Шлюхи — великая сила

Шлюхи — великая сила

Невыгодно нападать на то, что нельзя искоренить.

Л. Мерсье

  орошая шлюха — великая сила. И недаром были в каждой стране знаменитые куртизанки, прославившие историю и вошедшие в нее наравне с полководцами и великими монархами! Кто не знает Аспазию, Фрину, Марион Делорм, Нинон Ланкло, Агнесс Сорель, Розамунду! Они велики только тем, что ХОРОШО СЛУЖИЛИ МОНАРХАМ СВОИМ ТЕЛОМ! Но иногда и умом! Не каждого монарха удовлетворяло только тело. Нередко ему нужен был ум и интеллект женщины. Наполеон Бонапарт терпеть не мог умной женщины и вечно издевался над мадам де Сталь, а вот его министр Талейран не терпел глупых женщин. Ему обязательно была в постели нужна интеллектуалка. Нужно отметить, дорогие читатели, одну закономерность. Великие куртизанки, те, которые в историю вошли и имя себе составили, — были умны. Талейран мог бы иметь самых красивых женщин, но он предпочел одноглазую сорокалетнюю пани Тышкевич. Возможно, не было бы ни Жанны д’Арк, ни освобождения Франции от долголетнего ига Англии, если бы любовница французского короля Агнесс Сорель не уговорила его стать на защиту интересов своей страны, и прославилась она не только тем, что ввела в моду изумруды, исключительно идущие к ее зеленым глазам, и нашивные бриллианты на платья, но прежде всего как великая муза слабого монарха, вдохновившая его на подвиги. Может, не было бы великих ратных подвигов Перикла, если бы не было его Аспазии, с которой дружил сам Сократ. Флора, древнегреческая гетера, славившаяся своей красотой и умом, все свое огромное богатство, полученное за продажу своего тела, то есть за платную любовь, завещала государству. То-то каждый год в Греции к ее чести отмечается праздник цветов, фактически являющийся не чем иным, только эротической вседозволенностью. Один день в году разрешается ходить женщинам голыми и в таком виде плясать. Олимпия Мазарини, племянница кардинала Мазарини, которая фактически во время правления римского папы Иннокентия X была «хозяйкой Рима», не только снисходительно относилась к дамам, продающим любовь, но восстановила их права. Если им до сих пор не разрешалось разъезжать в каретах — она разрешила, а также напяливать на себя сколько угодно драгоценностей и мехов, кроме горностая, конечно. Горностай был зверьком высшего сорта — для монархов и их любовниц.

Неплохо было жить проституткам и в пятнадцатом веке, особенно при правлении римского папы Сиктуса VI. Он то и дело открывал публичные дома. Почему, думаете, дорогой читатель? Низменный секс любил? Ничего подобного. Это был довольно добродетельный папа, но он действовал по принципу: «Живи сам и дай жить другим». Одними индульгенциями ватиканскую кассу не пополнишь. Нужны дополнительные доходы. И римский папа совершенно справедливо рассудил — пусть проститутки платят налоги. Восемьдесят тысяч золотых дукатов «выжимал» ежегодно папа из этих жриц любви. То-то было им раздолье! А что? Каждая сегодняшняя проститутка, вынужденная промышлять где-то на задворках грязного двора, с радостью бы такое условие приняла: занимайся своим процедером открыто, но плати налоги. Не правда ли, честно и справедливо. Вот и получилось, что в пятнадцатом веке при папе Сиктусе VI на сто тысяч жителей Рима было свыше семи тысяч проституток. А вот другой римский папа, живший в шестнадцатом веке Пиюс V совершенно не понял значения этой институции в общественной жизни народа. Он их топил, этих бедных проституток, как котят, в реке Тибре. Но потом, когда народ возроптал, лишившись доступных сексуальных удовольствий, римский папа вынужден был уступку проституткам сделать. Он отвел для них специальные кварталы Рима, а если какая, разбежавшись со своими услугами, выглянет из-за угла в престижной части города, не на задворках, где ей место отведено, то ее наказывали плетьми. «Знай сверчок свой шесток». Конечно, позднее дома терпимости стали возникать и в престижных местах Европейского города, даже в центре, но ведь это были так называемые дорогие фешенебельные бордели, для богатых. Для бедных домишки с полуразрушенными крышами и скособоченными оконцами ютились на окраинах города и предназначались для народной проституции. Все правильно. Все по закону: «Похлебка для народа, устрицы для богачей». Проститутка богатого борделя, что тебе королева. Вы послушайте только, дорогой читатель, как этот бордель, полный неги и изысканной роскоши описывает знаток этого дела и постоянный их посетитель Жюль Жанен: «В хорошем доме терпимости проститутка чувствует себя прекрасно. Она там почти королева. У нее есть кружева, шелк и золото. Ее ноги касаются расшитых цветами ковров. Она улыбается в блестящие зеркала, скользит небрежным взглядом по шедеврам искусства, всем этим порхающим амурам, пастухам, пастушкам, улегшимся на краю лужайки, выставив из-под юбок крошечную ножку. Весь мир послал в этот дом свои трофеи: Китай старинные лаки, Англия изделия из серебра, Север благородный фарфор. У нее есть лакеи и старуха, чтобы открывать двери, чтобы стоять на запятках ее кареты, имелся красивый крестьянин. Кухня у нее так и пылает, гостиная тиха и прохладна, спальня благоухает жасминами и розами». Жить — не умирать проституткам! Но умирать все же им приходилось, а даже великие муки и стыд испытывать, потому что во многих странах началась «охота на ведьм», пардон, охота на проституток, но не с меньшей жестокостью и энергией, чем во времена инквизиции.

