2. Советский период и разрыв с Европой (1917–1991)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Советский период и разрыв с Европой (1917–1991)

Достигшая вершины роста своего могущества Российская империя рухнет из-за начавшейся в 1914 г. войны и последующей революции 1917 г. Военные неудачи и трудности, связанные с повседневной жизнью, выпавшие на долю населения, способствуют революционному взрыву и кризису в тот самый момент, когда царь не располагает нужными средствами и не обладает реальной властью, необходимой, чтобы справиться с ситуацией. Февральская революция, ставшая причиной отречения Николая II от престола, знаменует начало периода нестабильности, однако в некотором смысле она открывает возможности для сближения с Европой и Западом, поскольку покончила с самодержавием. Париж, Лондон и даже Вашингтон априори приветствуют переход России к парламентской форме правления по западному образцу. Решение Временного правительства продолжать войну на стороне Антанты против центрально-европейских держав в равной степени обнадеживает Запад, однако тяготы войны, усиление социального протеста и действия «немногочисленной, но активной» партии большевиков сводят на нет все надежды, родившиеся в результате февральских событий. Становится очевидным, что Временное правительство, которое совершает серьезную ошибку, назначив на конец октября выборы в Учредительное собрание, не может удовлетворить всех чаяний рабочих и крестьян, ожидающих радикальных реформ. В то же время революционеры-большевики объединяются вокруг Ленина, разыгрывающего красивую партию, выдвинув требования социального равенства и «немедленного мира», что вполне отвечает устремлениям народа, уставшего от войны. В этих условиях большевистские отряды, численность которых не превышает нескольких тысяч человек, при помощи немцев, способствовавших возвращению Ленина из швейцарской эмиграции в апреле 1917 г., в октябре того же года совершают государственный переворот. Организованная Троцким Красная гвардия захватывает власть в Петрограде накануне выборов в Учредительное собрание, а проведение в столице Всероссийского съезда Советов, на который съезжаются делегаты со всей страны, оказывается залогом успеха второй революции, поскольку ни у кого не было никаких сомнений, что на выборах в Учредительное собрание победу одержит умеренное большинство. Однако собрание функционировало в течение одного дня, а затем было разогнано новыми хозяевами страны, сформировавшими на следующий день после октябрьского переворота Совет народных комиссаров – новое временное правительство, состоящее исключительно из большевиков. Появление советской власти, носителя радикальных революционных идей, не могло не обеспокоить союзников России, брошенных в конце 1917 г. благодаря заключению Брест-Литовского мирного договора и боявшихся, что революция станет заразой, стремительно распространяющейся по Европе, вступившей в четвертый год войны.

