее дома повесил табличку и на ней написал огромными черными буквами: «Марианна еще большая курва, чем ее мать!»