Австрийская Мария-Тереза — эта поборница нравственности, которая сама шестнадцать человек детей своему мужу родила, — проституток из Вены не только повыгоняла, а даже жестоко их преследовала. Полицию нравов ввела такую строгую, что хуже КГБ, — замаскированных под швей и парикмахерш проституток выискивала.

Моет, скажем, своему клиенту такая парикмахерша-проститутка голову и, не успев еще ее высушить, только уляжется с ним любовными утехами заняться, как врывается страж порядка — инспектор нравов и с мокрой головой тянет клиента и ее, проститутку, в участок. А там сами знаете что будет. Там проститутку-парикмахершу обреют, в позорное платье оденут, на баржу посадят и в работный дом далеко за Веной вышлют. Странная эта Мария-Тереза. Сама чуть ли не каждый день за любовными утехами к бедному и натруженному мужу ходит, а бедным девушкам заняться ими не позволяет. Решила институцию любви затолкать в супружеские альковы! То же самое проделала королева Виктория, которая своему Альберту тоже девять человек детишек родила. Англия будет моральной и все! И нельзя было почтенному буржуа при королеве Виктории без стыда с черного ход даже в бордели заглядывать. Занимайся сексом только со своей супругой! Да разве они искусны в любви? Они, жены, на клавесинах играют, по латыни любовные стишки декламируют, а в постели? В постели они даже пупок перед мужем не откроют. А разве может насладиться мужчина телом женщины, если он, собственно, не знает, как оно устроено? Сам Господь Бог или господин дьявол, не знаем, не выясняли, приказывали — быть проституткам. «Проститутка, что клоака, — сказал Августин. Убери клоаку, и нечистоты зальют город». Правильно! Ибо в человеке дух не всегда плоть побеждает. А короли вроде Людовика IX «Святого» или Карла Великого желали, чтобы было наоборот.

Ведь плоть грешна. А человек должен стремиться к чистоте и нравственному совершенству. Монахов, от избытка плоти не сумевших с Господом Богом ужиться, заставляли пороть себя бичами. А вот Карл Великий не очень поверил, что народ добросовестно бичевал себя. Он делал это насильственно и публично. И кто, вы думаете, его жертвами были? Ну конечно же бедные проститутки. Их с позором везли голых через весь город на осле, причем для большего унижения, лицом к хвосту осла и подвергали публичной порке. Когда у нее, у проститутки, вся спина и нижняя ее часть была до крови исполосована, а она сама от боли и мучений в обмороке лежала, ее гуманно приводили в порядок, водицей поливали и глоток водицы испить давали, ибо ей надо было набрать силы для дальнейшей процедуры: ей будут отрезать нос. Ходи теперь безносая, гнусавя вслед клиентам, не больно-то вскочат в твое ложе. Но если какая упорная и уже безносая проститутка на рецидивизме попадалась — тут ей пощады не было: ей уготована смертная казнь. Ну и что, вывел Карл Великий этими жестокими методами проституцию? Не вывел.

Не менее жестоко со жрицами свободной любви поступал Людовик IX «Святой». Ну он, известно, во все святость вводил. Никакого наслаждения не должно быть в жизни — таков его был девиз. И если ему мясо покажется вкусным, он его тут же нищим раздавал. А пиво пил только кислое, такое, какое его слуги пить не хотели, чтобы истребить в себе вкус к вину. Наплодив с женой одиннадцать детишек, в спальню входил только по разрешению своей матушки Бланки Кастильской и исключительно для деторождения. Как только матушка почувствует, что сынок что-то слишком долго в спальне у жены пребывает и явно на любовные утехи это смахивает, она бесцеремонно вваливалась в спальню, сына с постели поднимала: «Нечего тут прохлаждаться, государственные дела ждут». О боже, сколько бедная супруга Маргарита перестрадала от тиранства свекрови — описать трудно! Так вот этот король, поскольку сам не получал сексуальных наслаждений, решил и народ к ним не приучать и жестоко проституток наказывал. Их секли, конечно, это уже традиционно, но также клеймили раскаленным железом и конфисковали имущество. Накопила, скажем, бедная проститутка каких-то там пару платьев и пару перстеньков, отдавай государству. А у нее, может, так униженной, поротой, клейменной, и клиентов-то больше не будет. Значит, превращайся проститутка в нищую!

Ну, более поздние короли таких экстремальных метод к проституткам не применяли. Они просто поставили их на свое место. И если ты проститутка, то в баню ходи только в понедельники, на базар тоже. Живи в специальном районе города, чаще у городских стен, свой домик освещай красным фонариком, а вздумаешь в церковь идти, богу помолиться, грехи немного снять, напяливай на правое плечо красный шнур и даже если ты будешь в шелковом платье и в соболях (иной мех не разрешался, а горностаи упаси боже!), все равно дамы, почтенные жены будут на тебя с презрением смотреть. Проститутки, видя такую человеческую и социальную несправедливость, бросили клич — «Проституция в опасности!» И давай свои ордена и клубы организовывать. И так возник во Франции орден Магдалины, где каждая проститутка могла прийти в свой клуб и немного за чашкой кофе отдохнуть от трудов. А то как она ни старайся в любовных усладах клиентов, все равно какой-нибудь Казанова ее нелестно увековечит. А Казанова так писал о французских проститутках: «Французские девки, служительницы Венеры, сметливые и обхождению наученные, без страстей, без темперамента и потому любить не способны. Они умеют угождать и действуют по раз заведенному порядку. Мастерицы своего дела, они с одинаковой легкостью, шутя, заводят и прерывают связи».

Но нигде, дорогой читатель, не чувствовали себя проститутки «людьми», как в Греции. Вот где процветал культ проституток! Они могли свободно посещать храмы вместе с порядочными женщинами. И так было на Кипре, в Милете, Лесбосе, Абидосе, Аигде. В Афинах проституция стала чуть ли не государственным учреждением. Они даже получили название богини Афродиты Гетеры — стали гетерами. Определение ее однозначно — «дающая наслаждение». Однако не думайте, что в Греции все проститутки одинаково трактовались. Там тоже существовала социальная иерархия.