Кое-кто еще не терял надежд, что марксистское вдохновение Октябрьской революции поможет России стать ближе к Западной Европе, где многие социалистические и социал-демократические партии возникли за десятилетия до начала Первой мировой войны. Идеологические корни этой активности лежат в общеевропейском интеллектуальном поле, формировавшемся на протяжении XIX в. Правда, в этом утверждении есть определенные противоречия, что показывает Ален Безансон в «Интеллектуальных истоках ленинизма»[70]. Конечно, свою роль в этом сыграла французская революция с ее последствиями в виде диктатуры и террора, однако не надо забывать и о собственно русском нигилизме XIX столетия и радикальном, манихейском мессианстве, на протяжении многих веков коренившемся в душах россиян, как это показывает Николай Бердяев в своем известном труде «Истоки и смысл русского коммунизма»[71]. По мнению Мари-Пьер Рей[72], «…Октябрьская революция на самом деле оказалась выкидышем, противоестественным для самой природы политической философии, которую Маркс проецировал в первую очередь на промышленно развитые страны Западной Европы; родившаяся благодаря воле ленинской партии и закаленная собственно российским социализмом, она освобождает русских от влияния Европы. Впервые в своей истории Россия не должна больше оглядываться на мифическую Западную Европу, обожаемую или ненавидимую, но в свою очередь должна стать идеологической моделью, которая теперь заставляет Европу определяться в своем отношении к России. Подобную крайне важную идеологическую “трансформацию” (“инверсию”) быстро оценили руководители большевиков, гордые представившейся возможностью реализовать невиданное революционное будущее, способное озарить всю Европу. Не только они смогли измерить величину перемен. Реакция Западной Европы на появление нового режима, воспринятого с энтузиазмом или подсознательной враждебностью, свидетельствует о том, что там тоже быстро поняли важность и глубину свершившейся революции, утверждающей радикально новые идеи, избавляющей Россию от буржуазных идеалов стареющей Европы. Отныне такие понятия, как современность, прогресс, молодость, совесть, принадлежат России, как это показывают многочисленные западноевропейские писатели, приветствующие успех большевистского эксперимента и возводящие его в разряд универсального принципа, приписывая его российской уникальности». Окончательная победа большевиков и «великий свет», идущий с Востока, воспринимаются Западом как кульминация длительной борьбы и рабочих, и социалистов, возникшей в результате промышленной революции. Стремление к социальной справедливости, равенству и полному исполнению обещаний, содержащихся в самой идее прогресса, с появлением нового мира, порожденного «магией Октября», охватывает многие западные сообщества и организации – от рабочих, ставших двигателем Истории, до критически настроенных интеллектуалов, считавших, что «родина социализма» является внятной альтернативой Западу, где преобладают буржуазные ценности. Для большевиков Европа – естественный театр для будущих «завоеваний социализма»[73]. Для Ленина и его товарищей победившая в России революция, согласно старой доброй марксистской логике, могла стать лишь прелюдией ко всеобщему революционному движению, которое должно в итоге охватить европейские страны, особенно Германию и Англию, где численность пролетариата была наиболее высока. Сравнение с капиталистическими странами и мир, заключенный с центрально-европейскими империями, были лишь временными мерами, необходимыми только для того, чтобы обеспечить выживание революции в течение незначительного времени, после чего волнения не замедлят охватить всю Европу. Последствия подписанного 3 марта 1918 г. Брест-Литовского мира трудно назвать результатом «свободного и демократичного мирного соглашения без аннексий и контрибуций», как его определили большевики в октябре предшествующего года, однако потеря 800 тыс. кв. км территорий и 60 млн населения мало значили с точки зрения главного: революционный пожар вскоре должен был охватить всю Европу.