Проститутка, принадлежащая к низшему классу, называлась «порна» и принадлежала к сословию рабынь. Они содержались в так называемых «женских домах» и их роль мало чем отличалась от роли простых служанок. Ну разве тем, что кроме домашних работ ей еще вменялось в обязанность и телом своим клиентов обслуживать. Гетера — это проститутка высшего класса. Гетер образованных, утонченных, ученых, обладающих всевозможными талантами, а особенно талантом искусства любви, любили поэты и властелины. Их воспевали в поэмах, им ставили памятники, как знаменитой Флоре. Государственный праздник — торжество Посейдона — бога моря. Кто входил в пенящиеся волны Эгейского моря, открывая праздник? Проститутка Фрина, конечно. Кого безумно обожествлял Александр Македонский? Конечно, свою наложницу Тайс, приказавшую великому императору поджечь королевский дворец. А Аспазия — гетера из Милета? Ведь это ее охотно посещали Сократ и Перикл. А император Перикл даже сделал ее своей гражданской женой. И вот, наследуя Римскую и Греческую империю, Франция тоже принялась культивировать проститутку. Это было в эпоху Ренессанса. Порядочный буржуа наряду с особняком и конюшней с породистыми арабскими скакунами содержал красивую куртизанку. Это было престижно и ни один уважающий себя буржуа не будет жить без постоянной любовницы. О его авторитете и социальном положении свидетельствовал факт — кто у него куртизанка. Они, эти куртизанки, как хорошие французские актрисы типа Жорж или Рашель или Дузе, имели свои имена. И часто какой-нибудь престарелый «рогоносец», не умеющий уже отдавна поладить с постелью жены, брал себе куртизанку «для видимости». Нам Казанова сообщает, как он знал таких «мужей», имеющих девушек только для видимости. Одну такую случайно Казанова дефлорировал, ибо не подозревал, что многолетнее сожительство с ней князя ограничилось только до «подглядывания».

Проститутка настоящей любви мужчине дать не могла. Во-первых, потому что ее любовные чувства притупились, во-вторых, в силу своего ремесла, она к любви относилась чисто механически, как правильно заметил Казанова.

Эту истину хорошо усвоила английская королева, жена Георга II — Каролина, принимающая институцию метресс как государственную необходимость. Она считала, что фаворитка — это публичная обязанность, существо нечто вроде комнатной собачки, а настоящее сексуальное удовольствие может дать королю только супруга. Когда она умирала, просила на ложе смерти своего мужа, чтобы он никогда не женился, а имел бы только метресс. «Да, да, я буду иметь только метресс», — успокаивал умирающую и ревнивую жену, с совершенным безразличием относящуюся к фавориткам, но кипящую негодованием при мысли, что муж-король мог бы жениться второй раз и забрать у нее монополь любить его даже из гроба. Слово свое король Георг II сдержал.

Не наблюдаете ли вы, дорогой читатель, в нашем рассказе некую нелогичность? С одной стороны, мы хвалим любовь метресс, дающих королям огромное физическое наслаждение, с другой стороны, заявляем, что проститутка по-настоящему любить не способна. Никакой нелогичности здесь нет. Надо только отличать королевскую куртизанку от уличной проститутки. Эти, последние, изношенные, потрепанные, мало уважаемые, давно превратились в социальный низший класс, особенно в посмертную эпоху королевы Виктории. Это после ее смерти институция проституток так распространилась, как долго сдерживаемый ливень, что в Лондоне в 1841 году при общем количестве населения в два миллиона двести тридцать пять тысяч человек было восемьдесят тысяч проституток. Эта своеобразная каста возникла из бедных фабричных работниц, получающих жалкие гроши за свою тяжелую работу. Это вынужденная каста проституток. Такая каста процветает сейчас и в бывших республиках Союза и в самой России. Безработица, недостаток социального обеспечения, отсутствие заботы государства о народе рождает касту дешевых, обездоленных проституток. Буржуазные проститутки сняли шелка и бриллианты и облачились в потрепанные джинсы. Вышли из комфортабельных домов терпимости на придворные задворки, на лестничные площадки, на привокзальные улочки возле мусорных ящиков. Дешевые обездоленные проститутки j эпохи Генри еще больше обездолились в нашу эпоху.

Давно неконформистскими учеными доказано, что институция проституции нужна. Зачем же унижать ее нелегальным существованием. Веками разными репрессиями старались избавиться от «жриц любви». Это никому не удалось и не удастся. Зачем же унижать человека жалким подобием любвей на задворках? Во времена мудрого Аристофана проститутки и дома терпимости должны были платить государству налог. Умное государство не закрывало бы глаза на существующее явление проституции, но постаралось бы облечь, подобно японцам, в красивую тогу эротической, комфортабельной любви. Но не наше, конечно, это дело, дорогой читатель, проливать слезы по поводу бедственного положения сегодняшней проститутки.

В свое время много слез над ними пролили и монархи, ибо проститутки часто вызывали у монархов необыкновенно глубокие чувства и становились даже королевами, а уж совсем часто — «будуарными царицами».

Но бог с ними, с проститутками, возвратимся к нашей основной теме о «снисходительных рогоносцах».

Вам, «снисходительные рогоносцы», надо бы памятник поставить, отлив ваши «рога» из чистого золота, такие вы замечательные мужья. Вы своих жен счастливыми делаете своей снисходительностью. Вы умны и проницательны и умеете свои ревностные чувства прятать от посторонних глаз. Если ваша жена наслаждается любовными утехами с другим, вы по-философски это принимаете лаконичным: «так надо». Кому надо? Часто вам, чаще государству, которому вы служите, еще чаще монарху, у которого вы служите. Ласк жены и вам немного перепадет. Жить можно, и жизнь проста, если из нее проблемы не делать. Как вы уже убедились, дорогой читатель, «снисходительный рогоносец» по внешнему виду мало чем отличается от «добровольного» и можно тоже создать легко его стереотип. Обыкновенно, это пожилые или в среднем возрасте мужчины, уравновешенные, со спокойным характером, часто они намного старше своих супруг. Они умны и великодушны. Они хорошо спят, хорошо едят, урывают и для себя «кусок любовного пирога» на стороне, любят щипать за ягодицы горничных и почти не делать внебрачных детишек.

Хорошими «снисходительными рогоносцами» были Валеские: отец и сын. Фамилия эта хорошо в истории известна, главным образом благодаря сыну Александру Валевскому и его матери Марии. Полька Мария довольно длительное время была любовницей Наполеона Бонапарта, причем такой, к которой великий император питал нежные чувства, вообще-то нескорый на эти чувства. Сынок, Александр Валевский, очень похож на великого отца Наполеона Бонапарта, даже в большей степени, чем его законнорожденный сын от второго брака с австриячкой Марией-Луизой. Наполеон сына незаконнорожденного очень любил, и довольно часто мать привозила его на свидание с отцом. Мария Валевская, в отличие от законной супруги Наполеона Марии-Луизы, императора в беде не оставляла и они с сыном даже на острове Эльбе побывали. И несмотря на то, что сыну было только четыре года, он воспоминание об отце сохранил явственное. Отец-император постарался дать сыну хорошее образование, чтобы тот в будущем мог себе хорошую карьеру составить, что и случилось: он у императора — родственника Наполеона III — будет министром иностранных дел.

Когда Наполеон Бонапарт умер на острове Святой Елены, сын учился в швейцарской школе, и деньги на его образование дал, конечно, отец. Но вот фамилию Валевский он принял от мужа своей матери, который любезно согласился ребенку жизнь не портить титулом бастарда и согласился дать свою фамилию.

Мария Валевская была за это своему старому мужу, старше ее в четыре раза, очень благодарна.

Начнем, однако, не опережая событий, по порядку. Наполеон Бонапарт после многих завоевательских походов находится сейчас в Варшаве, столице Польши, и очень скучает в этой «варварской» стране. Хотя конечно, балы и маскарады на королевском дворе устраивали довольно часто, но Наполеон на них скучал по той простой причине, что польки не очень ему нравились: слишком умны, чопорны и остроумны. А Наполеон Бонапарт умных женщин, как мы знаем, не только не любил, он их ненавидел. Недаром он так докучал мадам де Сталь — известной писательнице — такими вот разговорами. Она, обмахиваясь веером, в огромном декольте, из-под которого грудь едва что не вылазит, усиленно кокетничает и старается обольстить императора, а он ее комплименты в свой адрес прерывает и, смотря на ее открытую, полную грудь, осведомляется: «Вы сами кормите своих внебрачных детей?» Ну что за мужлан, извините за выражение! С дамами совершенно бесцеремонен. Он подошел к одной даме, имеющей неосторожность облачиться в платье смелого фасона и сказал следующее: «Как вам не стыдно носить такие платья молоденькой девушки. Ведь вы уже старуха». Муж «этой старухи» чуть со стыда не сгорел и здорово потом журил свою молодящуюся супругу. Дамы у Наполеона Бонапарта служили конкретным целям: не болтать о политике, а если тебя приведут во дворец, быстро раздевайся и жди в постели, пока император с бумагами дело кончит. Иногда он даже приветствия даме не выражал. Кивнет головой в сторону спальни, иди, мол, раздевайся и дожидайся, а сам тут же в бумаги углубляется. Дама в ужасе от манер императора, а камердинер Констан, который всегда участвовал во всех альковных делах императора, даму утешает, император, дескать, очень занятой человек и дамам надо с этим считаться! Афоризм Наполеона Бонапарта: «Стыдливость для женщины то же, что для мужчины храбрость. Я презираю одинаково как труса, так и бесстыдную женщину». Своей жене Жозефине в 1806 году писал в письме: «Я ненавижу женщин-интриганок. Я привык к добрым и кротким женщинам и только таких люблю». И вот такую скромную «и чистую» женщину он увидел на одном из балов в Варшаве. Ею была Мария Валевская. Личная жизнь этой женщины счастливой не была. В возрасте шестнадцати лет ее выдали чуть ли не насильно замуж за семидесятилетнего дважды вдовца, обремененного детьми и внуками, шамбелана Валевского. Он старик и еле ходит. У него подагра и боли в почках. Да, хорошенького мужа, нечего сказать, подыскали шестнадцатилетней польской красавице! Она, как увидела своего будущего супруга, в обморок от ужаса упала. Но шамбелан Валевский вполне философски воспринял отвращение супруги. Он решил быть снисходительным, если понадобится, «рогоносцем». Поговаривали, что не так уж и «чиста» Мария Валевская: будто она тайно брала себе любовников из русских офицеров и польских поручиков. Так во всяком случае, опираясь на архивные документы, утверждает польский писатель С. Василевский.

Внешность Марии Валевской поражает: это удивительная красавица. Мы не нашли ни одного документа, который оспаривал бы ее красоту. «Она удивительно красивая. Ее глаза, рот, зубы были восхитительны. Смех был так свеж, взгляд нежен, все в ее лице очаровывало и никто никогда бы не подумал, что лицу не хватает классичности».

Наполеон, не умеющий танцевать, во всяком случае танцующий, как слон, до такой степени был очарован пани Валевской, что подошел к ней и сказал неуклюжий комплимент: «Роза, которую вы имеете в ваших прелестных волосах, не белее вашей шейки».