Новой власти, однако, приходилось иметь дело с восстаниями представителей национальных меньшинств, со всей серьезностью отнесшихся к обещаниям самоопределения, данным министрами Временного правительства в марте 1917 г., а затем народным комиссаром по делам национальностей в правительстве большевиков Сталиным. В то же самое время советская власть была вынуждена сражаться с многочисленными контрреволюционерами, из которых состояли белые армии Деникина, Колчака, Юденича и Врангеля. Их поддержали бывшие союзники России Франция и Англия, желавшие свергнуть режим, быстро заявивший о непризнании долгов царского правительства и не скрывавший своего стремления распространить революцию на весь европейский континент. Когда в 1919 г. победители в Первой мировой войне признали независимость новых балтийских государств и Польши, большевики восприняли это как проявление враждебности по отношению к Москве, куда недавно была перенесена столица. В то время как западные государства готовятся защищаться от «красной чумы», Ленин отвечает им, что «большевистская зараза охватит рабочих всех стран». В равной мере используя метафоры из области медицины, страны Антанты ясно заявляют о своем намерении создать «санитарный кордон», чтобы защитить Западную Европу от подобной опасности… О московском правительстве Клемансо говорит как о «наиболее варварской власти, которая когда-либо опустошала какую-либо часть ойкумены», и заявляет, что «большевистскую Россию необходимо опутать колючей проволокой, дабы предотвратить ее контакты с цивилизованной Европой». Эхом этого высказывания звучат слова Черчилля, произнесенные в том же 1919 г. по поводу новых хозяев России: «их целью является свержение и уничтожение всех правительств и всех государств…» Тогда же радикальный социолог Селестен Бугле представляет большевизм как «марксистскую догму, замешанную на славянском фанатизме, – самую большую удачу германского империализма…» Напротив, Ленин и его товарищи по партии говорят об «осажденной крепости», которой становится Советская Россия, подвергающаяся угрозе со стороны капиталистов и империалистов, желающих решительно покончить с ней. Вмешательство иностранцев в Гражданскую войну легко может быть интерпретировано именно в этом ключе и способствует взлету патриотизма, началу оборонительной войны и притоку в организованную Троцким Красную армию тысяч бывших военных специалистов из царской армии, одним из которых оказывается будущий маршал Тухачевский. Идет Гражданская война, которая привела к началу периода «военного коммунизма», а создание в 1919 г. Третьего Интернационала выражает общее желание как можно скорее экспортировать революцию. Троцкий даже уточняет, что эта организация – которая призвана заменить II Интернационал, оказавшийся не в состоянии помешать войне, – может быть перенесена из Москвы в Берлин или Париж вместе с развитием революционного движения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что едва возникшая Веймарская республика столкнулась с движением «спартакистов», Венгрия пережила период недолгой диктатуры Советов, возглавляемых Белой Куном, а Италия, чье финансовое положение подорвано войной, оказалась в состоянии социальной нестабильности, усилившейся из-за беспомощности правящего режима. Однако летом 1920 г. собравшийся в Москве II Конгресс Коминтерна направил революционные ожидания в более активное русло. Прибытие в Москву делегатов-социалистов из тридцати семи стран и появление документа под названием «Двадцать одно условие вступления в новый Интернационал» обеспокоили правительства западных держав, поскольку полностью подчинявшиеся директивам Москвы революционные движения прибегали к методам забастовок и саботажа, одновременно поддерживая идеи освобождения африканских и азиатских колоний Европы. Дебаты, посвященные вопросу о вступлении в ряды нового Интернационала, во многих странах привели к разделению социалистического движения: возникшие перед войной партии социалистов, соблазненные советской моделью, стали склоняться к коммунизму, другие оставались верными реформаторским идеям и образцу парламентской демократии, завещанным Жоресом, – немецкая социал-демократическая партия и британские лейбористы. Все это происходит в тот год, когда белые армии терпят окончательное поражение, а возглавляемая Тухачевским и Буденным Красная армия гонит поляков от Киева до Варшавы, прежде чем откатиться на восток из-за вмешательства французской военной миссии, сделавшего возможным, как его называют сами поляки, «чудо на Висле».

Сумев избежать смертельной угрозы, советская власть оказалась в не менее опасной изоляции на международной арене. Однако она была вынуждена заключить договоры, закрепляющие новые границы: в феврале 1920 г. с Эстонией, в июле 1920 г. – с Литвой и в августе 1920 г. – с Латвией. Договор с Польшей, подписанный в Риге в марте 1921 г., вынудил Россию признать Белоруссию и Украину частью польских территорий, заканчивавшихся на двести километров восточнее «линии Керзона», являвшейся, согласно договоренности союзников, границей государства Польского. В январе 1918 г., явно выиграв от заключения международных соглашений, Румыния смогла присоединить к себе Бессарабию, а в марте 1921 г. Турция вернула себе Карс и Ардаган. России приходится смириться с потерями в тот момент, когда революционная волна, которая должна была, согласно уверенности ее вождей, захлестнуть всю Европу, наоборот, быстро ослабевает, особенно в Германии, где движение «спартакистов» в 1919 и 1920 гг. терпит поражение. В это же самое время на выборах в Англии и Франции побеждают консерваторы, а Муссолини удается покончить с политическим кризисом в Италии. Тогда же, в начале двадцатых годов, противники революции – белоэмигранты, меньшевики и эсеры, которым повезло пережить политические «чистки», – группируются в изгнании, в Париже и Лондоне, чтобы рассказать правду о советской власти, ее злодействах и массовых преступлениях, совершенных во имя «военного коммунизма». Понятно, что в этих условиях руководители советского правительства чувствовали себя в «кольце капиталистов», чьей жертвой была официально объявлена новая Россия. Это побудило новую власть не только согласиться на эксперимент по введению НЭПа – новой экономической политики, способствовавшей развитию производства, – внутри страны, но и умерить свои политические амбиции в области внешней политики, преследуя более реальные цели, чтобы добиться международного признания нового режима и не дать ему оказаться в полной изоляции.

Новые внешнеполитические принципы были реализованы Георгием Чичериным, сыном и внуком дипломатов, служивших еще при царе. Его задача состояла в установлении «нормальных» отношений с Западом, поделив с Коминтерном – III Коммунистическим Интернационалом – роли в подготовке мировой революции. Ставки в этой игре оказались достаточно высоки, поэтому в состав дипломатического корпуса вошли не только люди лояльные к революции и новой власти, но и те, кто происходил из среднего класса – «буржуазии» и даже прежней аристократии.

Начиная с 1920 г. подписание нескольких двусторонних соглашений со странами Балтии и Турцией немного приближает новую Россию к международной арене. В условиях НЭПа, стимулировавшего инвестиции иностранного капитала в некоторые сферы экономики, были установлены отношения с такими странами, как Швеция и США, в марте 1921 г. с Великобританией, затем, в мае, с Германией. В апреле 1922 г. Россия соглашается участвовать в экономической и финансовой конференции в Генуе, где единственными представителями страны оказываются члены советской делегации. Для русских дипломатов это возможность заявить о том, что «советская власть почти ничем не отличается от западных правительств». Непримиримость французского правительства Раймона Пуанкаре в вопросе погашения кредитов, предоставленных России в период до 1914 г., препятствует успеху конференции, однако для Чичерина это повод встретиться с немецким министром иностранных дел Вальтером Ратенау на курорте Рапалло. 16 апреля 1922 г. они заключили договор о взаимном признании двух государств – Веймарской республики и РСФСР, – а также о возобновлении нормальных дипломатических отношений и установлении экономических связей. Наконец, секретный пункт договора позволял России извлечь выгоды из немецкого опыта по производству военной техники, а Германии, в свою очередь, получить недоступные для различных международных комиссий полигоны, позволяющие испытывать новые образцы вооружений, запрещенных Версальским договором. Два года спустя Англия, возглавляемая тогда лейбористом Джеймсом Рамсеем Макдональдом, а затем, в феврале 1924 г., Италия, Австрия и Норвегия признали советскую власть; в июне того же года это сделали Греция, Дания и Швеция. Многое зависело от Франции, где очень остро стояла проблема российского долга, а также постоянно напоминал о себе выход России из Первой мировой войны в 1917 г., однако правительство «левых» во главе с Эдуаром Эррио в конце концов решилось в октябре 1924 г. признать Советскую Россию.

Однако не все еще шло гладко: в 1927 г., когда станет ясна роль Коминтерна в волнениях, охвативших в то время Англию, британское правительство разорвет дипломатические отношения с СССР. Примерно тогда же из Франции за революционную пропаганду будет выслан советский посол. Пытаясь «нормализовать» отношения с западноевропейскими странами, Советская Россия не откажется от своей деятельности, направленной на распространении революции, усилив контроль над коммунистическими партиями, члены которых, не желающие повиноваться руке Москвы, постепенно устраняются. Постоянная угроза стабильности европейских стран сохраняется, однако принятая Сталиным доктрина «построения социализма в отдельно взятой стране» на некоторое время приносит Европе облегчение. Сталин, ставший диктатором в конце 1920-х гг., после высылки Троцкого и поэтапной ликвидации всех своих противников, большинство из которых – большевики первого призыва, был коммунистом, убежденным в окончательной победе социализма над капитализмом, однако не разделял мнения Троцкого по поводу стратегии, которую требовалось реализовать для достижения этой цели.