Когда Наполеон с нею познакомился, ей было уже двадцать два года, она уже шесть лет замужем. Констан, камердинер Наполеона, в своих воспоминаниях очень лестно отзывается о Марии Валевской. Хвалит ее золотистые волосы, прекрасные голубые открытые глаза, белую кожу лица, а главное, ту кротость во взгляде, которая так очаровала Наполеона. Констан рассказывает, что, проведя весь вечер с пани Валевской, Наполеон на другой день был задумчив и неспокоен, вставал, садился, ходил по зале. Наконец, он решает выслать посланца с письмом к пани Валевской, в котором без лишних слов предлагает стать его любовницей. Великий полководец, привыкший брать штурмом города и страны, и на женщин эту военную привычку перенес: он ненавидел долгой осады. Но посланец вернулся смущенным: Валевская во встрече отказала, хотя ей льстило внимание великого человека, но она не хотела прослыть «легкой» женщиной. Пришлось Наполеону Бонапарту менять свою тактику и садиться за писание писем и посылания дорогих подарков. Подарки Мария Валевская возвращает, на письма отвечает очень сдержанно и официально и намека там нет на увлечение ею императором. А он вот какие ей письма шлет: «Мария, сладкая Мария! Ты одна занимаешь все мои мысли, моим первым желанием есть увидеть тебя. Придешь, правда? А если нет, то орел прилетит сам к тебе!»

«Думаю только о пани, вижу только пани, восхищаюсь только пани, желаю только пани. Пусть же скорый ответ успокоит жар моего сердца».

Но совершенно неожиданно эта скромная мещаночка оказалась упорной на все улещения императора. В чем дело? Муж — дряхлый старик, вполне могущий быть ее прадедушкой, и первого сына Мария явно не от него родила, в личной жизни — несчастнее хуже некуда, а отказывается от великой чести стать любовницей великого императора? Конечно, более развитая женщина без промедления поддалась бы желаниям Наполеона. Но в том то и дело, что Мария слишком ограничена, слишком объята пуританским воспитанием и все великое ее пугает. Одно дело быть любовницей русских и польских офицеров, другое — великого человека. Ведь это уже становится огромной обязанностью, ответственностью, да и потом, заслуживает ли она, такая ограниченная мещаночка столь великой чести. Вот, примерно, те мысли, которые роились тогда в голове Марии, когда она долго отказывалась от чести быть любовницей императора. Наполеон приедет и уедет, а ей жить в Польше с «подмоченной репутацией» легкой особы не очень-то хочется. О том, чтобы возбудить в Наполеоне большие любовные чувства, как потом оказалось, она даже не мечтала. Наполеон рвет и мечет и в ярости разбивает китайские вазы, как капризный ребенок, не получивший любимой игрушки, а Мария все медлит улечься в постель с императором и совсем его извела. Тогда в дело вмешались польские магнаты, пришли к Марии и прямо ее спросили: «патриотка она своей родины или нет? А если патриотка, то она должна послужить своей отчизне». «А муж?» — спросила наивно Мария. Муж? Муж патриот и он вполне понимает, что его молчание может хорошую службу стране сослужить. Бедная Польша, раздираемая со всех сторон на куски, пережившая разные там разборы и никогда не бывшая самостоятельной, очень нуждается в своей Жанне д’Арк. Почему бы пани Валевской, которую очень желает император, не исполнить важную историческую миссию и не стать любовницей великого монарха? Магнаты, которые свое благосостояние и благосостояние своего государства ставили, например, в зависимость от того, понравилась ли Александру I кислая капуста, называемая блюдом бигос, очень рассчитывали на помощь Марыси. Марысю эти аргументы вполне убедили, и она даже не подозревала, что сама влюбится в Наполеона Бонапарта глубоко, искренно, пламенно, а главное, бескорыстно.

Мария Валевская. Став любовницей Наполеона, она спасла Польшу от гибели.

И вот Марыся — любовница Наполеона. Жозефина, узнав об этом, вдруг дико приревновала своего супруга и грозится в Варшаву приехать. Наполеон, как может, уговаривает ее не «делать неразумного шага». Действительно, «неразумного», ибо он сейчас по-настоящему увлечен Марией Валевской. Вот именно такой нежной, кроткой, покорной и без всяких претензий на тщеславие женщины ему не хватало. Он, оставив свои государственные дела, держит моток шерстяных ниток, которые разматывает Мария для вязания, и слушает ее польские национальные песни. Что за пастушья идиллия! И как же она была нужна измотанному войнами, победами и поражениями французскому императору. Он догадывался, конечно, какими побуждениями сначала руководствовалась Мария. Ведь магнаты ей прямо сказали: «Ты уж того, пани Марысенька, не оплошай. И когда император захочет с тобой ложе делить, ты о Польше его спытай. Будет ей самостоятельность или нет»? И Марысенька, умишко которой все принимал в буквальном смысле слова, не забывала перед тем, как в постель с императором лечь, поднять на него свои глубокие голубые глаза и спросить: «А Польша?»