В противовес сторонникам «перманентной революции», утверждавшим, что необходимо поддерживать любые восстания, мятежи и социалистические движения, используя для этого силы Коминтерна (III Интернационала) и местные коммунистические партии, грузин Сталин, покидавший территорию СССР лишь дважды, для поездки на Тегеранскую конференцию в 1943 г. и Потсдамскую в 1945 г., отвергает западноевропейскую культуру и ценности и возглавляет строительство «социализма в отдельно взятой стране», опираясь, прежде всего, на тяжелую промышленность, мощную инфраструктуру и военный потенциал. Чтобы противостоять, если потребуется, угрозе со стороны империалистического лагеря, необходимо действовать быстро, однако темпы внутреннего преобразования страны заставляют его быть более «реалистичным» и иногда вступать в противоречия с коммунистической идеологией. Это заставляет Сталина – пусть ненадолго – искать способы мирного сосуществования с Западной Европой и обратить интересы коммунистов на советское государство ценой временного отказа от надежд на революции в других странах. Результатом становятся несколько внешнеполитических шагов, предпринятых начиная с 1930 г. Максимом Литвиновым, сменившим Чичерина на посту министра иностранных дел. В 1928 г. СССР присоединяется к пакту Бриана-Келлога, объявившего войну «вне закона». Литвинов гарантирует Германии дальнейшее выполнение договоренностей 1922 г., достигнутых в Рапалло, и поддерживает хорошие отношения с фашистской Италией. Немецкие и американские компании призваны помочь в реализации промышленных планов необходимыми техническими новшествами и специалистами. В то же самое время, когда Литвинов осуждает «империалистическое могущество» западноевропейских стран, советские руководители стремятся сохранить с ними хорошие отношения, чтобы они не объединились под знаком антисоветского альянса. Постоянный страх подобного союза заставляет СССР, не вступивший в Лигу наций, изображать из себя поборника всеобщего разоружения во время конференции, организованной в Женеве в 1934 г.

В 30-е годы, отмеченные приходом к власти Гитлера, СССР сближается с Францией, подписывая в 1935 г. советско-французский пакт, смысл которого довольно расплывчат, и все же вступает в Лигу наций, становясь лидером по количеству мирных требований. Коминтерн, которым после Зиновьева руководит Димитров, отныне превращается в инструмент «антифашистской» борьбы, однако Сталин вмешивается в гражданскую войну в Испании на стороне республиканцев, стремясь усилить там коммунистическое влияние, а также поддерживает отношения с гитлеровской Германией, подписав с ней в апреле 1936-го и в марте 1938 г. торговые соглашения. Во имя антифашизма он пытается заключить альянс с демократиями, но одновременно потакает Гитлеру, думая таким образом разделить тех, кого рассматривает в качестве потенциальных врагов. Пассивность западных стран во время аншлюса и Франции с Англией во время Судетского кризиса, когда они не поддержали Чехословакию, убеждает Сталина, что «Пакт четырех», заключенный ведущими европейскими державами, само собой, направлен против СССР; эта убежденность сильно влияет на его выбор и в августе 1939 г. Когда война кажется уже неизбежной, он ищет сближения с Германией; заключение пакта Молотова-Риббентропа позволяет СССР избежать участия в неминуемом столкновении, причиной которого становится польский вопрос, между Германией, с одной стороны, и Францией и Англией, с другой. Подобное соглашение также дает Сталину возможность аннексировать прибалтийские страны, часть Польши и Бессарабию, а также вторгнуться в Финляндию. Он предпочитает подобный сценарий возможности поддержать западные демократии: в этот момент Красная армия еще не оправилась после «чисток» 1930-х гг.

Вторая мировая война, начавшаяся с нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 г., быстро перетасовала карты. СССР изначально действует как союзник Германии. Раздел Польши, закрепленный 28 сентября 1939 г. в Москве, позволил ему вернуть 200 тыс. кв. км украинских и белорусских территорий, потерянных в 1921 г., и двенадцать миллионов человек, проживавших на этих землях. Несчастные прибалтийские государства и Бессарабия скоро окажутся на коленях, однако Финляндия сопротивляется, и СССР удается в результате войны получить лишь Карельский перешеек и морские базы на Балтике и в Финском заливе – Ханко и Выборг. Сталин скрупулезно выполняет обязательства, данные Германии, особенно в отношении поставок зерна и нефти, что уменьшает эффект британской военно-морской блокады. Однако Берлин и Москва не могут договориться по поводу Балкан и турецких проливов, овладеть которыми так стремится Сталин, и в конце 1940 г. Гитлер принимает решение напасть на СССР весной следующего года. Размах, который принимает война в июне 1941 г., приводит к противоречивой оценке Советской России извне. Для Германии и ее союзников она является синонимом «большевизма», представляя смертельную угрозу для Европы; гитлеровский рейх старается мобилизовать все свои силы на «крестовый поход» против грозного врага. Для этого Германия собирает войска – «Легион французских добровольцев против большевизма» и испанскую «Голубую дивизию», а также производит набор в различные иностранные формирования «Ваффен СС». Для создания на территории Франции Службы имперской трудовой повинности собирают рабочих – добровольцев или тех, кого заставляют работать силой; они должны «отдать свой труд Европе, пока на фронте их немецкие товарищи проливают свою кровь». С другой стороны, в 1939 г., после подписания советско-германского пакта, многие испытывают ненависть к СССР и с началом агрессии против Финляндии исключают его из умирающей Лиги наций; теперь же с ним связываются надежды всех, кто оказался на оккупированных немцами землях. Роль, которую играют коммунисты, входящие в состав различных национальных отрядов сопротивления, способствует «легитимизации» власти Сталина и помогает забыть про все его преступления вроде ликвидации кулачества или московских процессов. После «магии Октября» кровопролитные сражения под Сталинградом, Ленинградом и Курском и бесчисленные жертвы, принесенные русским народом, полностью меняют его имидж.

Послевоенный период, казалось, подтверждает наметившееся «возвращение» в Европу Советского Союза, преображенного борьбой с фашизмом и своей ролью в окончательной победе. В то же самое время западноевропейские коммунистические партии переживают апогей своего влияния. Подобная ситуация не может сохраняться долго, поскольку в ближайшее время холодная война способствует выработке новых представлений как об СССР, так и о Западе. В 1944–1945 гг., стремясь выстроить в Восточной Европе «укрепрайон», способный обезопасить Советский Союз от новых вторжений, Сталин разыгрывает партию в коммунистические революции, охватывающие весь Старый Свет. Он «восстанавливает» прибалтийские республики и при помощи Красной армии приводит к власти коммунистические режимы в восточноевропейских странах (в Румынии, Болгарии, Венгрии и Польше, к которым вскоре присоединится часть оккупированной территории Германии). Таким образом он создает знаменитый «железный занавес», о котором вскоре выскажется Черчилль в своей известной фултонской речи 1946 г. В ней он призовет срочно объединить усилия для отражения советской экспансии. События в Греции, где гражданская война продлится до 1949 г., советское давление на Турцию и действия Сталина в иранском Курдистане способствуют выработке президентом Трумэном доктрины сдерживания Советской России.