Но постепенно, как это часто бывает со славянскими натурами, сама влюбилась в императора и родила от него сына, Александра Валевского. Но это будет уже во втором этапе их встречи, в Австрии и Германии. И вот Наполеон Бонапарт почти через два года после первой встречи с Марией Валевской призывает ее к себе в Германию. Она готова ехать и угрозы супруга, поставившего ей ультиматум, — ей не помеха. Муж посчитал, что его роль «рогоносца добровольного» закончилась, Польша что-то там немного урвала от Наполеона Бонапарта, пора бы Марысе в дом, к супругу и детям и правнукам возвращаться, быть им хорошей мачехой и неродной прабабушкой, а она, неблагодарная, о Наполеоне думает, как будто ее миссия давно уже не окончена! И муж без обиняков своей супруге говорит: «Или я, или Наполеон Бонапарт. Иначе я тебя в дом не пущу». Что там старый дряхлый муж, что там дом, в котором роится от тараканов и престарелых тетушек! Мария быстро собирается, и вот она уже в Германии. Три недели длилась пастушья идиллия в комнатке, смежной с апартаментами императора. Он все больше и больше очаровывается Марией, а главное ее изумительным характером! Сколько нежности, домашнего тепла, уюта, кротости внесла эта женщина в жизнь императора. Многим великим мира сего не хватало элементарной обыденности в женщинах! Недаром великий Владимир Маяковский так жаждал уткнуться «в теплое, мягкое, женское». К сожалению, его великая любовь — Лиля Брик — не дала ему этой теплоты.

Мария Валевская дала Наполеону Бонапарту то, в чем он больше всего нуждался: обыденность и теплоту. Но сказка жизни в Германии и совместные обеды с анекдотами, беганием по комнатам кончились, император возвращается в Париж. А Мария? Куда же? Муж запретил ей показываться в его имении. Она едет к своим родным. И ждет, ждет, иногда со слезами на глазах, иногда без оных, когда же император призовет ее снова, ибо не только сама влюбилась в великого монарха, но полюбила ровной, горячей самоотверженной любовью этого необыкновенного человека. И вот, будучи в Австрии, император снова приглашает Марию к себе. О, теперь он так быстро с ней не расстанется. Он устал от шумных блестящих любовниц, от капризной и ревнивой Жозефины, ему нужна ласковая женщина Мария. В Вене у Марии Валевской свой особняк, который взял в аренду для нее император. В Вене она забеременела. Но рожать сына поехала в Польшу. Муж, не такой уж он и злой, этот восьмидесятилетний с гаком шамбелан: он соглашается дать ребенку имя и признать своим, Александр Валевский не будет бастардом, он станет графом и с огромным майоратом, который подарил ему настоящий отец Наполеон Бонапарт. Наполеон уже не может без Марии. Он приглашает ее в Париж. О, здесь она окопается надолго. У нее будет свой собственный особняк, подаренный ей Наполеоном. Она открыто говорит о Наполеоне: «Он — мое добро, мое будущее, моя жизнь». Констан, когда у императора нет времени навестить Марию, привозит ее в Тюильри. И по словам Талейрана, была там тайная комнатка, о которой даже Жозефина не подозревала. Констан, верный Констан, так дико предавший императора, не захотевший разделить с ним участь на Святой Елене, каждый вечер везет Марию во дворец, иногда вместе с ее сыном. Сын очень похож на Наполеона Бонапарта. Наполеон поднимает мальчика высоко в воздух и кричит: «Ты граф!» Будущее ребенка обеспечено! Мария Валевская, чья романтическая славянская натура без конца дает о себе знать, режет пук своих золотистых волос, приказывает сделать из них перстень и, выгравировав внутри: «Если ты перестанешь меня любить, не забывай, что я всегда тебя люблю», — дарит Наполеону. Но мина у императора кислая, однако. Ему неудобно перед любовницей признаваться, что он намеревается, разведшись с бесплодной Жозефиной (после двоих детей с первым мужем), жениться во второй раз. У Наполеона уже двое внебрачных сыновей, Мария Валевская окончательно развеяла сомнения Бонапарта относительно его потенции. Он убежден, что сможет родить для Франции законного наследника, а для этого нужна законная супруга! Вытри Марыся свои слезы, скромная мещаночка из-под Варшавы! Император на несколько лет глубоко влюбится в свою вторую жену, дочь Австрийского императора Франца I Габсбургского, недалекую Марию-Луизу, которая будет после каждого поцелуя императора вытирать тщательно платком то место, где он ее поцеловал, но родит императору законного наследника. А за это честь ей и хвала и огромная благодарность от императора. Он сейчас обожает свою Марию-Луизу, и Валевские уже, или пока, ему не нужны!

Мария будет лавировать между Варшавой и Парижем. Будет беситься и негодовать. Всегда кроткая, она вдруг загорается гневом, ибо ее любовь слишком серьезна, слишком искренна и она не может посчитать ее легким флиртом и успокоиться в объятьях молодых и красивых, благо Наполеон обеспечил ее будущее, заплатил ей очень много и она в деньгах не нуждается! Но сердце, сердце деньгами не усмиришь! И она соглашается на жалкую роль временной любовницы! Когда император не в духе, когда ему понадобилось увидеть сына, когда он пожелал взять Марию физически — она, как солдат на своем посту, — всегда к его услугам. Во время ссылки императора на остров Эльбу, когда он принял яд, кто был у его изголовья? Мария, конечно. Она готова следовать за своим кумиром хоть на край света, а не только на Святую Елену. Но императору не она уже нужна. Ему очень нужна его жена Мария-Луиза, которую он вдруг неожиданно для себя полюбил страстью великого человека. Но пустышка недалекая Мария-Луиза не может оценить любви опального экс-императора. Ей нужна слава победителя, а не поражение неудачника. Она все оттягивает свой приезд на Эльбу, флиртует со своим секретарем, выходит за него замуж, рожает двоих детей, потом в третий раз выходит замуж за ничтожного человека, потом, став королевой Пармы, пускается во все тяжкие со своим поваром, потом, лишившись единственного сына, с горя толстеет, стареет и в этой грузной, злой матроне вы уже не узнаете прежней Марии-Луизы.

Мария Валевская с сыном приезжает к Наполеону на остров Эльба. Он не рад ее приезду. Он ждет приезда Марии-Луизы. Принимает Валевскую в полуразрушенном рыбацком домике, дрожа от страха — лишь бы Мария-Луиза не узнала о приезде любовницы. Четырехлетний Александр Валевский в последний раз целует своего родного отца, Мария Валевская — в предпоследний.