Разработанный тогда же план Маршалла предполагал вытеснение коммунистов из коалиционных правительств, пришедших к власти в Западной Европе после окончания войны. Наконец, создание Коминформа и появление доктрины Жданова о двух противоположных лагерях, которые отныне делят мир надвое, дает старт тому, что Джордж Кеннан называет холодной войной. Все это сопровождается различными событиями: пражским переворотом 1949 г., блокадой Берлина в 1948–1949 гг., победой коммунистов в гражданской войне в Китае и монархистов в Греции в 1949 г., наконец, Корейской войной 1950–1953 гг. К этим эпизодам добавляется война в Индокитае, начавшаяся в 1946 г. и характеризующаяся как стремлением к деколонизации, так и противостоянием двух блоков. Период, который продлится до конца существования советского блока и до полного исчезновения самого СССР, продемонстрирует различные формы и варианты «родины социализма». Окруженный великой славой победителя во втором мировом конфликте, Советский Союз и «маршал Сталин» пользуются огромной популярностью у коммунистических масс в таких странах, как Франция или Италия. Этот престиж удастся частично восстановить благодаря докладу Никиты Хрущева, сделанному на XX Съезде КПСС в 1956 г., который кардинальным образом способствовал развенчанию диктатора, умершего тремя годами ранее, и осуждению «ошибок и преступлений» подвергшегося критике культа личности. Тем не менее объявленные короткие сроки восстановления СССР, пережившего ужасающие разрушения во время Второй мировой войны, и зримые успехи, в значительной степени искаженные пропагандой со стороны власти, способствуют тому, что определенной части общества «социалистическая модель» кажется реальностью, достижимой к 1980 г.

После запуска в 1957 г. первого искусственного спутника Земли, в начале 1960-х гг., советский народ действительно становится признанным первопроходцем в освоении космоса. СССР воплощает образ страны исключительных научно-технических достижений, с уверенностью смотрящей в будущее и солидарной со странами третьего мира в их борьбе за освобождение. Попытки реформирования системы даже позволяют некоторым поверить в неизбежность сближения советской модели государственной экономики, основанной на централизованном распределении, и смешанной западной экономической модели, в которой сильна доля Welfare State[74]; война, согласно Раймону Арону, становится невозможной. Прогресс, обозначившийся после смерти Сталина в 1953 г. в отношениях между двумя противостоящими друг другу блоками, вносит вклад в формирование нового имиджа Советского Союза на Западе. Стремление к «мирному сосуществованию», обозначенное Хрущевым, рассматривается как переход к экономической конкуренции между Западом и Востоком; установление горячей линии между Кремлем и Белым домом на следующий день после начала Карибского кризиса, первые договоры ОСВ, заключенные в 1972 г. и предусматривающие ограничение стратегических вооружений, наконец, процесс, закончившийся заключением в 1975 г. Хельсинкских соглашений, кажется, в самом деле свидетельствуют о желании жить в мире. Все это согласуется и с принципами «Ostpolitik» («восточной политики») канцлера ФРГ Вилли Брандта и способствует наступлению «разрядки». Подобные изменения должны в первую очередь продемонстрировать всем миролюбивые планы СССР, порвавшего с террором и массовыми преступлениями, характеризующими сталинскую эпоху, однако это не соответствует действительности. Несмотря на то что большая часть заключенных ГУЛАГа выходит на свободу, а культ личности, естественный результат диктатуры одного-единственного человека, перестает существовать, советская власть поддерживает однопартийную систему, основанную на строгом политическом и социальном контроле, и в июне 1953 г. подавляет рабочие выступления в Восточном Берлине, а затем в Познани в 1956 г. В том же году начинается венгерская революция, разгромленная советскими танками, а спустя двенадцать лет ее аналог – «пражская весна». Пока США на протяжении 1970-х гг. демонстрируют свою слабость – сначала неудачей во Вьетнаме, а позднее уотергейтским скандалом, парализовавшим исполнительную власть и продемонстрировавшим неосмотрительность президента Никсона, – «разрядка», зафиксированная Хельсинкскими соглашениями, кажется, дает СССР определенные преимущества. Москва полагает, что сложившиеся в Европе после Второй мировой войны границы можно считать незыблемыми, получает экономическую помощь Запада и никоим образом при этом не собирается соблюдать договоренности о правах человека, свободе передвижения и свободе слова, вошедшие в «третью корзину» Хельсинкских соглашений. Об этом свидетельствует появление первых советских «диссидентов», изолируемых в лечебницах для душевнобольных или высылаемых из страны.