Наконец-то старый, уже почти совсем выживший из ума шамбелан, муж Марии Валевской умирает. Мария свободна и она выходит замуж. Наполеон Бонапарт на своем острове Святая Елена сажает грядки с морковью, пишет военные трактаты, как маньяк, все надеется на приезд своей супруги Марии-Луизы и почти уже не помнит о Марии Валевской. Князь Орсини, ставший мужем Марии Валевской, умоляет свою жену не кормить родившегося ребенка самой: врачи запретили. Мария не слушает и… умирает. Александру Валевскому, сыну Наполеона Бонапарта, семь лет. Позже он напишет в своих воспоминаниях:

«Моя мать была самая прекрасная, самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал».

Польша увековечила память своей соотечественницы выпуском великолепных духов в синем оригинальном флаконе «Пани Валевская». Эти духи очень любят русские женщины. Духи хороши и не очень дороги. Французские духи «Пуассон», выпущенные в честь маркизы Помпадур, стоят безумно дорого и не доступны средней женщине. «Пани Валевская» доступна каждой женщине. Душитесь, дорогие женщины, и помните о той, которая в угоду своему любовнику Наполеону Бонапарту, не переносящего запахи духов, сама никогда не душилась.

Сын Марии Валевской и Наполеона Бонапарта выплыл на широкие воды. Он — министр иностранных дел при Наполеоне III. И вот кроме государственной службы ему надо еще нести ярмо «снисходительного рогоносца». Он должен скрывать свои адские ревностные муки, поскольку его жена Мария Анна де Риччи почти открыто живет с императором. И точно так же, как его мать трудилась на любовном фронте во имя благополучия отчизны, точно так же граф Валевский своей честью для Франции поступается. Ибо, если он, не дай боже, выкажет недовольство связью своей супруги с Наполеоном III, не быть ему министром иностранных дел, что может весьма пагубно и даже катастрофически на Франции отразиться.

Правда, еще другие аргументы в расчет принимались. Графу Валевскому надо было жить с женой дружно, поскольку он намеревался просить ее… воспитывать его внебрачного ребенка, рожденного знаменитой французской трагический актрисой Рашель. Жена согласится, но поставит жестокое условие: мать никогда не будет видеть своего ребенка. Рашель не может на такие условия согласиться. Но, когда будет умирать, примет эти условия, ибо смерть и так разлучит ее с сыном навсегда.

Вы, конечно, дорогой читатель, больше, чем о графе Валевском, слышали об этой гениальной французской актрисе. После смерти этой красавицы-еврейки в течение нескольких лет в Париже не играли трагедии, не потому, что траур по умершей соблюдали, а потому что ни одна из актрис не решалась повторить ее ролей. Это было какое-то необъяснимое явление, своего рода революция в театральном искусстве. Где это было видано, чтобы в начале девятнадцатого века, вдруг на сцене перестали с пафосом декламировать, размахивать ручками, принимать театральные позы, а просто говорить и жить без всякой аффектации. Внешняя аффектация ушла внутрь. Ее заменяло молчание и горящие глаза. Стоит небольшого роста, худая Рашель посередине освещенной рампы и… молчит. За нее «говорят» ее ярко горящие черные глаза. Публика от такого молчания с ума сходит: дамы чуть в обморок не падают, юнцы дрожат, как в лихорадке, а ловеласы «прячут в карман» свои сальные анекдоты. Рашель гипнотизировала своей игрой всех, от мала до велика, никого не оставляя равнодушным. Со спектаклей Рашель люди уходили молча, сосредоточенные, наполненные каким-то внутренним содержанием, как будто актриса внесла в душу каждого зрителя что-то значительное и важное, в чем они и сами разобраться не могут. «Браво» и осыпание цветами было позже, когда ее несли на руках до кареты, а публика устраивала бешеные овации. По Рашель сначала начал с ума сходить весь Париж, а потом и вся Европа. Известная куртизанка Анаис, подружившись с Рашель, писала ей: «Когда есть толпа женщин, все смотрят только на вас, все видят только вас, обожествляют только вас — элегантную, гордую, природой щедро одаренную».

Александр Валевский. Сын Наполеона Бонапарта испытывал адские муки ревности.

Для Рашель писали свои пьесы Расин, Корнель и Вольтер. Дюма и Мюссе не только писали, но были в нее влюблены. Виктор Гюго создавал свои пьесы, учитывая, что главным действующим лицом в них будет Рашель. Скромная, бродячая комедиантка-еврейка превратилась в гениальную трагическую актрису. В десятилетнем возрасте дочь бедных еврейских «коробейников», торгующих разным мелким товаром, а одновременно дающим уличные представления, в которых Рашель декламировала стихи, она обратила внимание известного музыканта Хорона. Он с согласия родителей взял ее в Париж, «на учение», с самого начала усмотрев в маленькой грязной девчушке необыкновенный актерский талант и редкие голосовые данные. И вот Рашель в Париже учится дикции и театральному искусству, а когда в шестнадцатилетнем возрасте ее в 1838 году «выпустили» на сцену, Париж ошалел. Иного слова не скажешь. Все здесь было не так, как раньше было принято, и все намного лучше и сильнее. Театральное искусство сразу сделало с приходом Рашель на сцену огромный прыжок. Ушли внешние эффекты, пришло внутренне содержание. Каждая роль Рашель стала глубоко психологичной. Несчастья великих героинь стали несчастьем каждого человека. Конечно, на нее сразу же обратил внимание блестящий денди своей эпохи Александр Валевский, друживший с Дюма и запросто посещавший дом Шопена. Он познакомился с Рашель в самой зените ее славы, когда Мюссе писал, что на протяжении столетий не было такой величайшей трагической актрисы.

После смерти Рашель пресса писала, что вместе с ней умерло настоящее трагическое, божественное искусство, ибо никто и никогда не будет в состоянии повторить Рашель. Но, как часто бывает с писателями и актерами, когда их творчество намного выше их самих, так случилось и с Рашель. В своей личной жизни она была очень неразборчива, проявляла низменность желаний и многого от своих многочисленных любовников не требовала. Несмотря на то, что была мала ростом и даже некрасива, имела так много любовников, что говорили: «Ползала Французской комедии напичкано ее любовниками». Сначала Александр Валевский был одним из многих. Но он так не считал. Искусство Рашель задело самые глубокие струны его души. У него к этому времени умерла первая жена, любовницей была известная парижская куртизанка Анаис, с которой он без сожаления расстался. Она, к ее чести будь сказано, тоже из этого проблемы не делала, «навек» подружившись с Рашель. Александр Валевский успел уже побывать за короля Луи Филиппа, умершего в семьдесят семь лет, послом Франции в Англии и представителем Франции в Тосканой. Блестящий красавец с элегантными безукоризненными манерами, сын великого Наполеона, человек таинственный, в жилах которого смешалась кровь славян и французов, не мог не заинтересовать Рашель. Она становится его любовницей и будет это величайшая любовь Александра Валевского. Романтическая душа его матери Марии Валевской перешла к нему. Он любит, как и его мать Наполеона, страстно самую роковую женщину — Рашель. Она — любовница Наполеона III. Не очень долгая и не очень сильная любовь этого эротомана, имеющего многочисленные связи. Его жена Евгения скажет о муже: «Скоро вся Франция будет набита вашими незаконными детьми».

Наполеон III пригласил Рашель в свой дворец, но эта когда-то бедная еврейка, хорошо обученная актерской игре, но совершенный профан в искусстве дворцового этикета, допустила бестактность. На комплименты императора, она отвечала: «Ах, сударь, вы очень добры ко мне». Когда же ей сделали замечание, что к королям следует обращаться «ваше высочество», она с огромной непосредственностью ответила: «Это потому, что я все время общаюсь с театральными „картонными“ королями».

«Театральные, картонные» короли должны были быть в восторге — она их посредственную игру так заслоняла своей личностью, что они становились просто незаметны. Публика их никогда не освистывала, даже если они играли из рук вон плохо, если рядом была Рашель.

И вот случайно узрев Рашель на сцене театра, граф Валевский понял: это та, по которой страдала и тосковала его душа. Никто, ни его первая жена; рано умершая после трех лет супружества, ни графиня Браницкая, дочь племянницы Потемкина, в которую когда-то граф был влюблен, ни актуальная жена, занимающаяся сейчас шашнями с Наполеоном III, не способны дать ему такого глубокого и сильного чувства, которое возбудила в нем Рашель. Романтический идеал трагической женственности перенесен был в жизнь. Первые годы их жизни — это идеал влюбленных. Гуляние по паркам, ночи, наполненные упоительной любовью, внимание и неиссякаемая нежность. Но не для Рашель постоянство. Афоризм Франциска I, что все женщины непостоянны, здесь налицо. Рашель хочется новых побед. К несчастью для Валевского, «подоспел», то есть вырос в рослого красавца кузен Рашель Юлий Самсон. Валевский записывает в своем дневнике: «Избави нас, боже, ото всех кузенов на свете», правильно подозревая, что он — элементарно «рогоносец». Рашель все чаще скучает в обществе Валевского и все веселее становится в обществе своего кузена. Когда однажды она появилась с новым медальоном на шее и не позволила Валевскому его открыть и прочитать, что там написано и чей там портрет, он решил со своей возлюбленной расстаться. Слишком велики были его чувства к Рашель, чтобы можно было их унижать подозрениями. Но перед тем как окончательно уйти от Рашель, будут еще страшные ревностные скандалы с таким буянством Валевского, что его пригласили в полицейский участок.

Плохо, когда в любовь влилась ревность. Еще хуже, когда для такой ревности есть все основания. В 1846 году Валевский пишет последнюю записку Рашель: «Выезжаю. Когда будешь читать это письмо, я уже буду далеко». Сцена из «Мадам Бовари» Флобера повторяется в жизни. Только, в отличие от мадам Бовари, Рашель не очень будет страдать от ухода любовника. Культивируя огромные любовные чувства на сцене, заставляя публику поверить в величие любви, она была в жизни не способна на такую любовь. Она слишком земна и прозаична в жизни и ничто не оставалось от великой Рашель, если ее не освещал блеск рамп и театральный костюм. От Александра Валевского у Рашель родился сын Антоний. Отец, зная, как непостоянна Рашель в любви, подозревает, что она не способна быть хорошей матерью. Требует ребенка к себе. Рашель отказывает. У нее чувства матери намного сильнее развиты, чем чувства любовницы. У нее уже новый любовник, сын генерала Бертранда, и новый от него сын. Вскоре Рашель узнает от своей подруги Анапе, что Александр Валевский женился на Марии Риччо. Счастлив ли он в семейной жизни? Отнюдь нет. Он не может забыть свою Рашель. С женой у него уже трое детей, две дочери и сын. Казалось, что семейная жизнь начинает стабилизироваться, но опять в его жизнь вмешивается Наполеон III. Это он сделал жену Александра Валевского своей любовницей. Александру пришлось принять покорно роль «снисходительного рогоносца». Жена, нарожав мужу троих детей, вдруг воспылала желанием нравиться и блистать. Она начинает посещать дворцовые балы, а с королевой Евгенией на короткой ноге и та даже не подозревает, что пригрела в своем дворце «змею».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.