Все изменится в начале 1980-х гг. В это время СССР становится сверхдержавой, обладающей внушительным военно-промышленным комплексом. Он сумел воспользоваться временной слабостью американского противника и сделал шаг вперед в развертывании вооружений – ракет СС-20, нацеленных на Европу, часть традиционного блока Старого Света и США, – а также построил мощный океанский флот, который можно было использовать у берегов Африки (в Анголе, Мозамбике и Эфиопии) и в Индийском океане. Называемая теперь «бронекоммунизмом» советская власть больше не имеет права считаться коммунистическим идеалом, который, учитывая его всемирный характер, мог на протяжении нескольких десятилетий привлекать множество адептов. Хуже того, в Польше, государстве, якобы принадлежащем «рабочим», генерал Ярузельский организует военный переворот, стараясь предотвратить опасность, которую представляет собой независимый профсоюз «Солидарность». И это в тот самый момент, когда борьба за освобождение народов достигает своего пика: несколькими годами ранее Советский Союз поддержал Северный Вьетнам в его борьбе против США и южного соседа. После чего вошел в Афганистан, чтобы построить там коммунистическую власть согласно собственным представлениям, во имя «ограниченного суверенитета», предоставляемого «братским странам», и «необратимости завоеваний социализма». «Магия Октября», так хорошо описанная Франсуа Фюре, отныне полностью рассеивается: СССР со своим статусом «сверхдержавы» больше не связывается с революционным и освободительным порывом, с которым он ассоциировался на протяжении долгого времени. Новая холодная война, набирающая силу с конца 1970-х гг., усиливает напряженность в отношениях между Востоком и Западом: критическая ситуация вокруг размещения ракет в Европе, споры по поводу нейтронной бомбы, африканские кризисы, Афганская война, американская программа СОИ… Все это ослабляет позиции СССР, где один за другим умирают Леонид Брежнев, Юрий Андропов и Константин Черненко, а после публикации на Западе в 1973 г. «Архипелага ГУЛАГ» Александра Солженицына прежняя лояльность интеллигенции к Советскому Союзу окончательно сходит на нет.

«Возвращение Америки», ставшее девизом президентского правления Рональда Рейгана (1981–1989) и Джорджа Буша (1989–1993), сопровождается неизбежным ослаблением СССР, завязшего в афганском конфликте. Будучи неспособным сократить техническое и экономическое отставание в соперничестве, неудачно названном «звездными войнами», Советский Союз в целом испытывает проблемы, связанные с отсутствием инноваций и производительности в промышленном секторе, поскольку используемая экономическая модель оказывается совершенно неэффективной, и некоторые направления экономики показывают результаты, сравнимые с аналогичными показателями в странах третьего мира. Таким образом, всего нескольких лет оказывается достаточно, чтобы имидж СССР серьезно пострадал, став слабее во многих отношениях и будучи неспособным и далее оказывать идеологическое влияние (как на протяжении нескольких предшествующих десятилетий); тем временем западные постулаты о правах человека, цинично презираемые в Советском Союзе вопреки всем Хельсинкским соглашениям, «взяли окончательный реванш». Придя к власти в 1985 г., Михаил Горбачев пытается спасти СССР, подвергнув его реформам. Однако вывод советских войск из Афганистана, очередная «разрядка» и разоружение, смена власти в странах Восточной Европы уже не в силах повлиять на восстановление положительного имиджа СССР, ставшего, по мнению многих, настоящим анахронизмом. В то же время США умело использовали свое преимущество в геополитической игре, заменив концепцию сдерживания (containment) времен холодной войны на вытеснение (roll back), стремясь максимально ослабить мощного соперника. Оказавшись не в состоянии контролировать развитие событий и не располагая необходимым временем для структурных изменений внутри авторитарного режима, Горбачев чувствовал свою беспомощность перед центробежными силами, поставившими под сомнение дальнейшее существование советского наследия. В результате он оказался сметен Историей, бег которой ускорился с началом в 1989 г. кризиса, связанного с исчезновением восточноевропейского щита и закончившегося в декабре 1991 г. быстрым и полным исчезновением СССР.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.